Встреча

Галина Вольская
Я совсем не из тех, кто с легкостью заговаривает о чем угодно с незнакомыми людьми. А ко мне на автобусной остановке вдруг обратилась худощавая, молодая женщина с едва заметным акцентом, кивая в сторону учреждения выдачи паспартов напротив остановки:
- Вы тоже оттуда?
- Нет. Почему?
- Похожи, там столько народа.
- Все люди похожи друг на друга?
- Такая толпа! Я сейчас экзамены сдаю, 5300 один экзамен. России нужно помогать Украине, деньги нужны. Я здесь 15 лет живу, и меня уже все знают. Я единственная туркменка. И в больнице знают. Столько справок, пока ждешь, они «сгорают», истекает срок, приходится снова брать. Те, кто давно, быстро все делают, а молодые не умеют.

Надо же! Ну, ничего у нас не умеют нормально делать быстро и хорошо, без очередей и волокиты. А тут ко мне соседка по подъезду подошла.
- Нормально у меня. Пока небольшая фибромиома, будут наблюдать.
- Оперироваться не надо?
- Пока нет.
- А Володя?
- В реанимации, без сознания.
У нее зазвонил телефон, и она отошла в сторону. Туркменка спросила:
- Что случилось?
- Несчастная женщина. У мужа был инсульт, он потерял рассудок. Сейчас еще один инсульт, а у нее обнаружили опухоль.
- Не надо удерживать тех, кто уходит. Для них уже место приготовлено, а если их не отпускают, они оказываются где-то посередине, без места. Я могла бы помочь, но телефон зазвонил: «Не лезь. Не надо».
- Вы врач?
- Я руками помогаю.
- Вы меня заинтересовали. Я вроде бы писатель, а вы такие вещи рассказываете. Но как же не помогать, если на твоих глазах мучается человек? Смотреть и ничего не делать?
- Все по-разному умирают, смерть каждому своя посылается.
- Легкую смерть заслужить надо?
- Да, и потом. Ох, как тяжело бывает! Я одной женщине помогала. Она вся сочилась водой, как лягушка, все вокруг нее было мокрое. Много говорила злого.
- А вы в больнице практикуете или дома? Домой стараюсь не пускать, еду к ним. Вы стихи пишите?
- Стихов очень мало. Прозу в Интернете. Начала немного печататься, но денег нет, везде нужны деньги.

Мы говорили, пока ждали автобус и ехали в автобусе. Я вышла на остановке, она поехала дальше. Я не спросила ее имя. Единственная туркменка в нашем городе… У нас очень много армян.

Рассказываю об этом Саше, он слушает с пониманием. Я думала, что мы расстались, когда он перестал звонить и приходить. Что-то слишком много ссор стало в последнее время. К тому же я не смогу жить в его доме в деревне, который он сейчас достраивает, и куда стремится. Пусть найдет ту, что сможет.

Он не хочет искать. Он заболел, забился в угол и молча, как пес, зализывал раны. Я тоже так делаю. А этого Рыжего, теперь седого, трудоголика и антиалкоголика я, наверно, люблю. Я вам по секрету рассказываю. Только вы ему не говорите. Я у Ромена Роллана вычитала, что стоит мужчине почувствовать власть над женщиной, как он немедленно начинает этой властью злоупотреблять. А это Рыжий что-то уж слишком мужчина.

А вот наш пес Любимчик в деревне, кажется, пропал. Сосед оставляет ему еду, она остается нетронутой. Может быть, кормится где-то, режут скотину, выкидывают внутренности. А может быть и застрелили. Он ведь кур и уток подворовывает при случае.  Дворняга, но с такими умными, понимающими глазами. Я его тоже люблю.

И еще мне захотелось когда-нибудь посмотреть откуда-то сверху хотя бы одним глазком, как будут умирать Порошенко и Обама.