Не поле перейти

Роза Салах
Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Конец мая месяца. Позади уроки, учебники, тетради, экзамены. Через неделю выпускной вечер.

-    Надо вставать, - подумал Гасим, - все спят, и в коридоре тихо. Толик, вставай, бери свой горн и труби, буди всех.

-    Не мешай спать. С Коваленом всю ночь болтали. О чём, а? Опять про любовь?

-    Нет. О выпускном вечере семиклассников, они с утра идут в лес на заготовку дров. Сказали, что на заработанные деньги устроят выпускной вечер. Генка Краев пригласил нас с Колькой. Если хочешь, пойдём, там и Таня Сенова будет.

-    Ребята, подъём! Все на зарядку! Егошин, беги, бери горн, -сказала и захлопнула за собой дверь дежурная воспитательница по детскому дому Маргарита Яковлевна.

Поселковые ребята уже в сборе. Во дворе школы учителя, родители детей-выпускников из Вятска, Удельного, Гришина.

-    Вон и детдомовские идут, но они без воспитателя, почему? - спрашивает директор школы Мария Васильевна Пластинина.

-    Есть я, классная руководительница, справлюсь одна, дети хорошие, - встречая детдомовцев, здороваясь с ними, отвечает Августа Петровна, учительница немецкого языка. - Елизавета Ивановна бежит.

-    Зачем она-то? - забеспокоилась Роза. - Мне так неудобно, стыдно перед Елизаветой Ивановной.

-    Она хорошая, ты изложение написала лучше всех, простит. Извинись, - посоветовала Настя Герасимова своей однокласснице.

-    Сама виновата, лепит двойки подряд! За что?

-    За что? Ты виновата, - перебивает подругу Лида Глушкова, - обозвала Елизавету ни за что, ни про что, «соломинка»...

-    Ну и что, все её так зовут, всё-таки извинюсь, ладно, соберусь духом. За дисциплину двойку влепила. Да, я ещё урок сорвала, а она побежала за директором, за Августой Петровной, ябеда!

-    Что с тобой случилось? - не отстаёт от Розы Настя Герасимова, всегда послушная, примерная девочка.

-    Что? Без обеда оставили, нажаловались директору детдома Марии Александровне, - не сдаётся Роза. - Извинюсь я перед ней!

Вятский лес красив в любое время года. В лесу тихо, только щебечут птицы, от цветов пестрит в глазах.

-    И здесь одуванчики! Девчонки, сначала плетём венки, потом дрова готовим! - кричит Нина Соколова, голубоглазая девчушка.

-    Ладно, только скорее, видите: одуванчиков множество! Собирайте, плетите венки. Красота-то какая! - восхищается Августа Петровна.

-    Мы и Вам подарим венок из пушистых цветочков. Они вместе с солнцем проснулись, желтые, солнечные цветы! Как их много! - радуется Настя. - Золотой луг, как у нас за школой! Девчонки, ко мне! Рвите! Стебли длинные, цветы мохнатые, яркие.

Извилистая тропа уводит всё дальше в лес детей и взрослых. Ласково смотрит весеннее солнце с синего неба. Попадаются берёзы, маленькие ёлочки, дубы, осинки, сосны.

-    Тпру! Остановись ты! - кричит на Мишку - лошадь детдомовский завхоз Аркадий. - Небось, устал. Тпру!

-    Здравствуйте! - слезая с телеги, здоровается с детьми и взрослыми Мария Степановна, воспитательница выпускников - семиклассников. - Еле догнали вас, Мишка не хочет ехать и всё.

-    Мария Васильевна, ребята! - обращается Аркадий Иванович. - Вы уже дошли до места, в прошлом году здесь, на этом месте, дрова рубили, видите: валяются щепки, опилки. Берите, мы привезли пилы и топоры.

-    Дети, - обращается Мария Степановна, - мы с вами будем пилить, а мальчишки будут рубить сучья.

-    Валить деревья - дело взрослых, здесь на той неделе работали взрослые, рабочие Вятского лесхоза, - раздавая топоры и пилы, говорит завхоз детдома. - И сегодня вроде бы тоже работают.

Издалека послышался треск в стволе падающего дерева. Оно, ломая сучья, рухнуло макушкой на землю. На мгновенье всё затихло.

-    Мы деревья валить не будем, - ещё раз повторил Аркадий Иванович, - дрова на зиму для детдома заготовим.

Вокруг зазвучали, завизжали топоры и пилы, полетели свежие белые щепки и опилки. Ребята галдят, смеются.

-    Гасим, давай с тобой будем пилить, у Толика не получается, - смеётся Таня Сенова, - пила застряла!

-    Ковален вам поможет, он не хочет сучья рубить, - шутит Гасим, - топор с рук его валится, вчера в детдоме целую клетку дров наколол, устал. Колька, иди, Таня Сенова зовёт.

-    Одним махом пилу выдерну! Таня, а ты иди к Диастинову.

-    Ребята, спасибо за работу, спасибо! За нами колхозная машина приедет, Суслопаров, председатель колхоза, обещал, - говорит Мария Васильевна, директор школы, - да вот и машина.

* * * *

Из детдома детей провожают, отправляют почти всё лето, кого-то заберёт мать, если она есть, кого-то - отец, вернувшийся из мест лишения свободы. В августе всех мальчишек, закончивших семь классов, определят в ремесленное училище в Волжск или Йошкар-Олу. А сегодня у них выпускной вечер, первый выпускной вечер в истории жизни школы, села Вятское. На входной двери школы висит красиво оформленная афиша. Начало вечера - в три часа дня.

-    Тётя Женя, выдайте нам самые лучшие платья, - просит Роза Николаева, мы и вас на вечер приглашаем, Вовка Софроницкий, наш баянист, придёт, весело будет. Здорово! Придёте?

-    Приду, обязательно приду. Меня уже и Лида Глушкова, и Настя Герасимова с Соколовой пригласили. Для вас я приготовила самые лучшие костюмы, вышитые блузки для девчонок и вышитые рубашки мальчикам.

Нарядилась школа, бывшая церковь. Аня Суслопарова и Лида Бастракова вымыли полы в небольшом актовом зале, из дома принесли белые домотканые скатерти для столов. Генка Краев, Ваня Демаков из стульев и парт оборудовали сцену, на помощь пришли Гасим Диастинов и Коля Коваленко. Толя Егошин и Мишка Лежнин зал украсили разноцветными шарами.

-    Девочки, кто со мной пойдёт за цветами? Давайте нарвём их у речки в Гришино, - не умолкая ни на секунду, тараторит Нина Соколова, - цветы вручим учителям. Я соберу букет для Августы Петровны, Елизаветы Ивановны, Марии Васильевне, физкультурнику Геннадию Ивановичу, математику Василию Петровичу...

-    Я вручу букет сирени Елизавете Ивановне, учительнице русского языка, - перебивает Нину Роза, - здесь я и извинюсь перед ней.

-    Где видела сирень, где ты её достанешь? - дразнит Лида Маркова Розу.

-    Кто со мной, собирайтесь! Знаю, где растёт сирень, побежали!

Детдомовская тётя Даша нажарила для своих воспитанников их любимые котлеты, испекла вкусных пирожков, огромный пирог с картошкой и мясом. Родители учеников-выпускников из Вятска, Гришина, Удельного принесли солёных огурцов и помидоров, грибов, наварили, нажарили картошки. Праздничный стол ломится от угощений, пряностей, черничного, земляничного варенья. Мамы Лиды Бастраковой и Нюры Суслопаровой расставили стаканы, стали разливать прозрачную жидкость светло-жёлтого цвета.

-    Что это? Компот что ли разливают, наш, детдомовский? - глядя недоумёнными глазами, спрашивает у Насти Нина Соколова.

-    Честно, не знаю. Наши мальчишки несли что-то, шли вместе с тётей Дашей, - рассказывает Настя.

-    Дорогие ребята, родители, гости выпускников Вятской семилетней школы, поздравляю вас всех с большим праздником! -поднявшись на сцену, к собравшимся обратилась директор Мария Васильевна Пластинина. - Наши дети повзрослели, им по четырнадцать, пятнадцать лет. Пожелаем им удачи в жизни, здоровья. Кто-то продолжит учёбу в средней школе, в Шегали или Ронге, конечно, далековато. Детдомовских восемь. Куда они? Не у всех есть родители. Я, да и все учителя, воспитатели хотят, чтобы им в жизни сопутствовала удача, были здоровыми. Слово предоставляю старшей воспитательнице нашего детского дома Цепелёвой Маргарите Яковлевне.

-    С праздником вас, мои дорогие! В этом году выпускников восьмеро. Они для нас стали родными, близкими. Хорошо учились многие: Лида Глушкова, Роза Николаева, Настя Герасимова, Нина Соколова. Через неделю мы попрощаемся с нашими мальчиками: Геннадием Краевым и Иваном Демаковым. Они продолжат учёбу в Йошкар-Олинском ремесленном училище. Трое девочек: Лида Глушкова, Настя Герасимова и Нина Соколова - будут поступать в фельдшерско-акушерскую школу, так что все будут устроены... Поздравления, пожелания ребятам учителей, родителей.

-    Дети, родители, всех прошу к столу, - пригласила председатель родительского комитета, мама Лиды Бастраковой. - Как говорится, поднимем бокалы, поздравим выпускников.

-    Ой! Что это такое? - шепчет Роза. - Первый раз пью такую воду.

-    Брага, не знаешь что ли? - допивая почти полстакана жидкости, полусладкой, даже приятной на вкус водички, ответил рядом сидящий Генка Краев.

-    Брага? Как интересно! Купили? - удивляется Роза.

-    Сами сделали! - ответил Гасим Диастинов, приглашённый гость, выпускник следующего года. - Что, вкусно? Выпила всё?

-    А что? Выпила, ты тоже выпил, Коля Коваленко и Гена Краев, Ваня...

-    Гасим, на твой, ваш выпускной вечер на следующий год брагу мы сами сварим, у мамы рецепт возьму, - хохочет Коваленко.

-    Владимир Михайлович, берите свой баян, поиграйте, мы споём. Роза и Гасим, поднимитесь на сцену, спойте нам, - просит Мария Васильевна.

-    Да, да! На сцену, Гасим, Роза, спойте свою « дорогу»! - кричат из зала.

Несмело, неуверенно идут к Софроницкому воспитанники детдома, давненько вместе не пели.

-    Встаньте ближе друг к другу, голоса ваши не сольются, -шутит Коваленко.

Баянист растянул меха, взял аккорд, заиграл, Гасим и Роза запели:

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги да степной бурьян.

Песню подхватили другие: Гена, Лида, Настя, Ваня, Маргарита Яковлевна, Августа Петровна - весь зал, вся школа, детский дом.

Знать не можешь

Доли своей,

Может, крылья сложишь

Посреди степей.

Вьётся пыль под сапогами...

-    Танцы! Белый танец! Вовка, Гасим, давайте вальс! - просят дети.

Заиграли два баяниста, два друга, учитель и ученик. Коля Коваленко и Лида Глушкова кружатся в вальсе, за ними последовали другие. Гена пригласил Розу.

-    Спасибо тебе за русский, - волнуясь, сказал парень-подросток, - скоро, возможно, навсегда расстанемся с тобой. Знаю, что тебе нравится Гасим Диастинов. Посмотри на сцену, как он на нас глядит.

-    Откуда ты знаешь? Ему нравится Таня Сенова.

-    Таня любит Егошина, треугольник какой-то получается, -мне вот не везёт. Маргарита Яковлевна сказала, что через неделю нас с Ваней отправят в Йошкар-Олу, а тебя куда?

-    Не знаю. У меня никого нет, кроме двоюродной сестры, дяди по матери. Кому я нужна? У тебя кто есть?

-    Тётя, но я к ней не поеду. К Насте Герасимовой приехал родной дядя, говорят, что он учитель и работает в школе завучем.

-    Ребята, барыню! - прервала беседу Розы с Геной Нюра Сус-лопарова.

-    Нюра, а ты сначала нам почитай, ты так выразительно читаешь, пожалуйста! Тебе надо поступать, продолжить учёбу там, где есть литература, - посоветовала Елизавета Ивановна, учительница русского языка и литературы.

Нюра, эта стройная, высокая девушка, встряхнула назад длинные вьющиеся светло-русые волосы, раскрыла на всякий случай томик любимого поэта Сергея Есенина, начала читать наизусть:

Синий май. Заревая теплынь.

Не прозвякнет кольцо у калитки.

Липким запахом веет полынь.

Спит черёмуха в белой накидке...

Песни, танцы, стихи, беседы о жизни, о судьбе... Как сложится эта жизнь для подростка? Что его ждёт впереди? Кто знает?

А Мария Васильевна Пластинина из районо получила приказ об освобождении её от занимаемой должности директора Вятской семилетней школы. Несмотря ни на что, осталась она, этот замечательный Человек, лучший из лучших, учитель биологии и химии, работать в этой школе. Работала долго, до ухода на пенсию. Выпускники Марии Васильевны помнят и чтят её, пишут, звонят, приезжают в гости.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Прошли годы. Остались позади детство, юность. На замену повзрослевшим в Вятский детский дом приходили другие дети, юные, совсем маленькие. Бывших воспитанников судьба раскидала по всей стране, но они не забывали свой дом, воспитателей.

После окончания Волжского ремесленного училища, службы в рядах Советской Армии Гасим Диастинов навестил Вятский детский дом. Подошёл к калитке, постоял, наблюдая за играющими и бегающими вокруг клумб детишками. Те же клумбы, те же качели, терраса. На террасе незнакомые мальчишки играют в теннис. « Всё здесь родное», - успел сказать Гасим, видит: по тротуару шагает его воспитательница Маргарита Яковлевна. Он замер, растерялся, по-армейски подтянулся, подправил гимнастёрку, ремень.

Маргарита Яковлевна, заметив у калитки красивого, высокого, чернявенького парня в военной форме, остановилась, минуту молча смотрела, узнала.

- Дорогой ты мой, Гасимушка, родненький, проходи! Ты домой приехал, сейчас расскажу всем, всем: и Марусе - повару, наша тётя Даша уехала к себе на Родину, в Крым, к Гале, к старшей дочери, - говорит без умолку воспитательница. - Давно тебя не было. Знаешь, Гасим, два года назад здесь был Коля Коваленко.

Он проездом был. Потом, потом, Гасим! А сейчас идём в столовую. Откуда едешь?

-    Из Хабаровска, поездом, неделю ехал.

-    Устал?

-    Ничего, зато я дома.

-    Дома, дома, ко мне пойдём, маме позвоню, пусть приготовит что-нибудь вкусненькое.

Маруся, это мы идём. Узнала этого симпатичного парня?

-    Ой, Гасим. Неужели это ты? Вырос-то как, красивый! Сейчас, ты мой миленький, самым вкусным тебя накормлю, самым вкусным. Маруся хлопочет у плиты, подогрела котлеты, чай, борщ.

В детском доме дежурит Мария Степановна, узнала о приезде Гасима от семиклассницы Риты Савельевой, которая не отходила от столовой, ждала, когда же выйдет оттуда привлекательный парень.

-    Ой, девчонки, Гасим приехал, - рассказывает своим подружкам Рита. - Красавец, вот влюбитесь в него. Честное слово!

Слух о приезде Диастинова Гасима дошёл и до Марии Александровны. Приезжали многие выпускники, она говорила:

-    Некуда ехать им, пусть погостят. А тут она бросила свои отчёты-бумаги, нашла Гасима в комнате, где жили старшие мальчики, он стоял у своей кровати, разговаривал с ребятами, питомцами Маргариты Яковлевны.

-    Повзрослел-то как! Здравствуй, Мергасим, здравствуй! Рассказывай, где служишь, в каких войсках, детям будет интересно. Видишь: как они тебя рассматривают, военная форма тебе к лицу, отдохни у нас, - предлагает директор детского дома. - Марусе скажу, чтобы для тебя готовила отдельно. Как на помине, Маруся с Маргаритой Яковлевной сюда идут. Они мне сказали, что ты здесь.

-    Спасибо, Мария Александровна. Я служу в авиации, живу в Хабаровске.

-    Как интересно! Туда уехала наша Регина Скворцова, не знаешь, не видел её? Хабаровск - большой город. Сверхсрочно служишь? - расспрашивает Мария Александровна.

-    Три года отслужил, написал заявление о дальнейшей службе - приняли, пока буду авиамехаником, учиться дальше предлагают.

-    Молодец!

-    Он всегда был молодцом, - прервала беседу Маргарита Яковлевна. - Гасим летает, весь Дальний Восток, Чукотку, Приморье облетел. Здравствуйте, ребята!

-    Гасим, - снова обратилась директор детского дома, - Сабан-то где живёт, знаешь?

-    Нашёл я его, к нему спешу, завтра с утра поеду. Здесь я успел познакомиться с ребятами, даже вместе порыбачили. С Лёней Багиным побывали в ночном. Мишка в надёжных руках.

-    Мишка-то уж постарел, - в беседу включилась Маруся-по-вар, - сколько лет лошади-то нашей?

-    Много, Гасима надо спросить. Они с Коваленко да Мишкой Лежниным в ночное ходили, лет пятнадцать? - глядя на Диастинова, спрашивает Маргарита Яковлевна.

-    Быстро летит время, мы стареем, дети взрослеют, - успела сказать директор - прозвучал горн на ужин.

Мергасим Диастинов в детском доме гостил недолго, всего три дня, торопился к брату. Весь детский дом его провожал.

-    Второй раз меня провожают. Пять лет тому назад это было. Где же теперь Коля Коваленко, Таня Сенова? Мишку и Лёшку Леж-ниных я сам проводил в Армию. Где Лида Глушкова, Нина Соколова, Роза Николаева, другие? - спрашивает Гасим у Марии Степановны.

-    Настя, Нина, Лида в Йошкар- Оле, а Роза Николаева учится в пединституте, там же.

-    Обязательно я найду их. Огромное спасибо вам всем. До свидания! До Фокина меня довезёт друг Ковалена Ведерников. Всего вам доброго! - попрощался со своим вторым домом, детьми, к которым успел привыкнуть.

Гасим был доволен поездкой в детдом. «Как будто в детстве побывал, - подумал он, - надо бы навестить могилу родителей, заехать в Куяр, на родину. Никого там нет. По пути в Карасьяры заеду-ка в Куяр».

Автобус довёз Мергасима до Куяра, до железнодорожной станции. Здесь ему всё знакомо: это его родина, до восьми лет жил вместе с братьями и мамой. Отец вернулся с войны, контуженный, израненный, пожил несколько месяцев и умер. Он постоял около своего дома, заколочены окна, никто в нём не живёт. Вспомнил детство, как они с Аней Годовой бегали, коз загоняли домой.

-    Где Годовы? Здесь ли они? Схожу-ка к ним, вдруг кого-нибудь найду, - решил он.

В дверь постучался - никого. «Кого ищете, молодой человек?» - услышал сзади, повернулся - перед ним стояла та самая Аня, его одногодка, одноклассница, в первый класс вместе пошли, учились несколько месяцев.

-    Гасим, ты ли это? Да, это ты! Изменился-то как! Сейчас мама из леса должна прийти, за дровами ушла, на себе приходится таскать. Козу держим, сена заготовляем на всю зиму, без молока трудно, - рассказывает Аня. - Помнишь, как мы с тобой коз загоняли домой, нас соседи называли женихом и невестой. Помнишь?

-    Здравствуй, Аня? Конечно, помню. Мне бы на кладбище сходить. Найду ли могилы родителей, не знаю. Хоронили - маленький был, а всё помню, ничего не забыл.

-    Подождём маму, вместе и сходим на кладбище, она знает, где захоронена мама твоя. Мы ведь тоже отца на войне потеряли, похоронку получили. Пока чаем тебя угощу, проходи в дом.

-    Вдвоём с мамой живёте?

-    Да, я работаю на железнодорожной станции, где Сайдан, брат твой, работал. Да вот и мама идёт. Ой, нагрузилась-то, еле тащит. Нисколько себя не бережёт, и здоровья нет.

За чашкой чая Годовы Гасиму рассказали и о Сайдане, как он жил один, работал, «костыли колотил», о Хабибуллиных, как побирались во время войны и после неё, и о себе.

-    Кладбище-то рядом, далеко шагать не надо, могилу матери вашей знаю, отца - нет, не помню. Давайте сходим, помянем.

-    Сегодня переночую в гостинице, добраться бы до Йошкар-Олы, завтра с братом встречусь, далековато живёт. Где же эти Карасьяры? Куда его забросило? Утро вечера мудренее. Автобусы, говорят, туда не ходят, только до каких-то Коротней «пазики» идут, а дальше придётся добираться на попутках, ещё ехать узкоколейкой на дрезине. К вечеру бы доехать, - размышлял Гасим, шагая по улице родного Куяра до остановки автобуса.

-    Эй, Гасимка! Солдат, не узнаёшь нас? Откуда здесь появился, с неба свалился? - смеются Ваня Демаков и Гена Краев, тоже в военной форме, с котомкой за спиной, в тяжёлых солдатских сапогах.

-    А вы откуда взялись?

-    Демобилизовались, вместе служили, едем кто куда. Демаков решил навестить Гари, тётю свою, и я с ним, потом, может, устроимся на работу в городе. Видно будет. А ты куда путь держишь?

-    В детдоме был, оттуда еду.

-    Идея. Ваня, и мы с тобой давай съездим. Воспитатели те же?

Гасим рассказал Генке Краеву и Ваньке Демакову про детдом, Мишке-лошади, о Маргарите Яковлевне, о рыбалке.

-    За три дня так много успел сделать? - удивились детдомовцы.

Не хотелось расставаться, разговорам не было конца. День близился к концу, солнце медленно уходило за горизонт, с полей и лугов потянулись стада.

-    Так встретиться и расстаться - не годится! Всем срочно поселиться в гостинице, там отдохнём, поговорим, отметим встречу, - предложил Краев друзьям.

-    Предложение принято, - твёрдо сказал Гасим.

Так и сделали. Автобус довёз детдомовцев до Йошкар-Олы. Уже темнело. На небе вспыхнули первые звёздочки. До гостиницы дошли пешком, даже встретили патруль. Все трое тут же подтянулись, на вопрос военных чётко ответили:

-    Так точно, товарищ лейтенант, на побывке! Мы едем домой, - несмело добавил младший сержант Демаков.

-    Документы в порядке, отдыхайте! Отправляйтесь домой, -дружелюбно улыбнувшись, пожелал удачи старший патруля.

Друзья не спали всю ночь, не могли уснуть: столько лет не виделись, новостей было много. Поговорили о первой любви.

-    Гасим, ты знаешь, где Таня Сенова? - спросил Гена Краев.

-    Примерно знаю, в городе Сим, это в Челябинской области. Сначала переписывались, её адрес передал Толику Егошину. Теперь никому не пишу, ни с кем не встречаюсь, любовь безответная.

-    Ванька любовь свою встретил там, в Армии. Теперь оба слёзы льют, - смеётся Гена.

-    Знаешь, Гасим, Генка тоже там влюбился, но влюбился в дочь командира танковой части. В результате - безответная любовь. Мы кто? Сначала рядовые, дослужились до сержантов. Ну и что из этого? Без крыши над головой, ни кола ни двора, детдомовцы. Куда теперь податься? Вчера с Генкой посчитали, сколько у нас на двоих денег осталось. Мало, хватит только до тётек добраться.

-    Самостоятельная жизнь начинается, а мы к ней не готовы. Детдом, ремесленное, армия, были на государственном обеспечении, теперь, Демаков, с тобой отдельно деньги считать будем, отдельно, понимаешь? - рассказывает Краев. - Любовь? Шутит Ваня, не было никакой любви. В детдоме влюбился, не скажу, в кого.

-    Давай уж говори, видишь, Гасим, покраснел-то как, в мою одноклассницу влюбился, а она его от ворот поворот.

-    Опять ты, Ваня, шутишь. Она была влюблена в тебя, Гасим.

-    Адрес её у меня есть, Мария Степановна дала. На, запиши! - Гасим протянул листочек с адресами Гене.

Детдомовцы не заметили, как наступил рассвет. Пора вставать, собраться в путь.

Друзья расстались на автостанции навсегда. Где теперь эти двое, белобрысый весельчак Ваня Демаков и всегда серьёзный Генка Краев, стройный, высокий парень с кудряшками на голове?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сабан от брата письмо получил неделю назад. Теперь дни считал, когда же Гасим появится на пороге его дома. Предупредил на всякий случай машинистов мотовоза, дрезины, сказал диспетчеру:

-    Смотри ты, Зина, брат мой ко мне едет, не пропусти, посади, отправь его в Карасьяры, поди, узнаешь, на меня похож. Лет семь его не видел, конечно, за эти годы изменился. Знаешь, Зина, из Юркина позвони, чтобы моя Вера успела к встрече подготовиться, - просит Сабан диспетчера. - Я каждый день с семи утра на работе.

-    Сабан, говорят, у тебя в семье пополнение, дочка родилась. Поздравляю тебя! Как назвали? - спросила Зина. - На тебя похожа? Красивая?

-    Дочери уже три месяца. На меня, конечно, похожа, не на соседа. Красивая, как я. По ночам спать даёт, совсем не плачет. Улыбается только мне, как-нибудь загляни в Карасьяры. Хватит меня заговаривать, опоздаю на дрезину. До свидания! Дочку Алевтиной зовут, Алей!

И в этот радостный для Диастиновых день Сабана и других рабочих Карасьярского лесхоза мотовоз доставил в лес, в сторону Хозикова. Вера, проводив мужа на работу, покормила дочку, маленькую Аленьку, уложила спать. Хлопот по дому с ребёнком хватает. Воду таскает Сабан. Вчера наносил целую бочку, строго наказал Вере не поднимать тяжёлое, беречь себя и дочку.

Вера не всегда слушалась мужа: знала, что Сабан на работе устаёт, он - тракторист. Работала с ним, сучки рубила. Видела, как он в измазанном комбинезоне с утра до вечера на тракторе вывозит вычищенную древесину на площадку для отправления в Юркино. Приходится и ему ворочать эти брёвна. Вера боялась, что муж надорвёт здоровье, беспокоилась, заботилась о нём.

-    Пока Аленька спит, постираю пелёнки, поглажу, кушать сварю, - планирует рабочий день Вера, но дочка захныкала, проснулась. - Не температура ли у тебя? Что случилось? Ребёнка подняла, прижала к груди, походила по комнате, песенку спела:

- Баю, баюшки, баю!

Не ложися на краю.

Придёт серенький волчок

И укусит за бочок. Ой, уснула! Спи, моя хорошая, спи! Теперь я постираю. На огороде надо поработать, папа твой вчера вскопал грядку, пойдём с тобой гулять - посажу помидорчиков, - приговаривает Вера, а сама поглядывает в окно.

-    Сабан, уходя на работу, сказал, что сегодня приедет его брат Гасим. Почему? Сердцем что ли он чувствует. Если приедет, как ему об этом сообщить. Решила: «Побегу к Калинину, он по телефону скажет Сабану о брате, - размышляет Вера, готовя Аленьке обед, кашу манную и творог. - Выстирала взрослое бельё, ползунки надо прополоснуть в чистой воде и развесить, погладить. Чем угощу Гасима? В холодильнике есть пельмени с грибами, мясом, сварю. Салат из свёклы, моркови сделаю. Ни разу Гасима не видела, только на фотокарточке. Ой, вол-нуюсь-то как! Волнуюсь!

Аленька спит, во сне улыбается. Её кроватка стоит у раскрытого окошка, в комнату врываются запахи цветущей черёмухи, весенних трав, одуванчиков в палисаднике. Черёмуха нынче рано расцвела, скоро сирень распустит лепестки.

-    Лучшее время года, понравится здесь Гасиму, - заключила Вера, достирывая детское бельё.

* * * *

Пазик довёз Гасима до Коротней. Парень постоял у озера, умылся, вышел на дорогу. Он надеялся на попутную машину.

-    Места здесь живописные! Действительно, Волга-матушка, Амур-батюшка. Амур суровее! - решил он. - Волга по красоте не уступает Амуру.

Присел у одинокого дуба напротив озера, стал любоваться, как плещется рыба.

-    Рыбы много, с братом обязательно порыбачим, - успел сказать парень - со стороны Коротней услышал мерный, приближающийся гул полуторки, обрадовался, вышел на дорогу, стал голосовать. Машина остановилась. Водитель, высунув голову из кабины полуторки, поинтересовался:

-    Куда путь держишь?

-    В Юркино, вообще-то в Карасьяры.

-    Садись, довезу до Юркина, а там будет мотовоз, кажется, в семнадцать часов, рабочих повезёт. Чей будешь-то? В гости едешь?

-    В гости, Сабана Диастинова знаешь? К нему еду.

-    Кто его не знает? Известный в районе тракторист. О нём в газетах пишут, по радио говорят. Хороший человек. Жил один, год назад женился, недавно дочка родилась. И жена хорошая попалась, - рассказывает шофёр. - Как звать-то тебя?

-    Мергасим.

-    Не понял, первый раз слышу. Татарин что ли?

-    Татарин, зовите просто Гасимом.

-    И я татарин, - сказал и заговорил по-татарски.

-    Извините, не понимаю.

-    Почему? И у брата странное имя, ни разу не слышал, чтобы он говорил по-татарски.

-    К сожалению, не услышите, детдомовские мы.

Дорога песчаная, тряская, ехать тяжело. Машина то и дело застревает в канавах.

-    Трясёт сильно. Когда нормальную дорогу построят? Обещают. Одно только мучение, ездить не хочется, - жалуется водитель.

-    Видать, в Армии служил или служишь, старший сержант. Откуда едешь?

-    Из Хабаровска.

-    Вот поворот - и Юркино, я тебя довезу до диспетчерской, ты в этих краях впервые, отдыхай у брата. Издалека добираешься, небось, устал. Привет Сабану передай, мол, от Фарида. Может, свидимся. Удачи тебе. Слезай, доехали. До свидания, Гасим! Имя-то твоё я запомнил.

До отправления мотовоза ещё целых полтора часа. Гасим решил чуть прогуляться, спустился с горки, заметил небольшую речку, присел на пенёк, раскрыл чемоданчик, достал мыло, полотенце, умылся, с дороги привёл себя в порядок, переоделся в гражданскую форму - купил ещё в Хабаровске.

-    Места красивые, только кругом пески, река Ветлуга протекает. Фарид сказал, что по этой реке сплавляют лес, суда ходят до Воскресенска. Куда забросила судьба моего брата?

Зина-диспетчер узнала гостя, стала звонить в Карасьяры:

-    Алло! Мне Федю Попрухина позовите. Клава, это ты что ли, привет! Где Попрухин-то?

-    Привет, Зина! А что случилось?

-    Пригласи, говорят, Федьку.

-    Здравствуй, Федя! Быстренько соберись и езжай на дрезине за Сабаном, вези его в Карасьяры! Слышишь меня?

-    Зачем?

-    Зачем? Зачем? Брат к нему приехал. Здесь вот только что сидел, куда-то отошёл. Ой, Федя! Собой больно хорош! Высокий, в военной форме, лицом смахивает на Сабана. Такой же чернявый, Сабан-то всё в фуражке ходит. У этого волосы густые, шевелюра. Девки ваши карасьярские с ума сойдут. Ой, Федя, отбою парню от девочек не будет. Ладно, заболталась, вези скорее Сабана!

У диспетчерской собрался рабочий народ, кряхтя, подъехал мотовоз. Люди направились к нему и стали по ступенькам подниматься в вагон. Гасим вспомнил свою родину Куяр, паровозы, их постоянные гудки, поезда, проезжающие мимо его дома, да и лес такой же.

-    Господи ты мой, приехал! Ждали-то мы тебя, с утра ждём, предчувствие какое-то! Радость-то какая! Проходи! Ой, похож на брата, очень похож, вот Сабан обрадуется! - не умолкая ни на секунду, рассказывает Вера. - Калинин мне сказал, весь посёлок о твоём приезде знает. Сейчас Сабан должен подъехать, вот! Умыться бы тебе с дороги, вот рукомойник. Совсем ведь я растерялась.

Гасим прошёл вперёд, осмотрелся. У окошка заметил детскую кроватку, подошёл, взглянул на маленькую племянницу -спит. «Здравствуй, человечек, а ведь ты на папу своего похожа, значит, и на меня», - улыбаясь, шепнул дядя Гасим и подошёл к Вере.

-    Здравствуйте! Даже забыли поздороваться, давайте познакомимся, - застенчиво протянул руку деверь.

-    Гасим! Мой брат ты дорогой! - с порога от радости кричит Сабан, не разуваясь, бросается обнимать брата. - Здравствуй, мой родной ты человек! Здравствуй!

Вера, глядя на такую трогательную встречу братьев, не удержалась от слёз, уголком фартука протирает слёзы.

За праздничным столом Гасим брату сообщил, что пробудет у него две недели, съездит в Йошкар-Олу, затем отправится по путёвке в Крым на курорт, на обратном пути снова заедет в Ка-расъяры.

-    Курорты твои, здесь у нас как на курорте! - обиделся Сабан.

-    Надо подлечиться, брат. Желудок чуточку барахлит.

-    Не болей, лечиться надо! - успокоившись, ответил старший брат. - Но мы с тобой на рыбалку сходим, в десяти километрах есть озеро Большие Карасьяры. Ой, такого озера в целом мире нет! Рыбы там видимо-невидимо. Лёну Васильева пригласим. Вот уж рыбак! Все озёра в округе знает. Я заявление на отпуск написал, никуда тебя не отпущу. Столько не виделись! В Йошкар-Олу, говоришь, на один день, и только. Вера моя с дочкой да скотиной устаёт, ей помочь надо, - рассказывает Сабан. - Завтра же отправимся на рыбалку, не будем откладывать, решено!

На следующий день братья проснулись рано. День был тёплый, радостный. Небо чистое, без единого облачка.

-    Гасим, я покажу тебе наше озеро, там и умоемся, может, и выкупаемся. Ребятня купается, вода ещё прохладная. Прямо на берегу озера мы с Березиным поставили баню, - рассказывает Сабан. - Сегодня вечером отправимся на рыбалку, а завтра затопим баню. Позавтракаем, и я почищу хлев, Вера уже подоила корову, проводила её на пастбище. В деревне работы много.

Вечером братья и Лёня Васильев, семнадцатилетний парень, на мотоциклах по лесной тропке поехали на Большие Карасьяры. Сабан эту тропу хорошо знал: в этих местах косит сено, здесь его луга. Если идти пешком, шагать неблизко, десять километров, на мотоцикле - быстро. Сабан с Гасимом едут впереди, Лёня чуть отстал: на земле, прямо на тропе, заметил лосиные рога, ещё свежие, с кровью.

-    Э-э-э! Лось сражался с медведем, не поддался сильному зверю, молодец! Сабан тоже остановил мотоцикл, ожидая юноши. Видит: Лёня с мотоцикла слез, нагнулся, что-то разглядывает, а мотоцикл его стоит на тропке.

-    Что там нашёл? - спрашивает Сабан.

-    Лосиные рога, понимаешь, медведь где-то рядом, с лосем только что дрался. Идите сюда!

-    Интересно! Я после ремесленного училища два года был в Братске, мы там с Мишкой Лежниным и Лешкой работали электромеханиками, жили в тайге. Там лес, климат суровее, - шагая рядом с братом, говорит Гасим. - Медведей тоже много. Мы даже с Мишкой Лежниным на медведя ходили. Лежнин - заядлый охотник. Ты ведь, Сабан, его помнишь?

-    Парень с загорелым носом? Твой друг по детдому?

-    Да.

Через полчаса рыбаки устроились на берегу озера Большие Карасьяры, расположенного в сосновом бору, изредка попадались берёзы, ели. На пригорке среди сосен стоит высотный старый бревенчатый дом. Лёня сказал, что это дом лесника. На двери висит огромный замок, дорожка к дому заросла мхом. Видно, хозяина дома давненько здесь не было.

Озеро тихое, спокойное, на поверхности лёгкая рябь. Солнце скрылось за лесом, постепенно стало темнеть. Всё вокруг необыкновенно: тишина наступающей ночи, и облака, сверкающие в прозрачной воде, и первая звезда, блеск крупной рыбы.

-    Я лодку нашёл, сейчас подгоню, - кричит с противоположного берега Лёня. - Потом поставим на место. Вы пока заготовьте дрова для костра. Доплыву до середины, заброшу удочки!

-    Гасим, бери топор, руби сучья, разведи костёр! - командует Сабан, а сам подправил леску, с берега закинул удочку.

Гасиму стало обидно: мальчишка Лёня вовсю ловит окуней, большая щука ему на удочку попалась. Сабан как будто не знает, что его брат - заядлый рыбак, давно бы уже наловил на уху, тут таскай дрова.

-    Ничего, вам покажу, какой я подсобный рабочий, - подумал Мергасим, взял свою удочку, на крючок насадил червячков, отошёл подальше от Сабана. - Вот она, первая рыба! Щука, килограмма три будет!

Сабану неудобно, полчаса сидит, а рыбы нет.

Все трое поудобнее уселись у костра. Становилось жарко, тепло от наваристой ухи, рыбацкой водки. Легко на душе от запаха трав и воды.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Весна для студента - пора зачётов и экзаменов, пора надежд и любви. Как не хочется сидеть на лекциях, порой слушать монотонные речи, читать, учить!

Звонок на последний семинар, практическое занятие перед зачётом по старославянскому языку.

-    Юс малый идёт! - забежал в аудиторию и занял своё место Коля Егоров.

-    Здравствуйте! Итак, сегодня повторим самые трудные темы перед зачётом, - занимая место у трибуны, хитро поглядывая на студентов, говорит доцент Леонид Петрович Грузов. - Николай Егоров, идите к доске и ещё раз докажите, что «день» и «ночь» -однокоренные слова.

-    Он уже доказывал! - кричит с места Роза Капитонова, студентка, на которую обращали внимание не только парни факультета, но и некоторые молодые преподаватели.

-    Тогда идите Вы. Как Вас зовут? Кажется, Роза. Знаю, что в группе Роз много, как Ваша фамилия?

-    Нет, нет! Коля уже доказал, дописывает формулу, - перебивает доцента Надя Грачёва.

-    Извините, студенты-шашники, - заметив чернильную надпись на трибуне, слегка покраснев, доцент стал читать вслух: «Юс малый + Роза = любовь». Я давно знаю, как меня величают студенты. Старославянский язык трудный, не всем он нравится. Тут кто-то чернилами вывел, которая из Роз в меня влюблена? Или любит?

Действительно, доцент Грузов был неравнодушен к одной из Роз, об этом в группе НШ знали и посмеивались. Знали и о том, что у него, мужчины среднего роста, с красивыми каштановыми вьющимися волосами, с прищуром в глазах, с ямочками на всегда румяных щеках, у завтрашнего профессора, трое несовершеннолетних детей. Студентки тоже не упускали момента, чтобы лишний раз не встретиться, не поговорить с ним, старались не пропускать его лекций, исключали семинары: дотошно спрашивал, ставил оценки и стыдил, если чего-то не знаешь. На этот раз на семинаре перед зачётом присутствовали все, кроме Геннадия Логинова. Грузов начал перечислять студентов-счастливчиков, освобождённых от зачёта по старославянскому языку, первым назвал Колю Егорова - без стука в дверь заходит шеф группы НШ истфилфака, заведующая кафедрой русского языка Зинаида Филипповна Барцева.

-    Пожалуйста, извините, Леонид Петрович! До конца урока ещё достаточно времени, отпустите мне двух Роз и Гену Логинова.

-    Которых Роз? На кафедре нацарапали меня и Розу, всех Роз освободил от зачёта, Зинаида Филипповна, заберите всех троих. А Геннадия вашего сегодня не вижу.

-    Спасибо! В соседнем кабинете, чуть приоткрытом, слышится плач ребёнка.

-    Это плачет наш ребёнок. Что творите вы с моей седой головой? Где Геннадий, почему его нет на занятии? Это, кажется, его ребёнок, мой внук, - говорит расстроенная Зинаида Филипповна и вызванных студенток подводит к кабинету декана историко-филологического факультета Хлебникова Николая Васильевича.

-    Уймите, девочки, ребёнка! Где его отец, ваш однокурсник? -просит декан, сам, качая малютку, ходит туда-сюда. - До звонка с ним разберитесь. Принесла молодая женщина, бросила ребёнка на мой диван и ушла. Куда она ушла? Заберите, пожалуйста!

Роза Шабрукова имела небольшой опыт обращения с грудным ребёнком, иногда ей приходилось нянчиться с маленькой племянницей, и она осторожно, нежно приняла от декана девочку, но тут в кабинет забежала мама ребёнка.

-    Пусть он платит алименты! Одна растить девочку не собираюсь! - запеленав ребёнка, сказала незнакомка и тут же покинула кабинет декана.

-    Какие тут алименты со стипендии студента? - успела сказать доцент Барцева. - Ой, устала сегодня, девочки. Проводите меня, пожалуйста, домой.

* * * *

Прошёл тёплый весенний дождь, прогремела гроза, на небосклоне снова появилось яркое вечернее солнце. Преподаватель и две студентки шагают по мокрому блестящему асфальту, по знакомым улицам Йошкар-Олы, у подруг перед преподавателем почти не было секретов.

-    Роза, ты в детдоме своём бываешь? После экзаменов собираешься там работать? Работать после экспедиции. С деканом и учёным советом института я договорилась, что вы обе и ещё Коля Егоров будете участвовать в научной экспедиции МарНИИ по диалектологии, от всех зачётов, надеюсь, вас освободят, экзамены сдадите досрочно. А сейчас я приглашаю вас к себе в гости. У меня вы ещё не были. Тесто я замесила, напечём пирожков.

В трёхкомнатной квартире Зинаиды Филипповны, учёного преподавателя, как нам показалось, тесновато. С ней проживал сын Альберт, аспирант, ассистент пединститута. Розы знали его: аспирант часто обращался к девушкам, брал у них лекции матери, чтобы этот материал преподнести студентам педфака. Встретив знакомых студенток, он поздоровался с ними и тут же скрылся, закрылся в своей комнате.

Комната Зинаиды Филипповны была рядом со столовой комнатой-кухней.

-    Вот вам готовая начинка из капусты с мясом, вы, девочки, катайте тесто, стряпайте, а я с супругом поговорю, - ушла в соседнюю комнату, откуда слышалось непонятное: ругань, беседа в грубой форме, объяснение, после чего супруг Зинаиды Филипповны хлопнул дверью своей комнаты, накинул на себя плащ, покинул квартиру.

-    Зинаида Филипповна, я знаю Вашего мужа, он был директором Йошкар-Олинского педучилища? - спросила Роза Николаева.

-    Был. Педучилище здесь закрыли, перевели в Оршанку, теперь он туда ездит. Девочки, не обращайте на него внимания, мы с ним в разводе, но живём под одной крышей. Роза, и он тебя помнит. Беляев не всех учащихся своих знает, а тебя хорошо знает, почему?

-    Зинаида Филипповна, ничего особенного. У меня и в педучилище случались инциденты.

-    Какие? Конечно, ты выкидываешь номера, что же Беляеву устроила? Ха-ха!

-    Я училась на четвёртом курсе педучилища, группа была шумливая, дисциплины не было, и я была непослушная, - рассказывает Роза Николаева, - срывала уроки рисования.

-    Это у Николая Николаевича? - спросила Зинаида Филипповна.

-    Да, он сейчас преподаёт рисование на педфаке пединститута. Изредка встречаю его, но к нему никакого уважения нет.

-    Почему? - интересуется Шабрукова.

-    Как всегда. Поддерживала в проделках мальчишек группы, выкрикивала, в общем, срывала уроки. А он, этот Николай Николаевич, мне ставил четвёрки, - объясняет Николаева.

-    Это не новость, проделки твои известны всему факультету, - говорит шеф. - Ты ведь сняла свою фотографию со стенда «Гордость факультета»? Что натворила Беляеву?

-    Сняла свою фотографию, не чужую. Беляеву ничего плохого не сделала, а вот этому, «Эн-эн», да! Над эскизом «Берёзка» работала шесть уроков, рисовальщик мне поставил четвёрку карандашом, оценки ставил всегда карандашом. Мальчишки резинкой убирали оценку, мою работу акварельными красками подносили учителю - он им ставил пятёрки. Лучшие рисунки студентов, в том числе мои, оказались на выставке, где указал, что он -учитель.

-    И что же ты сделала? - допытывается Зинаида Филипповна.

-    Я? Ушла с урока педагогики, у строителей взяла лесенку, притащила её на четвёртый этаж, достала все свои рисунки и порвала их в клочья. Понимаете, в клочья! Думаете, мне было не жалко? Это мой труд!

-    Что же дальше?

-    Дальше? Николай Николаевич нажаловался директору, который мне влепил выговор, с приказом ознакомил весь коллектив преподавателей и учащихся.

-    А ты?

-    Я ничего, только учителя во всеуслышание назвала дураком, перестала посещать его уроки.

-    Ладно. Николай Николаевич в институте никто, нагрузка невелика, подрабатывает в какой-то школе. Розы, где научились мастерству кулинарии? Шабрукова - понятно, а Николаева?

-    В детдоме тётя Даша-повар научила.

-    Роза, милая, я знаю: тебе трудно, тебя поддерживают в группе многие, особенно Шабрукова. Мне сказали, что вы с Феней Романовой создали бригаду строителей, верно?

-    Верно. Бригаду не на стройке, на железнодорожной станции, ночами выгружаем разную крупу, таскаем вёдрами, на носилках. Стипендии не хватает.

-    Как ночью домой добираетесь, на автобусе?

-    В час ночи автобусы не ходят, до общежития добираемся пешком, - ответила Роза Шабрукова.

-    И ты работаешь? - удивлённо спросила Зинаида Филипповна.

-    Да. С нами ещё Феня Романова работает.

-    Девочки, будьте осторожны, ночью по городу ходить страшно, всякое может случиться, - предупреждает преподаватель своих подопечных.

-    Может случиться, да вот на той неделе мы шли во втором часу ночи, темно было. Прошли по улице Советской, повернули на Коммунистическую - к нам навстречу идут подвыпившие парни, стали просить деньги, мы только получили за работу, пусть немного. Начали к нам приставать, - рассказывает Роза Николаева. - Один из них набросился на Феню. Мы сначала растерялись, я начала кричать.

-    Хорошо, что на крик из соседнего дома выбежали люди, они помогли, - добавила Шабрукова.

-    Ой, девчонки! Надо что-то придумать. Найдите сопровождающих парней, ищите. Роза, ты меня, пожалуйста, извини: не дала я тебе денег на пальто, извини!

-    Вы, Зинаида Филипповна, меня извините, что на меня нашло? Просто хотелось перед нашим детдомовским парнем выглядеть прилично, хотела купить новый костюм. Не вышло, ладно уж.

-    Он приезжал? Девочки рассказали мне, очень уж он им понравился, хвалят. Ты-то как?

-    Да, хороший парень, он и в детдоме был лучшим. Пробыл полдня, успели встретиться в Йошкар-Оле с другими детдомовцами, вечером на поезде уехал в Крым, в санаторий.

-    Видно будет, жизнь покажет, удачи вам. Пока у вас всё хорошо, обе учитесь отлично. Розе Николаевой пожелание - сдерживать себя, и всё. Всё будет хорошо. Жизнь - трудная штука, жизнь прожить - не поле перейти.

На одной из страниц многотиражной газеты «Педагогические кадры» Марийского педагогического института от тринадцатого декабря 1960 года появилась статья студента, редактора стенгазеты историко-филологического факультета «Знание - сила» Валерия Морозова. Он пишет:

-    Когда я зашёл в комнату, Роза, наклонившись над столом, что-то рисовала на большом листе ватмана... Она оформляла газету «Знание - сила», рисовала, писала. Роза всегда всё успевает делать... Часто можно было видеть, как по коридору в перерыв быстрым шагом проходит с первого взгляда неприметный на вид паренёк. Он заходит в аудиторию, находит нужного ему человека, говорит с ним и записывает в блокнот. Это Вася Исаков, студент второго курса... Вася в газете ведёт отдел сатиры и юмора... Он рисует карикатуры, пишет рубрики. Главным художником газеты является Пётр Апакаев, студент четвёртого курса. Пётр - способный художник. Он ветеран в стенгазете, работает четвёртый год. Петру приходится делать всё: писать заголовки, рубрики, оформлять газету... Художники - это главное в стенгазете, и все они -Василий Исаков, Роза Николаева, Пётр Апакаев - ясно сознают это и с честью справляются со своими обязанностями. Недаром газету «Знание - сила» считают лучшей в институте.

«Знание - сила», газета красочно оформленная, содержательная, с разнообразной тематикой и размером в четыре, а иногда и в пять-шесть листов ватмана, привлекала внимание всех студентов. С тех пор прошло достаточно много времени. Всё в жизни меняется, движется.

Ныне оба: и Валерий Алексеевич Морозов, и Петр Андреевич Апакаев - работают в своём институте, учёные преподаватели. Пётр Апакаев - известный в республике профессор, доктор педагогических наук, а Валерий Морозов - почётный доктор исторических наук, профессор, заядлый гармонист, активный общественный деятель, как когда-то много лет назад.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Гасим вернулся из санатория. Дорога знакомая, на берегу Волги попутной машины прождал недолго, ехал тот же парень, Фарид. Узнали друг друга, поздоровались.

-    Куда-то успел съездить?

-    Теперь еду из санатория, подлечился. Недели две пробуду в Карасьярах, хорошо у вас здесь.

-    Нравится у нас? Так оставайся, живи здесь, работы много, невесты найдём или уже нашёл?

-    Невесты не нашёл. У вас мне нравится всё: рыбалка, баня, люди на лесоучастке хорошие, работа тоже найдётся, но надо ехать на службу.

-    Невесту для тебя, Гасим, я сам найду. Есть у нас одна, красивая, в столовой работает, её Верой зовут, так же, как и жену Сабана.

-    Аршинова? Видел её. Хорошая, верно. С Сабаном несколько раз в столовую пиво пить заходили.

-    В чём же дело? Сосватаемся, и дело с концом.

-    Жениться успею.

За разговором тряская, с буграми и ямами дорога показалась короткой. Фарид довёз Гасима прямо до диспетчерской, рабочие лесхоза садились на мотовоз. Многие успели познакомиться с братом Сабана, с ним здоровались, приглашали сесть рядом, расспрашивали о делах. Мергасим нравился рабочим лесхоза своей простотой, откровенностью, общительностью.

Из диспетчерской о приезде брата Сабану успели сообщить. Он, как и первый раз, поспешил домой, нашёл машиниста Федю Попрухина, тот на дрезине быстро доставил Сабана до Карасьяр-ской диспетчерской. Братья встретились прямо на станции.

-    Как чувствовали, что ты сегодня приедешь, Вера с Зиной Загайновой затопили баню, пивка купил. Вот ещё что: тобой интересовалась Верка Аршинова, передала привет. Девка-то влюбилась в тебя. А ты? Весь участок о вас и говорит, - по дороге домой Сабан рассказывает брату, - Вере тоже о твоём приезде сообщили. Наверно, пирогов напекла.

-    Аленька подросла? Всё нормально? - интересуется Гасим.

-    Растёт, как говорится, не по дням, а по часам. Точно, угадал. Аромат Вериных пирогов чувствую за километр, Молодец моя жена, всё успевает: за дочкой смотрит, за скотиной следит. Баню топим вместе с Загайновыми. Зина работает заведующей магазином. У нас хорошие соседи.

Точно, в доме Диастиновых Гасима ждали праздничный стол и деревенская баня.

-    Ой, Гасим, совсем забыли, письмо вам с Сабаном пришло, вот только он его вскрыл и прочитал, - перебила беседу Сабана с Гасимом Вера.

-    От Маргариты Яковлевны письмо. Видишь? Письмо-то адресовано нам обоим, поэтому я прочитал. Маргарита Яковлевна и меня воспитывала, ещё как воспитывала, тебя больше любила. В письме больше к тебе обращается. На, читай!

«Здравствуйте, дорогие Гасим и Сабан!

К вам обращается ваша воспитательница Маргарита Яковлевна. Надеюсь, что Гасим ещё не уехал, гостит у брата. На днях в детдом заезжал Коля Коваленко, твой друг, Гасим. Мы все так были удивлены: он в военной форме, служил в Шадринске. Гасим, ты - старший сержант, а он - рядовой. Понимаешь? Рядовой. Проявлял детдомовский характер: выступал против «дедов», с ними дрался, спорил с командирами. В детдоме пробыл всего три дня. Питался в детдомовской столовой вместе со всеми. Спал на сеновале в конюшне у Якова, кормил Мишку-лошадь хлебом, косил для лошади свежую траву. В детдоме переоделся в гражданскую форму, а солдатскую оставил у кастелянши тёти Жени. Коваленко всё такой же, почти не изменился. Уехал на Украину, к матери. Сказал, что будет дальше учиться, будет поступать в институт в Харькове. У него всё получится. Ему дала адрес Сабана.

Пишите, не забывайте нас, свой детдом. Сабан, привет твоей семье. До свидания!»

-    Дедовщину и я пережил. Только мы, новобранцы, приняли присягу, поужинали. После вечерней проверки объявили отбой. Устали за день, - рассказывает Гасим. - Ну, думаю, высплюсь, лёг на правый бок, как учили в детдоме, не тут-то было! В казарму врываются трое, один сержант, рядовые-деды. Моя кровать от двери подальше. Они подошли к крайней кровати, командуют: «Встать! Почисти нам всем сапоги, выкладывай финансы!» Очередь дошла до меня.

-    А ты, Гасим, - прервал рассказ брата Сабан, - уверен: не спасовал. Что дальше-то было?

-    Пока они до меня добирались, я строил план обороны, самообороны.

-    Этому тебя учить не надо.

-    Подошли ко мне - я первого деда, за три года службы успевшего окрепнуть, потолстеть, по-другому не скажешь, неожиданно для него пнул, привскочил и ударил левой рукой.

-    Ты же левша, - опять в рассказ вмешался Сабан, - да ты и правой рукой не промахнёшься.

-    Те двое стояли с другой стороны, не ждали от меня, салаги, такого удара. Мне на подмогу подбежал Миша, парень из Иркутска. Пока я боролся с упитанным, Мишка Шевченко справился с одним. В общем, двое против троих дедов.

-    А остальные что?

-    Ничего. С Мишей до конца службы были вместе и вместе будем служить там же, в этой же части. Он сейчас гостит у отца в Иркутске. Понимаешь? Отец один воспитал дочь и трёх сыновей. Жена его умерла давно, когда дети были маленькими. В Иркутске они ждут меня, встретят. Я обязательно к ним заеду.

После крепкой баньки, за кружкой жигулёвского пива и вкусных пирогов разговорам братьев не было конца. Гасим рассказал брату о посещении им вместе с соседкой Годовой в Куяре могилы матери, затем поинтересовался:

-    Чем болела мама, отчего она умерла?

-    Знаю, что у неё болели лёгкие, кажется, был плеврит, дышала плохо. Я ведь тоже был маленьким, не всё помню. Сколько лет ей тогда было, не знаю, лет тридцать семь-восемь. И сейчас её вижу: мама такая красивая, Гасим, ты на неё похож, даже очень похож. Глаза у неё были большие, карие. Ресницы длинные-длин-ные, как твои, а волосы густые, чёрные. Помнишь, как она их заплетала в две длинные косы. Все ей завидовали.

-    Я тебя на три года моложе, это немного, тоже помню: мама такая высокая, стройная. Как она воду из колодца носила! Прямая, как лебёдушка, гордая. Не каждый парень пропустит такую женщину без внимания. Почему они с папой нам сестрёнку не оставили? Во время войны благодаря маме и выжили. Она на хлебопекарне работала, каждый день по буханке хлеба приносила, всем рабочим разрешали выносить по одной булке вместо зарплаты.

-    Мы втроём бегали к ней. А ты самый маленький, иногда убегал к ней один, только пятки сверкали. Сайдан всегда тебя искал и ругался. Гасим, ты похож на маму всем. Жаль, нет ни одной фотографии ни матери, ни отца. Почему? Мы не сохранили? Были ли эти фотографии вообще? Сайдан какие-то фотографии показывал. Где они? А на могиле отца в Куяре были?

-    Нет. Годовы не знают, и я не помню, а ты, Сабан?

-    Нет. Знаю кладбище, прямо за деревней, за домами, перед лесом, недалеко от железнодорожной станции. Там же, где похоронена мама.

-    Я тоже это помню, но могилы не нашли, с Аней Годовой искали - нет никакой надписи, да и памятника нет. Там теперь никого не хоронят, сейчас кладбище в лесу, далеко от посёлка. Надо бы поставить матери памятник, но разрешат ли? Потому что там сохранившихся могил мало. Всё сравнялось с землёй. Кладбище превратилось в цветущий луг. Пасутся козы, телята.

Диастиновы поговорили об отце, старшем брате Сайдане, о детстве.

У брата Гасим пробыл недолго, через две недели он покинул Карасьяры. По пути в Хабаровск заехал в Йошкар-Олу. До отправления поезда было целых десять часов - навестил Розу Николаеву.

-    Можно войти? - спросил парень, роста выше среднего, чернявый, с причёсанными назад густыми волосами, сдержанной улыбкой на широких губах.

-    Вошли же. Здравствуйте! Проходите. Пожалуйста, садитесь, а я поскачу, надо умыться. Как видите: я со сломанной ногой. Сломала как назло перед экзаменами. Я быстро. Узнала тебя, Гасим Диастинов. Здорово изменился. Но такой же.

Гасим сразу Розу признал. Подросла, такая же бойкая, быстрая, за словом в карман не лезет. Было что-то детско-миловидное, изящное в мелких чертах её круглого лица, в её ясных зелёных глазах. Всё в ней дышало здоровьем, молодостью. В общежитии студентов мало: ушли в институт на лекцию или на консультацию. Идут зачёты. Через три дня экзамены. Розе и Гасиму было о чём говорить. Гасим рассказал, что был в детдоме, на своей родине в Куяре, что встретился с Ваней и Геной. Розе всё было очень интересно.

В день приезда Диастинова состоялась встреча друзей Вятского детского дома - восемь человек: к Римме Николаевой, Ольге Рябининой, Нине Шабалиной, Зине Булатовой присоединились Лида Глушкова и Настя Герасимова. Римма и её подруги учились в техническом училище, осваивали профессию универсального фрезеровщика, жили в общежитии детдомовской семьёй. Перед встречей с детдомовскими друзьями Роза сдала зачёт по языкознанию профессору пединститута Пенгитову Николаю Тихоновичу. По-моему, такого вообще не бывает, чтобы профессор сам пришёл к студенту в общежитие, притом принёс банку варенья из смородины, предложил чай, потом принял зачёт по своему предмету. Такое случилось в тот же день после обеда, когда Диастинов поехал к Римме, Лиде Глушковой договориться о встрече. Роза, проводив детдомовского друга Гасима, открыла страницу языкознания, начала готовиться к зачёту, повторить некоторые темы. Вдруг стук в дверь. Подумала, что это Гасим, спросила:

-    Кто там? Пожалуйте, почтальон Печкин.

-    Нет, это не Печкин, а Пенгитов к Вашим услугам, студентка Николаева. Можно к Вам?

-    Ой, Николай Тихонович, конечно, можно. Извините, пожалуйста, меня. Я не ожидала Вас увидеть.

-    Ничего. Что с ногой? Сегодня на консультации нет тебя, забеспокоился. Варенье принёс, чай найдётся?

-    Чай «белая роза», нет у нас заварки, она закончилась, хлеба найду.

-    Чай без заварки так называется? Честное слово, не знал. Вижу: в чайнике есть вода.

-    Да.

Профессор сам разлил в стаканы чуть тёпленькую воду из чайника, из пакетика достал ещё горяченькие пирожки, разложил на чистое полотенце и пригласил к столу студентку.

-    Это моя супруга решила тебя попотчевать. Иди, говорит, угости свою студентку. Она в курсе, что ты детдомовская и на каникулы никуда не ездишь, остаёшься одна здесь.

-    Не одна. Мы с Феней Романовой остаёмся. Подрабатываем на железной дороге.

-    Она тоже сирота? Ой, извини! Ты взрослая, сама за себя постоишь. Дай зачётку. Несколько вопросов всё-таки задам. На практических занятиях отвечаешь. Курсовая работа по материалам научной экспедиции у вас с Розой Шабруковой выполнена на «отлично», оказали большую помощь научно-исследовательскому институту. Зачтено!

-    Николай Тихонович, спасибо за пирожки, варенье. Я зачёт вместе со всеми буду сдавать.

-    Я от зачёта освободил не только тебя, твою Розу Шабруко-ву, Феню Романову и других.

Роза впервые в жизни попробовала такое вкусное варенье. В детдоме не баловали вареньями. Не помнит, чтобы мама на зиму варенья готовила. Может быть, потому, что в те времена во многих семьях не было сахара. Бабушка Розы прятала в избе в расщелине бревен завёрнутый в газетный лоскуток кусок рафинада. Где она этот кусочек сахара находила?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В пединституте для двух Роз и Коли Егорова весенняя сессия уже в конце мая закончилась, от большинства зачётов все трое освобождены, экзамены успешно выдержаны, через неделю - вторая за время учёбы в институте научно-исследовательская экспедиция по Башкирии во главе с молодым учёным, младшим научным сотрудником МарНИИ Исанбаевым Николаем Исанбаевичем. Он перед экспедицией со студентами проводил консультации по сбору материалов по диалектологии, учил мастерству быстрой транскрипции.

Розы с зимы строили планы на лето: поехать на Украину, по пути забежать в Министерство просвещения насчёт направления на работу в Чукотский национальный округ. Об этом знала Зинаида Фёдоровна, мать Розы Шабруковой. Затем работа воспитателем в пионерском лагере или в детском доме. Николаева каждый год работала в пионерском лагере, что находится в Куяре, на родине Гасима Диастинова. Она копила деньги на дорогу в Украину , откладывала их, прятала в чемоданчике под кроватью. Большая радость - сегодня она получила первое письмо с фотографией от Гасима Диастинова. Письмо отправлено из Казани. Значит, он ещё в дороге в Хабаровск.

-    Роза, ты скоро? Давай быстрее, а то в библиотеке мест не будет. Заниматься, с лышишь меня, непоседа! - из коридора общежития слышится голос Шабруковой. - Бери свои лекции! Терпение и труд всё перетрут. Долго ещё ждать тебя?

-    Сейчас! Феня, - обращается Николаева к соседке по кровати, - засоня, вставай, для тебя мы с Шабруковой в читальном зале займём место. Феня, пока Валя Мишина ушла умываться, вот что скажу: вчера у Реи Топоровой пропали деньги, которые прислала ей мама. Надо проверить Валю, думаю, что это она. Я чемодан свой оставляю открытым, один рубль лежит прямо сверху, я на рубле поставила точку. Она по комнате дежурная, уже второй день пол не моет, сейчас заставим её, Дуньку! Ты притворись спящей, проследи, ладно?

-    Ладно! Вечно что-нибудь придумаешь. Проверим. Давно её надо проверить, - зевая, отвечает Романова. - Меня от зачёта по диалектологии освободили, так что имею право поспать.

А вы с Шабруковой готовьтесь к своему экзамену. Не мешай спать!

-    Иду! Шабрукова, вечно меня воспитываешь. Подожди немножко, вон по коридору плетётся Мишина, пару слов ей скажу: «Валя, кто за тебя пол будет мыть? Сегодня помоешь!»

-    Что командуешь?

-    Будешь мыть! Поняла?

Через час две Розы с вахты республиканской библиотеки позвонили Фене. Та начала свой рассказ, говорит тихо-тихо:

-    Роза, твои деньги у Вали. Взяла, когда мыла пол. Сначала положила тебе на кровать, на меня всё поглядывала, я притворилась спящей. Потом бросила в сумку и ушла. Куда? Чёрт её знает! Наверно, к своему грузину или греку. Какие-то бумажки прихватила, шпаргалки, наверно.

-    Говори ты громче! Что так тихо?

-    Вахтёр подслушивает, ругается.

Розы ждали вечера, время тянулось. Экзаменационные материалы в голову не шли.

-    Пойдём домой пораньше, - предлагает Шабруковой Николаева, - может, Валя вернётся в общежитие пораньше.

-    На неё это не похоже. Давай ещё почитаем, повторим одну тему. Роза, через день экзамены, а ты и в ус не дуешь. Всё думаешь о письме от Гасима?

-    Уже нет. Думаю о Вале. Если бы я выложила десять, сто рублей, которых у меня нет? Недавно из Башкирии приезжали мать с отцом, чего только ни навезли: продуктов, лакомства, чистого белья! Почему такая несправедливость? Я должна выживать, а она?

Наступил вечер. Читальный зал республиканской библиотеки открыт до двадцати часов. Розы бегут, спешат домой. На автобус денег жалко, пообедали в студенческой столовой. Хорошо, что хлеб бесплатный. Бери чаю, сколько хочешь, суп грибной дешёвый - вот и весь обед.

В общежитии вечером многолюдно, весело. Валя тоже дома.

-    Розы, добрый вечер! Долго же вас дома нет, всё учите и учите, - улыбаясь, говорит Валя.

На кровати Розы Николаевой расставлены книги, лежат живые цветы, поставлена фотография Гасима Диастинова, тут же рядом валяется фото Сергея Яковлева, влюблённого в Розу. «Откуда фотографии парней? А цветы? Неужели купила? Не может быть!» - подумала Роза Николаева. Все дома, кроме Реи. Роза Шабрукова присела за стол, Феня пьёт чай. Всё спокойно, как будто ничего не случилось.

-    А ну! Выкладывай на стол деньги Реи Топоровой и мои, которые утром украла, а Реины - вчера! - привстав с кровати, приказывает Роза. - Я больше повторять не буду!

Валя даже не краснеет, ласково отвечает: «Какие деньги? Ты, Роза, потеряла? Не видела я твоих денег».

-    Валя, ты взяла, я - свидетель, отдай! - говорит Феня. - Да она истратила их, промотала, бессовестная.

-    Доказать надо, что я, - успела сказать Валя - Роза вплотную подошла к Гале, пнула, затем ударила в лицо, ещё раз пнула, отошла к столу.

-    Роза, успокойся! Не надо её трогать, - утешает подруга-тёзка.

-    Как можно? У Реи отца нет, мать больная, полмешка картошки с колхозной машиной отправила, последние деньги для дочери собрала, а она? - возмущается Роза. - Ещё получишь, если Рее денег не вернёшь!

-    Почему? И тебе, Роза, пусть вернёт, - сказала Феня. - Мы сами зарабатываем деньги, экономим, она их тратит для своих удовольствий. За один рубль можно ведро картошки купить или в столовой хорошо пообедать.

На лице Вали Мишиной красовался синяк. Как известно, его ничем сразу не уберёшь. На следующий день после кражи её денег Розу Николаеву вызвали в деканат, только что она была в институте у младшего научного сотрудника, организатора экспедиции, встретилась с Зинаидой Филипповной, со своим шефом, деканом истфилфака, в ответ студентке все они поздоровались, прошли мимо. Никто ничего, а тут вызывает сам декан.

-    Что ж, надо идти, - решила студентка.

-    Здравствуйте, Николай Васильевич! Я по вашему вызову явилась, даже не опоздала, - прямо с порога кабинета язвит Николаева, - точь-в-точь пришла. Видит: следом за ней бежит Зинаида Филипповна. «Значит, и она по моему вопросу сюда идёт», - подумала Роза. Тут же мелькнула мысль: «Это из-за вчерашнего инцидента. Валя нажаловалась. Точно! Сегодня утром, пока синяк на лице свеж, Валя была в деканате, можно и разжалобить мужчину-декана».

-    Роза, что опять случилось? - спросила доцент Карцева.

-    Что спрашивать? Зинаида Филипповна, на столе заявление от вашей студентки лежит, прочитайте. Заявление написано сегодня, и вещественное доказательство на лице заявителя - огромный синяк, - объясняет декан. - Надо спросить виновника, за что она так её. За такое дело можно и в тюрьму угодить, могут человека лишить свободы. Так ведь?

-    Да. Вы правы. Заявитель объяснил, за что поставили ему синяк? - спокойно спросила виновница. - Можно прочитать заявление?

-    Можно, читайте, студентка Николаева.

-    А эта Валентина Мишина сказала Вам, что она совершила кражу денег у своих же однокурсниц, у меня и Реи Топоровой? Конечно же, нет. Во время зимних каникул она же, Валентина Мишина, без разрешения владельца часов присвоила их себе.

-    Это у кого она часы-то украла? - удивлённо спросила Зинаида Филипповна.

-    У Маши Васинкиной. Поехала с ней в Оршанку, напросилась в гости. Мать Маши работает уборщицей, живут очень скромно. Часы лежали на столе, и они исчезли.

Декан истфилфака Хлебников хорошо знал детдомовку Розу, студентку Марию Васинкину, вынужденную срочно брать академический отпуск. Он сам, как бывший пастух в колхозе, понимал каждого студента, приехавшего в столицу учиться из отдалённых марийских деревень. К таким студентам он относился с особым уважением, для них выбивал стипендию, помогал, организовывал материальную помощь. Он у Розы спросил:

-    Ты знаешь, кто её родители?

-    Знаю. Они часто из Башкирии к своей дочери приезжают, недели две назад здесь были. Отец - главный редактор районной газеты, а мать - директор продовольственного магазина.

-    Всё понятно. Зинаида Филипповна, пригласите Валентину Мишину сейчас же ко мне.

-    Она будет отрицать, - сказала Роза.

-    А есть свидетели?

-    Есть. Хотя Роза ненавидела кляузников и ябед, понимала, что в данном случае не права, декану и преподавателю современного русского языка рассказала обо всём подробно.

* * * *

До экспедиции оставалось два дня. Роза нарядилась в своё сиреневое платье, поменяла воротник, манжеты, достала белые босоножки, померила - как раз. На днях их купила на заработанные на железнодорожной станции деньги.

-    Значит, Розалия, ты со мной в Вятский детский дом не поедешь?

-    Ты езжай в свой детдом, а я махну в Кукнур. Как мама уехала на Украину, там я не бывала, навещу свою тётю, Реину маму. Она - родная сестра моей мамы. Кукнур - моя родина, Знаешь, как там красиво. Ты бы видела (я тебе обязательно покажу его) этот удивительный край, дома, утопающие в зелени, озеро блестит, как зеркало. Вода в нём всегда спокойная, только рыба плещется, нарушая тишину озера. Жёлтые и белые лилии украшают зелёный ковёр поверхности воды. Домашние гуси, утки плавают, ныряют. Ой, всего не перечислишь. Я купила билеты и тебе, и себе.

-    Как? Я в детдом поеду, моя воспитательница ждёт меня. Мы с Марией Степановной пойдём в её Гришино. Там тоже очень красиво: есть речка, где мы с ребятами ловили рыбу, луга, где пестрят ромашки, часики, колокольчики.

-    Поедешь, поедешь к Марии Степановне. Ты забыла? До Фо-кино едем вместе, ты дальше идёшь пешком, а я буду на автобусе трястись. Давай собираться.

Через два часа Роза Николаева вышла из автобуса, попрощалась со своей тёзкой, сняла белые босоножки, босыми ногами пошлёпала по пыльной знакомой дорожке к речке Ронга, к пруду, где совсем недавно мальчишки ловили рыбу, где все купались, загорали. Глубокой осенью и зимой катались на коньках, проваливались и снова вставали на самодельные коньки. На горизонте показалось село Вятское, Розе вспомнились детские стихи, песни на детдомовской террасе с Вовкой Софроницким. Здесь всё было родное, близкое. Достала из сумки фотокарточку Гасима Диасти-нова - вспомнила песню, которую пели вместе с ним. Сейчас девушка пела одна, без друга. Ей вторили птицы, пролетающие над её головой, липа, выросшая на берегу речки, берёзка, шелестевшая от ветра листвой.

Девушке ничто и никто не мешал. Она пела, читала стихи, от радости прыгала, на минуту присела на пенёк у дороги и опять шла, бежала.

-    Вот и моё село, село Вятское, там и Гришино, Удельное, вот и Калтак-Сола, какие стихи:

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной.

Кубарем качусь я По горе крутой.

Роза тоже, как и Гасим Диастинов, Колька Коваленко, Генка Краев, подошла к калитке, постояла - тишина, никого нет ни на террасе, ни у колодца». Тихий час. Неужели дети спят? Не может быть! Дети живут по летнему времени, как в пионерском лагере. Вот и на мачте развевается флаг, на утренней линейке подняли его, а на вечерней - под звуки горна и Гимна опустят. Всё, как при нас», - заключает студентка. Видит: по тротуару шагает мужчина средних лет, низенького роста, в светлой рубашке, на лице милая улыбка.

-    Новенький, - подумала девушка, - где Маргарита Яковлевна, Мария Степановна? Галина Емельяновна? Эти родные люди всегда должны быть здесь. Кто, как не они, будут встречать меня, Лидку Глушкову, Настю Герасимову, Гасима Диастинова, Толика Егошина? «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама!» - опять запела, но уже тихо-тихо. Мужчина остановился, минуты две разглядывал незнакомую девушку, затем спросил:

-    Вы к кому? Кого-то навестить приехали?

-    Здравствуйте! Мне бы кого-нибудь от воспитателей. Я студентка. Вы, наверно, работаете здесь. Вас я вижу первый раз.

-    Я директор детдома, недавно стал директором, а Вы проходите, проходите! Здравствуйте!

-    А где Мария Александровна? - успела спросить студентка - на террасе появилась Мария Степановна, Розина воспитательница.

-    Иван Васильевич, это Роза, наша воспитанница, теперь будущая учительница, наша коллега.

Роза была рада Марии Степановне. Она в детдоме будет дежурить до утра, на смену придёт Маргарита Яковлевна, так что Розе повезло, она дома. Утром она обязательно встретится и поговорит с Маргаритой Яковлевной, воспитательницей мальчиков, поделится с ней секретом, покажет фотографию Гасима. А потом вместе с Марией Степановной пойдут в Гришино, до этой живописнейшей маленькой деревни совсем близко, за оврагом, заросшим ветвистым ивняком, на берегу реки Ронга, богатой рыбой.

-    Мария Степановна, я у Вас пробуду два-три часа, сегодня вечером должна быть в Йошкар-Оле, послезавтра вчетвером едем на экспедицию по Башкирии. Нас, студентов, трое. Целый месяц будем собирать и изучать диалекты башкирских марийцев, записывать их песни, легенды - фольклорный материал. Это очень интересно!

-    Роза, ты молодец. Хорошо, что нашла себя, ты и в школе училась хорошо. По поведению там у вас оценок не ставят? - хитро глядя на Розу, спросила воспитательница.

-    Ха-ха! На что, Мария Степановна, намекаете? В институте оценок за поведение нет. Вот совсем недавно за кражу на общем собрании двоих исключили. Сдерживаю свой горячий пыл, но почему-то это у меня плохо получается. Неужели все детдомовские такие?

-    Нет, по-моему. Хочешь знать о нашей Нине Курочкиной, её помнишь?

-    Конечно, что с ней?

-    Ходит по соседнему посёлку, просит пить, нигде не учится, не работает. Её уже привлекали к уголовной ответственности, отсидела полгода, вышла на свободу. Поработала она месяца два сторожем, выскочила замуж за похожего на себя парня, тоже детдомовца, теперь оба бродят по посёлку, пьют.

-    На что пьют? Муж Нины из нашего детдома?

-    Не из нашего, в тюрьме, говорят, познакомились. Тот, освободившись, приехал к ней, недавно поженились. Не попадайся, увидит тебя - не отстанет. Не дай, Бог! Так что, Роза, не у всех наших выпускников жизнь сложилась удачно. Пусть у тебя всё будет хорошо! - пожелала своей воспитаннице замечательный педагог, посвятившая детям-сиротам полжизни, Полушина Мария Степановна.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Воспитатели Вятского детского дома помнят всех своих выпускников. Галина Емельяновна Бастракова, опытная, никогда не унывающая, терпеливая и всегда сдержанная, знает по имени всех своих воспитанников. Ей пишут, к ней приезжают, как к себе домой. Она встречает гостей, радуется им, ни на кого не держит обиды. А можно было, даже надо было обижаться, имела право на обиду. Как трудно было ей, вначале неопытной молоденькой девушке, только что окончившей педагогическое училище, справляться с такими непослушными, драчливыми мальчишками и девчонками, с разными характерами, судьбами. Она справлялась, к каждому находила нужное слово, нужный подход. Терпела, сдерживалась, молчала. Однажды Галина Емельяновна как дежурная после горна на отбой, в двадцать два часа, по всему детдому проверяла воспитанников, все ли присутствуют. Стала проходить по комнатам. Вошла и к своим малышам - уму непостижимо: его мальчишки лежат в постели. Посередине комнаты перед кроватями стоит новенький, которого неделю назад определили в старшую группу, кричит на детей:

-    Вставайте, спать захотели? Я вам приказываю: «Встать! Воспитательницы боитесь? Я ваш воспитатель! Знаете, кто я. Из Сотнурского детдома меня к вам перевели, там меня слушались все, и вы мне подчинитесь! За поведение к вам перевели, поняли? Кому говорят? Вставайте!» Галина Емельяновна не растерялась. Знала, кто перед ней. Она присутствовала, когда новый директор Герасимов принимал этого парня из Сотнурского детского дома, при подростке читал его характеристику. Галина Емельяновна возмутилась, как отреагировал четырнадцатилетний мальчишка на вопрос директора Вятского детского дома Герасимова:

-    За что тебя отправили к нам?

-    Перевоспитывайте меня. Сможете? Ваш детдом, сказали, лучший. Исправляйте! Вряд ли сможете? Надоели все! Меня ругать будете? Не выйдет!

-    Почему не выйдет? - спросила Маргарита Яковлевна, присутствующая здесь как старший воспитатель.

-    Что? Вы справитесь со мной, рыжая? - повернувшись, именно к Галине Емельяновне, сказал новенький. Сдержалась, стерпела молодая женщина, эта привлекательная, с длинными каштановыми густыми волосами, заплетёнными в одну толстую косу, красиво обведёнными вокруг головы. Спокойно ответила:

-    Ой, с тобой мы одинаковые. Да и твои волосы такие же, чуть посветлее моих. Ну и что? Волосы у нас с тобой красивые. Плохо, что ты не в моей группе, мы бы с тобой поладили. Мои ещё маленькие, их мне надо защищать, оберегать. Ребята в моей группе хорошие, лучшие.

Теперь перед ней стоит тот самый паренёк, который обидел её, надо бы выгнать из комнаты, ненавидеть его. А он пришёл к её ребятам, чтобы их унизить, оскорбить. Она должна принять меры, и немедленно.

-    Добрый вечер, знакомый тёзка! В гости к моим мальчишкам пожаловал? Садись, на ногах правды нет. Я сегодня по детдому дежурная. Приглашаю тебя к себе в кабинет, пожалуйста! Ребятки, спокойной ночи! Все на месте?

-    Спокойной ночи, Галина Емельяновна! - хором ответили дети.

Могла, умела, просто был у неё природный талант воспитывать вот таких беспризорных, непослушных, обиженных судьбой детей. Где-то утешит, за что-то пожурит и тут же похвалит, прижмёт к себе, полюбит, как родного, успокоит.

Галина Емельяновна получила письмо от Вали Соловьёвой, читает, немножко прослезилась, переживает за девушку. Валя недавно закончила горный техникум, направили на работу в экспедицию в какой-то районный центр. Валя пишет, что не всё в работе получается, профессия мужская, ответственная, трудная, что на днях она навестит свою воспитательницу, поделится с ней секретами.

-    Галина, к тебе гости, встречай! - просит муж Геннадий, главный энергетик совхоза «Рассвет».

Перед ней сразу пятеро её воспитанников. Конечно же, всех она узнала.

-    Здравствуйте, Галина Емельяновна! Мы были в детдоме, дежурит Валентина Ивановна, Маргарита Яковлевна со старшими ребятами сажает картошку, нам сказали, что Вы дома. Мы соскучились.

-    Здравствуйте, дорогие мои! Вы все очень изменились! Лет пять-шесть я вас не видела. В каком году вас отправили в Люль-панский детский дом? Выросли-то как! Похорошели. Нину Шабалину, если бы встретила в другом месте, ни за что бы не узнала. Вымахала, стала просто красавицей. Римма, Зина, Нина Протасова, вы совсем повзрослели. Зина, это ты ли?

-    Галина, пригласи гостей в дом! Я накрыл стол, пригласи своих девчонок к столу. Помойте руки. Вот вам полотенце, в умывальник воды налил. Я спешу на работу, а вам всем хорошего отдыха, удачи во всём, - пожелал Геннадий, молодой симпатичный энергетик.

-    Мужа моего Геннадием зовут, хороший он человек. Успел накрыть стол, это он сам пирожков нажарил. Тесто утром сама поставила, а он пожарил. Когда успел? Садитесь за стол.

-    Спасибо, Галина Емельяновна, мы помним, спасибо Вам за многое, чему нас Вы учили: и тесто ставить, вышивать, цветы выращивать, сажать капусту, огурцы, многому другому, - благодарит воспитательницу Ольга Рябинина.

-    Помните, как нас, ещё совсем маленьких, Вы повели лён теребить? Мы все исцарапались, друг с другом передрались, кричим, плачем, а Вы не растерялись, - рассказывает Римма Николаева. - А потом нас угостили колхозным мёдом и свежим ржаным хлебом. На всю жизнь это запомнила. До сих пор люблю чёрный хлеб, намазанный мёдом.

-    Мы испачкались, размазали платья, руки, лицо, а Вы нас чистить, - добавила Протасова Нина.

-    Да, да, Галина Емельяновна, Вы мне слёзы платочком вытирали, - вспоминает Зина Булатова.

-    Не только слёзы, - перебивает подругу Нина Шабалина, -кое-что ещё, мокрое под носом.

-    Ладно тебе, Нина, - обиделась Зина.

-    Мокрое под носом у всех маленьких бывает. Малюсенькими детками вы были, а теперь вон как выросли.

-    Галина Емельяновна, мы купили шампанское. Вы нас ругать не будете за это? - спрашивает Ольга Рябинина.

-    Что вы, девчонки? Вы теперь взрослые. Кто открывать шампанское будет? И Геннадий ушёл.

-    Мы сами откроем. Давай, Зина! Тебе доверяем, открывай? -предлагает Нина Шабалина.

-    За что пьём? - спрашивает воспитательница.

-    Есть повод, какой ещё повод! Галина Емельяновна, мы неделю назад все пятеро ваших воспитанников закончили Йошкар-Олинское техническое училище, мы теперь рабочий класс, профессиональные, да ещё универсальные фрезеровщики, - шутит Римма.

-    Тост. Выпьем за наше будущее! Спасибо Вам, Галина Емельяновна, за терпение, умение, старание, чтобы мы были настоящими людьми. Мы пополним ряды рабочего класса! За это выпьем, - предлагает Зина Булатова.

-    Девочки, поздравляю вас с окончанием училища, получением хорошей специальности. Где дипломы? Обмыть надо!

Девочки из сумочек достали дипломы, направления на работу на завод, в отряд рабочего класса, и дружно протянули воспитательнице. Галина Емельяновна радуется за успехи своих девчонок, желает им успехов в жизни, удачи в нелёгком, таком непростом жизненном пути.

Римма давненько не виделась со своей сестрой Розой. Она поздравила Римму с окончанием техучилища, и всё. Надо бы встретиться. Несерьёзно как-то, сёстры видятся редко, почему? После Вятского детского дома - учёба в средней школе в Люльпанах. Всё это время с сестрой в разлуке. За пропуски уроков Риммой, их срывы, за непослушание классная руководительница вызвала сестру Розу, тогда студентку первого курса пединститута, в Люль-паны. Роза была в недоумении. Всё-таки решилась навестить сестру. Нет, нравоучений не было, Роза просто предупредила: «Учиться в жизни всегда пригодиться! Запомни, сестричка, навсегда, поняла? Дурака валять легче». Римма запомнила эти слова сестры, они до сих пор звенят в её ушах.

Пятёрка только что вернулась из Вятского, через неделю выпускники должны освободить общежитие технического училища и переселиться в заводское. Снова они вместе, как в детдоме. Собрали чемоданы, рассчитались с администрацией, комендантом общежития училища. Три года здесь, привыкли. Как ни странно, общежитие стало родным домом.

-    Девочки, кто со мной сходит в пединститут? Я давно сестры своей не видела, она приходила - меня не было, сегодня комендант об этом сказала, - к подругам обратилась Римма.

-    Сходим, - согласилась Зина Булатова, - кто ещё составит компанию? Розе передадим привет от Маргариты Яковлевны и Галины Емельяновны. Ей интересно будет, что нового в Вятском.

-    И я пойду, - пожелала составить компанию Нина Шабалина.

-    Разрешите, здравствуйте! Я тоже вам составлю компанию, пойду с вами в пединститут, это я, Виктор Каюмов, воспитанник Люльпанского детского дома, ныне студент четвёртого курса Московского высшего технического училища имени Баумана, - отчеканил молодой человек, коренастый, крепкого телосложения, светло-русый, голубоглазый парень.

-    Витька! Откуда ты появился? - растерявшись от неожиданности, спросила Римма. - Почему о своём приезде не сообщил?

-    Объяснюсь по пути в пединститут, мне как раз туда нужно, идёмте! Да, по-прежнему вместе, знакомые лица передо мной: Нины, Ольга, Зина и Римма! Как будто я снова в детдоме.

-    Проходи, Витя, - приглашает гостя Римма, - к Розе поедем чуть позже, ты с дороги, устал. Откуда едешь? Из Москвы? В Люльпанах был?

-    В Люльпанах не был. К вам проездом из Москвы. Что случилось? Это ваши чемоданы? Почему они у порога? Куда-то уезжаете? - спрашивает Виктор.

-    Витя, к столу, пожалуйста. Только чемоданы у порога, они никому не мешают, пусть перед дорогой отдыхают, кушать подано, - накрывая стол, приглашает Нина Шабалина.

-    У нас ещё бутылка шампанского есть. Витя, открой, пожалуйста. Зина устала бутылки открывать, - говорит Римма.

-    Есть повод?

-    Во-первых, тебя с приездом! Во-вторых, Виктор, поздравь нас с окончанием технического училища. Через год закончишь своё высшее техническое училище - приедешь сюда и будешь командовать нами, фрезеровщиками, поднимем бокалы за это! - предлагает Нина Протасова.

-    Витя, рассказывай всё о себе. Мы о тебе ничего не знаем. Как живёшь, учишься? Не женат? - интересуется Нина Шабалина.

-    Учусь нормально. Приходится выживать. После лекций в училище бегу в магазин. Я там работаю грузчиком. С семнадцати до двадцати одного часа таскаю на себе мешки. Зато сыт, ем и колбасу, и хлеба наедаюсь вдоволь, пью чай. С зарплаты за питание высчитывают.

-    Здорово! Поэтому ты такой крепкий? Женат? - допытывается Шабалина.

-    Не женат. Невеста не отвечает на мои письма, поэтому решил навестить её.

-    В Москве невест много, - Виктора прервала Римма. - Я ответила на твоё последнее письмо.

Все присутствующие переглянулись. Девочки из Люльпанс-кого детского дома знали о взаимоотношении Виктора Каюмова с Риммой. Виктор не простой человек, своеобразный, самолюбивый. Все: учителя Люльпанской средней школы, воспитатели детского дома - были не только удивлены, не довольны поведением Каюмова. После нового года он вообще перестал посещать уроки истории. Учительница внутренне понимала, даже признала, что она сама виновата, но перед подростком, тем более перед детдомовским, не хотела унижаться.

-    Каюмов, - обратился к выпускнику директор средней школы, - почему уроки истории пропускаешь? В чём причина?

-    Уроки неинтересные. Историю самостоятельно буду изучать. Могу я написать на Ваше имя заявление, чтобы Вы меня допустили к выпускным экзаменам?

-    Как я могу тебя допустить к экзаменам, если ты на уроки не ходишь?

-    Она уже мне в журнал поставила одну двойку, оценка не за знание. Пусть дальше ставит «энки».

-    Как знаешь, до конца учебного года осталось три месяца. Я как директор школы приказываю посещать все уроки, по всем предметам изучать программный учебный материал.До свидания!

-    Приказ Ваш будет письменный? На вопрос выпускника директор школы не ответил.

Римма училась в восьмом классе. Она знала об этом и видела, как Каюмов во время истории вставал на лыжи и бежал в лес, приглашал с собой Римму. Виктор часто бывал в библиотеке, читал художественную литературу, занимался по математике, химии, физике. Он брал дополнительную литературу по истории, читал, сравнивал учебный материал. Так делал после трёх уроков истории, один раз в неделю.

Конец мая месяца. Переживания подростка усилились. Виктор влюблён, к нему пришла настоящая любовь. Никогда он себя так скверно не чувствовал. Ему не спится, учебный материал не запоминается, перед его взором только Она.

-    Почему мне так тяжело? Почему кому-то сразу везёт, мне нет? Ей нравится другой. Что особенного она нашла в этом мальчишке? Чем лучше меня Скоков Витя, к которому Римма не равнодушна. Голова просто кружится.

К экзаменам по истории ученика Каюмова не допустили. Его поддержала Римма, и они отправились к заведующему районным отделом образования, по специальности историку. Тот к детдомовцам отнёсся внимательно, их выслушал, пригласил главного инспектора и устроил небольшой экзамен. Наконец заключил:

-    Приказ по районо напишу. Приказ о допуске Каюмова Виктора к выпускным экзаменам по истории. А ты меня не подведёшь?

Не подвёл выпускник людей с прекрасным, добрым сердцем, экзаменационная комиссия ответ Виктора Каюмова по истории оценила на отлично. Один, без помощи кого-то, без денег в кармане семнадцатилетний подросток поехал в Москву, выбрал учебное заведение, выдержал вступительные экзамены. Учится и работает. Закочив четвёртый курс Московского высшего технического училища имени Н.Э. Баумана, студент решил навестить детский дом, где он рос.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сразу после встречи с девушками из своего детского дома Виктор Каюмов поспешил на автостанцию, на последний рейс автобуса в Люльпаны. «Надо увидеться с Павлом Петряковым. Поздравить Павла с окончанием института. Он в письме сообщил, что после защиты диплома по пути в Волжск заедет в детдом. Павел закончил Астраханский рыбопромышленный институт, - рассуждает студент Каюмов. - Молодец, Павел! По распределению, как пишет, попал в молодой город Волгодонск, будет работать инженером в НИИ (научном исследовательском институте), это, конечно, здорово!» Виктор вспомнил, как Павел часто на концертах пел песенку:

Дуй, пастух, дудочку на заре.

От росы травушка в серебре.

Я ранним-рано зорькою встану,

Отвяжу тёлушку во дворе...,

за что в детдоме прозвали его «пастушком». Действительно, это прозвище в детдоме за Павлом Петряковым закрепилось надолго. Павлик пел с душой, громко. Любил, когда его вызывали на «бис». Погладит свои красивые кудри, подправит на себе красную рубашку, улыбнётся, своими зелёными глазами взглянет на баяниста, что, мол, готов ещё раз повторить «Пастушка», тут же выбежит под аплодисменты зрителей на сцену. Павлик и учился с большим желанием, по всем предметам получал только пятёрки. Десять классов закончил с серебряной медалью. Два медалиста, Павел Петряков и Игорь Костромин, (это было в конце июля 1956 года, по стране во всех высших учебных заведениях вступительные экзамены начинались первого августа) заявили директору детдома Василию Васильевичу Стрельникову о своём желании учиться в Московском энергетическом институте.

-    Я, конечно, рад за вас! Езжайте, деньги на дорогу дадим, а где будете жить? - спросил директор.

-    У девчонок наших, они работают на прядильно-ткацкой фабрике в посёлке Октябрьском Московской области. Живут в общежитии. Может, нам, пока сдаём экзамены, дадут место в общежитии института, - ответил Игорь.

Да, Павел проездом в город Волжск, на малую родину Петря-ковых, заехал в Люльпанский детдом на несколько часов. Виктор его не застал.

Игорь и Павел сдали первый, основной, предмет для энергетического института математику - получили оценку «четыре». Если бы сдали на «пять», высшую оценку, они бы были сразу зачислены в институт. Оба парня растерялись. Никто им не подсказал, не посоветовал, что надо дальше бороться, сдавать остальные экзамены. Они, возможно, прошли бы по конкурсу. Один из преподавателей, узнав, что парни детдомовские, предложил поехать в Астрахань, попытаться поступить в рыбопромышленный институт - приняли. Учились пять лет. Не то, что учились, а выживали. В те времена для детдомовцев не было никаких привилегий, всё на общем основании: стипендия, студенческое общежитие. Парни в вечернее время работали, как и многие студенты в то время, на железнодорожной станции выгружали вагоны с зерном, разными крупами. Деньги зарабатывали. Павлик Петряков и Игорь Костромин в летние каникулы вместе с другими студентами по комсомольской путёвке ездили на целину, осваивали казахстанские степи. Учились на стипендию, иногда получали повышенную. Павлу на рыбном отделении факультета не всё нравилось, поэтому на третьем курсе перешёл на факультет автоматизации рыбной промышленности.

Павел никогда не любил проигрывать, спорил, отстаивал свою правоту. «Спиральбол» - любимая игра всех мальчишек Люль-панского детского дома. На шест высотой в четыре метра привязана верёвка - шнур с мячом. Игроки стоят в кругу друг против друга. В игре участвуют четыре или два человека, два на два или один на один - две команды. Каждая команда должна накрутить верёвку на шест. Один игрок шнур передаёт другому. Итак, получается спираль. Игорь и Павел, подростки одного возраста, хотя и одноклассники, в этой игре чаще бывали противниками.

-    Игорь, ты не прав, это не спираль. Ты два раза крутил, надо по одному разу! - кричит Павел. - Так нечестно. Я с тобой больше не буду играть!

Игорь не любил спорить, ругаться, спокойно отвечал:

-    Ну и пусть!

Виктор Каюмов и Павел Петряков часто сбегали из детского дома, в самоволку ездили в город Йошкар-Олу, за тридцать километров от Люльпан, на попутках, сцеплялись за борт машины с зерном или другим грузом.

-    Витя, хочешь со мной в город, к моей сестре Вере? Она учится в педучилище, на спортивном отделении. Вера-гимнастка, все её знают. Все!

-    Хорошо! - соглашается Виктор. - Давай поехали сейчас. Машины зерно на элеватор повезут. К вечеру в Люльпаны вернёмся.

Мальчики вышли на центральную дорогу. Голосуют, но ни одна машина не останавливается, мчатся, оставляя сзади себя пыльный хвост. А один водитель машину притормозил, высунув голову из кабины, кричит:

-    За вас отвечай! Близко не подходите к машине! А то научились сцепляться за борт, вези их, этих детдомовцев. Куда ездят? Кто их в городе ждёт? Шныряют бездельники везде.

Всё-таки удавалось залезть на машину, сесть на мешки с зерном и благополучно совершить путешествие в город и вернуться в детдом к ужину.

У Павла Петрякова всё было серьёзно: и учёба в вузе, и первая любовь, женитьба на самой красивой девушке Волгодонска, забота о семье, о детях: сыне и дочери.

-    Надя, как ты думаешь, смогу я написать научную работу, а потом защитить кандидатскую диссертацию по разработке промышленных добавок? Ты мне поможешь?

-    Конечно, сможешь, - поддержала мужа Надежда Константиновна. - Помогу.

Павел Михайлович Петряков, молодой учёный-инженер, увлёкся диссертацией, обобщал свой опыт работы, изучал передовые достижения науки в области разработки промышленных добавок по стране и за рубежом. Писал долго, мучительно, тщательно обдумывал каждую деталь своей диссертации. Беспрестанно советовался, консультировался с женой, тем более супруги Пет-ряковы вместе учились, работали в одной организации. В семье всё ладилось: дети хорошо учились, росли здоровыми, послушными, Павел любил свою Надежду, сына и дочь. В семье он находил утешение, отдыхал. Всё было хорошо.

-    Павлик, отдохнул бы немножко, довела тебя эта диссертация, в субботу с друзьями сходика-ка на рыбалку, - посоветовала мужу Надежда. - Ты же с детства рыбак.

-    И то верно. Пойду-ка, схожу на рыбалку. И дни стоят погожие, надо позвонить Геннадию. Своей диссертацией обо всём на свете забыл, а ведь в детдоме я, Надя, был заядлым рыбаком. Бывало, с Игорем и Витей накопаем червей и на рассвете бежим к речке.

Сидят друзья, коллеги по работе, на берегу небольшой речки, ловят карасей, линей. Хватит рыбы на богатую уху. Из рюкзака каждый выложил провизию, смотрят - бутылки нет.

-    Так не годится, что за уха без бутылки! Павлик, ты у нас самый молодой и самый шустрый, пока варится уха, сбегай-ка, в магазин за бутылкой, - советует Геннадий Иванович, сотрудник Павла по работе, пятидесятилетний учёный-химик.

-    Магазин недалеко. Ты туда-сюда - и уха будет готова. Наваристой она будет! - добавляя чищеную рыбу в котелок с кипящей водой, помешивая её, говорит Дмитрий.

Игорь не стал отказываться, побежал в магазин. «Какую бутылку им нужно? Уха, она и так жирная», - недоумевает Павел. Купил бутылку растительного масла. Торопится, бежит на берег.

-    Ждут, наверно, маслом уху заправить хотят, а я чуть задержался. Надо поторопиться.

Да, уха получилась жирной, вкусной, наваристой. Рыбаки уху разлили по тарелкам. Ждут бутылку.

-    Куда Павел пропал? Уха остынет. Да вон он бежит. Слава Богу! Павел, где твоя бутылка?

-    Вот, нате! - протянул Павел Геннадию Ивановичу бутылку.

-    Скорее давай сюда, заждались тебя. Только посылать тебя к чёрту на кулички! - рассматривая бутылку, говорит химик. - Эй, что ты принёс? Глядите, братцы, он бутылку растительного масла принёс. Где же водка? Ха-ха!

-    Ты, Павел, соображаешь? Уха без водки! Мы его все ждём, а он? Аппетит пропал, - не доволен Дмитрий. - Ладно, Павлуша, не обижайся. Молодец ты. Знаю, что спиртное не употребляешь, это хорошо.

Верно, Павел Петряков вообще не употреблял спиртного, только по праздникам выпьет кружку пива. Изредка с близкими людьми, друзьями в честь какого-нибудь важного события попробует шампанского. Терпеть не мог пьяных людей, с сожалением смотрел на их жён, детей. Надежда гордилась им, привлекательным, единственным, непьющим, не похожим на других мужчин. Тем более Павел завершил работу над диссертацией. Надежда и Павел отшлифовали последние штрихи научной работы. Им обоим нравилась и тема, и содержание, ход суждения, выводы, в целом оформление диссертации. Оставалось перед учёным советом её защитить. Но жизнь человеку преподносит различные сюрпризы. В начальный период тяжёлого перестроечного времени, развала страны Павел стал защищать диссертацию кандидата химических наук по разработке промышленных добавок - не смог. Развал Союза чревато отразился на науке. Начались, как и везде и повсюду, метания, брожения. В науке - борьба идей, соперничество. Павел не выдержал несправедливого подхода некоторых «умов» к научным открытиям. Молодой, перспективный учёный начал пить. Горе, жизненные неудачи заливал водкой, вином. Где были тогда, в самое трудное время для человека, друзья, близкие люди? 22 апреля 2004 года для Павла Петрякова, детдомовца, зеленоглазого, кудрявого, общего любимца воспитателей и воспитанников Люльпанского детского дома «пастушка», стало роковым. Надежда Константиновна, самый родной человек для Павла, нашла своего мужа на даче мёртвым. Рядом с ним лежала бутылка с недопитым красным вином «портвейна». Павлу Пет-рякову было всего 64 года. Слишком рано оборвалась ещё одна детдомовская жизнь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

-    Перед отправлением на экспедицию мне бы Лиду Глушкову навестить, не видела её вечность. Ты, Розалия, со мной пойдёшь? - спрашивает у своей подруги-тёзки Роза Николаева.

-    Пойду, пешком пойдём? Где она живёт?

-    Недалеко от института. Лидка на выходные дни должна была приехать. Сегодня воскресенье, она обычно уезжает на поезде. Сейчас полдень, успеем, застанем её дома. Идём.

-    Где учится твоя Лида Глушкова, подруга по детскому дому?

-    Разве тебе о ней не рассказывала?

-    Рассказывала про детдомовскую жизнь, о том, что она закончила фельдшерско-акушерскую школу.

-    Лида, она молодец, молодцом была всегда. Знаешь, Розалия, мне на подруг везёт, даже очень. Жили с ней в одной комнате, учились вместе и сидели за одной партой, у окна и за последней -удобно было шпаргалки вместе передавать, она - один вариант, а я - другой.

-    По математике?

-    Да. Понимаешь? Интересно то, что Лида первая встретила меня, когда везли в Вятский из Мари-Солинского детдома. Это было где-то в августе, перед началом нового учебного года. Их было трое, запомнила только Лидку. Прямо у калитки меня спрашивает: «Эй, новенькая, в каком классе будешь учиться? Задачи умеешь решать?» - «Умею», - ответила я. - «Списывать будешь давать?» - «Вместе будем сидеть». Так мы и все три года учёбы в школе с Лидкой Глушковой были вместе за одной партой. Она сама задачи решала не хуже меня, а вот по русскому языку, наоборот, она помогала мне. Без её помощи мне бы было худо. В Вятской школе мне (не только мне, всем, ты сама прекрасно знаешь, многое зависит от учителя) повезло с математикой. Мы, детдомовцы, любили учителя по математике Василия Петровича Лежнина и его предмет. Он нам с Лидой повторял: «Подружки, идите учиться туда, где есть математика». Никогда нас за шпаргалки на контрольных не ругал. Видел, как их мы передавали.

-    Почему, Роза, на физмат не стала поступать?

-    Это другая история. Лидка теперь - будущий стоматолог, зубки нам с тобой будет лечить. Больно не будет делать...

-    Двух Роз встретила Александра Тимофеевна, мама Лиды, добрая, милая женщина. Она знала Розу Николаевну давно, с детского дома. Видела эту белокурую девчушку вместе со своей дочерью в Вятском, когда Александра Тимофеевна однажды, в начале июня, приехала за ней.

-    Уж очень просится домой, к братьям. Аркаша и Лёня тоже по своей сестричке соскучились, - рассказывает соседке Александра Тимофеевна. - Заберу-ка я дочку хотя бы на недельки три в Йошкар-Олу. Завтра выходной, вот и поеду к ней. Полгода, как не видела Лидочку. Сама тоже по ней скучаю. Шестой класс закончила. Пишет, что учится хорошо, больше на пятёрки.

-    Тимофеевна, в комнатушке-то вам четверым тесновато будет. Квартирку бы какую тебе. Давно ведь на одном месте работаешь. Скоро что ли очередь-то подойдёт?

-    Всё обещают, обещание-то, говорят, ждут три года. Не знаю, Петровна, не знаю. Привезу домой дочку. В тесноте, да не в обиде.

-    И сыновья твои учатся хорошо. Езжай, вези Лидочку. Где я, чем смогу, помогу. Огородик у вас небольшой есть, зелени покушает. В детдоме-то как? Нравится ей там?

-    Нравится, но всегда просится домой, к маме. Воспитатели хорошие. Недалеко отсюда, сорок километров. Автобусы только до Фокина, а там четыре километра пешком надо идти.

Александре Тимофеевне нелегко было одной содержать троих детей в крохотной комнатушке. На что-то надеялась, чего-то ждала.

Розы не застали Лиды: час назад на попутной машине уехала в Казань, спешила на весеннюю сессию. Александра Тимофеевна Розе Николаевой сообщила, что Лида приезжала только на один день и передала подруге привет. На обратном пути Розы снова заговорили о Лидии Глушковой:

-    Ты, Роза, познакомь меня с ней, мать - славная женщина, очень хорошая.

-    Познакомлю, но только когда? Лида в Йошкар-Олу приезжает очень редко, только на каникулы, после экзаменов. Ты в это время мчишься к себе в Кукнур, к маме. В каникулы то же самое, так что с Лидой видеться могу только я.

-    На каком курсе учится? На фотографиях твоя Лида очень даже симпатичная.

-    Ты права. Она такая не только на фотографиях. Но она, как и я, очень упрямая. Возможно, это качество и помогло нам с ней продолжить учёбу дальше. Представь: ей тоже в учёбе никто не помогает, имею в виду с материальной стороны.

Так и было.

-    Мама, ты как хочешь, я в медицинский в Казань поеду, -решительно сказала Лида маме.

-    Иди, иди, я не против. Помогать-то вот как смогу? Лёня и Аркадий работают, себе зарабатывают, моей малюсенькой зарплаты на двоих с тобой хватит? Думаю, что нет.

-    Надеюсь, что вступительные экзамены сдам на стипендию.

Жить буду в общежитии. От Казани до Йошкар-Олы два-три часа езды. Иногда на выходные приеду. Летом буду работать.

Лида Глушкова вступительные экзамены в Казанский медицинский институт сдала успешно. Хорошо училась все годы, получала стипендию, летом работала. Выдюжила, выдержала, все трудности преодолела. В Казани она встретила любовь, вышла замуж за студента авиационного института. После завершения учёбы Лида и её супруг, авиаинженер Валерий Сергунькин, местом постоянной работы и жительства выбрали всемирно известный космодром Байконур. Долгое время Лида лечила зубы детям обслуживающего персонала космодрома, но родные края, город на Кокшаге манил к себе, не давал покоя Лиде. Здесь она родилась. Бегала по привокзальному парку, улицам. Проулкам удивительного, самого красивого города на Кокшаге-реке, недалеко от Волги. По весенним утрам из окна избушки, где ютилась дружная семья Глушковых, наблюдала, как на деревьях распускаются зелёненькие листочки, звенят весёлые ручейки, пускала по ним бумажные кораблики Лёньки-брата.

В родном городе Лида без всяких проблем нашла работу, устроилась в городскую поликлинику детским стоматологом, а её супруг Валерий - на завод авиаинженером.

-    Галина Емельяновна, здравствуйте! - Это я, Маргарита Савельева, пожаловала к Вам. Можно? - Рита, здравствуй, дорогая! Здравствуй! Чего спрашивать? Проходи в дом, проходи!

-    У Вас новоселье? Еле Вас нашла. Новую квартиру дали?

-    Наконец-то. Геннадий вот получил. Жили в деревянном доме вместе с родителями, больно уж тесно было. Посмотри, в каком мы теперь дворце живём! Дом кирпичный. Три комнаты, кухня большая, и баня есть. Рады-то как!

-    Поздравляю Вас! И огород рядом, всё растёт: и картошка расцвела, огурцы, капуста, помидоры. Зелень кругом. Как в детдоме. Яблони, кусты смородины успели посадить.

-    Всё посадили. Душа радуется! - рассказывает своей воспитаннице Галина Емельяновна. - Ты-то как?

-    Меня тоже можете поздравить. Я этой весной закончила медучилище, месяц как работаю медсестрой в Ронгинской районной поликлинике.

-    Молодец-то какая! Трудно ведь тебе было? В учёбе-то кто тебе помогал? Давненько тебя мы не видели, не приезжала в детдом-то.

-    Сейчас я туда заглянула. Там все незнакомые. Дежурила новенькая воспитательница. Тётя Даша тоже уехала. Мне ваш адрес дала тётя Маруся.

-    Небось, устала. Зайдём в дом. Геннадий, - обращается Галина Емельяновна к мужу, - у тебя там всё готово?

-    Проходите, всё готово. Чай вскипел, яичницу поджарил, пирожки твои, картошку подогрел. Что ещё надо, сами посмотрите. Идите. Полотенце с мылом приготовил.

-    У меня он на все руки мастер. Главный энергетик, готовит хорошо. А я после дежурства в детдоме пропадаю на огороде, дети мне помогают. Ты знаешь? - разливая чай в красивенькие фарфоровые чашечки, рассказывает воспитательница. - На той неделе в детдом и ко мне заезжали Римма Николаева, Ольга Рябинина, Нина Шабалина и Зина Булатова. Всей группой ввалились!

-    Давно их не видела. Прямо все вместе?

-    Все! Рита, рассказывай о себе. Замуж-то не вышла?

-    Нет ещё, но намечается. Познакомилась с местным парнем, работает в клубе киномехаником, разбирается во всякой технике. Мотоцикл у него есть. Вроде бы хороший парень.

-    Где жить-то будете?

-    Мне от больницы квартиру в деревянном доме дали. Кое-что уже купила. Помогает мне моя крёстная, и во время учёбы я у неё жила. Она для меня как мать. Вы, наверно, её видели, в детдоме не раз бывала. Галина Емельяновна, Вы сейчас удивитесь: меня, оказывается, не Ритой зовут, а Ириной. Это крёстная выяснила.

-    Интересно-то как! Для нас ты Маргарита, просто Рита. На свадьбу-то пригласишь?

-    Обязательно! Свадьбы большой не будет. У обоих ничегошеньки нет. С нуля, с ложек, тарелок начнём.

Галина Емельяновна своей воспитаннице Рите Савельевой преподнесла подарок - постельное бельё и проводила её до автостанции, на прощанье сказала:

-    Жду приглашенья на свадьбу!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В период службы в авиационной части Хабаровска, после посещения Вятского детского дома, встречи со многими детдомовцами, братом и его семьёй Мергасим Диастинов решил разыскать брата Сайдана. «Где же Сайдан?» - этот вопрос всегда его беспокоил. Из далёкого Хабаровска постоянно звонил Сабану, отправлял письма. Интересовался, нет ли новостей о старшем брате. Ждал ответа из Йошкар-Олы: из адресного бюро, органов Внутренних дел. Одновременно тревожился состоянием здоровья Сабана. Он понимал: работать на тракторе, челюстном погрузчике, опасно, тяжело. Видел рабочее место Сабана: невидимые стены елового и соснового леса, мох и травы, непроходимые кустарники. Трактор Сабана сильный, упрямый, как и он сам. Всегда преодолевал и побеждал упорное сопротивление сосен-великанов. Сабан на работе очень уставал, но никогда и никому об этом не жаловался. Рядом с ним рубила лес Вера, по силе и сноровке не уступавшая любому мужчине.

- Хорошо, что Вера сейчас временно не работает. Хлопот хватает и по уходу за маленькой Алей, и по домашнему хозяйству, -думал Гасим.

Гасим и Сабан давно ищут брата Сайдана, который бесследно пропал после службы в Выборге. Братья вместе побывали на родине в Куяре, исходили-изъездили различные инстанции в Йошкар-Оле - безрезультатно. Сайдана нигде не было. В Куяре братьям рассказали о жизни тринадцатилетнего мальчика-сироты, о его борьбе за кусок хлеба. Вместе со взрослыми на железной дороге кувалдой колотил костыли, соединял рельс со шпалами. Соседи помогали ему чем могли: то поношенные сапоги или валенки дадут, то фуфайку принесут. После семейного обеда или ужина останется каша, суп - ему, мальчишке. Однажды Сайдан сильно заболел, на простуды, царапины, как он считал, мелкие болезни не обращал внимания, бежал на работу. А тут заболел серьёзно. Высокая температура, бросило в жар, к кому обратиться? Встал, хотел сходить за лекарством - не может идти, шатает. Морозно. На улицу нос не высунешь. Поесть бы чего-нибудь - шаром покати, ничего нет, даже хлеба. Летом на своём участке перед окном посадил два ведра картошки, получил два мешка, съел до Нового года. Научился варить картошку и кашу. Помнит, как это делала мама. Может испечь блины. У соседей Хабибул-линых покупал молоко. Утром перед работой выпьет стакан молока, вечером - стакан. Вечером суп на обед сварит. Чтобы суп не испортился, кастрюлю поставит в сени. Съел суп, денег хватит на хлеб и лекарство. Сходить бы за хлебом, лекарством -невмоготу. Выкарабкался по стенке больной шестнадцатилетний подросток в сени. Открыл двери, переступил порог, видит: соседка Зульфия бежит к нему, решила навестить больного, в руках держит тарелку с горяченькими кулебяками. Прикрытыми беленьким полотенцем. Он снова вспомнил маму, как увидел Зульфию, похожую на неё улыбкой, повадками жестами. В эти дни Сайдан не переставал думать о матери. Как её не хватает! Братья в детдоме, им неплохо.

- Я один, уже взрослый, обязательно справлюсь, не хныкать! - часто повторял Сайдан. И на этот раз шептал, в мыслях обращался к матери и отцу, чтобы они помогли сыну встать на ноги.

Зульфия юноше смерила температуру, в доме затопила печку (дрова Сайдан заготовил летом), сбегала в аптеку, парня накормила кулебяками, напоила чаем с малиновым вареньем. Зульфия в доме вымыла пол. Тепло и уютно. Парень пошёл на поправку. Утром и вечером подростка навещали соседи. Для Сай-дана тётя Фаузия, соседка Хабибуллина, приготовила своё «лекарство» - самогонку с мёдом и малиной, поила по вечерам, перед сном. Водки он вообще не пил, даже не пробовал. Он не раз наблюдал, как взрослые в магазине за водкой в очереди стояли. Он тоже из кармана достал свой скудный кошелёк, посчитал деньги, хотел купить бутылку водки, но раздумал. Решил: «До зарплаты неделя, лучше куплю хлеба и молока. Тем более через полчаса - на работу».

Только один раз напился, за что себя ругал на чём свет стоит. Друг по работе пригласил на день рождения и напоил. Тогда не понимал, водкой или самогонкой его угощают, не разбирался, разницы не чувствовал. На торжестве наелся вкусных русских пирогов с рыбой, каких-то салатов, солёностей. Не ел их прежде. Сестра друга не спускала глаз с него. Как и он, кареглазая, смуглая, с ямочками на щеках, длинными чёрными волосами. Она парня проводила домой и стыдила за водку. Ещё в детстве, при жизни родителей, смуглянка мальчишке Сайдану строила глазки везде, где бы ни встречала его, скромного тихоню. Встанут вдвоём с Анькой Годовой, «невестой» Гасима, под окном, дразнятся:

-    Эй, выходите, женихи! Тили-тили тесто, жених и невеста!

Всякое случалось в жизни подростка Сайдана, но о своих братьях помнил всегда. Съездил в Октябрьское, где Сабан учился на тракториста, к младшему брату в детдом - один раз: денег ему на дорогу всё не хватало. Очень скучал по Гасиму. После работы открывал семейный альбом с немногими фотографиями, подолгу разглядывал отца, которому подражал во всём, матери, чьи черты лица полностью перенял, братьев, которых очень любил.

Не встретились со старшим братом Сабан и Гасим, но из органов Внутренних дел Марийской республики получили трагическое сообщение, что Диастинов Сайдан Салахович погиб. Как и при каких обстоятельствах - в короткой записке ничего не сказано. Хорошо, что рядом с Гасимом в это трудное время был его друг по службе Михаил Шевченко. Друзья поспешили в телеком авиачасти, заказали срочные переговоры с Сабаном. Сабан был дома, только что он вечерним автобусом вернулся из Йошкар-Олы, по пути заехал в Куяр, где он узнал о последних днях недолгой жизни старшего брата Сайдана. Об этом Сабан подробно рассказал Гасиму, что Сайдан три года отслужил в Вооружённых силах страны под Ленинградом, вернулся сержантом не в Куяр, на родину, а к другу Петру. Друг по армейской службе уговорил Сайдана, скромного парня, поехать к нему в деревню, недалеко от Йошкар-Олы. Он родителям написал:

-    Мама и папа, домой я еду не один. Принимайте нас с другом Сайданом. Все три года с ним были вместе, служили в одной роте, делили всё пополам. Считайте его моим братом-близнецом. Мы с ним похожи не только внешне, но и характерами...

Привыкший жить самостоятельно, Сайдан в семье Петра погостил недельку, уехал к себе в Куяр, устроился на ту же работу, но уже не «костыли точить», а связистом.

В каждые выходные ездил в деревню к другу Петру, к его родителям. Те встречали его как родного.

Был большой праздник. Вся деревня гуляла. Сайдан к таким гуляньям не привык. Он в доме друга прилёг на диван и вздремнул. Неожиданно в дом ворвалась ватага пьяных мужиков. Не разобравшись, по ошибке один из них вонзил нож в сердце спящего человека. Сайдан был ранен смертельно. Тяжело на душе! Было ли счастье в этой короткой жизни? Наверно, да.

Старший брат радовался за Сабана, что тот получил специальность тракториста, начал работать и мечтал поехать к нему в гости. Был доволен успехами, хорошей учёбой в ремесленном училище младшего брата. Мергасим подрос, стал подтянутым, красивым парнем. Встретились они год назад в Волжске. Тогда Сайдан ехал в Куяр всего на десять дней. Он дал телеграмму Гасиму. Встреча длилась всего пять минут. Последняя встреча братьев. Сайдан даже успел заехать к Сабану всего на одну ночь. Жизнь братьев складывалась неплохо.

-    Что ещё мне нужно? Скоро и я отслужу, буду работать по армейской специальности связистом и женюсь на землячке-смуг-лянке. До скорой встречи, дорогой мой брат! Я вас с Сабаном очень люблю! Успехов тебе и Сабану. Гасим, съезди к нему, передай огромный привет. Пиши, брат! - попрощался сержант Диастинов Сайдан Салахович, довольный встречей с братом, возвращаясь на службу в Выборг. Передал Гасиму кусочек копчёной колбасы, который держал в руке.

Давно нет Сайдана, но он жив в мыслях, памяти племянниц, племянников, людей, знавших его.

-    Съездить бы нам с тобой на могилу к Сайдану, - предложил Сабан жене Вере, - узнать бы, где он похоронен, где убит. Никто не знает.

-    Съезди, Сабан, один. С кем маленькую Алю оставим? И за скотиной надо присматривать, кто будет за всем следить? Огород, скотина. Никто не согласится, так что езжай один.

-    Меня и начальник лесоучастка Павел Иванович Хуртин отпустит, я один-то смогу ли? Ведь не найду. В Куяре точного адреса, куда, в какую деревню Сайдан ездил, никто не сказал. Вот такое дело, Вера.

-    Гасим бы справился, когда он теперь сюда приедет? Хаба-ровск-то отсюда далеко что ли?

-    На краю света, - ответил Сабан, - вот что значит без образования. Географии совсем не знаешь.

-    Не знаю. Что теперь делать? Съезди-ка, Сабан, вдруг найдёшь деревню, где убили Сайдана.

Сабан места себе не находил. Сходил в правление лесоучастка, где ему посоветовали ещё раз обратиться в Министерство внутренних дел республики.

-    На сердце неспокойно, страшные сны вижу. Поеду-ка! - твёрдо решил он.

Второй раз по неровной песчаной дороге маленький «пазик» мчит Сабана в Йошкар-Олу. С трудом он нашёл важное Министерство, откуда Сабана направили в районное отделение милиции. Не привык ездить на автобусах, по городу пешком ходит. Добрые люди подсказали, где милиция района.

-    Вам, гражданин, как Ваша фамилия, говорите?

-    Диастинов - моя фамилия. У брата тоже такая же фамилия, только Сайданом звали.

-    Брата вашего убили, видать, в Медведевском районе. Вы не туда попали...

Сабан в поисках нужного учреждения опоздал и на последний автобус на Юркино. Следующий теперь туда в шесть утра.

-    Надо ехать в Медведево, в райцентр. Там, может, переночую. Милиционер сказал, что дело по убийству Диастинова Сайдана вроде бы находится в Медведеве...

Как ни старался Сабан, правды нигде не нашёл и никто не подсказал, где она, эта правда! На ночь устроился на деревянном диване железнодорожного вокзала, а рано утром еле сел на свой «пазик». Народу битком. На выходные дни шумный город потихоньку освобождался от своей рабочей силы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

-    Ой, наконец-то пришли, дома им никак не сидится. Везёт же людям - ни зачётов, ни экзаменов! Гуляют себе! Николаева, пляши! Почта была. Тебе письмо из Хабаровска! Бери, на вахте оно лежало. Перехватит ещё кто-нибудь, - тараторит Феня Романова, передавая Розе письмо.

-    Это точно, женихов у неё много. Одним из них поделись со мной, - просит Галя Микишкина.

-    Что, Галя, тебе женихов мало? Каждый вечер назначаешь свидания то с грузином, то с греком, ещё с кем-то, то с осетином. Нет на примете турка? - шутит Роза. - Кто из списка моих женихов тебе приглянулся?

-    Гасим мне нравится.

У Розы не было «списка» женихов - она однолюб. Об этом знали только Шабрукова и Романова. Она страдает, иногда ночи не спит, завидев «любимого мучителя» с очередной девушкой. Поделятся, посекретничают трое - легче на душе. Феня Розе не перестаёт твердить:

-    Кого нашла? Действительно, любовь не зла, полюбишь и козла. Настоящий козёл - твой Толя!

-    И я ей говорю то же самое, - прервала Феню Роза Шабрукова. - Посмотри ты на него, будущего математика. Сравни с собой. Да, хорош собой, ничего не скажешь. Спортсмен, чемпион по прыжкам с шестом, пишет стихи, рисует, играет на аккордеоне. Ничего! Я узнала, что он на следующий учебный год взял академический отпуск, так что, подруга, забудь о нём.

-    Плюс ко всему он - бабник! - отрезала Феня.

-    Мы все трое одинаковые. Шабрукова, кроме своего Владимира, ни на кого смотреть не хочет. А вот у Романовой на тумбочке стоит портрет известного, всеми любимого актёра Гусева. Теперь надеется, что найдёт жениха, похожего на артиста. Ха-ха-ха! - хохочет Николаева. - Письмо, братцы, от Гасима. Как всегда, кратко и ясно, все мысли изложены на одной странице.

-    Читай же! - не терпится Фене.

-    Девчонки, ой, что тут написано? «Будь моей старушкой!» -и больше ничего.

-    Это как? - спрашивает Шабрукова. - Старушкой - значит, женой, а?

-    Наверно. Вот пойми! Через год госэкзамены, распределение на работу. Там видно будет, - решила Роза. - Гасим - моя детская любовь? Он тогда в детдоме нравился многим, в том числе и мне.

Влюбиться в семнадцать лет? Он - студент третьего курса педучилища, а она - на год моложе. Перед девушкой-подростком, откуда ни возьмись, появился необычный парень, как ей казалось, не похожий на других: высокий, тёмные густые волосы, подтянут, одет со вкусом. Немногословен. Во время перерыва Анатолий в коридоре педучилища случайно столкнулся с незнакомой девушкой - не извинился, на неё взглянул высокомерно, тут же отошёл в сторону.

На спортивных соревнованиях Анатолий Семёнов был великолепен: на нём красного цвета атласные шорты, белоснежная майка, такого же цвета носки и кеды. И одежда, и женственно мелкие черты лица, и поведение парня перед прыжком, взятие высоты - всё говорило: «Любите меня, девушки!» Любили, многие влюблялись.

С тех пор столько воды утекло! Анатолий служил в Москве, там же поступил в литературный институт, но по просьбе матери перевёлся в Йошкар-Олу, на физико-математический факультет пединститута, ближе к дому. Часто навещал, поговаривали, больную мать, ездил в Морки.

У Розы тоже были поклонники, хотя к ним она особого интереса не проявляла. Даже один из них, встретив её в коридоре общежития, нагрубил: «Довыбираешься, замуж выйдешь за алкоголика, за пьяницу!» Стало невыносимо грустно, обидно. В комнате Розы и Феня Романова, поговорили, посекретничали и от боли в сердце запели:

Мы выбираем, нас выбирают.

Как это часто не совпадает!

Часто простое кажется сложным,

Чёрное - белым, белое - чёрным...

Чтобы с кем-то быть на танцах-дискотеках, Роза Николаева согласилась на дружбу с Владом, красивеньким, очень добрым парнем из иностранного факультета, на четыре года моложе себя, внешне похожим на «того парня».

В дни зимней сессии по пути в Кукнур в общежитие пединститута заехал студент Горьковского политехнического института Владимир, скромный, привлекательный парень, единственная любовь Розы Шабруковой. Роза и Володя друг с другом знакомы давно. Они земляки, учились с ним в одной школе, оба -медалисты. Роза Шабрукова и в институте - ленинский стипендиат.

-    Роза, большое спасибо твоей маме, замечательному человеку, лучшему математику. Это, благодаря ей, я поступил на политехнический и учусь там с удовольствием. Планирую учёбу в аспирантуре. Обязательно буду математиком, как Зинаида Фёдоровна, - говорит Владимир.

Отец Розы, Никанор Васильевич Шабруков, - преподаватель пединститута. У него другая семья.

На вопрос преподавателей «Кем Вам приходится Никанор Васильевич?» Роза отвечала: «Однофамилец». Нетрудно было догадаться: дочь и отец - одно лицо, как две капли воды. Дочь глубоко переживала разрыв матери с отцом.

Приезд Володи, друга детства, для Розы - огромная радость. Скромный, стеснительный парень вошёл в комнату девушек, поздоровался, присел на стул, чуть покраснев, пригласил Розу прогуляться по городу. «Девочки, до свидания! Извините, пожалуйста!» - и, обращаясь к Розе, сказал: «Я подожду тебя на улице».

-    Розалия, с кем я на танцы пойду? Для кого и чего на платье поменяла воротничок и манжеты? Я одна, где справедливость? -ноет Николаева. - Ты идёшь на свидание? А Романова нашла про любовь роман, видите: забралась в постель - от книги её теперь не оторвёшь. Владик, где ты? Явись ко мне!

-    Кто-то стучится в дверь, не слышите? Николаева, открой! -говорит Феня.

-    Кто стучится в дверь ко мне? - Конечно, я, Финдлей! Входите же!

-    Я не Финдлей, Влад из соседнего двора. Николаева, на танцы нам пора.

-    Иду! Подождать я Вас прошу, опозданья не прощу.

На танцы пара опоздала. Танцы в разгаре, музыка гремит на всю катушку.

-    Влад, кажется, сегодня дежурит иностранный факультет? Давай в дверь пинаться! - предлагает Роза. - Наглухо закрылись.

-    Очередное хулиганство? Подождём, должен же кто-то выйти покурить. Андрей через каждые пять минут курит, он-то и откроет.

Играет вальс. «Сказки венского леса» Иоганна Штрауса. Прелесть! Любимая музыка многих студентов, в том числе двух Роз. В зале знакомые лица.

-    Пойдём, Владик, это же чудо-музыка! Скорее, пусть прекрасный вальс звучит долго-долго! - кружась в вальсе, радуется Роза. Она знает: танцуют они с Владом красиво, нежно, плавно и легко. Вдруг ахнула: «Владик, смотри, в зале Анатолий. Мы с тобой сядем, но не вместе. Я его проучу!»

Объявили белый танец. Роза первая пригласила Владика. Снова вальс, музыка композитора Андреева, которую она исполняла на домре в оркестре педучилища, поэтому чувствовала каждый ритм, ловила каждую ноту. Минуты пять в вальсе кружились только они. Влад понимал чувства Розы, во всём с ней соглашался. Следующий танец. Роза и Влад не вместе, но друг от друга в десяти метрах. Видят: к Розе направляется красавец Толя, Влад опередил его, и снова они вдвоём, но уже - «буги-буги», стильные танцы. Так весь вечер.

В общежитии все. Феня и Рея Топорова спят. Розы пошептались, посекретничали, ещё раз почитали послание Гасима.

-    Надо ответить! - решили обе Розы.

В воскресенье студенческое общежитие оживало, особенно после обеда: девочки торопились в прачечную постирать свои вещи, там же, в подвале, жарили, варили сразу обед и ужин. Из комнат слышалась весёлая музыка. Каждый отдыхал по-своему. В выходной день редко кто бежал в республиканскую библиотеку. К семинарским занятиям на понедельник готовились дома, в общежитии, без особого желания. Вечный староста группы энщиков истфил-фака Коростин Эдиссон, любитель и мастер по фотоделу, в уголочке своей комнаты, за небольшим шкафом, оборудовал «мастерскую», где печатал фотографии и тут же их сушил. Об этом знали только его друзья, обитающие вместе с ним в комнате. Но Роза Капитонова, по секрету узнав от своего кавалера о готовых, уже высушенных фотографиях, сказала девочкам-однокурсницам: Наде Грачёвой, Маше Васинкиной и соседкам по комнате Розе Николаевой и Фене Романовой.

-    Эдик на прошлой неделе специально ходил по комнатам, фотографировал без предупреждения, по его словам, ловил смешные моменты. Феня Романова в комнате мыла пол, а Роза Николаева спала на заправленной кровати, прикрыв лицо газетой, - рассказывает Капитонова. - Надо карточки эти у него выкрасть.

-    Как? - спросила Феня.

-    У меня назрел план, - рассказывает Капитонова, - сейчас в их комнате никого нет, все мальчики в комнате напротив, играют в карты, пьют пиво. Пусть пьют! Мы с тобой, тёзка, проникнем к ним и заберём наши фотокарточки. Понимаешь: там есть уже подписанная фотография, где мы с тобой запечатлены в смешном виде. Пошли! Быстрее!

Такой снимок нашли, Эдиссон и момент нашёл, и подписал с юмором:

«По-моему, фотографический снимок - это очень важный документ, и нет большего несчастья, чем быть запечатлённым навеки с дурацкой улыбкой на лице». В конце - его неповторимая, размашистая подпись. Этот снимок, к сожалению, был только в одном экземпляре, и достался он одной из Роз.

-    Пятикурсники, хотите прочитать «Приказ ВПА (начальника военно-политической академии) Николая Егорова? - вбегая в комнату общежития, обращается Роза Шабрукова. - Данный приказ касается нас, выпускников истфилфака.

Да, Коля Егоров, самый умный парень в группе, самый, самый... во всех отношениях, спасал студентов, не подготовленных к семинарским занятиям, выступал, задавал преподавателю каверзные вопросы, спорил, отстаивал свою точку зрения. Перед отъездом на педпрактику в шутливой форме написал «приказ» от 8 сентября 1963 года, а Роза Шабрукова сохранила его, исписанных, от времени пожелтевших два листа из школьной тетради. Вот некоторые пункты из «приказа»:

-    Старшему лейтенанту Коростину Э.Я. присвоить звание капитана и направить в Закавказский военный округ в распоряжение командира горнострелковой дивизии.

-    Мл. лейтенанта Николаеву Розу А. направить в Москву в распоряжение глазко (секретно).

-    Лейтенанта Шабрукову Розу направить в Болгарию в распоряжение атташе в качестве советника по туристским вопросам.

-    Мл. лейтенанта Романову Ф.С. направить в Мари-Турекс-кий военкомат начальником 5-ой части.

-    Мл. лейтенанта Топорову Рею направить в распоряжение Шепетовского гарнизона... Жизненный путь этого замечательного элегантного парня, историка, аспиранта, затем преподавателя Марийского государственного университета Егорова Николая Владимировича, уроженца из живописного села Коркатово Моркинс-кого района, выросшего без отца, был очень коротким, нелёгким, тернистым.

Перед отъездом в Хабаровск Роза Николаева в составе сборной команды Звенигова, где она проходила педагогическую практику и одновременно работала, защищала честь района в республиканской спартакиаде профсоюзов Марийской республики. После спортивных соревнований по пути в Звенигово она забежала в общежитие, попрощалась с Машей Васинкиной, однокурсницей, родной сестрой Зои Лебедевой, подругой Розы по педучилищу, трагически погибшей из-за несчастной любви.

-    Роза, хочешь встретиться со своим Анатолием? Выйди в коридор, посмотри направо - он ждёт Лизу из русско-марийской группы. Он с ней недавно начал встречаться.

-    Не хочу!

-    Он о твоём приезде знает. Спрашивал у меня о тебе. О ваших соревнованиях писали в газетах и говорили по республиканскому радио, - рассказывает Маша. - На всю республику прозвучало твоё имя. Поздравляем и мы тебя с первым местом по шашкам. Молодец!

-    Подожди, Роза, сначала я схожу на разведку, потом ты, -советует Ира, однокурсница Маши.

-    Мне всё равно надо уходить: могу опоздать на автобус. Незаметно выйду - меня он больше не интересует. Через день уезжаю в Хабаровск. Маша, нашим передай привет. Шабруковой я напишу. Пока! Удачи вам на экзаменах!

От Звенигова до Казани недалеко. Ходили автобусы. Розу провожала хозяйка квартиры тётя Клавдия, доброжелательная женщина, у которой несколько месяцев Николаева жила, как дома.

-    Клавдия, твоей учительнице письмо! Вот оно! Пусть автобус минуточку подождёт! - вдогонку кричит соседка Клавдии Мария Семёновна.

Письмо адресовано Розе Николаевой, и адрес точный, дата на штампе конверта вчерашняя. Письмо короткое: « Здравствуй! Поздно, видно, я понял. Не знал я об этом. Не знал и не мог догадаться. Прости меня, олуха, прости! Ты для меня, возможно, на всю жизнь, есть и останешься в единственном числе. Прощай, милая, единственная! Прощай! Невезучий Анатолий».

На почте села Алексеевка прямо перед дальней дорогой состоялся телефонный разговор двух сестёр:

-    Роза, ты дома? В свой Хабаровск ещё не уехала? Я тебя по телевизору видела, играла в шашки, а потом на восьмисотку бежала. Я с переговорного пункта звоню, слышишь меня? - говорит Римма. - Я тоже завтра уезжаю, но только в Эстонию, точнее - в Нарву.

-    Куда? Вот ненормальная! Кто там тебя ждёт?

-    Нина Краснова. Она из Люльпанского детского дома. Ты её не знаешь, поэтому ничего тебе я о ней не скажу. Ни о чём меня не расспрашивай. Всё будет нормально. Вот увидишь! Давай друг другу пожелаем счастья, здоровья и удачи!

-    Дурёха ты! Никуда не поедешь, поняла?

-    Завтра еду, завтра! Билеты уже купили.

-    Как купили? С кем собралась?

-    С девчонками едем. Не беспокойся, пожалуйста, сестричка! До свидания!

-    Куда писать? Сообщи адрес!..

Сёстры расстались на целых три года. За это время в жизни Риммы и Розы изменилось многое.

Римма жила и работала в Нарве, а Роза переехала в Хабаровск.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Трактор-тяжеловоз Сабана идёт по лесной дороге, проложенной рабочими Юркинското леспромхоза. Справа и слева к насыпям наступают сосны и ели, частые кустарники, поросшие повсюду.

-    Завтра выходной, чертовски устал. План заготовки леса наша бригада досрочно выполнила. Два года без отпуска, напишу заявление, отдохну, в санаторий бы, подлечиться мне надо, - размышляет Сабан. - Завтра организую баню, попарюсь. Помогу по хозяйству Вере, с дочкой поиграю.

-    Сабан, в воскресенье съезди-ка в Козьмодемьянск, купи поросёнка. Зина Березина едет.

-    С какой стороны к нему подойти? Корова - ладно, куда ни шло, без молока в деревне не проживёшь, оно и Аленьке нужно, и я вместо воды пью. Сегодня пятница, устал я! Завтра с утра баню затоплю, в воскресенье можно за поросёнком съездить.

-    В деревне без мяса трудно. Свинину-то будешь что ли есть?

-    Татарин, поэтому меня спрашиваешь? Сам не знаю, запутался, кто я теперь. В детдоме не разбирались, татарин ты, русский, мариец, мордвин. Ели всё. В детдоме свиней мы сами по очереди пасли. Четыре борова. Терпеть не мог их. Орут, как будто их режут. У нас там такие здоровые боровы были. Слушай! Если сейчас поросёнка купим, то осенью надо эту свинью пустить на мясо. Ой, нет. Так не пойдёт. Убивать животное я не смогу. Это не для меня.

-    Мясо-то любишь.

-    Может, с понедельника в отпуск уйду. Устал я, Вера. Работаю без отпуска. Понимаю, что тебе одной трудно. Денег нам хватает. Думаю, что я домой немалые деньги приношу.

-    Зачем сейчас в отпуск? В сенокосное время пойдёшь. Кто тебе сено будет косить? Галю, свою сестрёнку, могу просить, может, поможет. Сена-то много надо. Зима длинная.

-    Поросёнок, сенокос. Что ещё? Сено косить научился, а вот за поросёнком - ты, Вера, меня с ума сведёшь. Привыкла ты, жёнушка, к крестьянской жизни, скотине, без них ты не можешь. Меня не так воспитывали. На огороде работаю с удовольствием, к скотине я не привык. Не обижайся на меня. Ладно, поросёнка тебе завтра привезу, а насчёт отпуска с тобой не соглашусь. Болею, мне надо подлечиться.

-    Сабан, коровник-то тоже надо чистить, соломой надо запастись. Вчера, пока Аля спала, лопатой из хлева грязь выгребла, надо вилами - тяжело, не смогаю.

-    «Не смогаю», ладно. Навоза много накопилось, раскидаю по огороду, но только не сейчас, не сегодня, отдохну. Сходи к Березиным. Когда Зина собирается ехать в Кузьму, на чём?

-    Сейчас, Аленьку покормлю, корову подою - сбегаю.

В центре Козьмодемьянска, небольшого города районного значения, колхозный рынок. Кого только на базаре нет! Чем только здесь не торгуют: молоком в литровых, трёхлитровых банках, свежим творогом, сливочным маслом, сметаной. У забора, прямо у входа на базарную площадь, мужчина с машины мешками выгружает картошку. По соседству, понурив голову, устало жуя сено, стоят две лошади. На телегах несколько мешков шевелятся, оттуда на свободу рвутся, что есть мочи кричат недавно появившиеся на свет маленькие существа - поросята. Женщина из мешка проворно вытаскивает свой живой товар, предлагает, передаёт покупателю, говоря:

-    Здоровый, голос прорезался, вон как орёт, родился три дня, неделю назад! Недорого! Совсем дёшево! Покупайте!

-    Зина, помоги мне выбрать поросёнка, я не разбираюсь в них, - просит Сабан. - Я бы их всех на волю выпустил. Родился на белый свет на полгода.

-    Не говори, Сабан. Их век короткий. Вон того для тебя выберем - хорошенький, розовенький, и шёрстка на нём ровная, коротенькая. Лови! - советует Зина.

-    Да ещё кусается! Иди ко мне, хорошенький, иди! Не обижу я тебя. Что так визжишь, куда рвёшься? Я сам тебя буду кормить, сам буду ухаживать. Сам! - гладит по шёрстке животное Сабан, завернул его в мешочек, положил в корзинку и, руками придерживая, несёт покупку к выходу, к попутной машине в Юркино.

-    Твой-то успокоился, не кричит, как мой. Больного что ли купила? Что ж так визжишь, чем не доволен? Сейчас домой поедем, я тоже не обижу тебя, - успокаивает поросёнка Зина Березина.

-    Дорога вот только до Карасьяр долгая, тяжёлая. Пока доедешь до дома, замучаешься, - жалуется Сабан, усаживаясь поудобнее на скамейку кузова грузовой машины. - Давай, Зина, помогу, по ступеньке лезь, осторожнее! Держись за мою руку.

-    Сабан, покормить бы поросят-то надо. У тебя есть что ли чем? - вынимая из корзинки молоко в бутылочке с соской, спросила Зина.

-    Дала вон Вера тоже бутылку с молоком. Как ребёнка, кормить? Не вырывайся, соси, молоко-то вкусное. Сейчас, скоро дома будем.

Машина довезла карасьярцев прямо до диспетчерской в Юркине, а там по узкоколейке дрезина Феди Попрухина за каких-то полчаса доставила всех до дома.

-    Сабан, Аленька наша что-то приболела, температура. Сегодня же выходной день, больница не работает. Мы с дочкой к фельдшеру домой ходили. Она нас с ней в Юркинскую больницу направляет. Вот на читай! Фельдшер-то нам лекарства дала. Пою вот.

-    Температура высокая? Сам смеряю. Где градусник? Сейчас, доченька! Что с моей дорогушей случилось? - поднял девочку с кроватки, взял на руки. - Чем папочка сможет помочь? Песенку спою, сказку расскажу? Петь я не мастер, вот твой кока Гасим и на гармошке, на баяне играет, и поёт хорошо. Что лучше, дочурка? В детдоме у нас девочка Лёля Кондина пела:

Жил-был царь Картаус,

У него был длинный ус.

На ус он повесил арбуз,

На арбуз - огурец,

На огурец - свой царский дворец...

Улыбнулась маленькая Аля, значит, легче ей стало от папиных нежных слов, его песни, стала засыпать.

На следующее утро Сабан проводил доченьку с мамой в Юркинскую больницу, дома остался один. Его беспокоило хозяйство: забота об огороде, корова с телёнком и поросёнок. В детдоме этому делу не учили. Тогда и в голове не было мысли, что он будет жить в деревне, обзаведётся хозяйством да ещё скотиной. Ни разу в жизни не доил. Научился для коровы сено косить, а вот чтобы за домашними животными ухаживать, такого не бывало! Только видел, как Вера с чистым ведром шла в коровник, ласково разговаривала с Маней, гладила животное по спине, садилась на низенькую скамеечку, которую он сам смастерил, начинала доить. Маня во всём хозяйке подчинялась, изредка крутила головой, показывая своё недовольство чем-то. У Веры, выросшей в деревне с родителями, всё получалось легко, быстро. Поросёнок - куда ни шло: корми его утром и вечером, пой и время от времени выпускай из хлева во двор и следи, чтобы он не пролез через досчатый забор и не убежал.

-    Не справлюсь! - решил Сабан. - Надо обязательно в отпуск. Хуртин обещал через недели две путёвку в санаторий. Куда теперь поедешь? Сегодня Вера с утра сама с хозяйством справилась. А завтра я должен и корову подоить, её выпроводить на пастбище, и телёнку сена дать, водой напоить, поросёнка накормить, на работу не опоздать. В больницу съезжу в выходные, сегодня после работы позвоню. Как они там?

Всю ночь Сабан не спал, всё думал, как он один, без семьи? Никогда один не оставался, а тут ещё на тебе целое хозяйство! « Не приспособлен я к жизни! Кроме своего трактора, ничего не знаю, ничего не умею делать, - ругает себя детдомовец Диасти-нов. - В Куяре мама держала козу. Однажды мы с Гасимом её доили, так мы с ног до головы обрызгались молоком. Мама потом нас за это ругала».

Сабан встал в четыре часа утра. На рассвете ополоснулся в озере прохладной водой, выпил кружку молока - вечером кушать не сготовил, не успел. Пока он в хлев загонял корову, сбегал к Загайновым, наступила ночь. По его просьбе корову подоила Зина.

-    Давай, милая коровушка, стой смирно, доить тебя буду, -погладив, подкинув ей свежей травы, скошенной вчера на берегу озера вокруг бани, приступил к дойке. Ещё раз руки смазал жиром, обеими ладонями дотронулся до сосков, схватил их - не устояла Маня, хвостом ударила хозяина по лицу, затем по рукам. Стала переваливаться с одной ноги на другую, то задними ногами, то передними. Сабан тоже не сдаётся, из кармана пиджака достал ломтик мягкого ржаного хлеба, скормил непослушную Маньку.

-    Ну ты даёшь! Все люди ещё спят. Позвать бы на помощь кого! Я же на работу опоздаю! Как ты не понимаешь? Доить - то тебя надо! Видишь: вымя твоё полное, носи - ка целый день такую тяжесть, - выговаривая корове, Сабан снова принялся за дело, сел поудобнее, начал доить. Манька чуть успокоилась. Надоил полведра, устал, вспотел, решил передохнуть. Ведро отставил в сторону, подошёл к корове, дал ещё хлеба, приговаривая, прихлопывая по спинке, присел к вымени с правой стороны, снова стал доить.

-    Ладно, на этом спасибо! Меньше, чем у Веры, хватит мне, поросёнку и Аленьке. В больницу с Федей отправлю, он передаст Аленьке с Верой, - довольный первой в жизни дойкой коровы, Сабан поспешил на работу.

Три недели Сабан доил корову, изредка к нему забегали то Березины, то Загайновы, друзья, соседи по дому, помогали ему, советовали, а то и готовили ему ужин и завтрак на следующий день. Следили за телёнком: выводили его из хлева, поили водой, до вечера привязывали его к их общей бане. Сабан сам съездил в Юркино, привёз дорогих ему людей из больницы. За одно сдал анализы, оформил санаторно-курортную карту.

-    Никогда, ни в каких санаториях, курортах не бывал, -делится он с женой, рассматривая свою путёвку, врученную ему начальником Карасьярского лесоучастка Хуртиным. - Полечиться надо. Врач Татьяна Петровна сказала, что у меня начальная стадия бронхиальной астмы. Говорит, что эта болезнь может передаваться по наследству. Кто знает, чем болели, не болели наши родители. Что нас, братьев Диастиновых, впереди ждёт?

-    Я что ли в санаториях бывала? В Музе, моей родной деревне, лучше всех твоих санаториев, - рядом речка, тут же лес, заливные луга. Дом двухэтажный папа с мамой построили. Только живи и радуйся. Не хотелось мне в деревне жить. Все деревенские куда-то едут, и я в Карасьяры подалась сучья рубить. Нашла тяжёлую, неженскую работу, - жалуется Вера.

-    Вера Фёдоровна, моя дорогая жёнушка, съезжу, подлечусь, зимой тебе путёвку достану. Не профсоюзную, если не дадут, сам за полную стоимость куплю. Теперь доить корову умею, научился, справлюсь с хозяйством. Ты всему научишь.

-    Ой, Сабан, глянь-ка, почтальонка к нам идёт, письмо ли от кого? Она что-то в руке держит, встречай Нину.

-    Здравствуйте! - передавая лист бумажки, здоровается Нина-почтальонка. - Вам телеграмма. Ждите завтра гостя, Вера, телеграмма-то из Васильевки. Отец что ли твой едет?

-    Отец мой едет, - читая телеграмму, говорит Вера, - давненько его у нас не было. На той неделе у больницы в Юркине встретила знакомую женщину из Васильевки, вот, видно, она и в Музу сообщила о нас. Хорошо-то как! Помогать нам папа едет.

-    Мне вот не придётся с тестем водки попить, завтра с утра уезжаю, а он вечером только до наших Карасьяр доберётся. Вера, без меня своего отца встретишь.

-    Ты ведь тоже его давненько не видел?

-    Давненько, года три-четыре назад, когда у нас Гасим гостил, тогда мы с братом в Музу и съездили. Гасиму там очень понравилось. Порыбачили мы с ним да тестем на Ветлуге, пива да водки вдоволь попили, - шутит Сабан. - Тесть Фёдор нас с братом учил ставить тесто на хлеб да разные булочки, сами в печке пекли.

-    Поживёт отец у нас с месяц. Поможет мне в хозяйстве, он всё умеет делать. После смерти мамы он горя нахлебался, досталось ему одному. Галя тогда училась. Там, в Музе, сейчас сестра Галя с семьёй. Без отца они справятся.

Ранним утром Сабан впервые в жизни поехал в санаторий «Ки-чиер», который находится недалеко от Йошкар-Олы, в лесу, на берегу живописного озера.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Хабаровск - город, со всех сторон окружённый изумительными сопками, ранее неизвестный, знакомый только по прочитанным книгам, Розу Николаеву очаровал. Город - радуга: розовый от восхода солнца, зелёный от пышной растительности. На клумбах пестрят красные, белые, фиолетовые цветы. Сопки, которых девушка видит впервые, дома, деревья, автобусы, трамвай с первыми пассажирами - всё в густом, сказочно-синем тумане.

Поезд «Москва - Владивосток» остановился прямо напротив высокого памятника учёному, первооткрывателю-географу Ерофею Хабарову. Несмотря на раннее летнее утро, железнодорожный вокзал многолюдный, шумный. Розу ничуть не утомила долгая, недельная дорога через всю страну, от широкой красавицы Волги до величавого батюшки Амура. Это точно: «широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек». Обь, Енисей, Лена, Амур - самые крупные реки Сибири. Загадочное озеро Байкал. Проезжая его, каждый путешественник испытывает особое, трепетное чувство. В три часа утра оно неподвижно застыло. Пассажиры с банками, небольшими вёдрами вышли из вагонов остановившегося ненадолго на берегу озера поезда, побежали за холодной и очень вкусной байкальской водой, чтобы запастись ею до конца пути.

Девушку провожают пара молодожёнов Таран Алексей и Алёна, соседи по купе вагона.

-    Ой, Роза, кажется, тебя никто не встречает. Вещей у тебя немного, книги вот тяжёлые. За пятнадцать минут, пока поезд стоит, мы тебя успеем посадить на такси. Адрес наш у тебя есть, - говорит Алексей Таран, будущий капитан дальнего плавания, выпускник Дальневосточного Высшего военно-морского училища.

-    Роза, если что, приезжай к нам. Женихов у нас, в Находке, хоть пруд пруди. Найдём самого, самого, - приглашает Алёна. Неделю ехали с тобой вместе, словно стали сёстрами.

-    Ждём тебя к нам! - прощаются Тараны.

В последнем письме Гасим Диастинов, приглашая Розу в Хабаровск, указал адрес, где Розе остановиться. Не воинская часть, а частный дом семьи удэгейки Валентины Александровны Кляузинга и китайца Ивана Чжан. Роза Николаева привыкла к неожиданностям, возникшим проблемам, трудностям, которые не раз она преодолевала. Думала, решала, как на шахматной доске переставляла фигуры. Упёртость характера ей не мешала, наоборот, помогала. Не стала отчаиваться, познакомилась с замечательной семьёй Чжан и Кляузинга, их дочкой Ларисой, пятнадцатилетней девятиклассницей-красавицей. На следующее же утро ученица повела Розу в свою школу, хотя в июле месяце все учителя и администрация школы находятся в отпуске. К счастью, директор школы был на месте - занимался капитальным ремонтом. Ему молодая учительница русского языка и литературы сразу понравилась.

-    Подвела четвёрка на госэкзамене? Жаль - не с отличием. Такое бывает, ничего. Характеристика прекрасная, добро пожаловать в нашу Кантонскую среднюю школу пятнадцатого августа. Недолго, отдохните недельки три, приходите к нам работать учителем русского языка и литературы в девятые классы, а там посмотрим. «Мне бы устроиться в детский дом, - подумала девушка, - сама по Хабаровску похожу, поищу. Лучше в детдом».

В интернациональной семье (Иван Чжан был в командировке) Розе нравились все и всё: хозяева, огород с овощами, крепкий дом с небольшими комнатами, крашеные полы без половиков и ковров. Две девушки брали коромысла и с удовольствием таскали воду из колодца за километр. Пололи, поливали, рыхлили почву, окучивали овощи. Валентина Александровна девочек учила варить борщ, печь пироги и блины, хотя у Розы был кое-какой опыт детдомовской кухни.

-    Твой Гасим, - делится Валентина Александровна, - он не один, с другом, всё они вместе. Как получили телеграмму из Свердловска, что ты выехала пятнадцатого июля, так целую неделю встречали тебя, все поезда пропускали. Куда подевались, может, какая-то срочная командировка - ума не приложу. Четвёртый день их нет. А ты не переживай!

-    Нет, Валентина Александровна. Я сама свою жизнь буду устраивать. Откуда к вам они ездят?

-    Они в центре Хабаровска сняли квартиру, раньше жили в казарме воинской части. Ничего не рассказывают. К нам приезжают только вечером. Видно, часто заглядывают в ресторан, потому что от моих угощений отказываются. Работают где, служат - молчат. Ой, девчонки, - прервала беседу Валентина Александровна, -в окно посмотрите - женихи идут. Оба парня в белоснежной рубашке, выглаженных чёрных брюках. А какие у них волосы-шевелюры! Красавцы! Ничего не скажешь.

Действительно, два красавца входят в дом. Поздоровавшись, прошли вперёд, поставили на стол бутылку дорогого красного вина.

-    А закуска у нас найдётся, - хозяйка гостей пригласила к столу.

-    Мы не думали, что здесь застанем Розу. И сегодня, и вчера, позавчера были на вокзале - нет Розы, - рассказывает Миша Шевченко, высокий, с вьющимися русыми волосами, с лёгким прищуром, с прибалтийскими чертами лица парень.

-    Да она приехала три дня назад. Ничего, мы её хорошо приняли - дивчина что надо! Нигде не пропадёт! - резковато ответила хозяйка. - Она умеет ждать, есть умная голова и умелые руки.

Парни не стали оправдываться. Они, заметив перед крыльцом пустые вёдра с коромыслом, их подняли, взяли в руки и зашагали в сторону колодца.

-    Роза, есть у них и девочки, и женщины, не отчаивайся, не волнуйся! - советует Валентина. - Ты лучше их, у тебя образование, красота. Вон какая! Наш парень на тебя положил глаз, вчера он сам мне об этом сказал. Приглянулась ты ему.

-    Никого мне пока не надо, после института буду работать, а то «гол как сокол», ничего у меня нет: ни нарядов, ни одежды, посуды, ни жилья. Ничего, ничего!

-    Здорова, молода, красива. Что ещё надо? Всё остальное приложится.

-    Роза, работать в нашу школу пойдёшь, купишь и платья, и пальто - всё, всё! - хохочет Лариса.

-    Верно, доченька! - успела сказать Валентина - перед воротами появились Гасим и Миша. - Ой, Миши, тяжело же, а что без коромысла?

-    Без коромысла удобнее, вёдра качаются, всю воду выплескали, пришлось ещё идти к колодцу, - рассказывает Миша Шевченко.

-    Валентина Александровна, почему Миши? - спросила Роза.

-    Меня здесь так зовут все: и в воинской части, и друзья. Мер-гасим - Миша, значит, так решили по-русски, - объяснил Диасти-нов.

-    Два Миши, Михаила, - добавила Валентина Александровна, - а я иногда Мергасимом зову, мой Чжан так его величает.

Роза и Гасим, детдомовские друзья, оставили собеседников, извинившись, уединились, сели на брёвнышко у забора под ветвистым деревом за домом. Им было, о чём говорить. Девушка сразу спросила, чем два друга занимаются, каковы планы на будущее. Гасим сначала поздоровался, стеснительно обнял девушку, прижал её к себе, впервые в жизни поцеловал её - так сидели бы вечно, час, два, три..., если бы им не помешал Миша Шевченко.

-    Миша, нам пора, поздно уже, я вызвал такси.

Жизнь у молодых складывалась трудно: не всё сразу получалось, у обоих не было опыта, не хватало терпения, выдержки. Чаще срывалась Роза, показывая свой взрывной характер. Гасим успокаивал её, но не всегда с ней соглашался. Он не захотел, чтобы Роза работала в Кантонской средней школе без предоставления жилплощади. Все трое продолжали жить в той же съёмной квартире в центре Хабаровска. Миша Шевченко не уходил, не находил удобного жилья. Розе приходилось каждый день после парней убираться, мыть полы, стирать вещи обоих, варить, готовить на троих. Не хватало денег. Миши оставили место службы, оба удачно перевелись на работу авиамеханиками в Хабаровский аэропорт, что расположен совсем недалеко от частной квартиры тройки.

Середина августа месяца. «Скоро начало учебного года, а я между небом и землёй», - думает Роза, съездила к Валентине Александровне, поговорила с ней. По совету женщины обошла все детские дома и школы Хабаровска, но без городской прописки и жилплощади никуда, кроме детской комнаты милиции да Известковой колонии для несовершеннолетних мальчиков, что находится недалеко от Хабаровска, её на работу не брали. Вечером решила посоветоваться с Гасимом:

-    Как ты смотришь, если поедем в Известковую, там я нашла работу с предоставлением благоустроенной квартиры? Мне в Министерстве Внутренних дел Хабаровска сказали, что нам помогут и с переездом, и с устройством на работу или службу для тебя.

-    В Известковую? Это два часа езды отсюда. Что я там потерял?

-    Ничего не потерял. Всё на месте! - грубо ответила Роза. -Тогда я сама всё буду решать!

Всю ночь девушка не спала, думала, решала, размышляла. И ранним утром следующего дня отправилась на приём в районный отдел народного образования, в очереди оказавшись первой, попала к самому заведующему. Тот, изучив документы девушки, в том числе характеристику студентки и прохождение работы - практики, спросил:

-    Справитесь, дам направление на работу учителем русского языка, литературы и одновременно завучем в Гаровскую восьмилетнюю школу №30, тем более прослушали семинарские занятия по подготовке руководителей средней общеобразовательной школы. Гаровка-1 - это посёлок, близко от Хабаровска, туда автобусы ходят, можно пешком, от города пешком два-три километра.

-    А завучем справлюсь? Не знаю, - неуверенно ответила девушка.

-    Смелее надо! Поможем, мы же рядом. Удачи Вам, Роза Руслановна! - пожелал молодой учительнице заведующий РайОНО. -Езжайте сейчас же, директор ждёт Вас.

Директор школы - биолог, высокая, полная женщина-украинка, а муж - математик этой же школы. Евгения Георгиевна и Иван Фёдорович, оба были в школе, на рабочем месте. Новому человеку в коллективе показали его рабочий стол в учительской, а Иван Фёдорович повёл в двухкомнатную квартиру в двухэтажном кирпичном доме. Он помог учительнице тут же обставить комнату железной кроватью, которую на себе притащил математик, школьным столом и стульями. Евгения Георгиевна где-то раздобыла этажерку для книг, шкаф и тумбочку для белья.

-    Спасибо вам всем огромное! - радовалась учительница. -Мне больше ничего не надо! Я - самый счастливый на свете человек!

-    Счастливый человек, на последний автобус опоздаете, а то пешком придётся топать, - пошутила новый коллега, доброжелательная, просто хороший директор и хороший человек Евгения Георгиевна Андреева.

Уставшая, но очень довольная первым рабочим днём в чужих краях и в жизни первой своей жилплощадью, а не комнатой в общежитии, девушка из автобуса не вышла, а просто из него выпрыгнула, летела, чтобы о таком счастье рассказать всему свету: Гасиму, его другу Мишке, Маринке, хозяину дома Герасиму, вечно пьяному человеку, его жене, очень доброй женщине. Видит: в доме на полу та же грязь, неубранные постели, на столе немытая посуда, пустая кастрюля. Спросила:

-    Марина, они на работе?

-    Нет. С работы пришли, переоделись и куда-то ушли.

Роза быстренько в комнате убралась, заправила обе кровати, свою подправила, сбегала в магазин, приготовила лёгкий ужин. «Мне вставать рано, да им тоже. Завтрак готов, поставлю его в холодильник. Успею привести себя в порядок, как-никак первый педсовет на новом месте. Завтра и в личной жизни вопрос решу. Не хныкать!» - приказала себе и легла спать. Сквозь сон слышит разговор друзей:

-    Тихо, она спит. Не мешай. Давай и мы спать. Завтра на работу, - шепчет Шевченко.

-    Как-то неудобно, Миша, объясниться надо, где мы были. Поздно всё-таки.

-    В ресторане, скажешь, друга встретили? Кого ещё?

Сон вовсе пропал. Роза вскочила раньше всех, быстро оделась, с собой прихватила самые необходимые вещи, по тёмным улицам ещё незнакомого города побежала к первому автобусу. -Всё будет хорошо, уже хорошо! Вот насчёт денег стоит подумать. Хватит на такси, после работы обязательно перевезу книги, своё постельное бельё, посуду. Зачем её купила? Купила бы с первой зарплаты, - успокаивает себя Роза. - Придётся экономить на продуктах. Питаться хлебом и чаем, как в студенчестве.

Вечером, после рабочего дня, девушка поехала в Хабаровск -оба дома. В квартире чисто, везде порядок, Миша готовит ужин. Роза молча собрала в узел оставшиеся вещи, чемодан книг, по телефону хозяев вызвала такси и стала ждать его у ворот. Через полчаса она уже была у себя дома одна, совсем одна.

-    Ну что, Николаева, чего добилась своим детдомовским упрямым характером? Ответ один: ничего. Почему Гасим нерешителен? - разговаривает с собой Роза. - Почему со мной не поехал? Помог только вынести чемодан с книгами. А Шевченко, кто он такой? Почему вмешивается в личную жизнь другого? Любовь, что это такое? Может, он меня не любит. Зачем, с какой целью я здесь? Теперь мучаюсь. Точно: у Гасима есть другая, а я ему мешаю. Да, это точно! Забуду о нём. Первая моя любовь безответная. Это что, вторая? Ох, как тяжело! Неужели я невезучая? Завтра августовское совещание учителей, с утра -в Хабаровске. После совещания обязательно зайду к ним, поговорю с тётей Настей и Маринкой. Узнаю от них, что нового, живут ли ещё там. Вопросов, невыясненных, много, вон сколько! Поработаю год, а там видно будет. Конечно, на Волге лучше, там всё родное, знакомое. Напишу Розе Шабруковой, а в детдом Марии Степановне пока промолчу, не буду о Гасиме ничего писать, сама виновата. Напишу Галине Емельяновне, надо Римму найти. Обе сестры без адреса: и я, и она. Завтра же напишу и отправлю.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

-    Маргарита Яковлевна, Вам письмо! Получите, видать, Ваши воспитанники пишут. Это хорошо, - говорит почтальонка. - Галине Емельяновне только что вручила.

-    Галине откуда? Неужели от Регины Скворцовой? А мне от моего Коли Коваленко. Давненько от него не было вестей. Как он там?

-    Галине Емельяновне не от Скворцовой. Да вот она сама сюда идёт, Маргарита Яковлевна сами её и спросите, - ответила почтальонка.

-    Мне от Розы Николаевой. Она адрес сестры ищет. О себе пишет, что работает в школе, получила квартиру, всё у неё хорошо. В Хабаровске ей нравится.

-    Она же к Гасиму Диастинову поехала. О нём ничего не сообщает?

-    Странно, ничего. Письмо-то короткое. Рита, а ты от кого письмо получила? От Коли что ли Коваленко?

-    Да, от него. Сейчас вскрою, прочитаем. О чём мой Коваленко пишет?

«Здравствуйте, моя дорогая Маргарита Яковлевна!

Сообщу о своей жизни. Живу, можно сказать, хорошо. Представьте себе человека, который был совершенно не приспособлен к жизни. Мы не понимали жизни и её суффиксов, беспечно бродили, жгли костры, пекли картошку, ловили рыбу, влюблялись. Я ждал письма от девчонки, которая уехала на край света, так и не дождался ни ответа, ни привета... И вот такой не до конца воспитанный человек попадает в неведомые края. Трудно быть самостоятельным, принимать важные жизненные решения... Маргарита Яковлевна, недавно я познакомился с замечательной девушкой, необыкновенной, не похожей на других, чем-то напоминающей детдомовскую Регину. Зовут её Лидией, встретил в Харькове. Там часто бываю в командировке. Лида, Лидия! Красивое имя, правда? Даже от неё успел получить письмо. На седьмом небе нахожусь. Неужели влюбился? Сейчас и ей отвечу. Маргарита Яковлевна, извините меня за откровенность. Передайте привет воспитателям и Регине, если она Вам пишет. До свидания! Ковален». Галина, слушай, подежурь: я совсем забыла дать маме лекарства. Быстренько домой сбегаю. Хорошо?

Маргарита Яковлевна с мамой и мужем живут на площади, в центре посёлка, на третьем этаже, как в балкончике, единственного в Вятском красного кирпичного дома, в ста метрах от детского дома. Она беспокоилась о своей матери, о её здоровье.

-    Мама, обязательно выпей лекарства ещё перед обедом и ужином. Я с работы поздно приду. Иди на улицу и немножко прогуляйся. Береги себя, будь осторожна.

Только подошла к калитке детдома, видит: в окружении мальчиков стоит её люльпановский воспитанник Виктор Каюмов, коренастый, крепкий парень.

-    Здравствуй, дорогой! Витя Каюмов, ты ли это? Как изменился-то! Откуда? Как ты здесь оказался?

-    Маргарита Яковлевна, Вы не ошиблись, это я. Проездом, был у друга в Ронге, решил Вас навестить. Давно Вас не видел, соскучился. Я в Люльпанском детдоме бываю часто, в каждые каникулы после летних экзаменов туда заезжаю. Воспитатели там те же. Недавно в Йошкар-Оле встретился с Риммой Николаевой и её подружками.

-    С Рябининой, Булатовой, Шабалиной?

-    Да. С ними ещё Протасова Нина. Их же в Люльпанский детдом перевели отсюда?

-    Девчонки наши. Они в Вятское приезжали, у Галины Емельяновны в гостях были, говорят, повзрослели, изменились.

-    Да, изменились, Маргарита Яковлевна. Закончили Йошкар-

Олинское техническое училище, работали на заводе, недавно Римма и Нина уехали в Эстонию.

-    Знаю. Мне об этом Галина Емельяновна сказала. Витя, я приступила к дежурству. Пойдём ко мне в кабинет, но сначала в столовой покушай.

-    Спасибо. Я у друга в Ронге чай пил, пирожков наелся. Тётя Клава, мать друга, успела испечь.

-    Но пообедаешь. Скоро линейка, поможешь? Слово тебе дам. Расскажешь о Москве, о своей учёбе, жизни. Ребятам будет интересно.

-    Согласен. На линейке выступлю. Есть, о чём сказать.

-    А на линейке тебя представлю как моего воспитанника в Люльпанском детском доме. И воспитатели, и дети знают, что я там работала, меня сюда оттуда перевели. Вон твой тёзка Витя Ситников с горном бежит, сейчас на завтрак пригласит.

-    Всё, как в Люльпанах. Интересно. Ностальгия по детдомовской жизни.

-    Да, Витя. Я ведь пятнадцать лет своей жизни посвятила детям-сиротам. Люблю я их, жалею. Ты, говорят, заканчиваешь Высшее техническое училище имени Баумана. Вот об этом на линейке расскажешь. Скажи им, как ты учился, как выживал, работал и учился.

Линейка. Дети нарядились в торжественную форму: девочки - в белых блузках и чёрных сарафанчиках, мальчики в шортах кофейного цвета и белых рубашках. Всё как в пионерском лагере. Рапорты командиров, подъём флага под звуки горна и боя барабанов.

-    Здорово! - подумал детдомовец Каюмов. - Нет, сегодня никуда не поеду. Успею в Йошкар-Олу. На день здесь останусь. Помогу Маргарите Яковлевне. Как когда-то выпущу стенгазету, с детьми поиграю, организую спортивные соревнования.

Витя так и поступил. Выступил на линейке, рассказал о Москве, о знаменитом техническом училище имени Баумана, о первых космонавтах, которые учатся и учились вместе с ним. О том, как он занимается спортом, закаливанием организма, зимним плаванием. Витя самостоятельно изучает иностранные языки, готовится к поступлению в аспирантуру.

-    Молодец, Виктор, просто молодец! Образец подражания.

Слушай, ты говорил об Артеке. Там именно в это время был Гасим Диастинов. Не вместе ли были?

-    Маргарита Яковлевна, точно. Знаю, хорошо запомнил Гасима Диастинова, в одной команде были на всех спортивных состязаниях: играли в ручной мяч, футбол и баскетбол, плавали. Он прекрасный парень и очень умный. Кстати, где он сейчас?

-    Да, да! Он в Хабаровске служит. Гасим - наш воспитанник, во всём был примером. Учился на отлично, спортсмен. В детдоме на баяне и гармошке играл. Без его участия концерты, танцы, детские развлечения не проходили. Главное - Гасим очень много читал.

-    Правда. В Артеке он тоже читал. Начитанный, всех поэтов цитировал. Наизусть знает Есенина, Степана Щипачёва, Василия Фёдорова.

-    Витя, жениться не собираешься?

-    С женитьбой не получается. Невеста не отвечает взаимностью. Одна девушка в Люльпанах со мной пытается заговорить, работает в рабочей столовой, смазливая на личико, но не та девушка, не в моём вкусе.

-    А кто тебе нравится? Скажи, если не секрет.

-    Нет, не секрет. Вам она знакома. Кажется, они здесь вместе с сестрой воспитывались. Сестра и в Люльпанский детдом к ней приезжала.

-    Ой, Витя, так это Римма Николаева! Сестра её закончила пединститут, уехала в Хабаровск.

-    Не к Диастинову? Римма в Эстонии. Что ж сёстры разъехались?

-    Роза ищет сестру. Галина Емельяновна письмо от Розы получила. Она вроде бы к Гасиму в Хабаровск поехала, ничего, говорит, о нём не пишет. Виктор, жизнь - такая сложная штука! Угадай, куда она тебя повернёт! Жизнь прожить не поле перейти. Совсем забыла - надо передать привет Марии Степановне, пока она здесь, в детдоме.

-    От кого, Маргарита Яковлевна? - спросил Каюмов.

-    А ты, наверно, не знаешь Коли Коваленко, друга Гасима Диастинова.

-    Не знаю. С Гасимом Диастиновым хотелось бы встретиться. Адрес Розин у Галины Емельяновны возьму.

-    Гора с горой не сходится, может, встретитесь. Витя, как на помине, Мария Степановна идёт. Мария, - Маргарита Яковлевна обратилась к только что отдежурившей своей коллеге, - тебе от Коваленко привет, почитай.

-    Рита, спроси его о тёте Даше, как она там? От меня огромный привет всем Коваленко: и Коле с Полиной, и Галине, маленькому Славе, Дарье Ефимовне.

-    Передам, во время дежурства после отбоя Коваленко напишу.

-    Маргарита Яковлевна! - перебивает беседу воспитательницы с Каюмовым Валентина Ивановна. - Дети готовы к соревнованиям. Куда их вести?

-    На спортплощадку.

Каюмов вид спорта в ручной мяч полюбил после Артека и научился играть в него от Гасима Диастинова. «Хабаровск - неведомый для меня город. Вот бы и мне туда махнуть. Может быть, Римма к своей сестре переберётся. Было бы здорово! Как быть с аспирантурой? - не переставал думать Виктор. - В аспирантуру поступлю, это точно! Римму увезу в Москву! Упрямая, как до невозможности. «Эта мысль не покидала Каюмова ни в Люльпанах, ни в Москве.

Тем временем Николай Коваленко, работая в Рубежном, в городе химиков, сначала мастером КИПиА, потом инженером, думал о Харькове, о своём политехническом институте, о друзьях, которых он там оставил, о девушке, в которую, кажется, влюбился, письмо которой лежит на столе прямо перед ним. Прочитал ещё и ещё, решил ответить девушке немедленно:

«Здравствуй, Лидия!

Очень рад за весточку, большущее спасибо! Не пойму, как это ты решилась написать. Работаю в НОТ инженером, моя специальность не очень нравится. В Харькове был несколько раз, в основном проездом - командировки. Всегда хотелось взглянуть на Лиду, постучаться, но Всевышний говаривал: «Брось, Коля, мудрить! Это было давно, и она забыла, как тебя зовут. Ездил в командировки в Казань, Киев, в Москву. «Анну Каренину», или, как ты называешь», Алексея К., к сожалению, не смотрел. Да, Толстого почти никогда не понимал. Мне ближе Достоевский, Кафка, Чехов, Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый. Видел в театре Вахтангова Гриценко в роли князя Мышкина («Идиот») - не понравился: старый слишком, чтоб играть молодых. Купца играл Ульянов - очаровал меня, спасибо ему. Москва - удивительный город, какая-то многоликая безликость. Был осенью, как там красиво, особенно Подмосковье! Весной был в Киеве - это сказка нерассказанная. Гордый, величавый Киев и безбрежный Днепр! И, кажется, какая-то частица существа моего осталась там. Прочитал в последнее время «Люди, годы, жизнь» Ильи Эренбурга, «Братья Карамазовы», продолжаю читать Достоевского. А вообще хочу понять Природу (её законы, чувства), немного, как-то попытаться слиться с ней. ...Не задирай носик, пиши сразу же.

г. Рубежное, Б. Хмельницкого, 146. Коля».

Переписка Коваленко с Лидой Медведевой длилась более двух лет, затем - встречи, короткие, долгие, раздумья, желания, разочарования, тревоги. «Лидочка, - в одном из писем обращается Коля Коваленко к своей невесте, - мне очень нравится здесь, в горах, но что-то тревожное наполняет сердце при воспоминаниях о прошлом, о тебе, о нас. Лидочка, миленькая, скучаю ведь я. Ох, как скучаю! И не думал - вон как она, жизнь, крутит. Милый дружочек, напиши, ещё две недельки. Успею, может, получить. Лучше напиши в Саки, ведь там моя мама, и я заеду к ней дней на пять-шесть. Целую. Коля. 6 июня 1964 года».

Переписка продолжается, она участилась. Николай ждёт вестей, заглядывает в почтовый ящик чуть ли не каждый день. Жаждет встречи со своей любовью, возможно, последней, настоящей, а пока письмо за письмом. Получит - тут же ответит. «Читаю письма и диву даюсь: да она ли это? - делится с другом. - Да, да, немножко похожие мы. Но возможна ли встреча со своей похожестью? Нужна ли она? «Друг Феликс поддерживает Колю, не всегда усидчивого, иногда вспыльчивого. Успокаивает его:

-    Это родство душ, понимаешь? Может, Лида - твоя судьба.

-    Может быть. Нет, не отрицаю. Это родство душ. В основе его лежат чувства, которые считаю определяющими, конечно, общность целей и желаний.

В одном из писем спрашивает: «Лидия, Лидочка, предпочитаешь сильных, действующих людей? Но ведь подлец тоже бывает действенным, иначе мы его и не узнаем... Пишешь, что мне скучно с тобой. Откуда всё это взяла? Ты ошибаешься, мне всегда с тобой было приятно. Не отрицаю: давно пришёл к выводу, что эмоции в тебе - решающие факторы, преобладающие, но не хотелось, чтобы Лида стала другой. В тебе столько хорошего, удивительного! Беда в том, что проявление их зачастую невозможно, а иногда проявляются они совсем не так, как бы хотелось, и вот в этом-то должны помочь анализ, оценка-отчёт в происходящем.

Мерило - в нас самих... Живу тем, что иногда открываются глаза на мир, радуюсь, хочу что-то понять... Пиши мне чаще. И не меняйся. До встречи! Коля.

Коваленко уже не мог прожить ни дня,чтобы не думать о ней, не мечтать о встрече с любимой девушкой. Он знал, что Лида закончила строительный техникум, работала в геодезической партии, рулеткой крымско-херсонские степи перемеряла на прокладке высоковольтных ЛЭП. За всё хваталась. Закончила институт. Специалист высокого класса.

- Я же детдомовец, воспитан по-детдомовски, - рассуждает парень, оставшись наедине, планируя свою будущую жизнь.

-    Что же Лида о детдомовских детях мне писала? Надо немедленно найти её письмо об этом. Да вот оно: «С детства мне детдомовцы представлялись малокультурными, грубыми, наглыми, с нецензурной речью, с полным равнодушием к окружающим. Ты, Коля, перевернул мои куцые незнания, представления о детдомовцах! А твоя матушка Дарья Ефимовна вовсе поразила рассказами своими, любовью к детям вообще, к детдомовским особенно».

Коваленко сам всегда любил детей, они к нему ещё в детдоме сами липли. И здесь, на Родине, всегда лукаво-весёлый Николай охотно общается с младшими, а для племянников своих дядя Коля - свет в окошке. Изобретательный, полный замыслов, готов творить, учить, мастерить. Уважал матушку, сестёр, племянниц, соседей. Ласково к ним обращается: «Мои женщинки!»

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

-    Ой, мне сразу два письма! - собираясь на работу в школу, радуется Роза. - Ну-ка, от кого? Ура! От Розы Шабруковой и Галины Емельяновны! Прочитаю в перерыв. А сейчас пора бежать, нельзя опаздывать. В школе раньше учителей надо быть.

Во время перерыва, после первого урока, прочитала оба письма. Галина Емельяновна дала адрес Риммы в Нарве. Решила ответить обеим сегодня же вечером. Каждый день спешила в школу как на праздник. Нравились дети, учителя, нравилась работа. Но думать о личной жизни не переставала ни на минуту. Делилась с коллегой по работе. Как-то сели они на скамейку перед подъездом, обе стали «по секрету всему свету» друг другу рассказывать о душевных делах.

-    Никто меня не любит, - жалуется Роза Зине, подруге по комнате квартиры (от скуки пустила к себе учительницу начальных классов), - тебя любят сразу двое. А ты кого из них?

-    Моряка Сашку, который из матросской точки раз в неделю бежит в Гаровку на самоволку.

-    До матросской точки отсюда девять километров! Ничего себе! Почему я ни разу его не видела? Тридцатилетний капитан твой через день на своей новенькой шестёрке сюда подъезжает. Меня уже учителя спрашивали, не ко мне ли это.

-    Ты что ответила? Моряка знаю со школьной скамьи, он из Чёрной речки, как и я. Ему служить осталось ещё полгода, так что через год мы с ним поженимся. Встречаемся по выходным дням. От Чёрной речки до матросской точки ближе бежать, - хохочет Зинаида Георгиевна, почти тёзка директору, привлекательная девятнадцатилетняя учительница, недавно окончившая педучилище в Хабаровске.

-    Когда в институт будешь поступать?

-    В этом году. Заочно. Скоро экзамены. Поможешь? Кстати, вчера капитан мне сказал, что тобой заинтересовался майор Луговой, начальник штаба авиачасти. Не смейся, ему всего-то тридцать четыре года. Они с капитаном в Гаровке-2 служат.

-    Что до сих пор не женат?

-    Жена от него с демобилизованным солдатом в Москву сбежала. Жёны офицеров так делают.

-    Как интересно! Надо будет спросить у Гасима, знают ли они с Шевченко таких сослуживцев.

-    Капитан знает твоего несостоявшегося жениха Диастинова и его друга Шевченко.

Со стороны клуба послышалась задушевная песня:

Огней так много золотых На улицах Саратова.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого.

-    Нам песня не подходит. Мы любим неженатых, - шутит Роза. - Может, Гасим женат. Не знаю. Не знаю. Красивая песня! За душу берёт. Ой, Зинка, а над душой издеваться нельзя! Понимаешь? Столько в этой короткой жизни переживаний, огорчений, разочарований! Давай тихонечко и мы подпоём:

Я от него бежать хочу,

Боюсь ему понравиться.

А вдруг всё то, о чём молчу,

Само собою скажется...

-    Роза, гляди на дорогу из города. Кто это? Шагает быстро. В гражданской форме. Не к тебе ли?

Да, это был он, Гасим Диастинов. Не шёл, почти бежал. Был один, без Шевченко.

-    Парень-симпатяга, таких не упускают, Роза, - сказала Зина, освободила место на скамейке.

-    Привет! - поздоровался Гасим. - Можно присесть?

-    Привет! Сел же, что спрашивать?

-    Как устроилась? Что нового?

-    Всё здесь для меня ново, ничего нет старого, - сухо ответила Роза.

Затянувшееся молчание прервала музыка, вальс Дунаевского.

-    Откуда звучит музыка? - спросил Гасим.

-    Здесь недалеко Дом культуры. Молодёжь веселится.

-    Может, чаем угостишь. От автобусной остановки три километра шёл пешком. Дорога неровная.

-    Пойдём, угощу, как-никак детдомовский друг. Не ты же ко мне приехал, а я нарушила твой покой, вмешалась в твою жизнь. Теперь я живу самостоятельно, сегодня у меня первая зарплата, так что жизнь моя налаживается. Прошу не беспокоиться. Где твой друг? Почему без него?

-    Шевченко на работе, в аэропорту, на дежурстве. Завтра два выходных дня. Если ты не против, я пришёл насовсем. Завтра суббота, съездим в ЗАГС. Мы позавчера с Шевченко там были. Валентина Александровна Кляузинга договорилась с председателем Матвеевского сельсовета. Семнадцатого сентября нас с тобой распишут. Согласна?

Снова запели, теперь уже любимую песню и Розы, и Гасима. Роза, слушая и подпевая её, готова была обнять весь мир, простить всем и всё:

Знаю, что будут, наверно, не раз

Грозы, мороз и тревоги...

Трудное счастье-находка для нас...

Да! На этот раз Гасим Диастинов остался с Розой Николаевой навсегда, до конца жизни, очень непростой, непонятной, неспокойной, порой противоречивой. Семнадцатого сентября 1964 года они стали мужем и женой. В доме Герасима сыграли очень скромную свадьбу. Учителя школы к свадьбе невесте преподнесли нарядное светло-розовое платье. Приехала семья Ивана Чжан, близкие друзья. Молодожёнам подарили первую в их жизни общую посуду, постельное бельё. Лариса и Маринка, друзья преподнесли им огромные красивые букеты из роз, лилий и полевых ромашек, синих васильков - любимых цветов Розы.

-    Гасим, вставай, у нас с тобой первый гость, Мишка Шевченко приехал, - будит мужа Роза.

-    Мишка, ты что так рано? В выходной день дай поспать.

-    Засоня, в такой тёплый солнечный день грех спать. Я к вам приехал на машине. Поехали на Уссури! Едут наши офицеры с жёнами, Славка, Сашка и другие. Ждут нас. Роза, собирайтесь.

-    А рыбачить будем?

-    Будем. Там всё будет: и буфет, и пир на весь мир.

-    Тогда поехали!

На берегу Уссурийского пролива расположились офицеры, сержанты-сверхсрочники, их жёны и дети. Среди массы людей Роза увидела своих учеников с братьями и сёстрами. «Ой! И здесь надо быть на чеку. О, Боже мой! - вздохнула учительница. - Нигде нет свободы!» Прямо на берегу реки постелила новенькое подаренное на свадьбу покрывало, накрыла «стол», наставила тарелки с нарезанными хлебом, колбасой, свежими огурцами, рыбой-кетой, нажаренной вчера вечером. Вчера рано утром Гасим с Иваном Фё-доровичем-математиком ездили на рыбалку куда-то за Амур, и Гасим поймал большущего сома и кету. Сома, ещё живого, Гаси-му Роза резать-»терзать» не дала, пустила его в наполненную водой ванну, он и сейчас там плавает. На «столе» тут как тут появились две бутылки зубровки. Кто успел их поставить, строгая учительница и не заметила. Шевченко и его девушка только переглянулись, улыбнулись. Саша, молодой сержант в гражданской форме, жених дочери учителя труда, произнёс тост. Выпили, стали закусывать - подбежал подросток - восьмиклассник Коля Пронин:

-    Роза Руслановна! Витька, мой брат, утонул!

-    Где? - быстро спросила Роза, сбросила с себя халат, в бумажной шляпе, сделанной ей Гасимом, учительница и её ученик побежали спасать семнадцатилетнего парня.

-    Витька на конкурсе на самого большого сазана выиграл золотые часы. Он от радости выпил и нырнул - и нет его! - плывя к месту, где примерно пропал Витя, рассказывает Коля.

-    Вода же холодная! - кричат с берега.

Вода, несмотря на солнечную, как летом, тёплую погоду, действительно, чуть прохладная, но можно терпеть, привыкнуть. Вдвоём, Роза Руслановна и Коля Пронин, ныряли по очереди. В поисках утопленника спасатели от берега отплыли далековато, поэтому других, особенно мужчин, успевших изрядно напиться, в воду жёны не пускали. Вода на середине реки чистая, не очень глубоко. На дне всё видно.

-    Роза Руслановна, я нашёл Витьку, он на дне, здесь! - всплыв, успел сказать Колька, снова ушёл под воду. Учительница с открытыми глазами нырнула вслед, нащупала парня, схватила его за волосы. Подсказать под водой невозможно. Коля тащит брата за руку. Вытащили наверх, оба молчат, нахлебались воды, не могут отдышаться. Роза видит перед собой Гасима - он подоспел вовремя, одной рукой стал тянуть парня к ближайшему противоположному берегу тихой, очень послушной реки Уссури. Витю вытащили на берег. На помощь приплыли ещё двое: Миша Шевченко и Саша-сержант, двадцатилетний парень.

-    Саша, Вам надо обратно на тот берег за зубровкой и колесом, пока мы тут Витю будем откачивать, - говорит Роза. - Поторопитесь! Гасим, Коля, да положите же его на колени! Быстрее! Он не дышит, воды наглотался!

-    Зубы стиснул, рот зажал! - говорит Гасим.

-    Открыть рот! - командует Роза. Встала на колени перед утопленником, наклонилась над ним, - Качайте же, чёрт, возьми!

Вдруг изо рта парня ручьём хлынула вода, ещё и ещё!

-    Всё! - теперь кричит Шевченко. - Массаж сердца, искусственное дыхание! Давай, Роза, это по твоей части!

-    Положили его на спину! Коля, в рот ему побольше кислорода через свой, давай! Миша и Гасим, вы массажируйте его сердце! Что стоите? - ругается Роза. - Холодно здесь, как назло, ещё ветер поднялся! Оттащить бы его к канаве, там ветра нет. Не дышит!

-    Не дышит, да он мёртв, бесполезно стараемся, мы мучаем его, - уже спокойно говорит Миша.

-    Нет! Спасать его! Будет он жить! Никаких мучений! - снова ругается учительница.

-    Роза Руслановна, у Витьки появился пульс! - радуется Колька, сам заплакал, как ребёнок.

-    Да, да! Продолжаем работать! Пульс всё чаще и чаще! Жив! Роза, где твоё искусственное дыхание? Давай, действуй! - теперь командует Гасим.

-    Подмога! Вам зубровки доставили, берите! - подаёт Розе бутылку водки Саша. - С колесом плывёт Сергей-офицер, он чуть подвыпивший. Да на берегу все уже стали трезвыми. Давно вызвали «скорую помощь», её всё нет.

-    Что с зубровкой будем делать! - спросил Гасим.

-    Зубровка для Вити. Всего его натирать! Приступай, Шевченко! Саша, Вы устали? - обратилась Роза. - Дважды Вам пришлось реку переплывать. Витька жив и будет жить. Всем испортил праздник, главное - жив!

Все облегчённо вздохнули, спасённого положили на защищённое от ветра место, продолжали за ним следить. Наконец, наш Виктор открыл глаза, тихо заговорил: «Спасибо вам, я жив!»

Четыре часа боролись за жизнь семнадцатилетнего парня -спасли!

Гасима и Розу дома ждали сразу два письма: от Сабана и Риммы. Римма сообщила, чтобы сестра и дорогой зять приняли её и ждали в Хабаровск через две недели. Пишет: «...Хочу быть с вами! Жизнь в Нарве не то, что скучная, пожила - и хватит. Перед вылетом в Хабаровск сразу отправлю телеграмму. Так что ждите, подыщите мне работу».

Гасим и Роза забеспокоились за Сабана. В письме Вера пишет, что «у Сабана врачи признали бронхиальную астму, почтой отправьте лекарства, если есть, много эфедрина. Здесь не можем их достать».

-    Гасим, эфедрин достанем через Марию Ивановну, у нас в Гаровке-1 работает молоденькая и очень симпатичная фельдшерица. Я с ней успела познакомиться. Она меня научила в духовке печь утку с яблоками. Как-нибудь вот сообразим и пригласим в гости друзей. К Машеньке я прямо сейчас побегу за эфедрином.

Гасим посылку брату оформил и отправил на работе, в аэропорту передал знакомому лётчику московского экипажа «ТУ»-134, в посылку вложил небольшое письмо, где сообщил, что он недавно женился на Розе Николаевой, которую Сабан знал по Вятскому детскому дому.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

-    Сабан, слушай, твой брат-то женился, на вот почитай, -встречая мужа с работы у калитки, Вера передаёт ему письмо. -Посылка от Гасима пришла, лекарства тебе прислали. Сабан, ты что всё молчишь? Не слушаешь что ли меня? Нас с тобой на свадь-бу-то и не пригласили.

-    Глупышка ты моя, знаешь, где этот Хабаровск находится? Принесу тебе карту нашей страны, она у Хуртина есть, в магазине можно купить, покажу и Хабаровск, и Красноярск. Это тебе не

Васильевск, не деревня твоя Муза, даже не Йошкар-Ола. Хабаровск дальше Красноярска, где твой брат Николай живёт.

-    Сабан, откуда ты всё знаешь? Образование-то наше с тобой одинаковое, оба закончили только семь классов. И всё. Я хотела учиться дальше - в деревне надо было работать, скотину держали, её у нас было полный двор. Что ни спросишь, ты всё знаешь, на все вопросы отвечаешь.

-    Читать надо. Видела, когда у нас был Гасим, везде газеты да книги валялись. Ты их в кладовку отнесла. Я их заносил и читал, да и в детдоме читал много. Там все читали.

-    Гасим читал, газеты покупал и здесь, в Карасьярах, и в Юркине, полчемодана каких-то книг, журналов сюда навёз. Что ему делать-то? Вот и читал.

-    Читают не от нечего делать, чтобы знать, что творится в мире. С начитанным человеком всегда интересно разговаривать.

-    На самолёте бы полетели, - не сдаётся Вера. - На письмо-то почитай, гляди, вот лекарства для тебя. Подойдут что ли?

-    Вера ты, Фёдоровна, моя жёнушка ты хорошая, - шутит Сабан, - вода в рукомойнике тёпленькая, и полотенце чистенькое. Спасибо тебе, дорогая! Где письмо? Вот теперь почитаем, на ком же мой братик женился?

-    Вчера Веру Аршинову, Гасима здешнюю невесту, встретила, привет она ему передала, о нём всё расспрашивала, как да как? Вера пивом торгует, богатая. Все карасьярские мужики к ней пива попить идут. Парни так и толпятся у столовой. За день-то бочку пива продаст. На тебе, женился! Сабан, знаешь что ль невесту-то?

-    Аршинову теперь забудь, Вера. Нашей сношенькой стала Роза Николаева, знаю её, она наша детдомовская. У неё сестра есть. Кажется, Риммой зовут. Вот так-то оно, Верочка. Ты теперь в детдомовской семье. Как сойдёмся все вместе, держись, Вера Фёдоровна!

-    А что так-то? Ой, правда, правда! Когда я первый раз тебя увидела, у Веры Смирновой (она тогда тоже сучки рубила) спросила: «Что этот-то парень ненормальный что ли?» Это я о тебе. То материшься, то шутишь не так. На деревенских-то парней совсем не похож. На меня брякнул, что я от тебя сразу отошла, сбоку за тобой наблюдала.

-    А я сразу в тебя и влюбился.

-    Гасим не такой, как ты. Скромный, не матерится. Роза-то тоже скромная, тихая? Откуда родом-то? Покажи хоть на фотокарточке, есть она у тебя? - заинтересовалась Вера. - Образованная?

-    Ой, сколько сразу вопросов? Приедут - увидишь. Она за словом в карман не полезет. Институт закончила. Гасим пишет, что в школе работает учителем и завучем. Давай покушаем, я что-то проголодался. Что там у нас есть вкусненького?

-    В чугунке картошка с мясом да грибами, - накладывает еду в тарелку Вера, сама, не переставая, рассказывает о деревенских парнях и девушках, Вере Аршиновой. - Что теперь скажу ей, если Вера Аршинова опять спросит меня о Гасиме?

-    Скажи правду. Так, мол, так. Лекарство забыл выпить, давай эфедрину выпью. Может, легче станет дышать. Почему у меня астма? Живём в лесу, среди сосен. Казалось бы, кислорода много. Наверно, по наследству мне досталось. И санатории мне не помогают. Гасим вот тоже пишет, что у него обнаружили гастрит. От Розы это скрыл, только-только поженились. Устаю я, Вера, - успел сказать - стук в дверь. - Кого это несёт в такой поздний час?

-    Извините, здравствуйте! Сабан тебя начальник участка в контору вызывает. Велел тебе срочно прийти, что это очень важно.

Да, Сабан уже на следующий день должен выехать в Пермь на конкурс трактористов-лесовозов. Получил направление, остальную документацию для участия в конкурсе. Павел Иванович Хур-тин, начальник лесоучастка, сначала Сабану вручил удостоверение и медаль «Победитель социалистического соревнования», поздравил его и пожелал удачи, потом сказал:

-    В Перми будешь защищать честь Юркинского леспромхоза. Тебе, Сабан, это дело доверяет Министерство лесной промышленности Марийской АССР. Какой почёт! Мы, карасьярцы, верим, что ты будешь лучшим. Вот тебе билет на автобус до Йошкар-Олы, деньги от лесхоза на дорогу, из Казани в Пермь полетишь на самолёте.

-    А трактор мне там дадут? Я привык работать на своём «Челюскине».

-    Там дадут, именно на «Челюскине» будешь сидеть. Ты своё дело знаешь, я нисколько в этом не сомневаюсь.

Сабан впервые в жизни участвует в крупном и серьёзном соревновании государственного значения. Вокруг такие солидные мужчины-трактористы из Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока. Среди них есть и молодые, крепкие, плечистые парни. Волнуется. Себя успокаивает: «Я молод. Сколько мне лет? Двадцать девять, тридцати ещё нет. Ничего, Сабан, где мы ни пропадали? Выдержим, не подкачаем! Я - сильный духом, ни за что не сдамся!» Проверил врученный ему новенький трактор, пополнил его горючим, покатался, порадовался мерным, привычным гулом своего трактора. Чуть испачкавшейся рукой погладил комбинезон, открыл дверцу в кабину, уверенно сел, взялся за баранку и сам себе приказал: «Поехали!»...

Не подкачал, не сдался детдомовец Диастинов Сабан Сала-хович, занял первое место. Сам себе не поверил, когда сказали о результатах конкурса. Поверил, когда его, подтянутого, красивого, коренастого, вызвали первым к трибуне, под аплодисменты торжественно вручили первую премию, поздравили с присвоением ему звания «Почётный мастер заготовок леса и лесосплава», вручили нагрудный знак. Председатель жюри вместо денег предложил ему новенькую машину «Москвич», но Сабан отказался.

Дома, в Юркинском леспромхозе, победителя Диастинова Сабана встретили, как героя.

Галина Емельяновна Бастракова в выходной день решила навестить свою воспитанницу Риту Савельеву, поехала в Ронгу на лошади вместе с конюхом Яшкой. Лошадь была не Мишка, а другая, молодая, непослушная, то и дело останавливалась, не слушалась.

-    Окаянная, где только тебя нашли? Что останавливаешься? Ехать надо, дети хлеба ждут! Давай трогай! Ох, жалко Мишки, хорошая лошадь была, не чета тебе! - ругается Яшка - конюх.

-    Да, сколько лет прошло, как Мишки не стало? - спросила Галина Емельяновна. - И дети Мишку любили, в ночное с ним ходили. Помню: ты, Яков, его чаще всех доверял Гасиму

Диастинову и Коле Коваленко, а то и Толику Егошину, и Мише Лежнину.

-    Да, хорошие ребята были. Сейчас в детдоме-то таких нет. Разъехались кто куда. Коля - то, поди, на Украине у матери, а Гасим где?

-    Коля не с матерью, а с Полиной, сестрой, в Рубежном. Тётя Даша с Галей, старшей дочерью, в Крыму живёт. Говорят, что очень постарела. Сколько ей лет? Много, за восемьдесят. Полина мне письма шлёт, с ней переписываемся. Ой, что-то сердце ноет, предчувствие какое-то.

-    Гасим-то где, куда его занесло?

-    Гасим в Хабаровске, служит в Армии. Недавно приезжал, не видел что ли?

-    Не видел. Сказывали, что он в военной форме был. Высоким, говорят, стал. Дети растут, меняются. Галина Емельяновна, а Вы к кому едете?

-    К Рите Савельевой. Помнишь, наверно. Такая чёрненькая, шустрая девчушка. Медсестрой в Ронгинской районной больнице работает, закончила фельдшерско-акушерскую школу на год позже Лиды Глушковой, Насти Герасимовой и Нины Соколовой.

-    Где, по какой улице ваша Рита Савельева живёт? Довезу.

-    Яков, сама пешочком дойду. В четырёхквартирном деревянном доме живёт. Недалеко отсюда. Пройдусь. Спасибо!

-    У Риты и дети есть?

-    Рано выскочила замуж, два сына. Хорошенькие такие, Вадим и Юра. Муж киномеханик, в Доме культуры фильмы крутит. Мотоцикл купили, за ягодами, грибами на нём ездят. Рита - заядлая ягодница. В детдоме, бывало, с девчонками пойдут в лес за ягодами, особенно за земляникой, все с пустыми банками, а она несёт мне, с полной посудой. И в детдоме мы с ней дружили. Часто ко мне приезжает, как домой. Живут вроде неплохо. Ой, беда что ли какая? Сердце так и щемит.

-    Ладно, всё нормально. Обратно-то когда?

-    На автобусе вечером, а там пешком до Вятского добегу. Завтра после обеда на работу надо. До свидания, Яша!

-    Вы молодцы! Всех помните, да и к вам, воспитателям, они приезжают, в детдом часто заглядывают.

Галина Емельяновна застала дома всех. Старший сын Риты пришёл из школы, сказал, что последние уроки отменили из-за соревнований по лёгкой атлетике, сам побежал на кросс. Рита, усталая, чем-то озабоченная, стоит у порога дома, в больничном халате, в лёгком пальтишке сверху.

-    Галина Емельяновна, проходите вперёд, здравствуйте! Сегодня ночь была тяжёлая, больного из деревни на «скорой» привезли, был при смерти. Спасали. Глаз не сомкнула. Сейчас он в коме лежит, без сознания. Сидела около его постели, дежурила. И мужа нет. Где он? Вчера, после кино, его люди видели на мотоцикле, - как с матерью, воспитательницей делится Маргарита Савельева, ставшей по мужу Семёновой, не Ритой, как в детдоме, а Ирой.

Воспитательница её называла по-прежнему Ритой.

-    Ирина, мужа твоего на дороге нашли. Он в аварию попал, столкнулся...

-    Где? Где? Что с ним? Говорите же, что с ним? Жив? - плачет Рита.

-    Он в больнице, только что его туда доставили. Ты оттуда, из больницы-то ушла, его привезли, - рассказывает соседка по дому.

Маргарита Савельева потеряла мужа, он погиб, разбился на мотоцикле. Прожила с ним около десяти лет, осталась одна с двумя несовершеннолетними детьми-мальчишками. Вырастила их, дала образование. Сыновья закончили экономический факультет Марийского политехнического института. Больнице, медицине Рита посвятила тридцать пять лет своей жизни.

-    Ирина, помогает соседям, растила внуков, сейчас студентов того же института, собирает, как и когда-то в детдоме, грибы, ягоды. За ней в лесу не угонишься, ходит, как лось. Однажды и я ей составила компанию в лес за ягодами, - рассказывает в письме однокурсница Розы Николаевой Надя Грачёва. - Я от неё отстала.

За десятое февраля 2006 года в газете «Вести района» появилось письмо - статья от бывших воспитанников Вятского детского дома: Оли Богдановой, Оли Ивановой, Вали Соловьёвой и других. Вот это письмо с фотографией любимого всеми: Гасимом Диастиновым, Таней Сеновой, Колей Коваленко, Толей Егошиным - учителя математики Виталия Яковлевича Обухова. (Приложение)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Зима на Дальнем Востоке безжалостная, с вьюгами, снегопадами. Морозы крепкие, трескучие. Подует с Амура свирепый ветер - на улицу нос не высунешь. В такую погоду к Розе и Гасиму приехал Миша Шевченко с другом на машине. От нечего делать ему захотелось в Гаровку-2, в военный городок к друзьям, веничком в бане попариться», отдохнуть от каждодневной суеты», Роза не отпускала Гасима, обоих от такой затеи отговаривала, но было бесполезно. Тогда Роза достала свой студенческий модный по тем временам чемоданчик-дипломат с изображением северных оленей, купленный ею во время экспедиции МарНИИ, аккуратно сложила туда два полотенца, мыло, сменное бельё для Гасима, строго наказала:

- Завтра у меня рабочий день, поэтому вовремя доставьте Гасима домой, а ты, Шевченко, гуляй, с кем хочешь, когда и где хочешь! На такие коллективные мероприятия я не поеду, Гасиму тоже не советую. Но раз он уже снарядился по-лётному: в меховую шубу, шапку и унты - пусть едет. Не буду возражать, - пошутила, провожая друзей до машины.

Роза тревожилась, волновалась, отпуская мужа на место его прежней службы, тем более в баню в непогоду. Прямую дорогу между двумя Гаровками замело снегом, через завод имени Горького трасса до военной части асфальтирована, её всегда чистили. Верила и надеялась на их совесть и порядочность. Роза не спеша приготовила ужин, постирала, сама натаскала из колонки в бак воды. Вечером написала поурочные планы и проверила ученические тетради. В квартире было тепло, уютно, хотя очень скромно, без дорогой мебели. Школьную мебель заменили новой кроватью, столом и стульями. Уже полночь, свет в окнах в соседних домах постепенно погас, а Гасима всё не было и не было. Долго стояла у окна, слушая протяжный вой ветра, ждала мужа. Улица опустела, люди отдыхали перед новой рабочей неделей. Гасим работал по скользящему графику по двенадцать часов. Долго, чуть ли не час, порой и больше, добирался до места работы, с двумя пересадками. Он не жаловался. Жили дружно, хорошо. Хватало и денег, Роза даже откладывала в копилку на покупку белья, нарядов, тем более Диастиновы ждала в семье пополнения. Гасим был очень рад такой новости.

-    Он к дежурству в аэропорту приступает сегодня вечером. Если приедут сейчас, перед сменой он успеет отдохнуть, я уж о себе не думаю, как-нибудь выдержу, - думала молодая жена, учительница и завуч школы. - Всего два урока, я должна быть всегда в форме, надо отчёт в горком партии написать и отправить. Дел много. Почему их нет? Что случилось?..

Да, они не спешили домой, попарились в бане, пили много пива. Не водки, а спирта было навалом, хоть им умывайся. Чтоб самолёт не леденел, его обмывали авиационным спиртом. Слава, тоже сверхсрочник, общий друг Шевченко и Диастинова, притащил целый бидон чистого спирта. Опьяневший Слава, оставив друзей в таком же состоянии в предбаннике или где-то ещё, сам отправился в комнату в общежитии, где он жил. Гасим и Миша прямой дорогой от второй Гаровки до первой добирались пешком, потеряли Розин чемоданчик со всем бельём, потеряли шапку, варежки. Как смогли в такой мороз добраться до дома без шапки на голове, варежек? Переступив порог квартиры, они тут же упали на пол.

-    Через день в Хабаровск прилетает Римма. Как я её встречу?

-    переживала Роза. - Значит, они так пили и пьют часто. Что-то надо делать, так жить невозможно. Выгнать Шевченко? Они друзья, нельзя их разлучать! Завтра с Гасимом я поговорю. Через три часа мне идти на работу... Как без сна? Сколько таких крещений меня впереди ждёт? Тяжело!

Роза сняла верхнюю одежду с мужа и его друга, перетащила одного на кровать в постель, а другого - на новый диванчик.

-    Так дело не пойдёт, не допущу, чтобы мой муж пил! Шевченко мне жалко, что с ним делать?

В жизни Розы возникли проблемы. В школе старалась вести себя спокойно. Директор школы Евгения Георгиевна обратилась к завучу с просьбой, сможет ли она помочь воинской части связистов в организации художественной самодеятельности.

-    В чём конкретно, какая помощь им нужна? - спросила молодая учительница.

-    Напарница в танце нужна, - ответила Евгения Георгиевна,

-    не разбираюсь я в этом. Танцор, солдат срочной службы, сам в школу подойдёт и всё объяснит. Он москвич, закончил там хореографическое училище. Почему-то его ещё нет, говорили по телефону, обещал.

-    Можно? Здравствуйте! Мне бы директора увидеть, - перед Розой стоит тот самый Саша-сержант, который вместе с ней и Гасимом спасал Витю Пронина, утопленника на Уссури.

-    Здравствуйте! Я директор школы. Слушаю Вас, говорите.

Саша и Роза переглянулись, узнали друг друга, ещё раз поздоровались.

-    Я насчёт напарницы в танце. У нас послезавтра концерт в части, а мой номер срывается из-за отъезда напарницы. С мужем насовсем отсюда уехали. Ищу себе пару. Вот и всё, - сказал, сам покраснел, глядит на Розу.

-    Кто у нас в коллективе танцует? Есть ли такие? В коллективе много молодых учителей, но не знаю танцоров, сами пусть признаются.

-    Я танцую, в институте посещала танцевальный кружок, ещё в детдоме все под музыку прыгали. Думаю, что я не смогу быть Вашей напарницей. Какой танец?

-    Жок, молдавский танец.

-    Модаваняска или жок? - переспросила Роза.

Встретились Саша и Роза на репетиции. Саша танцевал очень

легко, профессионально, принёс и костюмы. Розе по размеру он подошёл. В это время, выспавшись после разгульной бани, Гасим уехал на работу, его не было до утра следующего дня. Об участии в концерте Роза мужу рассказала и пригласила его в воинскую часть связистов на концерт.

-    Эта часть за Матвеевкой, не поеду, езжай одна. Я устал, буду спать, - сказал, повернулся на другой бок. Спал долго, почти весь день, молча собрался на работу.

Роза долго думала, идти или не идти, но подвести Сашу и всю воинскую часть не могла, тем более на концерт приглашен весь учительский коллектив Гаровской школы №30. Погладила костюм, ещё раз примерила его, перед зеркалом повертелась и, чмокнув Гасима в губы, выбежала из дома, а там автобус с зрителями и одной «артисткой» поспешил к связистам.

Зрителей, в основном людей в погонах, полный зал. Танец «Жок» чуть ли не последний.

Объявили номер. Саша, высокий, плечистый двадцатилетний парень, и Роза, эта маленькая, хрупкая двадцатипятилетняя женщина, под музыку выбежали на сцену, не замечая под собой ног, начали танец, быстрый, задорный. Саша в танце подбросил Розу высоко, ещё раз - в зале шум, свист, не смолкают аплодисменты. Подобный танец Роза исполняла в группе, это было в институте лет пять назад. Здесь совсем по-другому. Тут с ней танцует будущий артист. Сашу, как специалиста, ждут в Москве, ждёт его и невеста. Через три месяца демобилизуется, и он поедет к матери с отцом, домой. Из зала слышится реплика: «Саша, где нашёл эту десятиклассницу? Познакомь!»

-    Роза, давай в школе организуй танцевальный кружок, - советует Евгения Георгиевна. - Нагрузили тебя работой, от райкома партии назначили пропагандистом среди молодёжи, комсомольцев. Вчера об этом по телефону сказали, так что скучать тебе не дадут.

-    Завтра в аэропорт надо ехать: вечером сестра из Эстонии прилетает.

-    Гасим встретит, нет проблем.

-    Он всю ночь дежурил, сейчас отсыпается. Сама встречу, три года её не видела, соскучилась.

Всё-таки Римму встретил Гасим. Они знают друг друга по детдому. «Поеду один, ты накрывай стол. До самолёта ещё три часа, сегодня воскресенье, у тебя выходной. Пожарь рыбу, сходи в магазин. А шампанского я куплю сам, - сухо распорядился Гасим, -с Гаровки на последнем автобусе поеду. Сейчас там работает Мишка Шевченко, с ним Римму встретим».

От аэропорта Гасим взял такси, так что он Римму домой доставил через четыре часа. Новостей у сестёр было много. Гасим за столом повеселел, забыл о ревности, о беседе-ссоре с Розой после бани. Римма рассказывала об Эстонии, хвалила город Нарву, к Гасиму обращалась нежно, его называла «зятёк». На следующий день Диастиновых и Римму сразу после дежурства с аэропорта навестил Шевченко. Римма ему понравилась с первого взгляда, когда она спускалась по трапу самолёта, именно он, а не Гасим вручил ей цветы. Быстро собрали стол. У Розы в школе были уроки, затем планёрка, и Евгения Георгиевна, зная, что у завуча гостья, отпустила её домой.

-    Роза, Гасим - мастер-повар, я и не знала. Посмотри, как в духовке пожарил утку с яблоками, сварил классную уху из касаток. Говорит, что рыбу ловит он сам. Иди к нам за стол.

-    Вот как-нибудь на выходные съездим на рыбалку. Да, Гасим - искусный повар. Гоняю его учиться на повара. В части предлагали поехать в Ригу учиться на лётчика - не хочет, желания не проявляет. В нём много чего есть: талантлив в кулинарии, способности в музыке, начитан, от книг и газет не оторвёшь, заядлый рыбак, - хвалит своего мужа Роза.

-    Зятёк, надо учиться, а мы с ним вместе будем учиться. Роза с Гасимом мне работу нашли, завтра же съезжу на завод, устроюсь фрезеровщицей в гальванический цех. Надо же! Смогли направление взять, даже мне выбили комнату в заводском общежитии. Как? - удивляется Римма.

-    Через горком партии, - ответил Гасим. - Записались на приём к первому секретарю. Это инициатива Розы. Она меня туда повела как член партии.

-    Очень просто. Должны же быть какие-то привилегии для детдомовцев. Хватит мыкаться! С Гасимом показали старые детдомовские справки (у меня её не было, потом мне Мария Степановна достала), рассказали ему о тебе. Спасибо ему. Представляешь: он расспросил, как мы оказались в Хабаровске, как устроились. Хороший, милый человек, ему лет около сорока, не больше. При нас звонил на завод, разговаривал с директором. Провожая, сказал: «Вы не беспокойтесь, сейчас же ещё раз позвоню. Велел прийти к нему, то есть к его секретарю, через три дня, взять направление на завод и общежитие».

Римма устроилась на завод в гальванический цех, получила отдельную комнату в общежитии и поступила учиться в механический техникум на вечернее отделение. У неё не было времени ни на развлечения, на любовь с Шевченко. Она на новое место жительства получила письмо, а потом телеграмму от Виктора Каюмова, который прилетел в Хабаровск на каникулы. Виктор учился в аспирантуре, оставил свой магазин, где несколько лет проработал грузчиком. Изучал иностранные языки.

В Хабаровск пришла настоящая весна, она здесь нельзя сказать, что поздняя. От горячего весеннего солнца Амур быстро сбросил с себя толстый ледяной покров, и всё вокруг зазеленело.

Виктор и Гасим были знакомы по «Артеку». И тут его встретил сам, как раз стоял у трапа, принимал самолёт. Гасим не знал, что Виктора встречает ещё Римма, она сама приехала из города и заказала такси на Гаровку. Гасима, как друга, заменил расстроенный Шевченко.

Роза Каюмова знала только по рассказам Риммы и Гасима. В Люльпанском детском доме бывала не раз, но там Римма с Каюмовым её не знакомила. Розе на этот раз было любопытно. Нажарила курицы, рыбы, по рецептам фельдшера Марии Ивановны наделала разных салатов из огурцов и помидоров, раннего щавеля и дальневосточного «чеснока». Никто не знал, что Виктор-вегетари-анец, из того, что было наготовлено, выбрал творог со сметаной, салат из овощей и выпил бокал шампанского. Каждое утро начинал с холодного душа, зарядки, бега вокруг посёлка, по утрам выпивал две чашки кефира.

-    Ради Бога извините вы меня, я спиртного не употребляю, мясного и рыбного блюда не ем, если можно, чаще варите кашу. Роза, пожалуйста, с кем-нибудь договорись насчёт молока для меня.

Гулял по Хабаровску, провожал Римму в техникум, встречал её с завода.

Иван Фёдорович, сосед и коллега Розы по школе, на выходные пригласил Каюмова и Диастиновых на рыбалку в село Казакевичи.

-    Виктор, посмотришь Дальний Восток, покажу тебе границу с Китаем, да и Роза в тех краях не бывала, Гасим облетел всё вокруг, на Чукотке побывал. Приглашаю вас всех в село Казакевичи. Там мой друг-физик, он тоже с Украины. У него и лодка есть, и удочки найдутся. Собирайтесь. Роза, прихватите побольше продуктов. За нами на рассвете на машине заедут. Женя с нами не поедет. Нина, твоя ученица, с нами просится: «Папа, возьми, пожалуйста, на рыбалку!»

Весеннее росистое утро прохладное. В небе одна за другой погасли звёзды. Только за городом можно увидеть настоящий восход солнца. Рыбаки расположились на берегу реки Уссури. Физик уже ждал, на лодке подплыл к берегу, приготовил рыбные снасти, поздоровавшись со всеми, вручил Ивану Фёдоровичу лодку, двух почищенных сомов. Один сом живой, огромный. Весит килограмма три. Учитель сказал:

-    Только сейчас поймал и тут же почистил вам на свежую уху. С Украины в гости вчера вечером тёща приехала. Не переживайте: я и для себя поймал. Видите? Какие красавцы: сомище, сазан и касатки. Хватит и на уху, и на жарку. Ловите, отдыхайте! До свидания! Заезжайте!

По реке на катере, разглядывая рыбаков, сначала с опаской, а потом, убедившись, что это местные рыбаки, то и дело взад-вперёд ездили, катались пограничники. Мужчины: Гасим, Иван Фёдорович и Виктор - на лодке поплыли подальше на тихое место, в заросли за рыбой. Иван Фёдорович Нине и Розе - учительнице наказал к их приходу на завтрак сварить уху и кашу из брикетов, вскипятить чай. «Рыба чищенная, картошку возьмите в рюкзаке, котелки там же, ложки и тарелки полосните», - наказал Иван Фёдорович. Нина стала собирать посуду, а Роза положила в тазик большого сома, в руку взяла маленького.

-    Ниночка, я рыбу помою, в воде полосну, а ты картошки почистишь?

Берег чистый, песочный. Здесь бывают рыбаки: валяются доски, лежат небольшие брёвнышки, следы костров, на солнце блестит рыбья чешуя. Роза, засучив рукава блузки, подняв повыше колена спортивные брюки, вошла в воду поглубже, набрала в таз чистой воды, полоснула сомика, а большого, уже чищенного, без внутренностей, с одной жаброй, взяла в руки и стала мыть прямо у берега. Не тут-то было: сом с рук выскользнул, вырвался и поплыл вглубь - Роза за ним. Не догнать - сом исчез. Человек в недоумении, кричит:

-    Нина, иди сюда! Сом уплыл!

-    Как? - удивляется семиклассница. - Он не жилец, без сердца, и жабры удалены.

-    Одна жабра есть. Хотела убрать - на потом оставила. Будем надеяться. Вдруг приплывёт.

Обе сели на доску и ждут сома. Он приплыл. Роза вдогонку за ним - он вновь скрылся, но уже навсегда. Мало кто верит в такое чудо в природе.

На рыбалке сам процесс важен.

Жаль только, что Римма не ответила на любовь хорошего, талантливого парня из Москвы, будущего учёного-эрудита, кандидата технических наук, доцента Московского государственного университета гражданской авиации Виктора Каюмова, но судьба его нередко пересекалась с бывшими воспитанниками и Вятского, и Люльпанского детских домов.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Порой очень скромный детдомовец Коля Коваленко всё-таки объяснился в любви. И стала Лидия Медведева женой, другом Коваленко Николая Михайловича, его правой рукой на всю недолгую жизнь, также кандидата технических наук. Работал, трудился. Занялся наукой. Много лет работал в институте железнодорожного транспорта, на кафедре теплотехники. Имеет несколько изобретений.

Супруги Коваленко вместе пережили страшное время развала великой державы, страны. Тяжкими были последние годы. Распалась наука. Институт в Харькове, в котором работал Николай Коваленко, передали под юрисдикцию Киева, сменили категорию, снизили зарплату. Коля всё делал обстоятельно, но детдомовский упрямый, неугомонный характер иногда ему мешал: был независимым, спорил, не сдавалась «душа из пламени и дум», делился с Лидией, рассказывал ей: «И Армия отняла у меня кусок жизни. Вот слушай один курьёзный случай из армейской жизни. Во внеочередной наряд приговорил старшина меня, рядового, перечистить гору ржавых ложек и вилок. Многотрудной, этой нелепой и бесполезной работы хватило бы на неделю. Я принялся за дело: рассортировал железяки на три группы, третью, самую ржавую, отнёс на свалку, малую, самую чистую припас для старшины. Сижу, курю. Старшина с проверкой - доволен болван самодовольный. Я снова оставшуюся посуду разделил на две группы: всё ржавьё вновь отнёс на свалку, чистые приборы оставил...»

Изобретателен был во всём. Гибкий ум его легко проникал в мысли и идеи таких исполинских умов, как: Л.Ландау, Н.Винер, П.Капица. Авторитарности не терпел. Люди для него интересны. С пушкинской лёгкостью общался он с людьми различного уровня - от дворника до министра. Коваленко и роста пушкинского -166 см - два аршина и пять с половиной вершков. Ценил он великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, а любимыми были Блок и Есенин. Ещё в детдоме они, Диастинов и Коваленко, зачитывались Сергея Есенина, знали его поэму «Анну Снегину» наизусть, а насчёт Александра Блока мнения друзей разошлись, Гасим Диастинов предпочёл поэта Маяковского.

На нём, Коваленко, держалось всё: и базар, и платежи, и ремонт-починка, и стирка, дача зятя, внучка Элинка, в ней дедушка души не чаял. Не забывал дядю Колю любимый племянник, тот самый маленький рыбак Слава, часто гостивший у бабы Даши в Вятском детском доме. Ныне Слава, Вячеслав Аркадьевич, - полковник в отставке, посвятивший себя службе в Армии именно на родине дяди Коли, в Мурманской области. Теперь там же, почти в том же гарнизоне, обретается майор Андрей Вячеславович, сын рыбака Славы.

Жизнь не баловала Коваленко Николая. Перенёс несколько операций. Язва желудка, прободная язва двенадцатиперстной кишки, аппендицит с перитонитом. Сломал ребро, катаясь с горки с дочкой Тамарой. Получил перелом кости в ноге - в распутицу лесной просекой шёл с дачи и упал. Никого вокруг не было. Пять часов добирался до дома: вначале, сгоряча не чувствовал боли, прыгал на одной ноге, сидел на пне, деревяшках, досках, потом волочил ногу, но детдомовец Коваленко «не пищал», терпел, полз.

- Доползу, всё равно до дома доберусь! Где же люди, как назло, никого вокруг, вызвать бы «скорую» - нет телефона, - рассуждал, двигаясь по распутице. Два месяца - в гипсе.

К телесным недугам добавлялись душевные муки. В крымской земле похоронил свою матушку, детдомовскую тётю Дашу. Вслед за матерью покинула мир земной старшая сестра Галя, Коля потерял армейского друга Феликса. Удар за ударом. И жизнь «наказала» его плохим здоровьем. Николай Михайлович не сдавался, боролся за жизнь, был настоящим мужчиной, заботился о своей семье: жене, дочери, маленькой внучке Элинке. Ласковый, заботливый сын, папа, дед больше всего любил кроху-внучку. Кормил её, играл, гулял с ней. Перед сном пел «оперу, оперетту, романс, колыбельную». Несмотря на надвигающиеся болезни, продолжал работать, изучал компьютер - освоил его: писал, печатал научные труды по своей специальности, не досыпал, уставал, спешил жить. К нему незаметно подкрался рак лёгких.

Страшная болезнь терзала его два месяца - не жаловался, терпел. В своих мыслях прокрутил, как кинокадры, всю свою жизнь: самые лучшие воспоминания - Вятский детский дом, лучший друг детства Гасим Диастинов, первая любовь Регина Скворцова, воспитательница Маргарита Яковлевна. Мечтал о встрече с ними. Он понимал, что уходит из Жизни, что болезнь сильнее его. Повторял:

-    Побывать бы в детстве, одним бы глазком взглянуть на речку Ронгу, на детский дом.

Коля Коваленко не побывал в детстве: не смог, не успел. Его, неутомимого труженика, не стало четвёртого января 2004 года. Его прах покоится в крымской земле рядом с сестрой Галей и матушкой, любимицей воспитанников Вятского детского дома.

Летом 2007 года по приглашению бывших детдомовцев Розы Николаевой и Гасима Диастинова не только «взглянула одним глазком», но и походила по местам детства мужа-детдомовца Коли Коваленко Лидия Александровна Медведева. Она вместе с Розой и Гасимом прошлась по тропе Фокино-Вятское, постояла у речки Ронга, озеро-пруда у Афанас-Солы, встретилась с воспитателями Коли, Тани, Вани, Сабана, Гасима... Маргаритой Яковлевной и Галиной Емельяновной.

-    Я привыкла к приёму гостей, бывших и настоящих воспитанников Вятского детского дома, у себя, - делится Галина Емельяновна с Маргаритой Яковлевна, - жаль только, что наш детдом переводят в Советский, и ты вместе с детьми туда, счастливая. Я остаюсь здесь, в Вятском, я уже получила приказ заведующего Советским районо о переводе меня воспитателем в детский сад.

-    Да, я рада, что буду работать вместе с нашими детьми, главное моя группа мальчишек. Теперь называться будет не детский дом, а школа-интернат. Галина, не переживай. Ты же остаёшься в здании детского лома, детки только другие, маленькие, послушные. Родителей детей знаешь, все они из Вятского, Удельного и Гришина.

-    Знаю, конечно. Вроде бы мне старшую группу планируют. Рита, свою квартиру-то видела? Какую дают? Нравится?

-    Видела. Двухкомнатная квартира, полуудобства: вода холодная есть, для горячей воды колонка стоит, её можно согреть. Квартира на первом этаже кирпичного дома. Недалеко от интерната.

-    Здание-то новое, вместе что ли строили и квартирный дом, и здание школы-интерната?

-    Здание интерната двухэтажное, со всеми удобствами. Не то, что в Вятском. Детям будет хорошо, удобно. Галина, ты говоришь: «привыкла к приёму гостей». Кто к тебе приезжал?

-    Из Йошкар-Олы Валя Соловьёва, Рита Савельева из Ронги. Рита часто приезжает, она для нас с Геннадием стала как родственница. Её вот месяц нет, и я переживаю, не случилось ли что с ней и её детьми. Без мужа-то Рите одной с сыновьями приходится трудно. Она молодец, не унывает, не сдаётся.

-    В той же больнице работает?

-    Там же, в районной, Ронгинской. Лекарства привозит, лечит нас всех, советы даёт. И всё-то она знает, разбирается.

-    Как с детьми одна справляется, диву даёшься. Зарплата медсестры да пенсия на сыновей небольшая. Она не жалуется. Огород, наверно, держит.

-    Да. На огороде всё выращивает, сыновья ей помогают. Дети у неё хорошие и учатся хорошо, послушные. В прошлый раз приезжали все трое.

-    Как у Вали Соловьёвой сложилась жизнь?

-    Хорошо. Работает.

-    Знаешь, Галина, в школе-интернате буду работать с однокурсницей Розы Николаевой. Её Марией Алексеевной зовут. Она воспитательница старшей группы, образование высшее, правда, практики ещё нет, молодая. Хорошая женщина, замужем, сын Алексей есть. О Розе много рассказывает. О её институтской жизни мы с тобой очень мало знаем. Приезжала в детдом - ничего о себе не рассказывала. И ей трудновато было. Училась она очень хорошо, активистка.

-    Письмо из Хабаровска получила?

-    Почему-то и Гасим, и Роза молчат. Может, у них не всё хорошо складывается. Жизнь, она тяжёлая штука. Думаю: кто-то из них ответит на моё письмо. Жизнь прожить не поле перейти. -Ты права, Рита. У нас с тобой, кажется, в жизни всё удачно: с мужьями повезло, с работой.

-    С мужем, Галина, тебе больше повезло. А вот с Марией Степановной? Помочь ей надо, нам обеим помочь. Любитель спиртного Марии попался. Не усмотрели, не подсказали ей.

-    Да. Любовь не зла, полюбишь и козла. Так ведь?

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Это так: у Розы с Гасимом не всё в жизни складывалось хорошо, возникали проблемы, разрешимые, иногда и неразрешимые. Гасима беспокоили боли в желудке. Врачи признали язву желудка, двенадцатиперстной кишки, предложили ему дать согласие на операцию, но двадцатишестилетний мужчина, молодой папа годовалого сына Сашеньки, отказался от операционного вмешательства, стал лечиться амбулаторно, иногда самостоятельно, по подсказке друзей. По-прежнему обслуживающий персонал авиапорта иногда во время смывания самолёта ото льда под него подставляли подручную посуду: чайники, банки, порой вёдра, таким образом, набирали нужную жидкость, несли её домой, так что не весь спирт уходил на асфальт. Он был доступен авиатехнику, авиамеханику и в летнее время. Боли, горе человеку было, чем залить.

-    Твоим спиртом снабдила всех учителей. Теперь им есть, чем натирать все больные места. Гасим, - обратилась к мужу Роза, - много-то пить вредно, так легко можно превратиться в алкоголика. Может, хватит пить. Неприятно видеть тебя в нетрезвом виде, каждый раз встречать таким с работы. Я устала!

Гасим с Розой соглашался, но снова пил, таким образом снимал сильные боли, ждал, когда язва зарубцуется. Не помогали выписанные доктором лекарства. Роза не успокаивалась:

-    Я понимаю: тебе тяжело, больно. Ты прекрасный, ласковый папа. Надо бы мне хотя бы до года с ребёнком дома сидеть, потом найти няню - нехватка денег. Пришлось восьмимесячного Сашу определить в ясли-сад. Теперь обоим по очереди приходится брать больничные. То ветрянка, то грипп, теперь дети друг от друга заразились колиэнтеритом. Ужас!

-    Не мы одни такие. Поедем в инфекционное отделение и заберём оттуда Сашу, я возьму отпуск, буду с ним дома сидеть. Мария Ивановна достала нужное лекарство - сами будем лечить. Без толку держать ребёнка в больнице.

-    Правда. Как оттуда его забрать? Саша в больнице лежит месяц, а толку никакого. Мало, что его, годовалого, в больницу положили без меня, отняли ребёнка от грудного молока. Как? Можно ли так? Он ещё сосал грудь!

-    Позвоню Мишке Шевченко. У него это получится. Это дело поручим ему.

Действительно, у Шевченко это получилось: в день и время встречи с лечащим врачом, во время беседы с ним Гасима и Розы, Миша переоделся в белый халат, представительно поднялся на следующий этаж в детское отделение, нашёл сидящего и плачущего, измазанного кашей Сашеньку, взял его на руки и свободно вышел на волю, освободив таким образом ребёнка от «лечения». Впоследствии объясниться с главным врачом инфекционного отделения Розе было совершенно легко.

Теперь няньками Саши, помимо его родителей, стали родная тётя Римма и Миша Шевченко. К ним присоединилась тётя Груня, техслужащая в школе, землячка Розы и Гасима. Тётя Груня в семье Диастиновых стала второй мамой. У маленького Саши появилась бабушка Груня. Она после нелёгкой работы уборщицы в школе помогала Розе и Гасиму по хозяйству: пекла вкусные пирожки с капустой, грибами, то с картошкой и мясом, этому кулинарному искусству учила Розу и Гасима. За домом у тёти Груни был небольшой огород с помидорами, огурцами, картошкой, заставила и помогла заняться овощеводством и Диастиновых. Хорошей хозяйкой и помощницей во всём была Римма. Римма закончила учёбу в техникуме, работала на том же заводе, познакомилась и подружилась с семьёй главного инженера Башева Владимира Сергеевича. Всё у Риммы шло хорошо.

-    Римма, ты теперь технолог, хорошая специальность, всё у тебя отлично, тебе бы теперь найти хорошего жениха. Давай мы тебя посватаем. На днях в отпуск к нам приедет мой брат. Он живёт в Магаданской области, закончил горный техникум, работает на золотых приисках экономистом. Жених что надо! Зовут его Геннадием. Нас, братьев, четверо. Он - второй.

-    Спасибо. Не хочу никаких женихов! Мне без них неплохо. Некогда. С Сашей, маленьким племянничком, вожусь, то работа, то вечером учёба в техникуме, теперь, слава Богу, это позади. Увлеклась, как в детдоме когда-то, огородом, помогаю зятьку и сестричке. Хочу развести много цветов. Пусть у сестрички будет красиво и на огороде, и на дворе. Мне это занятие нравится. Так что не до женихов мне!

А жених приехал. Невеста ему сразу приглянулась. Геннадий даже успел познакомиться с родственниками будущей жены. На рынке как угощение купил семилитровое ведро только что созревших ягод земляники. Нарядный, среднего роста, волосы каштанового цвета, голубоглазый мужчина, не очень разговорчивый, на первый взгляд, скромный, Гасиму и Розе тоже понравился. Решили: быть свадьбе. Так оно произошло, но только после отъезда Диастиновых из Хабаровска. Роза срочно приняла решение - немедленно покинуть Хабаровск, хотя ей и Гасиму эти живописные сопки, оригинальные, необычные, зигзагообразные улицы замечательного дальневосточного города были по душе. Розу отговаривали от отъезда и посетившие Дальний Восток подруги по институту Роза Шабрукова и Рея Топорова. Чтобы убедиться, что такое «широка страна моя родная», тёзка Розы и её двоюродная сестра Рея пересекли Россию с запада на восток, погостили у однокурсницы несколько дней.

-    Хабаровск - исключительно красивый город. Что стоят эти изумительные сопки с пышной и богатой растительностью! Никуда не надо уезжать, - убеждала подругу Роза Шабрукова. - Терпи. Будь сдержаннее, и ты виновата в том, что Гасим выпивает. Он болен, верит в то, что язва зарубцуется.

-    Но она не рубцуется. У меня больше нет сил! Я же вижу, как он мучается от боли. Лекарства не помогают. От операции отказывается. Чем я могу помочь? Он запивается. Не могу больше!

-    Поддержать его надо, подруга, понимаешь? Уменьши свой пыл! Мне у вас нравится всё: и Хабаровск, люди в нём, твоя школа, весь Дальний Восток. Гасим - добрый, замечательный человек. Ты тоже не сахар. Хорошенько обдумай своё решение.

-    Знаю я об этом. Он, думаешь, сахар? Упрямый, как осёл.

Уговоры подруг с Волги, сестры Риммы не помогли - Роза, не посоветовавшись с Гасимом, уволилась с работы, снялась с учёта военкомата как военнообязанная, срочно выписалась с паспортного стола. Мергасим в сумочке жены обнаружил её паспорт с отметкой о выписке. И он на следующий же день, боясь потерять семью, тоже засобирался на малую родину, хотя там его никто не ждал, кроме брата Сабана не в Куяре, а в Карасьярах.

В молодой семье Диастиновых снова мир и согласие. Довольные отъездом, Роза и Гасим быстро упаковали вещи, содержимое на огороде все втроём (жених Риммы уехал в Синегорье, договорившись с Риммой о приезде её на Север) быстро распродали всё: картошку, помидоры, огурцы, раздали друзьям, в том числе Мише Шевченко. Римма кое-что оставила себе. Многое, вещи и овощи, подарили тёте Груне.

-    Впервые в жизни я продавец, - говорит Гасим Римме. - Смотри на меня, собственника, как надо продавать. Сейчас я снижу цену на картошку в два раза - все покупатели будут моими. Римма, а почему у тебя за картошкой такая очередь?

-    Ха-ха! Я давно цену снизила, за десять минут мешок картошки продала. Где Роза? С Сашкой, наверно. Скажи ей, пусть ко мне идёт. Финансы подсчитаем, - шутит Римма. - Гасим, сейчас тебе помогу! Ой, и у тебя очередь!

-    Роза с сыном здесь, со мной. Римма, иди к нам! Всё продали, едем домой!

Римма снова расстаётся с сестрой и любимым зятем. Через две недели и она покинет Хабаровск, едет в далёкое Синегорье, к Геннадию Башеву, будущему мужу.

-    Меня тётя Груня, друзья и новые родственники в дальний путь, в неведомые края проводят. Розка, опять с тобой отдельно, -почти плачет Римма. - Теперь на сколько лет? Одни расставания! Непоседы чёртовы! Да и я такая же!

Тётя Груня наказала Розе найти в Звениговском районе Марийской республики её сводную сестру, сестру по отцу. Двадцать пять лет тому назад Аграфена Степановна Полухина по вербовке приехала в Хабаровск. Здесь она вышла замуж, муж оказался пьяницей и рано умер, оставив её без детей, без наследства. Работала, окончательно обосновалась в Хабаровске, жила в маленькой комнатушке, которую ей выделили от школы. Роза обещание, данное Аграфене Степановне, выполнила. Племянница с мужем-офицером, узнав, что на Дальнем Востоке есть родственница, поехали к ней погостить и даже смогли её уговорить вернуться на родину, вместе с собой привезти в деревню к сводной сестре. Жить в небольшом доме вместе с сестрой по отцу, её дочерью и мужем, их малыми детьми она не смогла и не выдержала. Притом, племянница обвинила тётю Груню в смерти своей матери. Роза и Гасим, не раздумывая, забрали к себе тётю Груню. Она до конца своих дней бывшим детдомовцам заменила мать, стала заботливой бабушкой для их детей, Саше и маленькой Светлане, в которой она души не чаяла.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

-    Сабан, телеграмма от Гасима, только что принесли! - радостно говорит Вера, одновременно встречая у калитки мужа с работы и корову с лугов, скорее из леса. - Твой брат, Роза и маленький Сашенька едут к нам, они завтра будут в Карасьярах. Понимаешь?

-    Где телеграмма? Не поверю, пока сам не прочитаю. Да, правда. Телеграмма из Свердловска. Они на самолёте из Хабаровска прилетели, значит, теперь на поезде едут. Встретим. Дома-то оно лучше, а то забрался Гасим на край света. Вместе, рядом с ним будем. Я бесконечно рад! С сенокосом нам помогут.

-    Гасим умеет косить. Розу тоже научим. В августе у нас хорошо: и ягоды, и грибы, картошку выкопать помогут. Они ведь, Сабан, не знают, что мы с тобой ждём ребёнка, через месяц у нас в семье пополнение. Для них новость. Я тебе, конечно, не помощница ни в сенокосе, ни в уборке картошки. Хорошо, что едут.

-    Сюрприз! Через месяц у Гасима родится вторая племянница.

-    Может, племянник. Разницы нет: племянница, племянник, главное мы с тобой ждём нашего с тобой человечка. Врач сказал, что у нас будет дочка.

Ровно через месяц у Сабана и Веры родилась дочка Светлана, очень похожая на папу, тёмноволосая, кареглазая, чернобровая, просто красавица. Диастиновым Гасиму и Розе в посёлке Карась-яры нравилось всё: огромное чистое живописное озеро с лилиями, водорослями, с рыбой и дикими утками, всегда мокрыми подмостками и баней на его берегу. Нравились дома, похожие друг на друга, построенные специально для работников леспромхоза. Люди, добрые, гостеприимные, уважительные.

-    Гасим, давай здесь поселимся навсегда, - предложила Роза мужу. - Конец августа. Скоро начало учебного года. Мне уже предложили работу в школе учителем и завучем. Саша привык к тёте Вере, как ты видишь: каждый вечер они вдвоём встречают корову, овец с пастбища.

-    Мне не хочется жить в деревне. Сабан мне посоветовал ехать в новый, строящийся город на Волге - Новочебоксарск. Ты тоже там работу найдёшь. Я надеюсь, что обязательно устроюсь на работу и решу вопрос с жильём.

-    Хорошо. А где там будем жить? В городе квартиры не сразу получишь. С жильём там будет трудно, допустим, в школе работу найду. Где жить - вот главный вопрос.

-    Завтра Сабан мне предложил сходить с ним на болото за клюквой. Вы с Верой к нашему приходу истопите баню. Думаю, что все проблемы разрешимы, будем верить и надеяться. Утро вечера мудренее. Завтра об этом поговорим.

-    Я здесь все клюквенные места знаю, - рассказывает Сабан брату, шагая по болоту в огромных резиновых сапогах пока что с пустой корзиной, - клюквы с тобой наберём, не волнуйся.

-    Мне твоя клюква не нужна, позвал - я согласился.

-    «Не нужна» говоришь? Как ещё нужна! Зима длинная, клюква после лимона по содержимости витаминов занимает второе место. У тебя растёт сын, для него собирай. Брусники много. Вон за изгородью пройдите с Розой километр - наберёте этой ягоды целую корзину за час. Зимой всё в семье пригодится.
-    Соберу. Вообще я любитель леса, готов бродить по нему целый день.

-    Ну вот и побродим, пока ягод не наберём по полной корзине. А сейчас давай малость отдохнём и покурим, чайку попьём. Он в термосе горячий. Вера пирожков полный пакет дала, молока в бутылку налила. Чай с травами заварила.

-    Я тоже прихватил хлеба и кусочек сыра с колбасой, так что с голода не пропадём. Кружим, кружим по болоту. На Дальнем Востоке тайга. Она похожа и не похожа на здешний лес. Можно легко заблудиться. А ты ориентируешься, где мы находимся?

-    Да! Мы с тобой только что были на том берегу, перешли сюда вон с того болота. У речки воды попили, умылись. Нескончаемый лес. От узкоколейки далеко не могли уйти. Гасим, посмотри, сколько времени? Часы-то взял?

-    Взял. Из дома вышли в семь утра, сейчас пять вечера, семнадцать часов московского времени. Я ещё всё по хабаровскому времени живу. С трудом привыкаю. Если бы не они, ни в какую сюда меня не переманили.

-    Ко мне ближе перебрался. Разве плохо? Я рад. Часы-то хоть перевёл на московский? Семь часов разница! Уму непостижимо! Когда вы летели на самолёте, разница чувствовалась?

-    Да. Из Хабаровска вылетели утром, в Иркутском авиапорту просидели целый час. За двенадцать часов полёта ночи не чувствовали, видели только одни розовые закаты солнца, или это был восход солнца?

-    Билеты дорого стоят?

-    Я летел бесплатно, экипаж самолёта хабаровский, знакомый, я был как свой, в лётной форме, сидел впереди, потом и Роза с Сашей ко мне пересели. Саша бегал по салону. Не капризничал.

-    Поговорили и хватит. Пора домой. Заждались, наверно, нас. В бане попаримся, пивка попьём. Брат ты мой, в какую сторону идти? Можешь сказать?

-    Где север? Давай определим по мху на дереве. Нам надо идти на юг. Твоя узкоколейка где должна быть? На западе?

-    Запад, восток... По солнцу, пока оно есть, надо идти. Неужели заблудились? Не может быть! Живу и работаю в лесу, дорогу домой всегда находил, а тут на тебе!

-    Давай взберёмся на тот высокий холм, слева который, не поросший лесом. Оттуда видно будет. Вспомним места, где мы шли. Да, заблудились! Впервые в жизни заблудился.

-    Гасим, кажется, сейчас дождь начнётся. Видишь? Надвигаются чёрные тучи. Осенний дождь нетёплый. Вот я полный болван и накидки не прихватил. Намокнемся.

-    Гляди, Сабан, лесная дорога! Иди сюда! По дороге шагать легче. Значит, люди здесь бывают. Не волнуйся, всё обдумаем. Дождь мешает, пошли под дерево, льёт, как из ведра.

-    Медведи да сохатые в этих местах кишат. Только бы от волков подальше - страшные звери. Кроме ножа да спичек, никакого оружия. Полные корзины клюквы, тяжеловато нести.

-    Сабан, смотри: чьи - то стога стоят, два стога. Сено кто-то здесь косил.

-    Это же наши стога, наши луга! Ура! Теперь-то я дорогу знаю. Десять километров до Карасьяр! Неблизкое расстояние! Ладно, надо успокоиться. Живём, теперь не пропадём, брат! Костёр попробуем разжечь, хотя кругом всё мокро. Хорошо, что дождь перестал. Гасим, тащи сюда вон те хворостинки, мы с Верой здесь чай кипятили, а я схожу за водой, слева речка протекает.

Братья ночью домой идти не решились. С трудом разожгли костёр, вскипятили воду, заварили чай со смородиновыми листьями. Продуктов хватило бы ещё на целый день. У костра согрелись, но уснуть не смогли, да и было страшновато. Гасим впереди, в метрах 15-20 от костра, между деревьями заметил странную тень, услышал шум, треск сучьев. Зверь, скорее всего медведь, не рискнул подойти к людям, к огню.

-    Мы с тобой, брат, умные, догадливые: запаслись сучьями, дровишками на всю ночь и даже утро, - нарочно громко сказал Сабан и начал ругаться на чём свет стоит, затем закурил. - Не бойся, Гасим, это не медведь, а сохатый, и ему захотелось с нами погреться. Потоптался на месте и ушёл восвояси. С Богом! Утром оставим ему хлеба, что осталось у нас.

С рассветом братья отправились домой.

Дома ягодников ждали вечером, всю ночь. Никто, кроме детей, глаз не сомкнул. Беспокоились жёны, маленький Саша и Аленька-третьеклассница. Вера и Роза вышли к калитке и всю ночь просидели на скамейке. Вера о пропаже Сабана с Гасимом сообщила начальнику лесхоза Хуртину. Лёня Васильев собрал парней-карасьярцев, желающих идти в лес на поиски братьев. - Такого, чтобы кто-то из карасьярцев в лесу заблудился или просто пропал, не было. Завтра утром, вот увидите, они в посёлке появятся, - всех успокаивал Павел Иванович.

Через день Гасим уехал в новый город, где без труда устроился на работу в Химкомбинат по специальности, полученной им в ремесленном училище. Три месяца жил на частной квартире у знакомых, бывших карасьярцев, куда приходил только ночевать, спал на полу, этому был бесконечно рад. Зарабатывал, надеялся на это, жильё, как обещал Розе. Мергасим вместе с бригадой электромехаников прошёл огонь и воду, всегда и везде был профессионалом, все аварийные выходы не обходились без Диастинова Мер-гасима.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

-    На химкомбинате авария! Геннадий Семёнович, взорвался аппарат хлорного производства. Срочно прибыть с бригадой в 75й цех! Сейчас 8 часов утра, через пять минут быть на месте! - по телефону распорядился начальник цеха №24 Лучков. - Приказ и.о. директора. Директор Кузнецов вылетел в Москву. Геннадий Малов, Сергей Назаров, восемнадцатилетний парень, недавно закончивший среднюю школу Виктор Зеленов, Николай Смирнов и Гасим Диастинов выехали на место аварии. Взрыв - полетели все стёкла в окнах, взрывная волна пошла по всей территории химкомбината. Рабочие не успели вовремя надеть противогазы, бежали, наглотались хлора.

-    Надо найти и устранить неполадки, перекрыть давление хлора! - командует начальник участка Малов Геннадий Семёнович. -Желающие есть? Не допускаю в туннель молодого электрика Зе-ленова. Почему? - Знаете: там кабель с напряжением в шесть тысяч вольт. Видно, в кабеле пробой. Строители копали траншеи и зацепили кабель. Перенапряжение трансформатора, не сработала релейная защита. Отключен свет. На химкомбинате приостановлена вся работа. - Разрешите! Я пойду, - спокойно ответил тридцатилетний новенький Гасим Диастинов.

-    Ещё кто? Спрашиваю, кто?

Все четверо молчат. Желающих нет. Тогда Соколов и детдомовец Гасим Диастинов подошли к трансформаторной подстанции, отключили электроснабжение. Диастинов в тоннель спустился один, начал искать место повреждения кабеля. В туннеле сотни кабелей, целая сеть электроснабжения, система кабельной связи. Гасим включил аварийное освещение, на каждом кабеле видит табличку, указывающую, куда он идёт, на какую трансформаторную подстанцию. Он по специфическому запаху обнаружил пробой кабеля в шесть тысяч вольт. Высветился дефектный кабель. Диастинов позвонил Малову. Тот по телефону сообщил в 24 цех дежурному, который отключил аварийный кабель. Мергасим работал с девяти до тринадцати часов сначала один. Сверху его спрашивали:

-    Ты не молчи, дай о себе знать! Неполадки нашёл?

-    Нашёл, - коротко ответил Диастинов. Тут же к нему на помощь спустился опытный специалист Геннадий Семёнович Малов. Малов и Диастинов вдвоём разделали концы кабелей, спаяли и поставили свинцовую муфту. В тоннель спустились и молодой Виктор Зеленов, и Соколов, Максимов. Работу закончили только к семнадцати часам. Домой никто не уходил, хотя рабочий день закончился час назад.

-    Вы, Диастинов, можно сказать, совершили подвиг. Жаль, что директора нет, он в Москве. Скажите, чего Вы хотите? - спросил заместитель директора Химкомбината. - Не стесняйтесь.

-    У меня жилья нет. Живу на частной квартире. Хочу жену и сына привезти сюда.

-    Вам бы однокомнатную квартиру, подождите директора. Вы ещё здесь работаете недавно, всего три месяца и уже показали себя как герой. Если не хотите ждать, вот Вам ордер на секционную комнату на переулке Химиков. Согласны?

-    Конечно. Спасибо Вам!

-    Это Вам спасибо! По всему химкомбинату будет объявлен приказ о благодарности лично Вам, Мергасим Диастинов, и в целом вашей бригаде. Вы получили ордер на жилплощадь, там нужен некоторый ремонт, его сделают наши рабочие, а Вы пока езжайте к семье в двухнедельный оплачиваемый отпуск. Спасибо Вам и удачи!

Через несколько лет химкомбинат был преобразован в крупное промышленное химическое предприятие - «Химпром», директором которого надолго стал уважаемый всеми горожанами Шев-ницын Леонид Сергеевич. Он лично знал многих рабочих, беседовал с ними, интересовался не только производственными делами, но и расспрашивал о семье простого рабочего, о детях, о материальном положении. Знал о бригаде электромонтёров-кабельщи-ков. В деревне Цыган-кассы был водозабор «Химпрома», откуда подавалась техническая вода для хлорного производства. Вода шла по трубам, её качали три насоса, был ещё четвёртый, аварийный, резервный насос. Одна из труб лопнула и затопила всю насосную станцию. Электродвигатели в воде, все насосы сгорели, кроме четвёртого, аварийного. Срочно приехал сам генеральный директор «Химпрома» Шевницын, прибыли пожарные. Быстро откачали воду. - Воду надо подать хотя бы на 45 минут! - скомандовал генеральный директор. - Один калорифер опустить вниз, включить аварийный насос!

Виктор Зеленов, уже ставший опытным кабельщиком, сын известного электромеханика и водителя «Химпрома» Зеленова Филиппа Яковлевича, Гасим Диастинов, ветеран войны и труда Борис Фёдорович Максимов калорифер опустили вниз, просушили и включили насос - вода дошла до хлорного производства. Насос проработал ровно час. Аварийная обстановка была устранена.

-    Сам Шевницын нам всем пожал руку и отблагодарил нас, - вспоминает Виктор Зеленов о своих друзьях, учителях, мастерах своего дела: Максимове, Диастинове, Малове, Соколове, Назарове.

-    Гасим, в Карасьярах и по всей окрестности пожар. Я только что встретила Дружинина Константина Ивановича из Юркина, Вериного двоюродного брата. Он по делам приехал в Чебоксары.

-    Какой пожар? Да, точно. Синий дым добирается и до нас. Говорят, что горят марийские леса.

-    Я думаю: тебе срочно надо ехать к Сабану. Тётя Груня присмотрит за дочкой Светланой, Сашу я сама отведу в садик. Успею и на работу, так что езжай к брату. Как раз выходные, на один день отпросись у Малова. Ладно, сейчас езжай, я сама тебя отпрошу, к нему домой побегу.

Гасим не мог допустить, чтобы Сабану и его семье было плохо. Быстро собрал вещи в дорогу, побежал на остановку автобуса до Чебоксар, пересел на попутную машину до Маскакассов, добрался до Козьмодемьянска и Коротней, в сторону Юркина - ни одной машины. Дым закрыл солнце, стоит везде, мешает дышать, идти. Гасим не стал ждать попутки. Чтобы не терять времени, по лесной дороге почти бежит. До Юркина - 25 километров, оттуда по узкоколейке до Карасьяр бежать ещё двенадцать километров. Ночь. Тихо вокруг. Гасим под ноги не смотрит, не чувствует усталости, спешит, перешёл по мостику реку Выжум - три километра осталось, а дым всё гуще и гуще, глаза щиплет. Со стороны Карасьяр слышатся голоса людей, мычание коров, лай собак. Весь посёлок не спит, взбудоражен. Огонь вплотную подошёл к деревне. От огня, чтобы он не перебросился на дома, женщины и мужчины вокруг лесоучастка роют ямы. Гасим подошёл к группе людей. Березин и другие мужчины хотят устроить встречный огонь, готовы цистерны с горючими. Гасим подошёл к Березину, спросил у него о Сабане.

-    Гасим, иди к озеру. Сабан туда побежал, там женщины, скотина. Вся мебель в озере. Детей отправили в Юркино, - быстро говорит Гера Березин. - Иди скорее. Сабан работает на тракторе, пашет полосы. Это очень опасно, у огня, он спалил себе волосы.

У озера Гасим нашёл Веру, Сабана не застал. Аля с маленькой сестричкой Светланой вместе с другими детьми в Юркине.

-    Вера, где Сабан? - только успел спросить - за спиной услышал голос Хуртина: «Парень, не стой, бери лопату и копай яму -огонь сюда перескочит. Наше спасение - озеро. Копай! Жарко!» Гасим у Веры забрал лопату, начал копать яму, сам, не переставая, расспрашивает о Сабане:

-    Вера, я пойду к Сабану. Где он пашет?

-    Недалеко от нашего дома, по улице Заозёрной. Ты, Гасим, устал, пешком шёл?

-    Пешком. Всё равно к Сабану побегу.

-    Пойдёшь, пойдёшь! Погоди, я тебя покормлю, чуть отдохни, присядь. Вот наш стул, садись. Стол, шкаф, сундуки в озере. На-ка ешь, из дома с собой прихватила молока, в чугунке щи с мясом. Я знаю: ты такие щи любишь. Ешь, и тарелку нашла.

Гасим от щей не отказался, поел и тут же, услышав гул трактора, побежал, что есть мочи, в сторону Заозёрной улицы, к брату. Сабан был рад приезду брата, посадил его в кабину трактора рядом с собой, распорядился:

-    Веди трактор вперёд, а я буду следить за плугом - без конца плуг застревает о коряги. Ты, брат, понимаешь? Дотла сгорела деревня Красные Горки, пять человек погибло. Басов, муж Вериной двоюродной сестры, рассказывает, что Эрекша, их деревня, тоже сгорела. Он загрузил вещами машину, женщин и детей посадил, поехал - видит: за людьми и машиной бежит медведь, рычит, плачет, почти как человек. От пожара в первую очередь плохо зверю. Куда теперь зверю деваться? Вот такое дело!

Пожар был потушен. Братья, уставшие, сутки не спавшие, в дом с озера перетаскали мебель, вещи. Вера хлопотала по дому, наводила порядок и готовила то ли завтрак, то ли обед. Утром на дрезине из Юркина привезли детей. Сабан по брату соскучился, рассказывает о себе, семье, расспрашивает его о жизни:

-    Астма не даёт мне покоя, дышать тяжело, не могу без эфедрина. Врач юркинский предупредил меня, что это лекарство плохо действует на желудок. Теперь желудок начал болеть. Ты-то как?

-    У меня обнаружили язву желудка и двенадцатиперстной кишки.

-    Да ты что? Ты мне об этом не говорил. Лечиться надо.

-    Лечился. Целый месяц в госпитале вместе с офицерами лежал. От Розы это я скрыл.

-    С офицерами? Как они?

-    Им по сорок-пятьдесят лет, мне двадцать два года, старший сержант. Они об этом не знали. Подумали, что я тоже офицер. Отгадывали кроссворды, я перед ними не пасовал, наоборот, лучше их отгадывал. В шахматы играли - полковник мне проиграл. Он говорит: «Какое военное училище закончил? Что-то совсем молод, когда успел закончить?» Из больницы всех вместе выписали. Стали одеваться, вот тут-то я определил, с кем я в одной палате лежал: полковник, майор, два капитана. Не сказал бы, что они старые. Я надел свой китель с сержантскими погонами. Полковник смотрит на меня и сестре-хозяйке говорит: «Будьте внимательны: китель не тот парню нашему выдали».

-    Тот, старший сержант, - ответил я. - Полковник мне: «Неправда, мы думали, что ты по чину не меньше, как старший лейтенант».

-    Читаешь много, тебе учиться дальше надо бы, - советует брату Сабан. - Умный. Почему не учишься? Тебе тридцать три года, ещё молод. Поживи ещё у нас. - Пожар тушили всем народом. Все, конечно, устали. Пожар сентября 1972 года надолго запомнился, на всю жизнь.

Роза работала в средней школе заместителем директора по воспитательной работе. Гасим знал, что она может в школе задержаться, остаться на вторую смену. По вторникам чуть ли не позднего вечера заседает в Комиссии по делам несовершеннолетних при горисполкоме, или ещё в школе какие-то дела по воспитательной работе. Школа переполнена: тысячи с лишним учащихся, много так называемых трудных детей-подростков. Ей достаётся, но она, главное, любит своё дело. Поэтому Гасим позвонил другу Вите Зеленову, вкратце рассказал о пожаре в Карасьярах, пригласил в гости, сказав:

-    Встретимся у 25-го магазина, стой там, жди меня. Роза совсем заработалась, дети в садике, тётя Груня уехала в Звенигово к своей куме. Дома даже хлеба нет.

Гасим купил продуктов, по случаю приезда взял бутылку вина, вышел на улицу. Заметив бежавшего к нему навстречу Витю, встал на углу здания, прислонился к дереву. Друзья поздоровались - к ним подходят четверо парней, им лет по шестнадцать-семнадцать, просят дать сигарет или что-либо покрепче. Один из них спросил:

-    Вы муж Розы Руслановны?

-    Да, я её муж, - ответил Гасим.

Двое отвели Виктора в сторону, другие приблизились к Гаси-му, который, быстро сообразив, достал из сумки бутылку вина (те посторонились, подумав, что вино предназначено для них), поднял бутылку над головой, как гранату, пригрозил:

-    Кто первый? Ну! Жду! Спрашиваю: «Кто первый?»

-    Передайте Розе Руслановне, пусть она от нас отстанет, не трогает! - сказали, ушли дальше.

-    Хорошо, скажу, - успел ответить Диастинов.

К таким случаям школьной жизни жены Гасим привык. Совсем недавно втроём (с ними был и Витя Зеленов) шли по центральной улице города, видят: дерутся подростки. «Ой, Коля, наш ученик в драке! - сказав, Роза обеими руками сдвинула горластого подростка в сторону, схватила своего ученика, взяла его за шиворот, вывела из середины. - Не лезь, куда не следует! Иди с нами! Понял? А вы, драчуны, расходитесь, помиритесь! Вон милиция едет!» - соврала учительница. Потом перед девятиклассником извинилась за вмешательство. По решительности и смелости в действиях Роза не уступала Гасиму, возможно, даже была рискованнее. Всегда говорила ему:

-    Ты очень скромный, слишком сдержанный. Во мне этих качеств нет. Конечно, я неправа.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

В поступках некоторых чиновников часто встречаются несправедливость, бесконтрольность, безответственность к своим служебным обязанностям, жестокость. Заместитель генерального директора «Химпрома» по жилищным вопросам, по распоряжению своего начальника, принял документы на расширение жилплощади электромеханику-кабельщику Диастинову Мергасиму, «предоставить ему лучшую квартиру в элитном доме», только что сданном комиссии для эксплуатации. Липкин, лысый, очень полный, упитанный мужчина, с ног до головы рассмотрел рабочего человека, с его рук взял документы. Их передал секретарю, сказав: «Человек от директора». Секретарь, средних лет женщина, небрежно положила документы в свой стол и надолго ушла в отпуск, совсем забыла о них, накрепко закрытых в секретарском столе. Пока она отдыхала, дом заселялся людьми высокого ранга, квартиры распределил сам Липкин.

-    Я сегодня с работы задержался - по поводу квартиры был у Липкина. Нам он предложил в другом доме двухкомнатную квартиру на первом этаже. Я отказался. В коридоре случайно встретил Шевницына, он узнал меня, остановился, поздоровался, спросил, как дела. Я и обо всём рассказал ему. Он сам повёл меня к этому самому Липкину. Жаль, что в это время куда-то срочно вызвали Шевницына. Липкин, конечно, обрадовался. Он решил дать квартиру номер один. Я согласился. Как ты на это смотришь? Квартира на третьем этаже, над аркой.

-    Ладно. Лучше уж на первом этаже в хорошем доме, чем на последнем, пятом этаже панельного дома, с дырами, с дефектами разного рода.

Семья Диастиновых готовилась к переезду в новый дом: упаковали вещи в мешки, разобрали небогатую мебель. Старую квартиру, в которой прожили двенадцать лет, подготовили к сдаче жилищно-коммунальным службам. Переезд в новую квартиру не радовал, особенно Розу, хотя отциклевали дубовый пол, перекрасили подоконники. При первом же визите в новый дом Роза в подъезде встретилась с учащимися своей школы.

-    Ой, Роза Руслановна, Вы тоже в этот дом заселяетесь? -спускаясь с верхнего этажа, спросила Ольга Смирнова. - Здорово! В какой квартире будете жить? В гости к нам приходите, обязательно! Мы на третьем этаже.

Сосед Диастиновых - главный энергетик «Химпрома» Павел Иванович. Он с семьёй в три человека получил трёхкомнатную квартиру с необычной планировкой, с огромной гостиной, лоджией на два окна и двумя кладовками. У Диастиновых с двумя детьми ничего этого не было. Соседи познакомились.

-    Роза, почему не распаковываете мешки? - спросил Павел Иванович. На вопрос соседа она промолчала - уже нашла обмен на трёхкомнатную в старом кирпичном доме за тысячу рублей. Квартиру, запущенную, давно не видавшую ремонта. Гасим обменом был не согласен. «Почему?» - спрашивал супруг. Розе было обидно, неудобно перед учениками и их родителями за такое унижение своей семьи чиновниками.

-    Гасим, подойди к окну, смотри! - Роза пригласила мужа. -Это Липкин и его половина?

-    Да, - коротко ответил Мергасим и тут же отошёл в сторону.

-    Как они похожи друг на друга! И жена такая же тучная, полная. Значит, этот человек будет жить в этом доме. Нет уж, я не хочу!

Тем более Мергасим стал жаловаться на здоровье: язва желудка и двенадцатиперстной кишки зарубцевались именно здесь, в Чувашии, но зачастились жалобы на боли в области поясницы, печени, дыхательных органов. Молодой организм его не выдерживал. Маргарита Артемьева, фельдшер, старший лаборант санчасти, подруге Розе посоветовала увезти мужа подальше.

Обмен квартирами состоялся. Диастиновы впервые в жизни задолжали - никогда не было у них такой суммы, тысячи рублей. Деньги заняла у сестры Риммы, она отправила их почтой из Магаданской области. Роза, как ни старалась, в течение года не смогла накопить и вернуть сестре долг. Обратилась к ней с просьбой дать на Север вызов, но Башевы сами собирались перебираться ближе к Диастиновым, купили квартиру в Тольятти. Тогда Роза, недолго думая, проработав в школе всё лето, занимаясь её капитальным ремонтом вместо «пропавшего» директора, взяла двухнедельный отпуск и срочно выехала на Север, по её словам, туда, «куда глаза глядят». Несмотря на препятствия со стороны горкома партии, волей судьбы оказалась в замечательном городе нефтяников Нижневартовске. Устроилась на работу инспектором в районо. Через три месяца к себе вызвала детей и мужа в гостиницу, в которой она жила временно. Затем получила небольшое жильё, через два года - трёхкомнатную квартиру улучшенной планировки. В этом городе Диастиновым везло во всём: и материально, и с работой, и друзьями. Поначалу трудно было, даже очень.

- Гасим, пожалуйста, не обижайся на меня, - говорит, гладя мужа по голове, Роза. - Мучаю я вас, мои дорогие. Терпите меня. Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Отсюда ни-ку-да! Здесь навсегда, до конца жизни! Я думаю: с твоим здоровьем в Сибири будет лучше.

Гасим так же, как и Роза, быстро нашёл работу, устроился по своей же специальности к нефтяникам. Дочь Светлана пошла в шестой класс девятнадцатой школы, которую через четыре года закончила с серебряной медалью, поступила учиться на факультет Романо-германской филологии Тюменского государственного университета. Сын Александр, студент первого курса Чувашского государственного университета, был призван на срочную службу в Венгрию. В жизни детдомовской семьи всё шло хорошо. Диастиновы по-прежнему переписывались с Сабаном и Риммой, друзьями, Маргаритой Яковлевной и Галиной Емельяновной, воспитателями Вятского детского дома. Часто звонили по домашнему телефону в Карасьяры и Тольятти.

-    Гасим, телеграмма от Веры. Сейчас принесли. Ты, пожалуйста, будь спокоен. Конечно, это невозможно. Плохая новость,

-    встречая мужа с вахты, плача, рассказывает Роза. - Вчера, 2 марта 1994 года, умер Сабан.

-    Как? Неправда! Не верю! Когда умер? Мой брат жив! Не верю! - по-мужски заплакал Гасим.

-    В один день с Владиславом Листьевым умерли. Сегодня по телевизору целый день о Листьеве говорят. Тебе надо срочно вылететь. Я уже позвонила в аэропорт. Нет рейсов на Казань, придётся лететь на Нижний Новгород. Туда самолёт через пять часов. Лети! Вещи я соберу, а ты после работы прими душ, покушай и в путь. Я провожу.

Вечером следующего дня Мергасим был в Карасьярах. В распутицу, непогоду по знакомой дороге снова бежал в Юркино -нет ни рейсового автобуса, ни попутной машины. Спешил, как всегда, к брату. На этот раз на его похороны. Успел! Любимого деверя встретила Вера.

-    Гасим, дорогой ты наш, тебя, брата единственного, ждём. Умер наш-то дорогой человек! - причитает Вера. - Ему ведь только 58 лет, жить да жить ему ещё! Не уберегли мы его, нашего дорогого. Сабан, что лежишь? Вставай! Видишь: сколько народу ты к себе собрал! Любили все мы тебя! Гасим, твой брат, к тебе приехал...

Вера Гасиму рассказала о последних днях жизни Сабана: «Он, уезжая в республиканскую больницу, прощался с нами, не хотел туда ехать. Как будто чувствовал, что с нами видится последний раз. И я чувствовала что-то неладное. Рано утром второго марта первым автобусом выехала в Йошкар-Олинскую больницу к Сабану, ещё живому. Приехала, а мне говорят: «Вашего мужа сначала перевели в реанимацию, потом...» Врач-то замялся, молчит и в конце сказал: «Ваш муж три часа назад умер. Вы с гробом приехали?»

-    спрашивает. - «Нет», - говорю. - Он обратился к кому-то: «Срочно закажите гроб, найдите машину до Юркина - Карасьяры, оденьте Диастинова Сабана, как положено - и всё это бесплатно»...

Одна беда приходит за другой. В сентябре 1994 года, ровно через полгода после смерти Сабана, Диастиновы получили другую страшную новость.

-    Роза, пока ты в школе была, из Тольятти позвонили: что-то с твоей сестрой случилось. Вроде бы она в аварию попала, разбилась. Тебе к ней ехать надо, - сообщила соседка Валя. - Её Риммой зовут?

-    Да, Риммой. Что случилось с моей сестричкой? Она жива? Что по телефону передали? Кому?..

Роза тут же набрала номер телефона своих близких друзей Газизуллиных, чтобы Ришат ночью отвёз её в аэропорт на первый рейс в Самару. Первый рейс - в три утра. Через пять часов Роза -в Тольятти, перед окном реанимационного отделения больницы, где Римма лежала без сознания, под глубоким наркозом. Вместе с Розой сидят на брёвнышке Геннадий, муж Риммы, и её сын Дмитрий. Больница откроется в восемь часов утра, но в реанимационное отделение никого не пускают. Все трое ждут, как скоро покажется дежурный врач или кто-то из медперсонала и сообщит о состоянии больных. Пять, десять, пятнадцать минут... - так долго, мучительно тянется время. Выходит высокий, симпатичный молодой врач, обращается к стоящим прямо напротив дверей реанимации посетителям:

-    Я - хирург Проценко Олег Николаевич. Вы к Башевой? Прощайтесь с сестрой, мамой. Состояние крайне тяжёлое, через минуту вывезут её из отделения на операцию. Шансов на жизнь никаких. Правое плечо раздроблено, перелом центральной кости правой ноги и руки, потеряно много крови. Всю ночь больную спасали. Прощайтесь с ней! Мне очень жаль! Остановите каталку с больной на минуту, - обратился хирург к медикам. - Вы сын? Можно, иконку положить на подушечку рядом с больной.

-    Риммочка, это я. Мы, Николаевы, сильные, неподдающиеся! Не сдавайся, терпи, держись, мой дорогой человечек! Слышишь? Держись!

-    Слышу, - тихо ответила Римма, - сестричка моя, приехала? Не сдамся!

Три часа длилась операция. За это время Дима, сын Риммы, обошёл все церкви города Тольятти, заказал молебен за здравие. А муж Геннадий Сергеевич на дворе больницы перед окном операционной палаты встал на колени и молился за здоровье жены до конца операции. Роза и подруга Риммы Валя все три часа простояли в коридоре, не отходили от дверей операционной, переживали, не давали покоя выходящим медикам, проходящим -спрашивали о состоянии больной Риммы Башевой. Операция закончилась.

-    Держите аппарат! Ваша сестра молодец - выдержала! - обратился к Розе хирург Проценко. - Собрали все кости предплечья. В рубашке родилась.

Полтора месяца больная лежала в реанимации, не давали покоя адские боли в ноге и руке. Звжили раны в предплечье. Впереди - ещё три операции. Римма заново обретала себя. Надо было выжить. Во что бы то ни стало вернуться к жизни.

В Римме течёт кровь рабочих АТПП г.Тольятти. На автотранспортном предприятии, где Римма работала диспетчером, о случившейся трагедии объявили по радио, обратились с просьбой о добровольной сдаче крови пострадавшей. На станции переливания крови образовалась огромная очередь, в основном пришла молодёжь - парни и девушки. Римма потеряла почти три литра крови.

Всё было: минуты слабости, отчаяние, слёзы, прощания с жизнью. Роза случайно нашла нацарапанное левой рукой короткое письмо под подушкой сестры.

-    Ты что, сестричка? Сдаёшься? Нет! Так не пойдёт! Посмотри на нас: мы не отходим от тебя. Все стараются: врачи, муж, твой любимый сын Дмитрий, я! Ты хочешь оставить нас? Не выйдет! Ты будешь жить! Уйти из жизни - и всё? Нет! Жизнь даётся один раз, другой - нет!

Николай Прохорович, врач реанимационного отделения, во время своего дежурства не отходил от тяжело больной, помогал ей, поддерживал морально. Восхищался терпением, выдержкой Риммы Башевой. Розе говорил: «У Вашей сестры даже двух шансов на жизнь нет». В шесть часов утра (пересменка проводилась в восемь утра) врачи Николай Прохорович и Ольга Геннадьевна разрешали Розе, Геннадию и Дмитрию навещать больную. Молодой врач Обухов посоветовал каждое утро больной давать курагу (он же подсказал рецепт), ложечку коньяка, мёду с грецкими орехами, свёклу. Геннадий и Роза в пять утра начинали готовить еду: куриный бульон с натёртым белым мясом или уху из стерлядки, чтобы в шесть кормить Римму. Вместе с Риммой в реанимации, в ожоговом отделении, без сознания лежал пятилетний Андрей, у которого так же, как и у Риммы, не было шансов на жизнь. Андрюшу привезли издалека, из деревни под Ди-митровградом, поэтому Башевы и Роза (подключилась и тяжелобольная Римма) взяли мальчишку под свою опеку: навещали его, кормили с ложечки. Римма разговаривала с ним. Их кровати стояли друг от друга в пяти метрах. В палату Дима привёл священника, который прочитал молитву за всех больных в реанимации, а Андрея окрестил, крёстным отцом стал Дмитрий Башев. Мальчик выжил!

Три месяца Римма в больничной палате, полтора из них - в общей палате. И здесь ей повезло с лечащим врачом, опытным, заботливым и очень добрым Геннадием Иосифовичем. Врачи реанимационного отделения и хирург Проценко не забывали о своём пациенте, постоянно навещали Римму Башеву в общей палате, заботились о ней.

Воля, стремление к жизни оказались сильнее. Выжила детдомовка Римма Николаева. А грузин, своей машиной сбивший Римму при переходе дороги, прямо у обочины, подкупив работников Тольяттинской госавтоинспекции, сбежал к себе на Родину.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Свой отпуск северяне Диастиновы начинали с Тольятти, с последнего дня экзаменов студентки, а теперь выпускницы факультета Романо-германской филологии Тюменского госуниверситета Светланы Шефер. Вторая полка купе одного из вагонов поезда «Нижневартовск - Самара» в течение четырёх лет принадлежала ей. Саша, сын Диастиновых, считал себя самостоятельным человеком, предпочитал ездить в отпуск на собственной машине или летать на самолёте, своё место в купе уступал маленькому племяннику Артуру, путешественнику с трёх месяцев. И на этот раз одиннадцатимесячный Артур занял нижнюю полку. Дедушка Гасим то и дело брал внука на руки, подносил к вагонному окошку, рассказывал ему об окружающем мире, пел песни или читал стихи:

-    Бабушка Роза, укладывая тебя спать, поёт, читает Пушкина. Послушай теперь меня:

У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том.

И днём и ночью кот учёный...

А-а, узнал? Скоро всю поэму будешь знать наизусть. Заулыбался! Скоро Тюмень, твоя родина. Запомни: тогда дома я был с твоей мамой. Маме пришло время рожать тебя - вызвал скорую, четыре часа под окном больницы сидел, пока ты на свет не появился. Переживал за тебя, за свою дочь, твою маму значит. Позвонил на работу папе. Это было 22 июля 1992 года. Время идёт. Ой, кто к нам идёт! Бабушка, бери-ка внучонка.

-    Иди ко мне, дорогой! Скоро спать ты будешь. Поспишь -там и мама к нам подсядет. Как она там? Как сдала последний экзамен? Всё-таки экстерном. Трудно.

-    В этом не сомневаюсь - только отличная оценка! Другой не ждём. Обмоем диплом с отличием. Бабушка, спой ему песню или почитай стихи. Вообще-то пойдёмте в купе, спать ему пора.

-    Обмоем у Риммы. Дедушка, угадай, чьи эти строки?

Родниковой воды отведав,

Я хотел бы вложить в тебя Всё, что сам получил от дедов,

Что коплю для внуков, любя...

-    Артур, от дедов мы с твоей бабушкой ничего не получили. Николай Рыленков - может быть. Мы - нет.

-    Как не получили? - по наследству - Жизнь. Как и ты, Гасим, ни одного деда не видела. Отца родного не помню.

В Тольятти Диастиновы гостили не больше двух недель. Обязательно навещали семью Сабана в Юркине. На этот раз Роза посоветовала через адресное бюро найти Лиду Глушкову, съездить в Вятское, к воспитателям, по пути заехать в Куяр, на родину Диастиновых. Всё получилось: нашли Лиду Глушкову, она работала стоматологом в детской поликлинике Йошкар-Олы. Втроём: Римма, Роза и Гасим - встретились с воспитателями Вятского детского дома, учителями школы: Августой Петровной, классным руководителем Розы, Марией Васильевной, биологом, бывшим директором школы, историком Лобовым Геннадием Ивановичем. Здания детского дома не было - на его месте лежали посеревшие от времени, полусгнившие брёвна. Цветущего сада вокруг детдома тоже не было. Всё вокруг заросло крапивой, лебедой. От увиденного защемило сердце, стало грустно-грустно. А церковь-школа, заброшенная, разрушенная, продолжала стоять уныло, тоскливо.

-    Ой, ребята, глядите! - указывая рукой в сторону церкви, радостно кричит Роза. - Черёмуха, черёмуха осталась! Она, несмотря ни на что, цветёт, благоухает. Молодчина, ты моя!

-    Почему черёмуха твоя? - спросила Римма.

-    Моя и Тани Сеновой. Потому что мы с ней её посадила. Помните: всем детдомом сажали деревья: сирени, акации, подвезли несколько черёмух. Мы с Танькой Сеновой бросили акацию, передали Насте Герасимовой и подбежали к черёмухе. Я сажала, Таня с ведром ушла за водой, чтобы полить нашу черёмуху. Она, конечно, изменилась: заросла, постарела, никто за ней не ухаживает, зато цветёт, как ещё цветёт!

-    Ещё яблони сажали, - добавил Гасим, - помню: сто тринадцать штук. Куда яблони исчезли?

-    Да, сажали, тогда же, чуть позже. Спрашиваешь: «Куда исчезли?» - Беспощадно уничтожили! Только вопрос: чьи руки смогли убрать такую красоту?

-    Я этого не помню. Мы с Галиной Емельяновной всё лён теребили, руки без конца царапали, - разглядывая их, говорит Римма, - Роза, пошли к вашей черёмухе, нарвём красивый букет. Постоим, посидим рядом, как когда-то в детстве, на мягкой траве. Какой запах!

Гасим Розу и Римму пригласил в Куяр. Саша, сын Диастино-вых, согласился отвезти родителей и тётю Римму в Куяр на своей машине.

-    Давно я там не был. С Сабаном как-то на родину съездили. Не знаю, в каком году. Сколько лет прошло! Потом с Розой навестим могилу Сабана. Мы с ней каждый год к нему ездим, только в прошлом году из-за моей болезни не были, - рассказывает Гасим. - Язву желудка зарубцевали. Теперь меня мучает бронхиальная астма, которой страдал Сабан, хотя умер не от неё. Видно, по наследству это у нас, Диастиновых. Плохо! Мама рано умерла от плеврита.

-    Поехали прямо сейчас, - предложила Римма, - а то меня заждались мои мужики. Им без меня скучно. Племянничек, вези нас. Гасим, а ты могилы своих родителей найдёшь?

-    Не знаю. Кого-нибудь спросим. Кладбище бы найти.

Дорога от Новочебоксарска до Йошкар-Олы, до железнодорожной станции Куяр для Саши знакома. Доехали быстро. У дежурного на станции спросили, где кладбище.

-    Там, за посёлком, километра два-три отсюда, пешком надо идти.

-    Нет, раньше кладбище было недалеко от Куяра, рядом с деревней. Не там, где Вы говорите.

-    Да вот пожилая женщина идёт, спросите её.

Женщина, лет семидесяти, помнила многих куярцев послевоенного времени: Хабибуллиных, Годовых, Сайдана Диастинова, показала старое кладбище.

-    Сейчас здесь никого не хоронят. Как тебя величают?

-    Гасимом Диастиновым.

-    С Сайданом-то вы смахиваете, очень похож ты на него. Жалко было парня-то, так и пропал мальчишка. Значит, вы с ним братья.

-    Спасибо Вам! Братья мы. Могилу моей матери или отца помните? Покажите, пожалуйста.

-    Нет, не знаю. Пойдёмте вместе со мной, покажу вам старое кладбище. Столько людей умерло! С войны многие не вернулись. Мать твою помню, красивая женщина была, такие длинные косы у неё были, заплетённые, без платка всё ходила. Рано вы, мальчишки, осиротели, - рассказывает женщина-татарка. - Мне самой-то тогда было лет пятнадцать, девчушкой была, мы с мамой да с двумя братьями жили. Да вот оно, кладбище-то. Дошли.

-    Пойдёмте с нами, - женщину пригласила Римма. - Как теперь могилу найти?

-    Сейчас козу выпущу, сюда приведу. К вам присоединюсь.

Кладбище находилось прямо за домами, многие могилы без

памятников, превратились в луга, растут ромашки, голубые колокольчики. Здесь пасутся козы и овцы.

-    Не припоминаю, где могила моих родителей. Не знаю, отца или мать здесь хоронили, но точно кого-то похоронили здесь. Мы все трое не плакали, а ревели. Давайте сядем на любую могилу и помянем моих родителей.

-    Разницы нет, идите сюда. Трава высокая, чистая и мягкая, розовые цветочки-часики расцвели, - пригласила сесть женщина, повернувшись к Гасиму, спросила: «По-татарски разговариваешь?»

-    Извините, пожалуйста, меня. Не разговариваю, забыл. В детдоме все говорили по-русски.

-    Ничего, бывает.

Роза и Римма расстелили полотенце, из сумки выложили кусочки хлеба, булочек, нарезанных огурчиков, помидоров, яичек. Гасим открыл бутылку водки, разлил в маленькие стаканчики, затем ко всем обратился: «Помянем моих родителей, братьев Сабана и Сайдана, хотя моя мама вообще не пила ни водки, ни вина. Один я на этом белом свете остался».

-    Не один, жена есть, вон сын рядом с тобой сидит. Не один. Мне завтра исполнится семьдесят. Все там рано или поздно будем. Приглашаю я вас к себе, чаем угощу.

-    Спасибо Вам, Зульфия-апа, здоровья, долгих лет жизни, -от имени всех на татарском языке поздравила и поблагодарила собеседницу, землячку Мергасима, Роза. Римма сбегала в магазин, купила платочек жёлтого цвета, какой носят татарки, вручила ей подарок.

По пути из Куяра, по желанию Риммы, заехали в Люльпанс-кий детский дом. Римме захотелось встретиться с воспитателями, как-никак после Вятского детдома три года здесь жила, здесь и закончила среднюю школу, встретила первую любовь.

-    Роза, может, и Лида Глушкова в Люльпанах, копается на своём огороде, так что навестим твою подружку, и я встречусь со своей воспитательницей Романовой Ниной Андреевной. Если её не найдём в детдоме, пойдём к ней домой.

Римма была на седьмом небе: не ходила, а от радости порхала по знакомым ей коридорам, заглядывала в комнаты, в воспитательскую. Здоровалась со всеми, новенькими, незнакомыми детьми и взрослыми. Нину Андреевну застали дома.

-    Здравствуйте, Нина Андреевна! Это я. Это моя сестра, её муж Мергасим.

-    Здравствуйте! Римма, как давно я тебя не видела! Рассказывай, как ты устроилась, где живёшь. Мне всё о тебе интересно. Проходите, садитесь. Сейчас чаем я вас угощу. Ой, Римма, слушай! Виктор Каюмов здесь, в Люльпанах. Он у тёщи, на той неделе его случайно встретила. Рассказывали, что он и в детдом приходил.

Снова судьба свела сестёр Николаевых и Гасима с Каюмовым Виктором, с воспитанником Люльпанского детского дома. У тёщи его не застали - был в отъезде. Мать его жены сказала:

-    Он сегодня утром уехал в Йошкар-Олу. Целую неделю окучивал картошку, весь огород вскопал. А вы кто такие? Представьтесь. Вечером должен вернуться. Что ему передать?

-    Ждать мы его не будем. Передайте привет от нас. Мы тоже все втроём бывшие детдомовские. Дайте, если можете, ваш номер телефона, мы сами ему позвоним, - попросила Римма. Виктор долго ждать себя не заставил: вечером следующего дня уже был у Диастиновых. Римма и Роза, зная, что Виктор - вегетарианец, накрыли стол блюдами в основном из овощей и фруктов. Купили специально для него много молока.

-    Витька водку тоже не пьёт, - хохочет Римма, - давайте для него купим бутылку шампанского. Он такой особенный человек, в детдоме был необычным, «каким он был, таким остался». Мне об этом Нина Андреевна шепнула.

-    Ладно, - согласилась Роза, - Мергасим водку будет пить, от шампанского и молочных блюд он откажется. Вот какие мы все разные. Разные нравы, разные вкусы. Скоро в отпуск дочурка с Артурчиком приедут. Всем места хватит.

-    Как узнает мой Геннадий, что Витька Каюмов здесь, сразу сюда примчится, так что я должна вас немедленно покинуть.

Перед Гасимом, Розой и Риммой Виктор Каюмов предстал солидным мужчиной, седоволосым, подтянутым, моложавым, одетым скромно, по-спортивному. В доме Виктор вёл себя скромно.

Как и в молодости, утро начинал с зарядки: вставал рано, бегал по роще, шёл к Волге, купался. Рассказывал, что зимой тоже купается в ледяной воде, как морж. Затем он переселился на дачу Диас-тиновых на берегу Волги. Нравилось ему париться в бане, сам её топил, из колодца таскал воду, заготовил веников, дров. Весь был в делах: полол грядки, окучивал картошку, собирал ягоды смородины, крыжовника. «Отдохнул» от городской суеты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В Нижневартовск пришла настоящая весна, хотя кое-где, в оврагах, в тени под деревьями, у заборов, лежит почерневший снег. Солнце везде и всюду. На берёзах, рябине набухли почки. То и гляди они лопнут, и появится яркая листва. С утра по радио и на улицах города звучит торжественная музыка. В честь 64-ой годовщины Великой Победы советского народа над фашистской Германией город нефтяников празднично нарядный. По Пермской и Северной улицам, что напротив окна Диастиновых, проехали украшенные лозунгами, флагами, цветами, разноцветными шарами машины.

-    Роза, вас с Гасимом с праздником Победы! - по телефону поздравил сосед по старой квартире Михаил Кузьмин. - Собирайтесь на чествование ветеранов войны и тыла. Мы с Валентиной идём. Начало в 10 часов на площади перед вашим домом.

-    Мы тоже с Розой собираемся, - ответил Мише Мергасим. -На праздник с нами идут наши друзья Газизуллины Лилия и Ришат, сын Саша с Ольгой.

Просторная площадь перед сетью магазинов «Три поросёнка» полна празднично одетыми людьми. Над трибуной, от одной стороны до другой, протянулся огромный красный плакат с поздравлением с Днём Победы. Перед трибуной на стульях сидят с орденами и медалями на груди ветераны Великой Отечественной, Афганской и Чеченской войн. Трубы духового оркестра, блеснув медью, грянули «Марш славянки». Выступления, поздравления ветеранов. Вокруг горят костры. Недалеко работает солдатская кухня с вкусной гречневой кашей с мясом и горячим чаем. Администрация магазина, спонсоры праздника, пригласили в палатку цвета хаки ветеранов трёх войн на солдатские сто граммов и праздничный обед.

-    Мы с Розой сегодня уезжаем в Чувашию. Наш поезд поздно вечером. Нас проводят Саша и Ольга. Кузьмины, Газизуллины, вас приглашаем к нам в гости. Отметим праздник и наш отъезд. Сходил к костру и попросил солдатских сто граммов - не дали, - хохочет Гасим Диастинов, - сказали: «Вы не ветеран войны». - Ответил им: «Дитя войны». Дома по сто граммов сами выпьем, посидим, помянем отцов, не вернувшихся с войны, воевавших, но искалеченных, израненных, не доживших до наших дней. Лилия Газизуллина, учительница, коллега Розы по работе, обратилась к Диастиновым:

-    Дядя Гасим, пожалуйста, спойте нам вместе с Розой Руслановной свою солдатскую песню, которую вы пели в детдоме, а мы вам чуть-чуть подпоём. Знаю: не одну песню вы пели, любую.

Вьётся в тесной печурке огонь, - запел Гасим, и все подхватили:

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза...

-    Душевная песня, - сказала прослезившаяся Валентина, - давайте Есенина споём.

Над окошком месяц. Под окошком ветер, - запели Мергасим и Ришат, привыкшие петь вместе, в один голос, ставшие за много лет жизни в Нижневартовске близкими и родными людьми.

Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий -И такой родимый, и такой далёкий..., - запели

другие.

-    Ой, как не хочется мне отсюда уезжать! Вы не можете представить! Как мне на душе скверно и тяжело! Знали бы вы? - облокотившись на стол, почти кричит Мергасим.

-    Гасим, ты что так? Надо ехать, в начале июля приедет твоя любимая дочь Светлана с семьёй из Австрии. Маленького внука Райнхарда увидишь. Зятю твоему Харальду хочется посмотреть Волгу-матушку, приволжские города России, - успокаивает мужа Роза.

-    Миша, (в Нижневартовске многие Мергасима называли так на русский лад) Светланка ваша родилась там, на малую родину её тянет, - поддержала Розу Валентина. - Молодец - ваша дочь: закончила с отличием университет и финансовую академию, в Австрии работает по своей специальности на крупном заводе. Ты, Мергасим, операцию на ладони руки недавно перенёс, вроде бы всё нормально с рукой.

-    Живот почему-то растёт, - рассказывает Мергасим. - Иногда температура доходит до сорока градусов. В начале марта вызывали «скорую» - приехали две женщины, постояли у порога и ушли. Даже ко мне не приблизились, только посоветовали вызвать участкового врача. Роза с ними ругалась, не отпускала их - они молча повернулись и ушли.

-    Наша Колесникова, участковый врач, на пенсионеров ноль внимания, - прервала рассказ мужа Роза. - Я пожаловалась ей на «скорую помощь» - она хоть бы хны! На свою медсестру взглянула: что, мол, старики, на тот свет пора. Никакой помощи!

Да, со стороны медицинского персонала, кроме пульмонолога Нины Петровны Карнауховой, больному Диастинову никто не оказал надлежащей медицинской помощи. Даже молодой хирург, сделавший операцию на ладони руки в конце апреля 2009 года, удаливший контрактуру, не обратил внимания на наличие в крови его лейкоцитов выше нормы. А живот больного увеличивался. Хирург пенсионеру разрешил выезд за пределы Тюменской области.

Выезд для Диастиновых оказался трагическим. Мергасим во всём теле чувствовал слабость, не мог свободно шагать, задыхался. Пульмонолог Карнаухова для Мергасима бесплатно выписала много нужных, дефицитных лекарств.

-    Видишь, Роза, меня Нина Петровна любит, как инвалиду второй группы, в дорогу выписала множество самых лучших лекарств. Столько советов надавала! Она со мной всегда ласкова, внимательна.

-    Гасим, я советую немедленно пройти УЗИ брюшной полости. Надо было это сделать раньше, в Нижневартовске. Почему терапевт Колесникова на диспансеризацию всего организма тебе не дала направления? А ведь ты ей сказал о частой высокой температуре и боли в животе. Завтра понедельник - идём на УЗИ.

-    Придётся платить за УЗИ - мы здесь чужие, хотя я в «Химпроме» проработал семнадцать лет, - ответил Мергасим.

Результаты УЗИ брюшной полости ужасные. Диагноз с вопросительным знаком: рак печени. Вначале от Мергасима диагноз скрыли. Начались «хождения по мукам»: перед кабинетом онколога городской больницы Новочебоксарска, ожидая очереди на приём к доктору Таланину, просиживали по семь-восемь часов, затем сдача всякого рода анализов, исследование всего организма - лечение не назначается, время бежит, болезнь развивается. Роза добилась направления мужа на лечение в республиканскую больницу (всё делается платно) - здесь начинается то же самое: анализы, исследования органов брюшной полости, а лечения нет и нет. Больного не госпитализируют. Роза и друзья Диастиновых обратились к народным средствам лечения раковых заболеваний. Мергасим догадывался, что у него страшная болезнь, но он ждал и надеялся на помощь со стороны медицинских работников - помощи не было, кроме молодого хирурга по печени Леонтьева Евгения Анатольевича. Он приходил к больному, выписал лекарства, в лечении применял новейшие методы. Хирург обнаружил в нём плеврит и акцит - выкачал из брюшной полости жидкость - всё делал бесплатно, осторожно, поддерживая больного морально, но было уже поздно! Кто виноват? Обидно и горько! Из Нижневартовска прилетел сын Александр, приехала с семьёй дочь Светлана. Все беспокоятся и заботятся о своём родном человеке. Хирург Леонтьев сам звонил, интересовался состоянием больного Диастинова, забегал к нему, давал советы, всеми средствами и силами старался облегчить его душевные и физические боли. Мергасим терпел, иногда шутил, держался мужественно.

-    Светлана, Роза Руслановна, - обратился хирург, - готовьтесь к самому страшному. Завтра или через день Мергасим навсегда оставит вас. Думаю: здесь медицина бессильна.

Последние часы жизни. Сын Александр, дочь Светлана и Роза надеются на чудо, ни на минуту не отходят от дорогого человека - дежурят у его постели, поят лекарствами, кормят с ложечки.

-    Пап, вкусно? Творогу со сметаной давай ещё ложечку. А свёклу тоже со сметаной? Молодец! Запей твоим любимым соком...

-    Вкусно. Молока немножко, - шепчет папа, дедушка, муж.

-    Да, да. Вот козье молоко, ты его в детстве пил, - с ложечки поит мужа Роза. - Милый ты мой, проглоти, пожалуйста, проглоти! Молодец! Рюмочку козьего молочка мы с тобой выпили.

Это был последний глоток, последняя пища в Жизни человека, дорогого, близкого, с которым Роза прожила 45 лет. Мер-гасиму семьдесят лет, восемь месяцев и пятнадцать дней. Всё было: и радости, и огорчения, слёзы, смех. Жизнь прожить - не поле перейти. Последний глоток, последний вздох, последний пульс! И Жизни нет! Тридцатое июля 2009 года. Два часа ночи. Все окна квартиры распахнуты - очень жарко, душно. С ним, дорогим Человеком, в последние минуты, секунды Жизни были самые близкие люди: у изголовья - жена, у сердца - любимая дочь Светлана, Харальд - зять, от боли в душе кричит сын Александр: «Нет! От папы отойдите - буду делать массаж сердца! Он будет жить!» Из спальни с дедушкой попрощаться вышел семнадцатилетний внук Артур, которого он растил, катал на санках в тридцатиградусные сибирские морозы, выносил на зимний балкон спящего внука в коляске - так дедушка закалял своё продолжение Жизни. И из роддома Мергасим с огромным букетом белых лилий встретил любимую дочь Светлану, очень похожую на его мать, кареглазую смуглянку, с толстыми косами густых чёрных волос, и недельного внука Артура. Вырос любимый внук Артур, стал здоровым, крепким, высоким (рост 185 см) и красивым кудрявым парнем. За две недели до смерти Мергасим успел порадоваться за дочь и её сыновей, встретить и познакомиться с двухлетним внуком Райнхардом, с такими же кудряшками, как у Артура-брата, русоволосым, большеглазым озорным мальчишкой. Есть у Диастиновых - братьев Сабана и Мергасима продолжение рода - их дочери: две Светланы и Алевтина, сын Александр Мергасимович, пять достойных внуков и одна внучка Наталья.

Жизнь братьев Диастиновых и многих других детдомовцев, ушедших из Жизни, большинства из них была недолгой, иногда очень короткой, тернистой, порой невыносимо тяжёлой, но замечательной, мужественной, достойной. Детдомовцы военного и послевоенного времени ни разу ни на что и ни на кого не жаловались и не жалуются, ни перед чем и кем не пасовали, не унижались и не унижаются! А ведь поддержки, кроме близких, со стороны кого - то не было никакой! Большинство из них - были и есть настоящие Люди.

Да! Это точно: жизнь прожить - не поле перейти.

Июнь 2010 года.