Все началось, когда мне исполнилось девять лет. Предшествующие событиям годы были полны тепла родительской опеки; они тянулись неторопливо и размеренно – обычное детство маленькой школьницы из благополучной семьи.
Потом пришли перемены. Отец получил назначение в дальнее зарубежье, и на семейном совете было решено оставить меня – временно, пока родители не обживутся на новом месте – под присмотром бабушки. Так я переехала в старый дом на берегу реки, стоявший на окраине города. Я тогда не совсем понимала значение слова «хутор», но сейчас осознаю, что оно как нельзя лучше подходило к моему новому месту проживания.
Старый, дореволюционной постройки дом, окруженный многочисленными флигелями, сараями и сараюшками, заросший плющом и кустарником, мне, тогда еще маленькой девочке, казался таинственным и немного пугающим. Сколько здесь было необследованного, неизведанного: и огромный тенистый сад с множеством старых абрикосовых деревьев, и малинник, в дебрях которого часто прятались змеи, и необычайно притягательные пристройки, которые были намного старше самого дома. Бабушка очень боялась, чтобы я не пошла к реке, поэтому мне беспрепятственно позволялось делать какие угодно изыскания, но только в пределах двора, окруженного живой изгородью.
Так я обнаружила этот флигель. Он был старый, самый старый из всех хозяйственных построек, закрытый на странный, изрядно заржавленный засов. Засов не хотел поддаваться моим слабым усилиям, но я была упорна: после десятиминутных стараний дверь приоткрылась. Читатель мой, не доводилось ли тебе смотреть триллер «Другие»? Есть там сцена, где ребенок впервые видит чердак своего нового дома – очень похожая обстановка предстала мне. Старые, очень старые предметы окружали меня: часы – ходики, чашечные весы, торшер с темно-синим абажуром, картина, на которой мальчик-китаец (а может быть девочка-китаянка) с красивым веером в руке сторожит овец.
… И ковер. Ковер не был свернут: он лежал на старом столе узором кверху. На всех коврах, виденных мною до сих пор, были невыразительные и ничем не интересные геометрические линии. На этом ковре был изображен олень. Он стоял у пруда, окруженного лесом и, подняв голову, смотрел прямо в глаза. Я ходила по флигелю, брала в руки разные предметы, но время от времени переводила взгляд на оленя. Я поймала себя на мысли, что избегаю поворачиваться к нему спиной. Если же это и происходило, то я даже затылком ощущала этот взгляд.
Теперь я часто посещала флигель. Олень меня страшил, но я чувствовала странную тягу, непонятное влечение, которое усиливалось с каждым днем. Бабушка посмеивалась, называла меня маленьким антикваром и очень удивилась, когда холодным осенним вечером я обратилась к ней со странной просьбой:
- бабушка, - сказала я, - давай повесим старый ковер с оленем в мою спальню.
Так, мой олень и я стали неразлучны. Меня по-прежнему пугал его взгляд, он преследовал меня в любом уголке комнаты; даже засыпая, закрыв глаза, я ощущала его. Это было ощущение давления, как будто огромный поршень очень-очень медленно опускался на мое беззащитное тело. Но между нами образовалась устойчивая связь, олень держал меня, как атом держит вращающиеся вокруг него электроны. Больше того, он проник в мои сны. И я приняла это как само собой разумеющееся.
И вот наступил тот день, когда олень заговорил. Он пришел в мой сон, в котором я беззаботно каталась на качелях, во весь голос хохоча, чего я не делала в реальной жизни никогда – я была весьма сдержана. У меня не возникло удивления, когда к качелям подошел мой тайный друг-олень.
- не иди, - сказал он тихим глухим голосом;
- куда? – не поняла я;
- просто не иди туда, и все.
…я проснулась и долго лежала, глядя в предрассветное окно, не понимая, что все это означает.
Утром меня подхватила обыденная суета, и я забыла про этот сон. День прошел как всегда: школа, уроки, дела домашние, книги. Вечером прибежала соседская девочка; их дом стоял в отдалении, но был ближайшим к нашему. Её визит внес разнообразие – она пригласила меня на день рождения, на завтра, на 6 часов вечера. Бабушка дала свое согласие, и я с радостью стала обдумывать подарок. Несколько возбужденная, я долго не могла уснуть. Я лежала, думая про завтрашний день и поглядывала на оленя. Олень, как всегда, смотрел прямо мне в душу.
Завтра трансформировалось в сегодня и плавно покатилось к вечеру. И вот я, в своей комнате, перебираю наряды – что бы надеть такое-этакое на день рождения? Вдруг, роясь в шкафу, я ощутила толчок в спину. Это было не физическое воздействие. Ощущение было похоже на аэродинамический удар струёй горячего воздуха. Обернувшись, не понимая, что происходит, я встретилась взглядом с оленем. И вместе с этим взглядом вспыхнуло воспоминание о тихом голосе, звучавшем во сне: «Не иди…» Ах, как же мне хотелось пойти, но голос внутри меня прямо кричал: «НЕ ИДИ!!!»
Удивлению бабушки не было предела, когда я сказала, что хочу остаться дома. Она даже температуру мне измеряла, ничего не понимая.
Я сидела, с книгой на коленях, представляя, как веселятся приглашенные и тихо грустила. Даже ловила себя на мысли, что зря не пошла.
И вдруг спокойный осенний вечер взорвался страшным грохотом. У нас зазвенели стекла. Ничего не понимая, я и бабушка выбежали во двор: соседний дом превратился в столб пламени, и оттуда доносились крики. Они и стали тем кошмаром, который преследовал меня всю жизнь - именно эти крики, вопли горящих живьем детей.
Как узнали позже, взорвался газовый баллон; дом был старым, сразу же рухнула крыша, похоронив тех, кто еще был жив. Из девяти человек, находившихся в доме, спасти удалось пожилую женщину и мальчика; они сильно обгорели и остались инвалидами.
А меня спас мой таинственный друг. Я продолжала бояться его взгляда, но знала: у меня есть покровитель.
Потом приехали мои родители и забрали меня. А олень остался. Меня, маленькую глупую девочку, никто не стал бы слушать, да и вообще подняли бы на смех, если бы я предложила забрать в Испанию старый, изъеденный молью ковер.
Долгие годы после описанных событий я ощущала во сне знакомый тревожный взгляд.
После смерти бабушки я пыталась разыскать ковер, но безуспешно. Может быть, он осел у кого-то из соседей. Не знаю. Но очень хочу верить, что душа, заключенная в олене, обрела покой. И вечную мою благодарность за дарованное спасение.