Что такое генетическая память? Возможно это, когда человек помнит свой миг последний? Последний в прошлой жизни, когда лезвие коснулось шеи и болит у него это место всю жизнь.
Или воспоминание, как у колодца, возле богатого рубленого дома, бегала я в длинном сарафане по яркой траве, играя с другими девушками в пятнашки и ленты вместе с косами летали вокруг моей головы? Помню даже поседевшую от старости скамейку у колодца и ведро с листиком на дрожащей синей воде.
Или, когда мне, трёхлетнему ребёнку снилась война, которая закончилась до моего рождения? Не видела я тогда никаких фильмов о войне, не помню рассказов, но помню свои кошмарные сны с бомбёжками, с чёрными гирями бомб, летящих с неба. Плач и грохот был такой, что когда я проснулась, не в силах ожидать гибели, то тишина в доме, ласковое утреннее солнце, заливающее комнату и звяканье посуды на кухне у мамы, показались мне менее реальными, чем взрывы во сне...
Таких снов было много. И в три, и в четыре, и в пять лет. И в каждом война. Что- то не отпускало меня из прошлого. Помню, как в одном из снов рыдала я на могиле только что похороненного друга, солдата, и не было сил оторвать лицо от нежной травы, покрывающей холмик, где под метром земли было его тело. Травы нежной, как его ладони, губы... Что я могла знать об этом в пять лет? Уходили солдаты нашего отряда, а я всё не могла разорвать сладкую горестную связь идущую от моего сердца к нему...
А, проснувшись и посмотрев в зеркало, не сразу узнала себя в ребёнке, так как чувствовала, что постарела от горя. После, выйдя на улицу, где люди, смеясь шли по делам, где на весеннем солнце гомонили в песочнице знакомые малыши, я смотрела на них без слёз, без улыбки, как многое переживший человек.
Снова аукнулась мне война, когда я симпатичная, двадцатилетняя девушка, с отчаянием в душе металась, не находя свою мужскую половинку, не узнавая своего суженого среди множества поклонников. И, вдруг, мне приснился сон - чёткий, будто приоткрылось окно в прошлое: блокадный город, заснеженный и безнадежно пустой. Мальчик, лет пяти-семи, в заиндивевшей ушаночке аккуратно завязанной под подбородком, в пальто и варежках, замерзая сидел прислонившись к стене дома и смотрел родными глазами прямо на меня.
Тогда, во сне, мне показалось, что предназначенный мне мальчик, которого я не знаю, которому сейчас было бы 25 весёлых лет, просто не выжил.