На книгу упала тень, и я повернул голову.
Во двор входил Сергей.
Все тот же рюкзак на плече, застиранные джинсы, ковбойка с закатанными рукавами. Только подозрительно новая бейсболка выдавала, что он вернулся из нового путешествия.
-Снова без предупреждения! Ты бы позвонил, мало ли куда я мог уехать.
-А я и не звонил, чтобы ты никуда не смотался. Должен же был застать тебя дома.
-Свинтус ты порядочный.
-Шучу, шучу. Хотел сделать тебе сюрприз.
-Сделал. Садись. Я по-быстрому. Давай отметим твой приезд на свежем воздухе. Не против?
-Никаких возражений! А где твоя?
-У сестры. Какие-то женские дела.
-Вот и хорошо! До ее возвращения наклюкаемся. Никто мешать не будет.
-А когда она тебе мешала?
-Никогда, но при ней совестно.
Под этот треп я притащил белого вина, твердого сыра, зелени, крекерсов и свежий лаваш.
-Мы сейчас с тобой перехватим, а жена прийдет, тогда пообедаем и врежем как следует. Она
будет в четыре - полпятого. Лады?
-Заметано!
-Рассказывай, где шлялся. Ты появляешься и исчезаешь как узнаваемые куски мелодии под пальцами музыканта-импровизатора.
-А здорово здесь у тебя! Речка, причал, каноэ сушится, лес на том берегу. Так и хочется сесть в лодку и плыть, плыть... Эх, черствый ты человечище. Так и не заметишь, что жизнь проходит, правда, изнашивая при этом.
-Ты что-то мрачный сегодня. Сейчас заверну тебе начинку в лаваш. Как-будто чувствовал, что ты приедешь. Утром купил.
Я всунул лепешки в тостер и стал следить, чтобы они только согрелись, а не засохли.
-Ну, ты и сибарит! Даже электрику на улице приспособил.
-На вот, лучше ешь, хотя бы помолчишь, - я протянул ему кусок лаваша, в который завернул сыр, кинзу, петрушку, веточку укропа. - За нас!
Мы отхлебнули вина. Я не мог понять, что случилось с Сергеем. Всегда шумный, сыплющий шутками, анекдотами, он казался подавленным. Я не стал тормошить его приставаниями, решив, что он сам разговорится.
-Как же здорово вот так сидеть на берегу реки и смотреть на воду, слушать, как она весело перебулькивается на перекате. И разговаривать с ней. Она и выслушает и успокоит. И ее сопровождает мелодия, которую ведут фаготы веселых шмелей в кустах лимонника. Очень вкусное вино, - сказал он переводя на другую тему, как-будто испугавшись своего лирического настроя.
Я молча наполнил бокалы, надеясь на продолжение откровения Сергея. И я не обманулся. После небольшой паузы он продолжил.
-Помнишь, как герой Шукшина гладил березки, называя их невестушками, после возвращения из тюряги? А ведь это он подсознательно подвергал себя воздействию энергетического поля берез. Есть такая наука — дендротерапия. Это о том, как подпитываться положительной энергией деревьев. Вот и я попробовал это на себе. Я, как и очень многие, пережил заочное очарование разными странами. Когда у меня появилась возможность, то достаточно попутешествовал. В своих скитаниях я обнимался с эвкалиптами, пробовал на себе воздействие пальм и смоковниц. Даже с березами в Канаде обнимался. И, представляешь, нигде ничего не чувствовал. И вот, после долгого перерыва, я оказался на бывшей своей станции. Я
спрыгнул с платформы и пошел не на автобус, который через двадцать минут мог доставить меня куда надо, а пошел проселочной дорогой через леваду. Мне тут же захотелось пройтись босиком. Я снял кроссовки и побрел по опушке леска вдоль левады. Напрямик идти нужно было километра два-три. Уже через несколько шагов я почувствовал прилив энергии. А когда вышел на опушку, за которой виднелись дома, я остановился у дуба и обнял его на пару минут. Потом перешел к клену, потом поискал вокруг и метров через тридцать разглядел рябину. С ними я тоже поиграл в обнимашки по две минуты. Ты не поверишь, но я почувствовал такой прилив энергии, что захотелось летать. И подошвами босых ног ощущал, что здесь все мое, что мне рада каждая былинка. Даже пыль на тропинке имела знакомый до боли запах, от которого кружилась голова. А когда я подошел к бывшему моему двору, который окружал состарившийся плетень, и шагнул через перелаз, то за мои джинсы тут же ухватился репейник, как-будто желая меня удержать. Ни в одной стране ко мне не цеплялся репейник...
Тут вернулась жена, и я получил нахлобучку, что принимаю друга черте как, вместо того, чтобы угостить его по-человечески. Она пошла в дом накрывать на стол, и через полчаса мы уже сидели «по-человечески», и жена с пристрастием пытала Сергея о его последнем путешествии на остров Виктория. После обеда мы снова вышли на берег. Жена зажгла фонарь, способный отпугивать комаров, какие-то ароматические свечи, приспособленные для того же. Потом принесла нам упаковку пива и, пожелав приятной беседы, ушла в дом. Тут же раздался голос заработавшего телевизора.
Мы открыли по банке.
-Ты обратил внимание, - сказал Сергей. - Солнце отразилось в той излучине, словно умылось, уходя на покой.
Мы снова помолчали.
-Я стою на распутье, - сказал Сергей. - Скорее даже попал в состояние апории. Потому, что все мои логические рассуждения на эту тему верные, но они не могут осуществиться на практике.
Как я ни старался не нарушать монологи Сергея, но тут вмешался.
-Да, скажи толком, что тебя беспокоит. Что тебя потянуло на философию?
-Что? Понимаешь, я всем своим естеством ощутил, что мое - там. Что все здесь чужое, не имеющее ко мне никакого отношения, не принимающее меня, как и я не принимаю его.
-Тогда возвращайся. Что ты себя изводишь?
-Куда? Уезжая, я лишился всего. На самом деле — всего! Могу приехать только к друзьям в гости. Даже из родни у меня никого там нет.
-Тогда сиди и не рыпайся!
-Но меня так и тянет туда — домой.
-Тогда застрелись!
-Эх, грубый ты, бесчувственный человек...
Сергей откупорил другую банку пива и надолго замолчал. Я не стал его беспокойть, а про себя думал: сколько вот таких сергеев стоят в раскорячку, разрываясь между желанием вернуться и невозможностью это сделать.