Тогда он был один. Поднимался по составной деревянной опоре на высоту четырёхэтажного дома, чтобы срезать тяжёлые провода высоковольтной линии. Старая опора могла не выдержать и освободившись от равновесия нагрузки развернуться по циркулю, потерять устойчивость и рухнуть вместе с верхолазом. Что-то похожее на такие его опасения случилось прошлой зимой в соседнем районе на строительстве новой электролинии. Верхолаз при падении в сугроб с опорой, в два раза ниже этой, остался жив, но сломал ноги.
Он еще не знал, что на этом злополучном анкере ему доведется испытать страх физический, если можно так выразиться - осязаемый. Он подступал настолько близко, сидел где-то над печёнкой и был так ощутим, что ему казалось, что его можно было потрогать рукой. Страх властно распоряжался его душой, теснил сердце. Громадных усилий над собой стоило ему одоление этого не званного гостя..
Провода нужно было вырезать обязательно, потому что воздушный переход местной электролинии через железную дорогу продолжал висеть над недавно смонтированной контактной сетью. А такого соседства правила не допускали. Под железной дорогой был проложен кабель а провода нужно было убрать. "Окно" на остановку поездов для ликвидации воздушной линии выдали на двадцать минут.
Если бы эта работа была поручена его бригаде, ремонтников подстанций, они бы с ребятами заранее устроили всю необходимую в таком деле подстраховку. Поставил бы оттяжки. Но бригадир верхолазов, которому была поручена эта работа, так некстати, перед подъемом на анкер, вывихнул ногу, что срезать провода оказалось некому. Пожилым верхолазам такое дело поручать, язык не повернется, а неопытным новичкам тем более.
Выбор старшего мастера пал на Семена. Он был в сетях не освобожденным секретарем партийного комитета.
"Кроме тебя, некому… поезда уже стоят... "
Семен, подстегнул себя памятной поговоркой:
"И тогда, еле слышно сказал комиссар: коммунисты - вперед..."
Направился к анкеру.
Семен знал, что из-за этих "клятых" проводов остановлена железная дорога: Москва – Владивосток. Догадывался, что где-то затормозили пассажирские поезда, а грузовые изнывают на запасных путях. Спешно поднявшись на опору, он пристегнулся карабином и принялся за дело. Вниз старался не смотреть, обозрение окрестностей с такой непривычной высоты, верхолазу не помощник.
Накинув на первый провод лезвие рассекателя, он стал закручивать барашек винта, стягивая ножи. Легко рассекались алюминиевые пряди токоведущего троса, но вот лезвие надавило на стальную нить. Она – последняя. Движение руки замедлилось, пальцы ослабли. Он понял, что руки отказываются повиноваться.
Но это были его руки!
Они слушались всегда. Даже когда он подходил к неподъёмной штанге, они послушно обнимали гриф, рвали снаряд, пружинили и дрожали от напряжения. Не одолев неподъёмного веса, судорожно отталкивали тяжесть, стыдливо висли вдоль тела. Но, сколько бы раз он это не повторял, они заново проделывали это безропотно и покорно, пока не добивались хоть какого-нибудь успеха.
А сейчас отказывались повиноваться... "Ещё этого не хватало!" – подстегнул он себя и резко повернул винт. Анкер вздрогнул. Качнулся. Устоял. Второй провод обрезал удачнее. Подобрался к третьему. Когда ножи рассекателя нащупали последнюю жилу последнего провода, он вдруг почувствовал, как к горлу подступает тошнота, а печень давит на диафрагму и не даёт дышать...
Он взглянул вниз на растерянные лица ребят, стоявших непривычно далеко внизу, скользнул взглядом по захламленному обломками бетонных плит двору пакгауза. "Хоть бы снежку намело". – грустно подумал он, - на снежок валиться мягче... -
Он понимал, что, не сделав этих последних движений, не сможет спуститься вниз, посмотреть в глаза ребятам, с которыми был во многих испытаниях и застольях, не сможет жить с позорным для верхолаза клеймом "слабак".
"Другие живут," – шепнула трусость.
"Не все столбы падают", – успокаивало самолюбие.
Его угнетало и то, что ребята видят и понимают его слабость. В стороне, у своей дрезины, притихли верхолазы-железнодорожники. Все напряженно следили сейчас за каждым его движением.
"А они, смелее? Смотреть все умеют…" – продолжала ехидничать трусость.
" Заменяться, не время, да и некем ", – напомнила воля.
Вздохнув от безысходности, он ухватился всей пятернёй за винт, зажмурил глаза и повернул...
Подрезанной гитарной струной простонал и метнулся на землю повод. В этом тяжёлом стоне ему почудился крик журавля. "Надо же... – оторопело подумал он и крепче ухватился за оголовник опоры. Анкер рванулся в руках. "Только бы не кренился горизонт"!.. – судорожно пульсировала мысль, когда он открывал глаза.
Горизонт был на месте, но рыскал, словно виделся с качелей. От следующей опоры к анкеру и обратно перекатывались волны возмущённых рассечением, проводов. Дергали анкер с затухающей яростью. А за спиной зияла пустота вырезанного пролёта. Волны рассеченных проводов, гуляли по соседнему пролету затухающей волной, рвали старую опору, уже не надеясь выдернуть её или хотя бы уронить. Пружиня ногами на каждом рывке, он успокаивал гигантского "скакуна" и успокаивался сам.
И тут он увидел, как прямо на него и чуть выше идёт клин журавлей. Птицы спешили. Тревожились. Вскрикивали. Они словно спешили на помощь попавшему в беду человеку.
Анкер устоял...