Убийство императора

Павел Носоченко
Отрывок из рассказа «Мартовская метель»


...


- Ваше путешествие еще не закончено. Теперь посмотрите сюда,- сказал отец Александр – Вам не кажется, что эти птицы тоски и печали сегодня излишне активны?
Он указал в окно, в направлении золотого купола храма «Спаса на крови».

На самой верхней точке купола, рядом с основанием креста сидела огромная ворона. Казалось, что одним крылом, как будто рукой, она держится за крест и пытается усидеть наверху, цепляясь острыми стальными когтями за мягкий золотой лист покрытия купола. Вадим испытал чувство омерзения и гадости, его кулаки сжались, плечи подались вперед, бедра уперлись в подоконник.
Ворона округлила и без того огромный черный глаз и, изобразив невинность на хитрой и наглой роже, начала скользить вниз по сфере купола беспощадно обдирая золотую поверхность, оставляя глубокие борозды от своих стальных когтей. Вадиму казалось, что ужасный звук, издаваемый при этих вороньих упражнениях, слышит весь город. Ему было не понятно, почему люди, шагающие по тротуарам вокруг храма, ничего не слышат. Как они могут не замечать этого кощунства, этой животной наглости и святотатства?   
Не удержавшись, ворона соскользнула, стала падать вниз грязным черным комком, но сразу же взмыла вверх и опять очутилась там, откуда начинала свои издевательства. Хитрый огромный вороний глаз говорил о том, что она не собирается так легко сдаваться. Всё повторилось опять. Вадим, не в силах вынести этой наглости, рванул оконную раму на себя. Поток сырого прохладного воздуха заполнил кабинет. Вадим повернул голову и понял, что он один, отец Александр исчез так же, как и появился. Слова его проповеди до сих пор звучали в ушах, не давая окончательно осмыслить происходящее.

Вдруг в облачном небе появилось «окно», яркий солнечный луч на несколько секунд озарил улицу, стены домов, отразился миллионами зайчиков в черной ряби вод Екатерининского канала и вспыхнул в золоте куполов храма.
Отраженный свет ударил Вадима в глаза и на несколько секунд он ослеп. Когда зрение вернулось, на небе было опять серое одеяло облаков и ни намека на солнце.
Но что-то изменилось в окружающей обстановке, что Вадим не понимал.   
Очертания куполов и стен храма казались невесомыми и прозрачными. Цвета и отблески домов стали нереальными. Ворона вспорхнула и растаяла в воздухе, издав еле слышный звук лопнувшего воздушного шарика. Постепенно контуры храма совсем исчезли. Последнее, что увидел Вадим, были кресты куполов храма, мерцающие матовым золотым светом.

Налетевшее облако снежинок покрыло все белым полотном и Вадиму показалось, что он очутился в заснеженном поле, вдали от шумного грязного города. Стало очень легко, хорошо и свободно, невесомое тело не чувствовало, где верх, где низ в этом огромном облаке снежной пыли.
Вдруг он увидел яркую вспышку, сильный грохот потряс всё, что было вокруг. Снежинки осыпались, яркое солнце освещало тот же Екатерининский канал, но скованный льдом. Храма не было, вдалеке виднелись покрытые снегом деревья сада и желтое здание Михайловского дворца.      
Несколько секунд спустя, произошла вторая вспышка, грохота Вадим не слышал, потому что был оглушен первым взрывом. Когда облако дыма рассеялось, перед ним предстала сцена очень похожая на картину битвы под Бородино.

На горячем буром снегу были разбросаны человеческие тела, лошади с перебитыми ногами и разорванными животами лежали в лужах черной крови. Карета с гербом российского императорского двора, перекосившись на один бок, напоминала флагманский фрегат, севший на мель. Клубы дыма и куски одежды, как в замедленном кадре, еще колыхались в воздухе над местом взрыва.
Вадим стоял, прижавшись к ограде канала, лицо, руки были покрыты слоем пыли и пороховой смеси, губы, глаза и нос разъедали пары селитры, витающие над местом взрыва. Прямо у его ног лежал человек, черная маска пыли и грязи, вперемешку с кусками кожи и запекшейся от температуры взрыва крови не давала рассмотреть лицо, только губы его шевелились и сквозь них, еле слышно, выходил предсмертный стон. Руки и ноги человека казались уродливо вывернутыми, было видно, как через его разорванный сапог маленькой красной струйкой утекает жизнь.
- Игнатий,- зашептал человек.
Вадим наклонился, не особенно осознавая, что делать, спросил: « Что?».
- Игнатий я,- еще раз повторил человек и затих.
Тут Вадим, наконец-то, рассмотрел, что стоит в луже игнатовой крови.   
 
На расстоянии нескольких метров двое полицейских переворачивали тело императора, стон и крики о помощи раздавались отовсюду.   
Почти оторванные ноги государя продолжали дергаться, лакированные сапоги, забрызганные кровью, лежали носками друг к другу, подчеркивая неестественность своего положения. Император поднял окровавленное лицо, выпученные от дикой боли глаза кого-то искали.
Губы его шевелились, услышать слова не представлялось возможным.
В голове Вадима раздался тот далекий и ровный голос, который он слышал недавно: «Ты должен услышать, только ты способен узнать слова императора».
Вадим упал на четвереньки и быстро, как собака, подскочил к государю. Наклонив ухо поближе к его губам, он весь превратился во внимание. 
Люди уже подняли императора на руки и, проходя сквозь Вадима, как сквозь облако, двинулись в сторону саней. Вадим семенил рядом, не отступая ни на шаг от окровавленной головы. Сухие губы прошептали что-то, совсем непонятное Вадиму, и больше император не произнес ни слова.
Боль, страдания, страх и отчаянье этого ужасного мира, созданного нами, уродуют жизнь. Наши волшебные неповторимые миры сознания с самого рождения  наполненные любовью и добротой.
И не все ли равно, что сказал император?
То, что он хотел сказать, понятно и без слов.
Вадим так и сказал голосу: « Эти слова не нужны!»

...