Казахстан нашего детства

 
 Памяти ушедшим от нас тёти Мины
 и её сыновьям Ванечке и Юре посвящается.

               
                В 1958 году мы с братом оказались в Кустанайской области, в Карасуском районе, в селе Талды. Ни магазина, ни киоска в селе не было. Один раз в месяц приезжала автолавка с товаром и это было событие! Леса нигде не видно,  кругом только степь да степь. Лето очень жаркое, а зима морозная снежная. Нам было тогда по одиннадцать лет. Отец, после развала нашей семьи, привёз нас к своей сестре и вскоре уехал снова на Урал...
                Тётя Мина жила одна без мужа с двумя сыновьями. Старший – Вилька, пришёл с армии и работал комбайнёром, а младшему Юрке было всего шесть лет. Вилька редко был дома, всё время на работе, особенно, когда была уборочная страда. Я сейчас даже не могу понять, как мы, городские мальчики,  так быстро приобщились к той сельской жизни. В селе, не было никаких удобств: воду брали из колодца, для обогрева топили печь, туалет был на улице, электричества ещё тогда не провели. По вечерам зажигали керосиновые лампы с фитилём. При их тусклом свете мы и делали свои уроки. Несмотря на все эти неудобства, мы легко вжились в новую обстановку. Через полгода уже «дали свет», и мы радовались простой светящейся  лампочке в комнате.
                А зимы в Северном Казахстане суровые - иногда бывало и до минус сорока, а то и более. Помню Вилька забежал в комнату с бутылкой водки и удивлённо громко сказал: "Смотрите, вот это мороз стоит! Водка замёрзла!" Иногда погода портилась да так, что начиналась метель! Затихала она только к утру! А возле дома появлялся громадный плотный сугроб белого снега высотой более двух метров! Для нас, пацанов, это было новое зимнее развлечение!   
                У тёти было своё хозяйство: корова Манька и тёлка Ласточка, поросята, куры да ещё, верный нам во всех наших «делах», чёрный с белыми пятнами пёс Тарзан. Однажды зимой мы с братом в старом корыте привезли Маньке колхозный силос. Она с удовольствием его ела. Когда тётя Мина увидела ворованный корм заставила нас вернуть его назад. С большой неохотой мы подчинились этому справедливому решению.
Запомнилось, как мы подставляли свои кружки прямо под вымя коровы и  тётя доила  парное  молоко. Вскоре у Маньки родился бычок.  Его почему-то назвали Соловей.  Тётя подрабатывала ещё тем, что обстирывала целинников, да ещё продавала сливочное масло собственного изготовления. Здесь надо отметить, что стиральной машины у неё не было, стиралось всё вручную. Ещё она сдавала комнату нашему сельскому учителю Василию Кирилловичу. Иногда, по вечерам, мы все собирались в одной из комнат  для игры в лото. Это было интересно, азартно. Василий Кириллович говорил, что это для нас даже полезно - развивает внимание.
                В селе Талды жили русские, казахи, немцы, украинцы. Мы прожили там больше года, но я не помню ни одного конфликта на национальной почве.  Да и вообще  ни одной драки и ни одних похорон за этот год не было. На всю жизнь запомнилось, как дядька Павло застрелил лебедя, который лежал большой и неподвижный, раскинув свои белоснежные крылья на земле. Нам жаль было эту красивую птицу. А охотник всё приговаривал: "Хорошая получится подушка, мягкая".
                До сих пор все имена наших казахских друзей у меня в памяти: Узак, Токур, Дау, Амангельды. Среди девочек мне запомнилась  маленькая симпатичная Алма да ещё Зинка, наша ровесница, которая жила через улицу напротив нас. Как-то её подстригли почти налысо, но всё равно, она мне нравилась. 
                Мы с братом охотились на сусликов, разделывали шкурки. Особенно в этом деле преуспел мой брат Коля. Ему и доверяли всю эту кропотливую работу. Кстати, ни одну шкурку мы так и не сдали. И всегда с нами был рядом маленький Юрка.  Иногда помогали тёте по хозяйству:  заготавливали сено на зиму коровам, сеяли муку, а ещё меня тётя Мина брала на «забой» кур. Мой брат категорически отказался от участия в этом кровавом действе, но кому-то надо было помогать, и я шёл. При этом мне необходимо было  держать петуха за ноги. Запомнилось, что после того, как ему отсекали голову, я его отпускал. Он ещё немного пролетал и падал безголовый на пол. Ещё мы помогали при заготовке сена. За ним мы с тётей ездили на волах. Громадную бричку медленно тащила пара серых волов с большими острыми рогами. Не торопясь мы выезжали рано утром в поле, где сгребали и складировали сено в бричку. Стоял жаркий день! Работы не видно было конца! Скирда на бричке медленно ширилась и поднималась вверх. Вдруг мой брат заявил, что он устал и хочет домой. Я помню подошёл к нему и сказал, что кроме нас тёти Мине не кому помочь, так что надо работать. Но мои слова на него не подействовали ни как. Он развернулся и двинулся в сторону дома... 
                В начале весны  мы написали письмо отцу, чтобы он выслал нам семена цветов для посадки. Летом уже весь дом утопал в цветах. Уже ближе к своему отъезду начали копать во дворе колодец. Как-то устроили показ диафильмов целинникам. Электричества тогда не было. Подгоняли какую-то технику и уже от неё подключались. «Покажи ещё раз прекрасную Аюн!…»- восклицали молодые механизаторы при просмотре очередного цветного диафильма. Мы частенько наведывались к ним на базу, где стояли на ремонте комбайны и трактора. Помню, как забирались в  кабину гусеничного трактора С-100. Он был для нас замечательным пособием для наших игр. Там, в Казахстане, я впервые в жизни сел за трактор ДТ- 54 и самостоятельно управлял его рычагами. 

                Иногда мы ходили в гости к Узаку. Юру с собой не брали, он был маленький. В гостях мы садились посреди комнаты на ковёр по-казахски, пили чай или кумыс, играли в кости или в карты, в буру. Узак был на пять лет старше нас, и он курил. Как-то незаметно и я пристрастился к этому. Сигарет или папирос у нас тогда не было. Пацаны брали махорку и делали себе скрутку из газеты. Среди взрослых казахов были и такие, которые закладывали её себе за нижнюю губу. Так и ходили, посасывая её втихаря. Зубы при этом у них становились тёмными. Самое интересное, что я так и не стал курильщиком. Помню в какой-то праздник Вилька налил в гранёный стакан водки и предложил нам выпить. Мой брат отказался, а я треть стакана всё-таки выпил. На другой день мне было очень плохо. Позже, на праздники мы попивали самодельную бражку...Кстати пьяница из меня не вышел абсолютно: лет тридцать не употребляю даже в свой день рождения на 31 декабря. 
                Во дворе дома тёти Мины, среди картошки, рос паслён с крупными сладкими чёрными ягодами. Не раз мы лакомились его плодами. При сборе, главное нельзя было ошибаться и вдруг отправить в рот незрелую ягоду: тогда уже будешь точно долго  отплёвываться от неожиданной  горечи. С тех пор прошло много времени, а послевкусие от сочной ягоды и от незрелой осталось со мной до сего дня.
                Летом созревала земляника, Вилька сажал нас на свой двухколёсный мотоцикл ИЖ-49, и мы ехали в степь. Никаких шлемов у нас тогда не было.  Мы быстро набирали пахучую ягоду в трёхлитровый бидончик и возвращались довольные домой. На этом же мотоцикле однажды мы съездили в районный центр Карасу.  Я сидел на заднем сиденье, брат на баке. Так и ехали. Вилька любил скорость и гнал по тракту довольно прилично. С этой поездки мне запомнились почему-то городские питьевые баки у магазина. Они стояли  в ряд. На их круглых крышках висели замки, а рядом на цепочке у каждого бака была алюминиевая кружка. Более ничего я не запомнил от этой поездки.
                Юра был самый младший среди нас, и тётя Мина частенько  жалела его…  Я однажды подошёл к ней и сказал, что она его балует и этого не следует делать. Она меня молча выслушала, а я не получив ответа ушёл. Сейчас, спустя столько много лет, могу только сказать: «Вот и хорошо, что у неё были такие моменты, где она баловала и любила своего Юру».
                Вспомнился ещё наш одноклассник Саня. Он был высокого роста и очень стеснительным мальчиком. На уроках, если его спрашивали, он медленно вставал и  молча стоял за партой. Уже весь класс ему подсказывал ответ, но он продолжал хранить молчание. При этом его лицо делалось красным, и он нервически улыбался. Всё заканчивалось тем, что его учитель просил снова сесть. После такого тяжёлого «подъёма» его уже никто не тревожил. О нём все забывали, урок шёл своим  чередом. Интересно, что на улице он был таким же, как все: и ни чего в его поведение такого странного не наблюдалось. 
                Сейчас, по прошествии стольких лет, этот небольшой кусочек нашей жизни, прожитой там, в Талды, вспоминается таким тёплым и далёким, как будто с другой планеты! После Казахстана мы, не возвращаясь на Урал, уехали с отцом на Северный Кавказ.

Январь 2015г.


P.S. Только по прошествии шестидесяти двух лет я узнал от сына тёти Мины - Вилли/ ему 83 года и живёт он в Германии/, что в 1940 году при депортации его мама была беременна Ванечкой и ещё на руках у неё был Вилька /ему тогда было всего четыре года/. Везли их из Луганской области в Казахстан в товарном вагоне... Ванечка родился в 1940 году, был слабеньким, часто болел и умер в семь лет от роду, в год, когда ему надо было идти в школу. То что их депортировали и её мужа Давыда сослали в труд армию/советский концлагерь/ мы всегда знали, а вот про Ванечку я услыхал только спустя много лет. Тётя Мина никогда не говорила с нами на эту тему и от неё мы никогда не слышали, чтобы она ругала советскую власть, которая обошлась с ней так жестоко.

август 2020г.