В деревне осталось четверо жителей, колоритный деревенский квартет: две бабки Агафья и Маня, а так же Надежда, эта моложе бабок на целых пять лет, поэтому старшие звали её «молодуха», да дед Мирон.
Агафья держала корову, пять овечек, да дюжину курочек. Каждую весну покупала уток и гусей. Раньше брала целую армию, последние несколько лет по десять каждой твари божьей. У бабки Мани была одна старая коза, да с десяток курей. На большее её не хватало. У Надежды не было никого кроме старого серого кота Лёлика, да дворняжки по имени Тузик. Но молочко она любила и регулярно покупала его у соседок. Дед Мирон помогал бабам по хозяйству. То калитку починит, то забор. За это каждый день имел литр коровьего молока, да пол-литра козьего. Все обитатели осиротевшей деревни держали огороды – огурцы и помидоры в тепличках и парниках, латанных дедом Мироном, да картошка, капуста, морковь, свёкла,. Кроме этого яблочки, вишня, груша. Землица России-матушки богата и плодородна. Всю излишнюю продукцию квартет продавал на трассе, которая проходила недалеко от села. Выйдут часам к десяти, разложат на старые ящики: ведро картошки, банки с ягодами, чашки с огурцами, зелень. Какая-никакая, но прибавка к пенсии обеспечена! Зимой женщины вязали: носки, варежки, шали.
Когда-то здесь был колхоз миллионер. Богатый. Дома стояли крепкие. Населения было около пяти тысяч. Времена изменились. Колхоз развалился. Жители постепенно исчезли: кто помер, оставив дома, живущим в городе детям, которые держали их как дачи и приезжали только летом. Кое-кто наведывался чаще, каждый выходной, а некоторые вообще уехали навсегда в поисках работы и лучшей жизни. Их заброшенные дома заскучали и разрушились со временем от одиночества. В селе постоянно проживали только четверо – самые стойкие остатки социализма. Никто из них и не думал никуда уезжать. «Здесь народилися, здеся и помрём», - твёрдо решил квартет.
Бабка Агафья родом была с этой деревни. Когда-то слыла знатной дояркой. Ферма закрылась, многие уехали, но она так и осталась в своём доме. Муж умер. Дети выросли, в город перебрались. Но мать не забывают. Наведываются часто, особенно летом.
Ежедневно, на протяжении многих лет вставала Агафья в пятом часу утра. Вставала и молилась. Правда наизусть знала только «Отче наш». Но после известной всем молитвы, начинала свою, ту, которой научила когда-то её старая бабка: «Спасибо тебе, господи, за этот день, подаренный мне тобой. Спасибо тебе, господи, за силы, которые я ощущаю в своём теле, за крепость духа и светлый разум. Спасибо тебе, господи, за это тёплое утро, за солнышко, что так ласково светит и обещает хорошую весну. Спасибо, тебе, господи, за корову мою, Бурёнку, которая даёт мне молока и здоровья, за овечек моих, приносящих мне много хорошей шерсти, за курочек, несущихся справно, и дающих мне яйца, за то что ….». Агафья долго перечисляла все, что она имела и за это считала необходимым поблагодарить Господа. Умоется родниковой водой, да бегом к коровке, сначала погладит её, наговорит много тёплых слов, потом подоит. Затем к овечкам и курочкам. Приласкает, дотронется почти до всех, накормит досыта. Справится по хозяйству и домой. В веранде у неё весь год стоит ведро воды. Разденется Агафья до нижнего белья. Выйдет в исподнем во двор, обольёт себя водой из ведра и бегом домой. Разотрётся жёстким полотенцем, наденет чистое бельё, да к самовару. Самовар электрический. Чай с молочком, с конфеткой вприкуску. Ах, вкуснотища! Одну себе позволяла, больше ни ни. Вредно для здоровья! Сделает бутерброд с домашним маслом. Несколько ложек творожка. Иногда в творожок ягодку какую положит – вот тебе и вкусняшка. Всё своё, натуральное. А «югурты» заморские Агафьиному завтраку и в подмётки не годятся.
Мане, тоже, как и Агафье, было слегка за семьдесят. Родилась она в этом селе, потом уехала в город учиться и всю жизнь прожила в небольшом городке, недалеко от районного центра. Работала медсестрой. Сорок лет на одном месте. Муж умер рано, ещё пятидесяти не было. Только вышла на пенсию, сын погиб. Единственный. Любимый. Чуть с ума не сошла от горя. А потом приехала сюда к бабке своей старенькой, думала на месяц, да так и осталась здесь, среди этих полей, лесов, да сиротеющего села. Бабке было девяносто восемь. Крепкая, сильная. Встанет утречком, управится по хозяйству, к обеду затопит баньку. Целый день банька томится. Бабка дрова подкладывает. Заварит травы в ковше, поставит его в баньке, та напитается лесом и полем. Поднимется Маня квёлая, после своего тревожного сна, а бабка её то коровник пошлёт убирать, то курятник, а потом ещё что-нибудь придумает. Загоняет специально за день так, что тело начинает ныть от усталости. Ближе к вечеру банька. Как начнёт парить бабка Маню, аж полог дрожит, откуда только силы берутся у этой почти столетней старухи. Кожа у Мани покраснеет, зардеется от удовольствия, а заодно печали да дурные мысли из всех раскрывшихся пор повылазят и вместе с водой утекают в сток. Парит бабка да приговаривает: «Банька, банька, всё плохое изыми, оставь всё хорошее. Помни, Маня, и другим передай, когда у человека случается что, нужно в баню идти. Труд да банька лечат, безделье калечит!» И возрождается Маня после баньки вновь как птица Феникс. Выходит из баньки чистая как роса. Первый месяц почти каждый день баня. Второй месяц – через день. А потом и по сей день дважды в неделю. В среду и в субботу. Отогрели бабка да банька Манино сердечко.
После смерти бабки Маня осталась в старом доме. Корову, свиней, овец продала, оставила себе козу Милашку, да с десяток курей.
Надежда была лишь на пять лет младше соседок, семидесяти ещё не было, а на вид ей больше пятидесяти не дашь. В двадцать лет родила сыночка, у которого обнаружился целый букет заболеваний. Месяц пролежали в районной поликлинике. Назначили малышу массаж, а делавшая его старенькая медсестра, обучила Надежду этой важной для здоровья её сына процедуре. Со временем сын поправился. Женщина серьёзно заинтересовалась точечным массажем и стала искать информацию о нём. Все близлежащие библиотеки проехала. Узнала много интересного, например, что японские старожилы, в целях поддержания здоровья, каждый день начинают с точечного самомассажа. Несколько лет спустя однажды случайно купила в киоске книжку «Точечный массаж». Изучила, зачитала до дыр. С тех пор, вот уже лет сорок каждое утро Надежда расстилает яркий коврик, связанный специально для этой процедуры, садится на него и в течение полутора часов разминает важные для деятельности организма точки. Начинает с ног и идёт медленно наверх. Терпеливо и вдумчиво. Одновременно в голове звучат слова: «Спасибо тебе, Вселенная, за молодое крепкое тело, за здоровье и радость к жизни». Выглядит Надежда молодо. Считает, что это ей точечный массаж помогает.
Мирон высокий, худой и жилистый. Ему недавно исполнилось семьдесят. Жена умерла десять лет назад, сын в городе. Пару раз в месяц наведывается к отцу. Зовёт в город. Но Мирон в этом вопросе непреклонен. Из деревни он – только на кладбище. Когда-то работал в колхозе на разных должностях. Потом бац и перестройка. Все колхозы сдулись, куда-то всё подевалось, а люди двинули в город в поисках работы. Контору, клуб, пилораму и прочие колхозные здания закрыли. Однажды Мирон обнаружил сломанную дверь в коровник и выдернутые доски из перегородок в загоне. Дачники постарались, догадался он и тут же назначил себя сторожем, хранителем и директором заброшенного хозяйства. Отремонтировал дверь. Купил в соседней деревне большие замки и закрыл все общественные здания. Прибил дощечки: Охраняется государством, вход запрещается. То ли дощечки эти возымели свою силу, то ли ухоженность территории – летом Мирон в неделю раз косил траву, следил, чтобы всё выглядело опрятно. Никто больше не трогал колхозное добро, а Мирон мечтал, что когда-нибудь в селе начнётся новая жизнь.
Вечерами четверо жителей деревни собирались на перекличку на лавочке у Маниного дома. Это была самая удобная лавочка: широкая, со спинкой. Придут, посидят, посудачат о том, да о сём. Мирон политинформацию проведёт: что в мире творится, какие взаимоотношения у рубля с долларом, кто кому импонирует. Бабы слушают, удивляются, как это Мирон все эти чудные словечки да названия стран запоминает, имена политиков знает. Умный мужик! Не случайно в советские времена был на должностях. Любимая тема деревенского квартета – огород. Делились своими познаниями в этом деле, опытом. По телевизору смотрели специальные передачи про дачников. Был один важный спорный вопрос – с химией или органикой? Дед Мирон в первой половине лета позволял себе использовать химические удобрения. А бабы были сторонниками здорового образа жизни и признавали только органику. Летом на грядках каждый доказывал свою теорию, а потом сравнивали урожай: у кого что больше, у кого меньше. Кто что собрал, сколько продал.
В один из весенних дней, прибегает дед Мирон на вечернюю политинформацию и сообщает, что страны объявили России санкции. Что такое санкции бабы не знали. Мирон пояснил – это значит, прекращают с нами отношения экономические. Потом долго разъяснял, чем это чревато для страны. Бабы кивали головой, кляли империалистов, как в старые времена. О голоде и нужде, которые пророчил Мирон, не заморачивались. Каждая прикинула в уме, сколько в подполе картошки, моркови, свёклы, закруток разных. «Нет, не пропадём, до следующего урожая хватит. Да и не только мы и все наши россияне богаты огородами. Не пропадёт страна!»
Через несколько недель приехало в деревню городское начальство, чтобы осмотреть заброшенные здания. Дед Мирон, на протяжении многих лет, следивший за останками колхоза, открывал замки и показывал своё хозяйство с гордостью: коровники, склады, теплицы и так далее. Благодаря его стараниям, крепким оплотом социализма стояли они, не уронив ни одного кирпича. Немного обветшало, но главное все здания остались целыми. Начальство, просмотрев забытые богом объекты, похвалило Мирона за бдительность. Дед как тень шагал за гостями, внимательно прислушиваясь к их разговорам. Те пробыли в деревне целых два часа. Уехали. А Мирон объявил бабам, что необходимо организовать вечернюю горячительную политинформацию. В восемь все члены квартета пришли к Агафье. Каждый захватил что-нибудь съестного для стола: козий сыр а ля Маня, банку огурчиков, фирменные помидорчики в собственном соку от Надин. Агафья, ради такого дела, наварила картошки, зажарила в духовке курицу. Дед принёс баночку грибов да коробку конфет, которую держал для таких вот посиделок, ну и бутылку Мироновки, так называли бабы хорошую мягкую самогоночку соседа. Наладив сообща стол, стали обсуждать новости.
– Значит так, – начал Мирон. Империалисты нам эти санкции выдвинули. К нам поставки масла, мяса, овощей да фруктов из Европы прекратились. Теперь наше правительство решило восстанавливать сельское хозяйство. Ох, не случайно, бабы, следил я за строениями нашими сельскими, не давал их грабить. Вот они и пригодились. Дождались! Начинается возрождение деревни!
; Молодец, Мирон, ты у нас молодец!
; Скоро народ сюда попрёт. Сначала строители приедут старые здания ремонтировать, потом новые дома построят. Ну и мы ещё с вами им пригодимся. Молочко, картошечку продавать будем. Вы, бабоньки, скоро у меня знатными бизьнесьвуманами станете.
; Чего ты болташь, Мирон, каки таки бизьнесьвумены? – спросила Агафья.
; Ну, это значит, бизнесом займётесь, разбогатеете.
; Ох, что-то мне не верится, - хмурилась Маня.
; Да ты, Манюня, всегда во всём сумлеваешься, – сделала замечание Агафья.
; Вот только я не понял, то ли государственное всё это будет, то-ли олигарха какого.
Долго обсуждали жители деревни приятные новости.
Через неделю появились строители. Открыли клуб, навели порядок и поселились там. Бесконечный поток машин со стройматериалами, инвентарём шёл каждый день на бывший хозяйственный двор. Человек двадцать рабочих разгружали машины. Привезли новенькую полевую кухню. Повариха Лидочка закрутилась у котлов, и вскоре на всё село запахло едой.
– Бабы, слушайте новость. Это хозяйство будет частное. Какой-то умник решил дать шанс нашему селу. А позади наших огородов вскоре построят новые дома, - сообщил Мирон, забежав днём к односельчанкам.
У Мирона появился новый интерес к жизни. Он вдохновился и как-то сразу помолодел. Каждое утро, управившись со своим нехитрым хозяйством, отправлялся осматривать новую стройку. Потом пробегал по квартету и всё что видел, излагал основательно, дополняя своими умозаключениями. После обеда недолгий сон. Потом обход строительства и снова на вечернюю политинформацию. Агафья несколько раз в день залезала на сеновал и в небольшое окошко разглядывала стройку: вот уже снесены старые крыши с коровников, и поставлены новые стропила. Надо же уже новая крыша! Вдалеке, около лесопилки маячили люди. Значит и там началось преобразование. Трактора, комбайны, и какая-то ещё ранее невиданная техника с самого утра урчала и гудела. Позади старых огородов началось строительство новых домов.
К Агафье пришёл Хозяин. Был он молод, лет тридцати пяти, небольшого роста, с улыбкой на лице и приятным густым голосом. Одет просто: джинсы, футболка, куртка. Самый что ни на есть обыкновенный человек. Понравился он квартету. Наблюдая за идущим строительством, старожилы села видели, как тот работал со своими рабочими наравне и этим вызвал одобрение жителей деревни. Хозяин попросил Агафью выделять молочка по ведру в день для строителей, за хорошую плату. Кроме этого квартет продал на кухню картошку, морковь, свёклу и многое другое.
Весна в этот год была ранняя. Уже в конце апреля кругом буйствовала зелень. В деревне всё чаще стали появляться дачники, удивлявшиеся её новым преобразованиям. Квартет упорно трудился на своих огородах. Почти все культуры посажены. Уже с нетерпением ожидали начало нового урожая: скороспелые огурчики, редиску, морковь.
К середине лета в отремонтированную ферму завезли коров. Потом по лугам стали бродить овцы. В обновлённых теплицах поспели огурцы, помидоры. К концу лета, в построенных домах, поселились новые жители села: агроном, зоотехник, ветеринар, механизаторы. В центре открылся магазин.
Квартет тоже не дремал. Урожай был хорош. На вырученные с продажи овощей деньги, старожилы, с помощью строителей, которые в вечернее время не гнушались пошабашить, отремонтировали сараи, заборы, а Надежда начала делать ремонт в доме.
– Как хорошо, что мы дожили до этого времени. Вот и пришёл к нам новый виток жизни!
– Да, деревня оживает, – то и дело твердили бабы.
– Спасибо империалистам, что ввели энти их санкции. Какую пользу они принесли нам! - не унималась Агафья.
– Да не было бы счастья, да несчастье помогло! – улыбался Мирон.