О любви. Пичужка

Вера Маленькая
          Она дочитала рукопись. Закурила сигарету. Фрагмент из этой истории был знаком. Крохотный кусочек чужой судьбы. Зигзаг, который, надо же, кинул на черную полосу девчонку, студентку первого курса. С зелеными, как крыжовник, глазами. Ясными, даже когда лгали. Спокойной улыбкой. И нервными пальцами. Как ее имя? Алла. В рукописи – Лена. Да, собственно, это неважно. «Черная полоса. О личном» - так называется повесть. Упрек ей, редактору издательства. Уважаемой Инге Ильиничне Лариной. Успешной женщине. Лет десять назад молодой, ироничной сотруднице, которая и сказала резкое: Ложь!»
          Сигареты кончились. Значит бокал вина. И подумать.
          – Спать, спать, спать, - сказал муж, - и больше никакой работы дома. Все надо успевать днем.
          – Интересная ситуация. Повесть бездарная, но написано душой. Душа диктовала, а руки царапали. Криво, коряво, нервно.
           – С ума сойти с твоими фантазиями.
           – Просто я здесь узнала себя. Слишком категоричную. С правилами! Все по полочкам...
           – И кому – то этим испортила жизнь?
           – Автор так считает.
           – Психопат, графоман какой – нибудь, а ты все всерьез. Дурочка моя правильная.
           – Что ты смеешься? И не тискай меня, Андрюша. Не хочу.
           – Тьфу! Тогда сиди и мучайся. Вот уйду от тебя.
           – Не уйдешь. Сам говорил, что таких больше нет. Помнишь?
           – Есть другие. Не хочу, не могу, занята... Смотри у меня! Кстати завтра я уезжаю на два дня.
           – Иди, шантажист. Я скоро.
            В это время другая женщина уложила спать сына. Приняла ванну с холодной водой. Где - то читала, что такая вода успокаивает. Не помнит, что случилось в детстве. Говорят испугалась. Сильно! Вот с тех пор и дрожат пальцы. Не всегда, а только когда волнуется. Сегодня с ума сходила. Не пришел! И уже не придет. Лежит под одним одеялом с холеной женой. Лежит и хочет ее! Однажды спросила:
          – Почему ты с ней спишь, если не любишь?
          Он изумился:
          – Любить и спать это совсем не одно и тоже. Жена! Давно вместе. Влюблен был.
          – Жена, которая не может родить тебе сына, а я родила. Кто важней?
          Он терпеть не может такие разговоры, но ведь права... Наложила на руки крем. Он их обожает, узкие, как все в ней, уязвимой, сентиментальной. Обожает и не знает, что эти пальчики написали повесть, небольшую. Всего восемь глав. Шариковой ручкой. На плохой бумаге. Не для того, чтобы издали. Ее должна прочитать самоуверенная стерва. Та самая, которая однажды опозорила. Как будто не могла пощадить? Она ведь просила. И плакала. Согрешить может каждый. Этой надо было унизить. Этой, которая с ним под одним одеялом... Все после того позора пошло не так, а черная полоса жестокая. Он помог, протянул руку, поверил в нее. Она и не знала, что это ее муж, но даже бы если знала... Не отдаст теперь!
          Он пришел утром. С цветами, подарками. Взял на руки сына.
          – Алка, мне кажется, у него температура. Потрогай лоб.
          – Не выдумывай. Просто только что проснулся. А ты, папочка, у нас холодный. Ладони надо было согреть...
          – Очень по вам скучал, слышишь?
          – Слышу. Умой Алешу, поиграйте, а я приготовлю завтрак.
          – Я к вам на целых два дня. Даже не верится. Наврал дома про важную деловую поездку. Алуся, почему слезы? У, какие крупные!
          – Это от радости, Андрей. Ждала тебя, ждала.
          – Так и я ждал. Плакса! Даже губы соленые.
          Инга как всегда тосковала, когда муж уезжал, с головой уходила в работу. В этот раз вчитывалась в неровные строчки рукописи, вспоминала, размышляла... Значит девчонку отчислили из университета. Да быть такого не может! Не то время. Скандал, но сегодня он в интернете, завтра забыли. Жених из – за него бросил? Не любил значит... Депрессия, больница, случайные связи, работа за копейки. Как все – таки много эмоций. Всхлипы, вскрики, вздохи. Теряется суть. Сюжет плывет. О публикации не может быть речи. Тогда зачем еще раз перечитывать? Ах да, потому что женщина в тупике, но разве она может чем – то помочь? И неужели это все из – за нее, Инги? К черту! У нее тоже не все складывалось, но мозги включала, чтобы не оступиться и не застрять на черной. И никогда не разрушала чужую жизнь... Слезы рекой. Еще бы! Чужой муж, от которого растет сын. Стерва жена. Санта - Барбара! А, может, ну ее пока эту рукопись. И вечером в ресторан, отвлечься. С мужем бы посоветоваться. Он умный, прочитает, все поймет,  успокоит.
          Алла нервничала. День пролетел стремительно, такой счастливый и такой короткий. Сын не отпускал отцовскую руку даже за столом... А ведь не хотела рожать. Что у нее тогда было? Съемная комната, смешная зарплата. И злость на весь мир, на суку из жюри. Не хотела, но он попросил: «Алусенька, пусть малыш будет. Пожалуйста! Я помогу». Андрюшка, Андрюшка... Дорогой человек! Дальше - то что? Прижалась, погладила волосы, плечи.
         – Ты часто думаешь о нас там, дома?
         – Малыш, я все время с вами.
         – Оставь ее. Не пропадет. Жестоким всегда везет.
         – Ты ее не знаешь. Самоуверенная, но не жестокая. И не будем об этом.
         – Это ты не знаешь. Жестокая, равнодушная.
         – И не хочу знать. Время все расставит по своим местам. Я тебя люблю. Разве этого мало? И завтра весь день наш...
         – Мало, мало, мало! Поласкай мою спину, тихо и долго. Усну и забуду про нее.
         Подумала вдруг: »Какой тупик, если так хорошо и сладко? Она подождет. Любовь к сыну сильнее жалости к жене, которая всего лишь любовь бывшая. Пусть читает и мучается от ее ненависти. У ненависти энергетика сильная».
         А Инге не спалось. И потому что мужа не было дома. И слишком крепким был кофе, много курила, в ресторане не отвлеклась, а устала. И это беспокойство, утомительное, липкое. Алла, Лена... Вот привязалось! Сейчас она бы только удивилась: у девушки зигзаг в характере или в психике. Удивилась бы и поговорила наедине. Тогда кипела от возмущения. Горячо и азартно... В престижном журнале был объявлен конкурс на лучший очерк о городе. И ее пригласили в жюри. Она первая прочитала этот великолепный очерк. Размахивала им, как флагом.
        - Ребята, шедевр. Автора, автора сюда! Больше можно ничего не читать.
        Автор пичужка. Вчерашняя школьница. Первое место, солидная премия, публикация в журнале. Инга ликовала: «Есть искра божия. Есть». Даже чмокнула в щеку. И тормошила журналистов: «Вы ее не забывайте. Талантам надо помогать!» Девочка смущалась, благодарила, а после публикации в редакцию пришло письмо от читателя... Плагиат! Очерк шесть лет назад был написан известной журналисткой.  Сверили. Один к одному. Если бы призналась, извинилась. Пичужка краснела, но упрямо твердила: «Мое!» Пальцы дрожали и теребили блузку. Журналисты деликатно журили. Инга и сказала возмущенное: «Что вы с ней, как с ребенком? Воровство. Ложь! И нечего жалеть». Тактичней надо было? Как же! Человек ответчик за свои дела.
        Алла ждала ее у входа в редакцию:
        – Только в интернет не надо. Пожалуйста! Все увидят. Мама расстроится.
        – Опровержение в любом случае будет. Вот пойди и скажи, что это не твое. И премию надо вернуть. Это, как покаяться, понимаешь?
        – Не украла. Просто хотела, чтобы парень один увидел и гордился.
        – Детский сад! На журнал могут подать в суд. Ты же слышала.
        – Не подадут. Журналистка моя тетя. Она простила. Не надо в интернет! 
        Что она заладила тогда про интернет? Инга и не собиралась, просто смотрела на зареванную девчонку с изумлением. Инфантилизм и наглость. Как с этим жить? Не собиралась, но словно подтолкнул кто – то. Впрочем, социальная сеть и полдня не «гудела». Кризис, проблемы. Не до журнала с его скандалом. Вот собственно и все, а спустя годы повесть, которая начинается с конкурса,  обвинений в плагиате... Ненависть в каждой строчке к ней, Инге. В повести - Инне. Встретиться, что ли, поговорить? Адрес есть. И выяснить все – таки, за что отчислили из университета. Не хочется чувствовать себя виноватой. Максималисткой была. Да! Но не злодейкой же. Надо, надо с Андрюшей посоветоваться. Как же его не хватает.
         Алле хотелось встать на колени, только бы не уходил. Понимала - нельзя, расстроится. Теплая, ласковая рука легла на плечо.
         – Поспи, Алуся, еще. Я отведу Алешку в садик. Потом на работу. Два дня, а пролетели, как минута.
         – Буду тосковать без тебя, плакать...
         – Плакать – то опять зачем? Все будет хорошо.
         – Когда перестанешь ее жалеть, да?
         – Ну вот, испортила настроение. Пошли мы. Давай – ка, сынок, руку.
         Закрыла дверь, постояла у окна. Оба обернулись, улыбнулись, что - то веселое крикнули. Ее мужчины, большой и маленький. Ее счастье. Когда будут следующие два дня? Или три, или неделя, или всегда? Время расставит... Когда? Квартиру купил, деньги дает, отдыхать вместе ездили. Ее судьба, ее половинка, но... не муж. Ой, не надо гневить Бога. Не надо! Повесть напрасно отправила. Написала и написала. Выплеснула то, что накипело. Мало ли что в голову придет крутой его стерве.
         Инга ехала к Алле, когда позвонил муж:
         – Я дома. Тебя нет. Опять за троих пашешь?
         – Здравствуй, родной. И славно, что приехал. Соскучилась. Ужин в холодильнике, разогреешь.
         – Давай к дому. Не хочется одному за стол.
         – Не тоскуй. Надоем еще, а буду часа через два. Поговорить надо. Жди!
         – Что за тайны? Теперь буду думать.
         – Не тайны. Посоветоваться надо.
         – К врачу собиралась. Была?
         – Не была. Работы много. Рукопись эту дурацкую три раза читала.
         – За руку тебя отвести, что ли... С сердцем не шутят.
         - Да ладно тебе. Все нормально. Но чтобы ты успокоился, завтра схожу.  Все! Целую.
         Дверь  открыла не пичужка, измотанная судьбой. Женщина была яркой,  красивой. С ясными, как тогда, глазами, стильной стрижкой, ухоженной кожей. Только пальцы слегка дрожали. Она их сжала, напряглась. Инга положила рукопись на пуф в прихожей.
         – Я вас огорчу, Алла. Повесть не будет опубликована. Поработайте еще. И присылайте в электронном виде. Наверное, компьютера раньше не было?
         Ничего себе! Ни минуты спокойно, то в гостиную, то на кухню. Сына резко отправила в детскую. На лице то ли улыбка, то ли гримаса. Неужели так расстроилась?
         – Не будет и не будет.Проходите. Может, кофе? Я сейчас...
         Большая фотография мальчика на стене. Глаза синие, доверчивые. Почему - то знакомые. Сын от любимого мужчины? Ей бы тоже хотелось сына или дочку. Не случилось пока это чудо, а время уходит. Ну вот, опять защемило сердце. Не надо было приходить. Благополучная дама. Уютный дом. Мало ли чего написала! Где – то реальность, где – то вымысел. Ей ли не знать?
        – Я ненадолго. Обойдемся без кофе. И не волнуйтесь так.
        – Инга Ильинична, вы зачем пришли? Посмотреть, в каком я дерьме живу? Вернее, жила.
        – Просто хотела помочь. Правда, не знаю, чем.
        – Прочитали повесть, вину почувствовали, да? Глупая я была, наивная. Вы же видели, но не пожалели.
        – Удобно найти виноватого, Алла. Я же знаю, из университета не отчислили, сама бросила на четвертом курсе. Уехала в Египет. И там не сложилось. При чем тут я, конкурс, ложь, о которой никто не помнит? Десять лет прошло.
        – Я помню! Вы моя черная полоса. Постоянный упрек. Никогда не забывала ваше лицо и презрение. Они мне мешали, выводили из равновесия. Вам этого не понять. И сейчас мешаете. Сейчас особенно!
         – Да, бросьте. Я в вашей жизни никто. Не надо преувеличивать. Мне оправдываться не в чем, а обиды проблема ваша.
         – Не изменились вы. Холодная, надменная. Не женщина!
         Да она хамит! Ну, ну... Надо встать и уйти. Что – то держит. Что? Галстук. Галстук на спинке дивана. Ручная работа. Такой она привезла мужу из Италии.
         – Дорогой галстук, Инга Ильинична, правда? И для меня дорогой. Я вам сейчас фотографию покажу. Не хотела, но видимо, так надо.
         На снимке Алла, Андрей, мальчик лет четырех. Вместе! Счастливые. Его рука на ее бедре. Море, пальмы... Так вот кто протянул пичужке руку. Вот чья жена стерва! В волны бы сейчас, в теплую, лазурную воду. И чтобы рядом плыли дельфины. Добрые, уютные дельфины. Голос охрип! Еще бы ему не охрипнуть.
         – Сын Андрея?
         В крыжовниковых глазах страх и отчаяние. Кажется, вот - вот разревется, как тогда, десять лет назад и скажет: «Нет!» Уж, лучше бы соврала. И она бы поверила. Поверила, вопреки всему.
         – Наш! Украла вашего мужа. Я же воровка. И не стыдно. Не надейтесь. С чего бы мне вас жалеть?
         – У воров стыда нет. Живите!

 ***
         У Аллы дрожали руки и губы. Что она наделала? Андрей может больше не прийти. «Живите!» – почему она так сказала? Теперь только ждать. Только надеяться.
         Инга ехала к дому. Черное обступало, обволакивало... Не поддаваться! Где – то очень далеко добрые дельфины. К ним. Завтра же! К ним и белому песку. Ни за что не ступит на черную полосу. Не ударится о черный квадрат. Не выплеснет боль в черные буквы и строки. И ненавидеть не будет. Какая ненависть, если там мальчик с доверчивыми синими глазами! Только что сегодня сказать мужу?