Выбрось из головы!

Тоненька
         Воспоминания опять одолели, вызывая учащенное сердцебиение и непроглядную тоску. Надя смахнула набежавшую слезу, но вслед за одной по щеке побежала другая. Глаза на мокром месте вот уже несколько часов, успокоение никак не спешит вернуться в душу.
        «Я же все решила! Почему же опять так расклеилась?» - ругала себя девушка, размазывая надоедливые слезы по щекам.
        Перед глазами вставало лицо Костика: он растерянно моргал ресницами, долго собираясь с мыслями, обдумывая, видимо, каждое слово, прежде, чем Надя услышала его ответ.
        Это лицо так и останется в памяти девушки, пока время не сотрет его другими лицами, не затеряется его взгляд среди тысяч других глаз и слова не потонут в потоке жизненных событий.
        Но это случится не скоро, сейчас же девушка плакала, а воспоминания были немым укором ее безрассудству и унижению.
        «Зачем вымолила у него эту встречу? На что надеялась, ведь и так все ясно?» - Надя сердилась на себя за проявленную слабость, за секундный порыв, результатом которого стала эта горькая, не проходящая боль.

***

        Командировки у Надежды на работе встречались и раньше, но девушку в другие регионы не посылали, максимум, на один день – по своей области. В этот раз Герасимов находился в отпуске, а срочное задание поручить, кроме Надежды, оказалось больше некому.
        - Поедешь в Красноярск недельки на две, я думаю. Управишься раньше – дни твои, отдыхай, - директор уже взялся за другие бумаги, давая понять, что разговор окончен.
        Надя хотела было возразить, но перспектива нескольких выходных дней ей понравилась, девушка порядком уже устала, а до отпуска еще четыре месяца.
        Вернувшись в свой кабинет, заказала по телефону билеты на вечерний поезд, позвонила Костику:
        - Привет, Солнце! У меня плохие новости…
        - Что стряслось? Что значит – плохие новости?– парень встревожено переспросил.
        - Я уезжаю в командировку – на край света, в Красноярск, - Надя даже думать боялась, как далеко это от родного дома.
        - Ну, ты даешь, подружка! – Костя даже голос повысил. – Ты знаешь, что такое плохие новости? Или тебе в голову не пришло, что ты можешь меня напугать до полусмерти. У меня полгода назад отец умер – вот это были плохие новости!
        - Костечка, прости, прости! Я не подумала. Просто это – такая даль, мы расстанемся на целых две недели, - ноющим голосом Надя пыталась загладить свою вину, осознав, как необдуманно она выразилась.
        - Мы еще увидимся?
        - Нет, мне только собраться и на вокзал.
        - Заедешь, позвони, поняла? Счастливо доехать, не скучай, милая, две недели пролетят мигом! – Костя уже говорил ласково, своим бархатным баритоном, который так любила Надя.
        Вагон оказался полупустым, пассажиры расселись по своим купе, в коридоре наступила тишина. Никто не стучал дверями, не слышно голосов и детского смеха. Надя на минуту представила, что она в вагоне одна, и поежилась.
        Время до ночи прошло быстро, девушка не успела насладиться внезапно предоставленным ей отдыхом, как дверь в купе открылась. Попутчицей оказалась пожилая женщина, которая много суетилась, рассовывая свои пакеты по углам, шелестела ими, вздыхала и охала. Грузная, неповоротливая, она то и дело задевала Надины ноги, каждый раз извиняясь.
        Девушка спокойно ждала, пока женщина уляжется, так как та сразу стала готовиться ко сну. Наде спать не хотелось, но воспитанная девушка не стала никого раздражать, она тоже легла, но продолжала читать журнал, пока верхний свет не погасили.
        Проснувшись утром, Надежда обнаружила, что ее попутчица уже вышла. Проехав вместе тысячу километров, два человека не обмолвились и словом, не считая нескольких извинений. Наде показалось это весьма странным, она даже испытывала некоторое неудобство от того, что не заговорила сама с женщиной.
        В командировке все прошло, как по маслу. Молодую девушку принимали тепло, все договора были подписаны в течение двух дней, и Надежда уже предвкушала свои небольшие каникулы в кругу друзей и Костяна.
        Дорога домой всегда кажется короче, время в пути пролетело незаметно, не обремененная чемоданами и лишними вещами, Надя примчалась ранним утром, приняла душ, взглянув на часы, звонить Косте не стала – рано еще, пусть спит.
        Константин работал барменом в вечернем кафе, закрывалось заведение поздно ночью, до обеда парень отсыпался. Таким был его график, и Надя решила встретиться с любимым именно в кафе сразу после открытия.
        Задуманное осуществить не удалось, позвонив маме, Надя хотела сказать, что приедет завтра, но радость в голосе матери смутила девушку настолько, что она решила отложить на пару часов встречу с Костей, ради встречи с мамой.
        Домашние пироги, чай с медом и малиновое варенье, все это было ее любимым лакомством, мама старалась угодить своей девочке, она соскучилась и ждала, стала расспрашивать о незнакомом далеком городе, о погоде там, о людях и магазинах.
        Разговаривать с мамой можно подолгу, но девушка рвалась к любимому, и прозорливая мать не стала ее удерживать:
        - Иди уж, вижу, что на месте не усидишь, рвешься к Косте своему. Кстати, он знает, что ты приехала?
        - Сюр-приз! – протяжно улыбнулась Надя, уже захлопывая за собой дверь.
 
***

        Надя с Костей встречались уже три года, их неразрывный союз обещал счастливую семейную жизнь в браке, детишек не менее троих, как мечтала Надежда, все друзья и родные давно обозначили свое отношение к этой паре коротким словом «да!».
        Только Костя так не думал, парня и так все устраивало, свобода действий и выбора казалась дороже семейного однообразия, да и, если честно покопаться в своей душе, не чувствовал он такой любви, чтобы «ах!».

        Татьяна устроилась официанткой в кафе два месяца назад. Бармен девушке  приглянулся, а, узнав, что он свободен и обеспечен – перешла в решительное наступление. Ведь от родителей парню досталась большая квартира в центре столицы, а в подарок от отца - дорогой автомобиль из салона, и отдыхает он исключительно за границей.
        Соблазнять девица умела, тонкий психолог жил в ней с рождения, не ту она выбрала себе профессию, это уж точно. Начала она свои атаки незаметно, с легкой похвалы.
        - Как ловко ты управляешься с бокалами…, - как между прочим, проходя мимо, тонкий намек на его профессионализм и все… пока. В другой раз совершенно ненавязчиво, с мягкой кошачьей грацией и вроде бы застенчивостью, как казалось Косте:
        - Тебе этот цвет к лицу, - и все… пока.
        Вырез кофточки - поглубже, юбочку - покороче, и все… пока.
        Случайно обронила посуду, просто случайно, но именно в тот момент, когда он проходил мимо. Конечно, он бросился помочь, а как же еще?!
        Уже на выходе из кафе заглянула в сумочку и:
        - Ах!
        - Что случилось? – Костя выходил следом, он услышал это жалобное и растерянное «ах».
        - Я, кажется, ключи где-то посеяла? – растерянность в голосе, почти слезы на глазах, даже руки  задрожали.
        - И что ты будешь делать? Ты где живешь?
        - Квартиру снимаю.  Я даже не знаю, куда мне сейчас идти, на дворе – глубокая ночь, - она уже плачет, слезы застряли на густых длинных ресницах. – С хозяйкой я только по телефону общалась, видела ее один раз, когда она мне дверь открывала, и совершенно не знаю, где мне ее искать. Запасные ключи есть у нее наверняка, но не могу же я пожилому человеку звонить в три часа ночи!
        Она казалась самой несчастной в данную минуту, одна  в чужом городе, и много еще чего можно дорисовать - так искусно и театрально девушка выражала свою растерянность…

        Костя предложит Татьяне свою кровать, сам расположился в гостиной на диване. Девушка так благодарно взглянула в глаза, тихо и томно почти прошептала слова восхищения благородством "настоящего рыцаря".
        - У тебя найдется какой-нибудь халатик для меня, Костик? Мне непременно нужно в душ - не могу без воды, как рыба…, - девушка задорно засмеялась, обнажая белоснежные зубки.
        Костя уже давно присмотрелся к новой официантке: фигурка - что надо, ножки стройные и длинные, волосы цвета темного каштана, длинные и от природы немного вьющиеся, на работе она их закалывала в высокую прическу, теперь распустила по плечам - это было великолепное зрелище.
        Молодой мужчина представил девушку в позе сверху, как колышется ее грудь, как в такт ее телу рассыпаются и падают ему на грудь ее тяжелые пряди…
        Сразу почувствовав тесноту брюк, Костя на долю секунды отогнал нахлынувшее желание, но оно уже успело, как осьминог, расползтись по телу и завладеть каждой его клеточкой.
        Не имея сил сопротивляться, парень подошел к юной соблазнительнице вплотную, обхватил ее талию одной рукой, другой зарылся в ее роскошные волосы и, наклонив голову, вдохнул их аромат.
        - Шикарно, - с придыханием, почти в самое ухо, страстным шепотом, так, что понять было невозможно, к чему или кому относится это слово, Костя только это и успел произнести.
        Губы сами нашли друг друга, одежда слетела молниеносно, и вот уже два нагих тела сплелись в неистовом танце на широкой холостяцкой кровати. Кто доминировал, кто подчинялся - не понять, оба любовника оказались в плену своей страсти, отдавая и получая одновременно.
        Костя впервые видел по-настоящему раскрепощенную партнершу, для нее не существовало запретов и ограничений. Парень подумал, что о такой женщине для себя он мечтал всю жизнь. И ни разу за весь вечер Константин не вспомнил о Наде.
        Бурная ночь уступила место солнечному утру, Костя мирно посапывал, лежа на животе.
        «Со спины он также хорош», - Татьяна улыбалась своим тайным мыслям: цель достигнута, первый пункт плана удался, теперь задача номер два – удержать птичку в клетке.
        Девушка спрыгнула с кровати, быстренько приняла душ, и пока Костя все еще досматривал чудесные сны, на плите уже готовился великолепный завтрак, девушка давно постигла простые истины: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда».
        Вкусные запахи и звуки, доносящиеся с кухни, разбудили хозяина квартиры. Открыв глаза, он предался воспоминаниям о прошлой ночи, с улыбкой осознав, что его вчерашняя лань, ко всему прочему, еще и отличная хозяйка - разбросанные вчера вещи были аккуратно сложены в стоявшем неподалеку кресле.
        Через минуту она и сама показалась в дверном проеме. Мужская рубашка, наброшенная на голое девичье тело, соблазнительно открывала ее стройные ножки, соски груди напряжены под тонкой тканью, волосы разбросаны по плечам - Костя опять потерял голову…
 
***

        Вырвавшись, наконец, на улицу, Надя поспешила к автобусной остановке. От мамы так просто не уйдешь, она прекрасно это знала, но сейчас все ее планы рушились, и девушка сердилась. Уже без четверти девять, в кафе в это время много посетителей, Костя занят за стойкой – встреча и сюрприз, о которых мечтала девушка, сорвались.
        Стараясь остаться незамеченной, Надя проскользнула в кафе вслед за компанией молодых людей. Спрятавшись за колонной, девушка устремила взгляд в сторону бара, предвкушая встречу с родным человеком. Она страшно соскучилась и, если бы не обстоятельства, уже повисла бы на шее любимого. Но Кости за стойкой не оказалось.
        - У Кости выходной, - подсказала, проходя на кухню, официантка Наташа, узнав девушку бармена.
        «Выходной? Значит, он дома!» - Надежда уже останавливала такси, выбежав пулей из заведения.
        Два коротких звонка, один длинный – условный сигнал, давно принятый, как предупреждение, прежде чем открыть дверь своим ключом. Но не в этот раз, все еще лелея мечту удивить своего парня, Надя беззвучно открыла дверь…
        Уже в коридоре она услышала смех и голоса, из гостиной доносилась приятная мелодия. Девушка ступала тихо, стараясь приблизиться бесшумно к самой двери, еще ни о чем не догадываясь – Костя часто приглашал друзей.

        Они лежали на диване совершенно голые и ели бананы! Девушка глубоко засовывала банан в свой огромный рот, имитируя конкретное действо, Костя при этом весело смеялся. На столе - недопитая бутылка красного вина, ее любимого, оно всегда здесь стояло в холодильнике, на всякий «пожарный» случай.
        Если бы не музыка, не любование друг другом, не выпитое вино, Надя не осталась бы незамеченной. Но влюбленным было не до нее. Притворив дверь, ватными ногами, Надежда вышла, как и вошла.
        За закрытой уже входной дверью, сползла по стене, закусив губы до крови, чтобы не кричать. Она сидела так минут десять, пока не услышала звук поднимающегося лифта, который вернул ее в действительность.
        «Нужно уходить отсюда, как можно скорее, пока кто-нибудь меня не увидел».
        Иногда природа чувствует человеческую боль и плачет вместе с ним - на улице пошел дождь. Холодные капли падали на бледное лицо, смешиваясь с солеными слезами, стекали по щекам и растворялись в ткани пальто.
        Усилившийся ветер дул в спину, подгоняя девушку, заставляя почти бегом уходить подальше от дома, где остался тот, который предал так легко и просто, уничтожив все самое дорогое и ценное, что жило в душе у Нади последних три года.

        Оставшиеся дни Надежда провела в домашнем заточении. Думая, что дочь проводит время с Костей, мать девушку не беспокоила, подруги об ее возвращении не знали, с работы тоже никто не звонил.
        Трудно описать, что чувствовала Надежда, сколько времени она плакала, сколько – спала в забытьи, сколько - обдумывала свою дальнейшую жизнь. Ясно только одно – с Костей отношения закончены.
        Но, судьба – коварная злодейка, одни у нее баловни, другим она приготовила несколько иные подарки, порой такие, что голова кругом. И не зря в народе существует поговорка, что беда не ходит одна. Она – беда, обрушившаяся на голову Надежды, привела с собой подругу.
        Еще в поездке девушка ждала менструацию, объясняя для себя сбой в организме переменой климатического пояса, волнением и переездом. Но дни шли, а долгожданное событие не наступало. Это в прежние времена Надя обрадовалась бы такому исходу, но теперь волосы вставали на голове дыбом от одного предположения о беременности.
        Гром уже не грянул. Грома ждали с болью в сердце, понимая, что другого результата не будет. Так и есть, врач утвердительно кивала головой - беременность  пять недель.
        Надя исхудала, бледное лицо, припухшие веки и синие круги вокруг глаз, - на девушку было больно смотреть. Сотрудницы пытались что-либо выяснить, но Надя только отмахивалась, не желая ни с кем вступать в диалог.
        О чем она могла говорить с чужими людьми? Кому нужны ее проблемы? Ей, что, вернут Костю или разрешат вопрос с будущим ребенком? На фирме она относительно недавно, подруг здесь близких нет, у остальных – праздное любопытство. Придет время, все сами узнают – после мучительных сомнений, Надя решила оставить ребенка.
 
        Уже три недели, как закончился срок ее командировки, но Костя так и не объявился, не искал ее и не звонил. Хоть и ругала себя Надежда за слабость, но поговорить с предателем хотелось, она даже толком не понимала, чего ей хотелось больше, сказать ему, что он негодяй, или услышать, что все произошедшее – ошибка.
        Мир тесен. Живя в одном городе, можно не встретиться ни разу в жизни, а можно пересекаться на каждом шагу. Это тоже судьба. Они встретились совершенно случайно или нет, какая, в сущности, разница?
        Костя спешил, он перепрыгнул лужу, взбежал по ступеням перехода, что-то напевая себе под нос, явно в хорошем расположении духа, не то, что  Надежда. Она никуда не торопилась – ей уже некуда или пока некуда, она и сама толком не знала.
        Столкнувшись нос к носу с Костей, Надя широко открыла глаза, растерялась и обрадовалась, -  все сразу отразилось на ее измученном страданиями лице. Он отпрянул, но сообразив, как это может быть воспринято, вполне овладел собой.
        - Привет, Костя, - голос прозвучал хрипло от подкатившего к горлу кома.
        - Привет, - повторил он виновато и тихо.
        Что-то нужно сказать еще? Но все слова вылетели, вакуум в голове, только глухой набат в груди, который выдавало встревоженное сердце. Надя слегка покраснела, ее ладони вспотели, глаза увлажнились.
        - Костя, за что ты так со мной?
        - Надюш, я сейчас очень спешу, извини, а? – он уже сделал шаг в сторону, торопливо озираясь, словно искал пути к отступлению – его машина стояла в пяти метрах.
        - Костя, мне нужно с тобой поговорить, пожалуйста, - уже ненавидя себя за этот просящий тон, договорила вымученным голосом Надя.
        - Давай завтра, ладно? Я заеду за тобой, как обычно, - он уже открывал дверцу автомобиля.
        Надя кивнула. Автомобиль скрылся за углом, а девушка все еще стояла, не видя перед собой ни дороги, ни проходящих мимо людей.
        «Завтра… как обычно… все завтра. Я хочу его услышать… я так хочу… хочу!»

        Сон не приходил, Надежда вертелась, как волчок, в своей кровати, уже в сотый раз отругав себя за допущенную слабость. Что она хотела услышать нового?  Все и так ясно - Костик влюбился, он счастлив, песни поет. Значит, то не любовь была, раз так случилось.
        Однако, проспав всего несколько часов, утром Надя стала тщательно готовиться к предстоящей встрече. Макияж скрыл следы усталости под глазами, молодая кожа без морщин, слегка матированная пудрой, выглядела свежо. Надя еще раз взглянула на себя в зеркало перед выходом – осталась довольна.

        Коленки предательски дрожали, выдавая подступившее волнение. Рабочий день подходил к концу, до обещанной встречи оставались считанные минуты. Надя все еще сомневалась, правильно ли она поступает, но все ее  нутро желало этой встречи. Человек бывает слаб в своей нерешительности.
        Выйдя из офиса, Надежда обнаружила Костину машину на обычном месте, сердце радостно екнуло, затем горькая память стукнула молоточком по голове - мужчина больше ей не принадлежал.
        - Привет! – Надя старалась казаться веселой, но напряжение в ней чувствовалось с первой минуты их короткого разговора, она села на переднее сиденье.
        - Здравствуй, Надя.
        - Костя, давай сразу расставим все точки над "i",  так не поступают. Ты не звонишь, не приезжаешь, словно я умерла. Ты даже не узнал, вернулась ли я из командировки. Объяснись! – ни словом не выдав, что видела его с девушкой, Надя обрушила град вопросов, в каждом из которых слышался упрек, то не вопросы вовсе, а скорее - крик ее обманутой души.
        Он растерянно смотрел в ее глаза, собираясь с мыслями, оттачивая в сознании каждое свое следующее слово. Надя терпеливо ждала. Чего? Вот вопрос, простой ответ на который прозвучал, как контрольный выстрел.
        - Надя, я не люблю тебя. Теперь знаю, что никогда и не любил. Извини.
        При этом он дотянулся рукой и открыл ее дверь. Девушке ничего не оставалось, как покинуть салон.
        «Вот и все - так просто…  поговорили…»

***

        Герасимов подсел к Надежде перед обедом. Лицо мужчины выражало тревогу,  грустные глаза указывали на какие-то жизненные проблемы.
        - Наденька, у меня к тебе разговор. Понимаешь, у меня командировка длительная, но ехать мне никак нельзя – мама моя при смерти. Доктор говорит, что несколько дней всего…
        - Я понимаю, Евлампий, вы хотите, чтобы я поехала? – девушка с трудом выговорила имя сотрудника, неудивительно, что обращались к нему в основном по фамилии.
        - Именно так! Ты уже все там знаешь, в прошлый раз справилась отлично. Ну, что? Съездишь?
        - Конечно, не думайте даже!
        - Тогда я пошел к Иванычу. Спасибо, девочка!
        Надя смотрела вслед мужчине, поистине, горе опускает человеку плечи, он словно стал ниже ростом. Она понимала, что ему предстоит, глубины такой потери осознать, конечно, по молодости лет не могла – у нее мама жива и относительно своего возраста здорова, но вот отца уже нет.

        «Вот и хорошо. Дорога, другие впечатления и время помогут мне справиться. И я вернусь совсем другая…»
        Надя понимала, что состояние крайней депрессии сказывается на ребенке плохо, но боль души казалась сильнее. Костя жил в ее мыслях своей отдельной от нее жизнью: с ним она просыпалась, мысленно вела диалог весь световой день,  с его именем проваливалась в беспокойный сон, только его одного видела в коротких сновидениях…
        Поезд покачивало из стороны в сторону, монотонный стук колес убаюкивал, все впечатления слились, перемешались. На миг Наде захотелось вернуться в ту первую свою командировку, пока еще она чувствовала себя любимой и счастливой. Предательские слезы вновь выступили на глазах.
        Дверь купе открылась, на пороге стояла пожилая женщина с кучей авосек и пакетов в руках. Что-то знакомое мелькнуло в памяти девушки и тут же исчезло. Но, когда женщина стала раскладывать в купе свои пакеты, Надя засмеялась.
        - Здравствуйте! А мы с вами уже ехали!
        Женщина вопросительно посмотрела на девушку, напрягая память.
        - А, да-да, в прошлый раз?
        - В прошлый раз! – Надя тоже подумала, что именно тот раз у них обеих и был прошлым.
        Женщина, наконец, расположилась. В этот раз она села, внимательно разглядывая свою попутчицу.
        - Только в прошлый раз ты была счастливее, - произнесла она тихо, глядя Наде прямо в глаза.
        - Да, - Надя тоже смотрела неотрывно в карие глаза попутчицы, не в силах отвести взгляд, словно под гипнотическим влиянием, ей вдруг захотелось поговорить о себе, рассказать свою боль, будто это могло стать избавлением.
        - Выбрось из головы! – сказала незнакомка.
        - Не могу, не получается у меня, я все время думаю о нем. Я не сказала ему о ребенке, правильно ли это, скрывать такое? Полагаю, отец должен знать, - Надя говорила так, словно женщина уже все знала о ней в подробностях.
        Девушке нужно было выговориться, даже мать ничего пока не знала о ней, а жить с болью человеку тяжело, иногда просто невыносимо. Поток ее слов, казалось, лился бесконечно. Женщина кивала, слушая молча, за все время ни разу не перебив несчастную.

        Дарья Матвеевна, так звали ту, кому изливала свою исповедь Надежда, не являлась ни экстрасенсом, ни ясновидящей, она мудра своим жизненным опытом, своим горем и радостью, которых накопила за прожитую жизнь предостаточно. Полосы разного цвета преследуют человека по жизни, чем больше живешь, тем мудрее становишься.
        Если быть внимательным, не трудно научиться определять, счастлив твой собеседник или его что-то удручает. Глаза девушки со следами недавних слез на ресницах, ни тени радости на лице, - опытному взгляду достаточно, чтобы догадаться – в этой душе живет боль.
        «Выбрось из головы!» - это коронная фраза Дарьи Матвеевны, уж она-то знала, что чем скорее это сделаешь, тем раньше начнешь снова жить и дышать полной грудью. Жизненный оптимизм держит человека на плаву, не давая угаснуть раньше времени, ведь судьба может преподнести любые «подарки».
        Наконец, Надя замолчала, она все сказала, выложила, как на тарелочке, и то, как встретились они с Костиком, и как складывались отношения, и о прошлой командировке, и уж, конечно, о том сюрпризе, который она хотела сделать сама, а на самом деле его преподнес ей Костя.
        - Значит, ты носишь под сердцем ребеночка? Какое счастье! – глаза Дарьи Матвеевны светились любовью и добротой, в них читалась неподдельная радость от этого события в жизни Нади, и это девушку удивило.
        Совершенно чужая женщина радовалась ее положению больше, чем она сама. Девушка видела, как светятся глаза женщины, и не могла в это поверить, а та, в свою очередь, продолжала свою речь.
        - Прости, как тебя зовут? – услышав имя, она продолжила. – Так вот, Наденька, есть такой прием в психотерапии – лечение методом от худшего, пожалуй, тебе следует послушать, только давай мы расположимся поудобнее, моим старым костям необходимо горизонтальное положение.
        - Да, давайте! – Надя поднялась, достала с верхней полки скрученные матрасы, помогая своей спутнице справиться с постельным бельем, впереди целая ночь, есть время поговорить, раз уж так вышло.

        Когда обе улеглись, подбив повыше подушку, Дарья Матвеевна начала свой монолог:
        - Когда мне исполнилось четыре года, мою мать вместе с нами - тремя малолетними детьми – угнали в Германию, сама видишь, человек я старый, давно родилась, еще до Великой Отечественной.
        Попали мы в концентрационный лагерь на территории Польши, Освенцим называется. Туда нас везли, как свиней, в одном вагоне битком, хотя это нас и спасло от переохлаждения, то время память моя удержала цепко. Старших моих сестер у мамы отобрали, их увели в другой барак, куда мама бегала по ночам, рискуя своей жизнью, так как это не позволялось.
        В лагере я сильно заболела, собственно, все там болели, от таких условий, в которых содержались люди, оставаться здоровыми могли только роботы. Меня у мамы отобрали, хоть она и не хотела меня отдавать. Чужие крепкие руки выхватили мое ослабленное тело, а мама получила удар в живот автоматом от одного из охранявших нас немецких солдат. Так я и запомнила нашу последнюю встречу – упавшую не снег маму, ее душераздирающий крик и все – дальше картинка размыта.
        Все же я была еще ребенком, видимо болела сильно, раз не помню, что со мной было дальше, потому и не могу с точностью сказать, сколько времени длилась моя болезнь. Когда я пришла в себя, не знала, где я нахожусь. Ко мне подошла примерно твоего возраста девушка, на голове которой была повязана белая косынкас красным крестом, хотя одежда на ней лагерная – такая полосатая роба.
        Ее глаза смотрели с любовью и заботой, она кормила меня какими-то крохами еды и отпаивала горячей водой. Говорила девушка по-русски, хоть и с сильным акцентом. От нее я и узнала, что мамы моей больше нет в лагере, о том, что ее сожгли в газовой камере, мне стало известно из архивов, когда я стала уже взрослой. Из моих сестер в живых осталась только одна, ее после освобождения забрала какая-то польская семья, мы так больше и не увиделись.
        И жизнь моя, круглой сиротинушки, приняла меня с распростертыми объятиями, моя дорогая девочка. Чего только я не испытала за свои семьдесят семь лет. Не буду рассказывать о детдоме, сама понимаешь, ничего не изменилось, сейчас тоже полно таких заведений. Только дети нынче сироты при живых родителях, вот в чем беда!
        А о первой любви своей расскажу. Дуреха я была, ох дуреха! Мне пятнадцать только стукнуло, знаешь, дети войны взрослели рано, влюбилась я в нашего учителя физкультуры. Молодой он, по ранению с фронта комиссован еще в войну, да так и остался в детдоме, тоже семьи не сберегла ему война. А тут и работа, и еда, и кров.
        Я – сама видишь, килограммами Бог не обидел, в свои пятнадцать, как девка на выданье, все при мне уже, грудь пышная, да и здесь все взрослое, как надо. И не отринул он любовь мою, не побрезговал…
        Тело-то мое выросло, а умишка-то Бог не дал, или немцы проклятые своими экспериментами мозг мой изничтожили, - продолжала Дарья Матвеевна. – Не сказала я тебе, Наденька, как над детьми фашисты издевались в лагере, не миновала та участь ни меня, ни сестренок моих. Средненькая наша, Риточка, так у них на столе и померла, укол ей дали какой-то экспериментальный.
        Я бы тоже, наверное, умерла, если бы девочка та меня не выхаживала, я все время ее глаза добрые видела, когда в сознание возвращалась. Искала после войны, так хотела поблагодарить, даже в программу «Жди меня» писала, да потерялся ее след, так жаль, отблагодарить за жизнь свою не смогла.
        Отвлеклась я, однако, от главного, видишь, не умею коротко я говорить, как развезу возов на сто обозов, уйду от мысли главной в сторону далеко-далеко… Старая уже, умом, видно трогаюсь…
        Да, про ум-то я и говорю, какой ум в пятнадцать лет?! Антон Иванович мой, учитель-то, в отдельной комнате жил. Бегала к нему по ночам, когда уснут все. Сладко было мне с ним спать, тепло и уютно, как с мамой когда-то. Он "свое дело" любил со мной делать, а я к его сердцу больше тянулась, в "этом-то деле" я еще ничего не понимала, знала только, что по-другому не станет он со мной отношения поддерживать - мужик он взрослый.
        Стыдился он или боялся, ведь я ребенок еще, уж не знаю - теперь не спросишь. А вот сгубила я его своей любовью. Когда выяснилось, что беременная я, ребеночек шевелился уже, живот у меня заметен стал. А я-то, дура-дурой, думала, что поправилась так.
        Мы, военные дети, по женской части не отличались здоровьем, месячные то шли, то нет, никто об этом взрослым не рассказывал, уроков таких не проводили, а без матери, откуда узнаешь, как надо? Вот и я не знала, ребенок шевелится, а я думаю, сьела что-то не то, ох, ду-ра была, - Дарья Матвеевна засмеялась, покачивая головой, видимо воспоминания в ней  самой  вызвали иронию.
        - А Антона за меня осудили, когда дознались, кто дите мне сделал. Мы и не попрощались, мне же никто не сказал. Я вечером пришла, а комната его закрыта на замок. Ведь время такое было, законы суровые, военные еще почти. За связь с малолеткой, ученицей, учителя могли под расстрел подвести, никто же меня не допрашивал, некому сказать, что по своей доброй воле я…
        Я ребеночка к весне родила, уже и восьмой класс к концу подходил, можно в училище идти, я и пошла, ведь сыночка моего сразу отобрали у меня, директриса детдома отказное заявление от меня подписала. Плакала я и просила, да только без толку все…
        Когда на своем хлебе оказалась, жилье сняла, стала искать семью мою, как я тогда считала. Сына след потерялся, не нашла я его, под другой фамилией его записали,  а вот Антона разыскала на Калыме. Но только ничего хорошего встреча эта мне не принесла, искалеченный в тюрьме заключенными - он-то по такой статье пошел, не уважают в тех краях растлителей малолетних, издевались там над ним, как хотели - не признал он меня совсем. Из комнаты свиданий выгнал вон, чуть не побил даже, хорошо, конвоир подоспел.
        Так, в свои двадцать лет, я начала жизнь с чистого листа. А тебе, Наденька, так скажу, выбрось из головы все плохое, что с тобой случилось! Потому, как, не беда это вовсе. Ребеночек тебе здоровенький нужен, вот о нем и подумай. От твоей тоски, да уныния, какое у него там настроение? Думает, что нежеланный он у тебя, нелюбимый, страдает, еще не родившийся.
        А ты окружи его материнской нежностью, песни ему пой, о хорошем ему говори, сердцем радуйся, что никто его у тебя не отнимет. И папа у него – живой и здоровый, пусть будет он счастлив, если любовь свою встретил. Поверь, лучше без мужика, который не любит тебя, жить, чем с таким. Рано или поздно, все равно ведь ушел бы, подумай. Одним словом, выбрось из головы!

        Дарья Матвеевна улеглась спать, а Надя долго еще лежала с открытыми глазами, перед которыми проплывали картинки ее детства.
        Папа – военный офицер, девочку свою, доченьку единственную, любил и баловал, сколько она себя помнила. Жаль только, что ушел из жизни очень рано, умер от инфаркта, когда Наде четырнадцать лет исполнилось.
        Мать всю свою заботу и любовь отдавала Наде, ведь они теперь были одни друг у друга. А ей-то, самому близкому своему человеку, Надя и не рассказала ничего. И девушка твердо решила, как только вернется из командировки - сразу к маме.
        Рассказ попутчицы потряс до глубины души. Хотелось узнать о ее жизни все, как же потом все сложилось? Встретила ли она свою любовь? Есть ли у нее дети? Но пожилая женщина, утомленная длинным разговором, нуждалась в отдыхе, она крепко спала, даже тихонько похрапывала.
        Надя знала, что выходить ей нужно под утро, ведь в прошлый раз Надя проспала этот момент. Она твердо решила дождаться, когда Дарья Матвеевна проснется, и задать ей свои вопросы. Она так и сделала, пока женщина готовилась к выходу, вытаскивала свои пакеты.
        - А как же! – ответила старушка на вопрос Нади о любви и счастье. - Я ведь к внукам еду сейчас, гостинцы им везу, они хоть и большие уже, а мое вареньице с радостью лопают. Встретила я любовь свою, Наденька, встретила! На смену черной полосе всегда приходит белая, знай это.
        Мой Коля хоть и простой мужик, но человек хороший. В доме мы своем живем, вот уже и свадьбу золотую сыграли. Детей у нас трое, сын да две дочери, а теперь вот уж и внуки мои поженились, правнучек у меня родился, в тот раз я к нему и ездила, и сейчас еду, пока силы есть, передвигаюсь с Божьей помощью. Он большой уже, четыре месяца завтра, смеется, игрушку держит в ручке - такая радость!

        Надя помогла женщине сойти, подала все пакеты. На перроне ее встречал мужчина, обнял, поцеловал крепко, с чувством, в лицо заглянул внимательно, из рук сумки выхватил. Какая любовь в его карих глазах светилась! Это и есть, наверное, ее внук!
        Надя невольно залюбовалась этой идиллией, поезд тронулся, а она все стояла у открытой двери. Вагон поравнялся с идущими людьми, Дарья Матвеевна поймала взгляд девушки.
        - Выбрось из головы! – донеслись до сознания последние слова, которые, наконец, проникли в мозг, просочились в душу и с радостью обнаружили, что удивительное превращение уже произошло.
        Надя смотрела на пробегающие за окном перелески, любовалась белоснежной целиной, радуясь, как маленький ребенок. Ее жизнь тоже начиналась с чистого листа. И только в ее руках, будет ли написана на нем прекрасная повесть.
        Она погладила рукой уже округлившийся животик и вдруг явственно ощутила внутри себя первое шевеление - кроха поблагодарила свою любимую мамочку за правильные мысли.