Владимир Голдин
МАКСИМ ГОРЬКИЙ В ЖИЗНИ НИНЫ МАКСИМОВНЫ
Мы встретились очередной раз с Ниной Максимовной на кухне. Она сидела за столом и перебирала какие-то старые бумаги и вдруг начала читать стихи:
Летай и ползай, конец известен,
Все в землю ляжем, все прахом будем.
- Чьи это стихи, - спросил я.
Горького «Змея и орел», - был ответ.
- А дальше, что? – домогался я.
- Дальше не помню, давно было.
Я удивился забывчивости Нины Максимовны. Она в Лермонтовские дни читала наизусть полностью «Мцыри», а тут забыла.
- Да, да – поддержал я разговор о Горьком. Он тоже писал стихи. К нему даже на Капри приезжали начинающие поэты за советом. Был такой Антонов-Изгнанник, так он через Японию по Тихому океану добирался до Горького только для того чтобы услышать: «Продолжайте, в вас что-то есть творческое».
- Да? - произнесла с удивлением Нина Максимовна, - бывает.
- Рожденный ползать, летать не может, - это что-то перекликается с первой строкой, которую вы прочитали.
- Да, похоже. Но мне его «Мать» не нравится.
- А вы читали ранние рассказы Горького, их ещё издавали под единым названием «По Руси». Прекрасные вещи, какой стиль, слог и язык, из той далёкой Руси девятнадцатого века, сейчас такой Руси не найдешь.
- Мне больше нравится его «На дне», - перебила меня Нина Максимовна, и тут же без всяких переходов переключилась на воспоминания, столь характерные для людей преклонного возраста.
Я поехала в город Аша, в командировку. Конечно, первым делом нужно было прописаться в гостиницу. Нашла. Прописалась. Бросила свою сумку и пошла завтракать. Городишка не большой, все на виду. Зашла в ресторан. Подсела на свободное место к какому-то мужчине, заказала салат, шашлык, чего - то ещё. И тут мне принесли салат. Попробовала, а он уже кислый. Мужчина напротив, сидит и молча, ест такой же салат. Я как закричу на весь ресторан: «Чего вы подаете тухлый салат. Да ещё фирменный «Ашанский». Травите мужиков». Девочка в испуге унесла салат. Я же всегда была громкоголосая.
«Да, уж, - подумал я, - это правда, что громкоголосая. И сейчас в свои девяносто пять, как только Нина Максимовна начинает говорить по телефону, так, что хоть все из дома выходи, и весь разговор её слышен на всю лестничную площадку».
- Мужчина удивился и перестал жевать этот салат, и спрашивает меня:
- Вы наверно приезжая?
- Конечно, из Свердловска.
- Где вы остановились, стал уточнять мужчина лет пятидесяти. Да и мне уж было за пятьдесят. Нет наверно уже пятьдесят четыре.
- В гостинице, где ещё.
- Ну и как там?
- Да всё есть, только Сатина и Наташи не хватает.
Мужчина расхохотался. По-видимому, он хорошо знал Горького. Заговорили о писателе. Вышли из гостиницы на улицу. Вдруг мужчина остановился возле двух женщин, и без всяких вступлений сказал одной из них:
- Елена Ивановна, дайте этой женщине ключ от нашей гостиницы. И мы расстались.
Конечно, я переехала в эту квартиру. Прожила там дня три, пошла, платить в контору за жильё. Там поинтересовалась, кто же это был этот мужчина. Узнала. Им казался директор леспромхоза.
Вот так Горький помог мне комфортно прожить три дня в советском городе Ашане, о, пардон – Аша, - заключила Нина Максимовна.
Я улыбнулся и ушел пить кофе в свою комнату.