В одной деревеньке жила вдовая Мария с четырьмя детьми. Старший у неё был сын Володя. Вся мужская работа в доме на нём. Работал он и с матерью в колхозе.
И всё бы ничего, да началась война. Володю сразу на фронт забрали. Туго Марии пришлось. А что делать? Война!
Володе тоже не сладко пришлось. Отправили их часть на передовую. Жестоко дрались, в штыки ходили, в рукопашную дрались. Сил у наших много, да только в первое время немцы верх брали.
Оказался как-то полк, где Володя служил, в окружении в болоте. Головы не поднять из болотной жижи, пули свистят, снаряды рвутся. Надо как-то выбираться. Командиры все погибли, одни солдаты остались. Собрались тогда парни покрепче, решили прорываться через окружение, выбираться из болота. Придумали схитрить малость. Подняли руки, будто сдаются, и стали с болота того выходить.
Смеются фашисты над русскими солдатами чумазыми, мокрыми, болотной тиной увешанными. А как тут чистыми быть, сутки в трясине сидели.
Вышли солдаты на сушу, толкутся на месте, поджидают, когда к ним немцев побольше подойдет. А как стали их прикладами бить, на землю валить, развернулись из круга, ножи повытаскивали и ну фашистов резать. Те не поймут, что творится, стрелять нельзя: в своих попадешь. А из болота ещё солдаты на помощь своим выбираются.
Такая тут резня пошла. Крики, вопли, стоны стрельбу заглушали. В какой-то момент потерял Володя сознание и упал на груду тел. Что дальше было - не помнит, кто кого одолел - не знает.
Очнулся он ночью от страшной боли, как будто кто-то резал его. Открыл глаза, а на нем волк стоит, брюхо рвет клыками. Вскочил парень на ноги, отпрыгнул от него волчище, рычит, зубы скалит, глазами сверкает. Пригляделся Володя, а рядом ещё и ещё волки, целая стая. Все терзают тела человеческие. Все заняты, мяса хватает.
Стал он от волка своего отбиваться. Под руку автомат фашистский попался. Как стрелять? Нажал на курок, прошил очередью волка, других ранил. Зарычали все, на солдата двинулись. Ещё раз пальнул - остановилась волчья стая, видят: не совладать с человеком, но и добычу терять не охота, вкусна человеческая плоть. Стоят все как вкопанные, чего-то ждут.
Не стал парень судьбу испытывать, попятился назад, стал медленно отходить от этого места в лес. Волки же занялись каждый своей добычей.
Шёл Володя долго по лесу, спотыкался, падал, поднимался и дальше двигался, автомат крепко в руке сжимал. От голода и нестерпимой боли вновь потерял сознание.
Очнулся в лазарете.
-Где я? - прошептал он.
-Что, очнулся? Попей-ка лекарство, – засуетился сосед по койке, старый солдат.
Он левой здоровой рукой поднёс к губам Володи алюминиевую кружку с отваром какой-то травы.
-Пей, пей, отвар горький, но страшно полезный. Пей, иначе всё, труба дело, заражение пойдёт. Брюхо-это тебе не нога или рука, его от человека отнять никак нельзя.
Володя терпеливо выпил всю горькую густую жидкость и бессильно откинулся на подушку.
- Ну, вот и порядок, - ласково сказал солдат. Поставил кружку на тумбочку, насыпал в неё ещё пахучей травы , заварил кипятком, прикрыл крышечкой. - Пущай настаивается, через два часа выпьешь ещё.
- Что ты мне дал выпить, дед? – с трудом проговорил Володя.
- Э-э, брат, у нас на Алтае эту траву все пьют, моментом хворь снимает, силы особо мужикам придаёт и вообще… Только вряд ли ты название её запомнишь, а вот как звать меня никогда не забудешь, так как я Иван Иванович Иванов. А?! Хороша имя?! Ван Ваныч зови, меня так все в деревне величали. А тебя как мамка кликала?
- Володей, можно Вовкой.
- Хорошо, Вовка, спи давай, тебе силы набирать надо. Видано ли дело с таким ранением живым из болота выйти.
Володя уснул.
Очнулся от грохота. Вокруг лазарета рвались снаряды.
- Волки не съели, сейчас снарядом накроет, - мелькнуло у парня в голове.
Рядом раздался взрыв. Всё погрузилось в темноту. Очнулся от сильной тряски. Две молоденькие санитарки тащили его к вагону, что-то кричали, но он не слышал, а только видел, как они открывали рты. От взрыва оглох. Девчонки кое-как заволокли его в теплушку вагона, положили к стене и побежали за другими раненными. Рядом садились ходячие, жались ближе друг к другу, чтобы всем хватило места.
Скоро поезд тронулся. Часто останавливался, чтобы по пути забрать ещё раненых. В вагоне скоро стало так тесно и душно, что двери уже не закрывали. Многие забрались на крышу теплушки.
Сколько ехали, Володя не помнит. От голода и ран он часто терял сознание. Если б не стонал от боли, сняли с поезда.
Наконец их санитарный эшелон прибыл в Пермь. Всех раненых распределили по больницам.
Молодой крепкий организм парня справился со всеми ранениями. Через месяц к нему вернулся слух и даже обострился. На фронт не пустили, комиссовали. Рваная рана никак не заживала. Володя поехал домой, добрался за три дня до своей родной деревни.
Мать долго плакала на груди сына. Сестры крепко обнимали его, брат не отходил ни на шаг весь вечер.
На другой день поутру пришёл председатель колхоза, старик совсем, позвал на работу. В разгаре была уборка хлеба. Володя не мог отказать. Через три дня, натаскавшись мешков, почувствовал себя плохо. Из раны на животе сочилась кровь.
- Не могу я мешки таскать, пузо рвётся, дай работу полегче, - попросил он председателя.
- Нет у меня лёгкой работы, - отрезал старик.
- Хоть сторожем поставь, - упрашивал Володя.
- Нечего сторожить, круглосуточно работаем, - не сдавался председатель.
- Сил нет у меня, рана не зажила ещё, отпусти передохнуть денёк.
- Иди, но через день явись. Некогда сидеть, порты протирать, - сердито ворчал дед. – Вояки чертовы, ни от кого толку нету: тот хромой, тот больной. Одни бабы да ребята робят.
Мария пришла с колхозной работы вечером, стопила баню, помылись все.
Сели вечеровать с сыном, выпили, всю ночь проговорили. Наутро мать снова на работу ушла. Сын по дому остался хозяйничать, где что прибить, подчинить. Вечером заглянули соседки в гости, им тоже интересно, что Володя расскажет о войне. На стол накрыли, снова вечеровать сели.
Невзначай обронил Володя ложку. Мария тут же метнулась её поднимать под стол. Глядь, а у сына из-под брюк волчьи ноги торчат. Бросила она ложку, да как закричит: «Оборотень! Оборотень он!»
Повыскакивали соседки из-за стола, уставились на парня очумелыми глазами.
-Что? Что вы, бабоньки? Что случилось? – не поймет в чем дело Володя.
Мать нож со стола схватила, кричит сыну:
- А ну выйди со стола, нечиста сила!
Бабы в угол в один сбились, из-за спины Марии выглядывают, крестятся, кто как может.
- Вам что, бражка в голову ударила? Что Вы в меня, мама, ножом тычете?
- Выходи из-за стола, скидывай штаны, покажи ноги, оборотень проклятый! – не унимается мать.
Вышел Володя, шатаясь из-за стола, задрал штанины до колен, пальцами пошевелил.
- Ноги как ноги. Чего, говорю, почудилось-то с пьяну? – смеётся сын.
Подошла Мария поближе, глядит: и вправду ноги человеческие. Видать, точно почудилось.
- От Вашего крика, мама, кони на дыбы встали, - усаживаясь за стол, сказал сын.
- Конюшня в конце деревни. Как ты их услышал? – удивилась мать.
- Услышал. У меня теперь слух как у собаки. Когда раненный лежал, рядом снаряд разорвался. Я оглох, а когда слух вернулся, то лучше прежнего стал. Давайте присаживайтесь, бабы, выпьем по одной и всё, спать. Завтра на работу, мне только один день дал председатель передохнуть.
Все послушно сели, молчком выпили и разошлись.
Легли спать. Матери не спалось. Как только сын захрапел, она подошла к нему, осторожно стянула одеяло и стала разглядывать парня. Всё было вроде нормально, только спал он как-то необычно на животе.
- Ну и что, - успокаивала себя мысленно Мария, - удобнее, наверно, так, ранения сказываются. Вон вся спина в шрамах, болят, наверное, да и живот не заживает. Укрыла она сына и успокоилась.
От тяжёлой работы Володе становилось всё хуже и хуже. Он крепко перевязывал себе живот, но к вечеру вся тряпица было красная от крови. По ночам мучили кошмары. Часто просыпался от сильной головной боли. Его бросало то в жар, то в холод. Днём всё было нормально. Но днём надо было работать. Выбившись из сил, парень снова попросил у председателя выходной. Тот перечить не стал, отпустил.
Сначала Володя запил, а потом пропал.
Мария места себе не находила. Где искать парня? Куда мог он подеваться?
Ребятишки всю округу обшарили, все дворы обошли. Нет нигде Володи. Только к вечеру третьего дня он заявился весь оборванный, грязный и сразу спать лёг. Утром встал, как ни в чём не бывало, умылся, переоделся и на работу ушёл.
-Я тебя на день отпустил, а ты три дня гулял! – Орал на Володю председатель. - Пить можешь, а робить, значит, нет! Я так это дело не оставлю!
Через неделю пришла повестка из военкомата, и забрали парня снова на фронт. А зимой 1942 года пришло известие, что Володя без вести пропал в боях под Сталинградом.
Мария чувствовала, что жив сын её, детям наказывала, чтобы брата своего ждали, не хоронили раньше времени.
Осенью этого же года слух пошёл, что в лесу объявился кто-то. Грабил он прохожих по дороге, ведущей на станцию. Никто его не видел, так как грабитель тот очень осторожный. Незаметно подкрадется, оглушит прохожего, продукты заберет и скроется следы заметая. Очнется бедолага, а поклажи и нет.
Боятся стали деревенские на станцию ходить в одиночку.
Районное начальство собрало добровольцев на поимку не иначе как дезертира. Весь лес обшарили, ничего: ни землянки, ни шалашика, ни лежанки какой. Отправились обыски делать по домам и сараям в деревни близлежащие. Все заброшенные бани и кладовки обошли, но ничего и никого не нашли. Что за напасть?
- Ничего, зима придет, сам к людям выйдет от холода, а нет, так по следам найдём, – успокаивал сельчан уполномоченный представитель из района.
- А теперича как жить-то, на станцию возить будете? – спрашивали женщины.
- Ходите гуртом! На толпу нападать побоится! – крикнул председатель.
- Вам бы только от нас побыстрей отделаться. Защищать кто нас будет? – не унимались бабы. - Вот стукнет кого-нибудь, да и на смерть. Что тогда?
- Да этого дезертира даже собаки учуять не могут, - оправдывался молоденький милиционер из района. - Потерпите товарищи женщины. Мы тоже не сидим, меры принимаем к задержанию преступника. Вот директива из района пришла…
- Что ты нам бумагу суёшь, действовать надо, а мы поможем, правда, бабоньки, - примирительно сказал председатель.
Наконец, решили, что по первому снежку надо устроить совместную облаву на дезертира.
Марии что-то подсказывало, что её там сын. Дезертир, пусть. Главное, живой. Поймают, отсидит, потом же домой вернётся. И как подумает, что он там, в лесу, один, немытый, голодный, так сердце сжимается от боли. Решила она сходить в лес, еду отнести. Детям сказала, что дежурит на ферме, будет поздно и ушла.
Осенью дни короткие, дождливые. Когда подошла к курье, за которой нападения случались, уж смеркаться стало. Постояла, огляделась. На той стороне курьи шелохнулось что-то. Страх обуял Марию, сомнения сознанием одолели. Может, и не сын вовсе тот разбойник. Пересиливая дрожь, пошла женщина через протоку. Вода из болота в болото бежит коричневая, но прозрачная, дно песчаное высвечивается. Ступила Мария в воду и тут увидела свежие крупные следы волчьи. Остановилась как вкопанная, нет мочи идти дальше. Взор от следа отнять не может. Проследила взглядом, куда он вёл. Почудилось или впрямь увидела два ярких зелёных глаза во тьме лесной. Ноги у женщины отнялись, сердце из груди рвётся, волосы под платком шевелятся.
Резко опустила Мария взор свой, глядь, а следов на песке нет. Решительно двинулась через курью, в лес углубилась. Будь что будет. Увидела пень, поставила на него корзину с едой и закричала сиплым голосом:
- Если ты сын мой Володя, еды я тебе принесла. Если кто другой, ешь, тоже не жалко. Не обижай только никого… Человеку в лесу трудно одному, зима скоро. Ежели ты с войны убёг, струсил, приди, повинись. Отсидишь или кровью вину смоешь в штрафбате, так ведь совесть чиста будет. А нет, так тебя всё равно словят по первому снегу. Имя своё опозоришь. А родным каково будет? Пятно на всю жизнь. Мать пожалей! – Мария перевела дыхание и добавила, - А если зверь ты, то я ничем не помогу тебе. Прости!
И как только сказала Мария: « Прости!» легко ей стало. Повернулась она и пошла домой.
Ещё не раз приносила продукты женщина на пенёк. Сама недоедала. За неделю, что накопит, то и снесет. Еда с пенька исчезала. Кто её брал, не знала. То ли человек уносил, то ли зверь лесной растаскивал.
По первому снегу устроили облаву. Вооружился кто как мог: ружьями, вилами, топорами. Три дня по лесу бродили, но никого не нашли. Зверья мелкого распугали только, лисиц настреляли, да волк раненый за реку ушел.
После облавы еда на пеньке оставалась не тронутой. Мария решила, что обождать надо, может, объявится кто
Прошла зима, потом другая, но дезертир больше не появлялся. Все стали забывать о нём. Весна захлестнула работой. А потом пришло известие и о долгожданной Победе.
В каждом солдате Мария видела своего сына, бежала к нему навстречу со всеми вместе, радовалась за сельчан, дождавшихся своих с фронта.
Время шло. Некогда было оглядываться назад. Дети выросли и вовсю помогали матери и дома, и на ферме. И только боль по потерянному сыну не давала женщине покоя. Щемило сердце в дни поминовения погибших.
Пришла очередная весна, ранняя. Уже в марте на полях появились проталины. По утрам давил мороз.
Вечером возвращалась Мария с дойки, припозднилась. Отёл шёл. Пока всех подоишь, пока телят напоишь, уже и домой затемно идти приходилось. От фермы до деревни три километра ходу. Только отошла от фермы, мелькнули тени от кустарников. Волки! Волки по насту бегут, впереди волчиха. Выбежали на дорогу, встали. Стоит и Мария, не шелохнётся. Чем отбиваться? В руке только бидон с молоком.
Зарычала волчиха, засверкала глазищами. Волки за ней потянулись, добычу окружают.
Закричала тут Мария, а голос пропал, осип от страха.
Кинулся на неё волчара, да не допрыгнул. Сбил его в воздухе другой волк. Сцепились они крепко. Рвут друг друга нещадно, только клочья шерсти летят в разные стороны. Другие волки в ту же свору сцепились. Волчиха тем временем к Марии стала подбираться, да только не успела. Встал между ней и женщиной волк - заступник, рычит, вот-вот кинется. Увернулась волчиха и во весь дух пустилась в лес, вся свора за ней. На один миг остановился тот волк на опушке леса, поднял голову к полной луне и пронзительно завыл.
Мария от бессилия опустилась на колени.
- Спасибо тебе, мой сыночек, - прошептала она сквозь слезы.- Я чуяла, что ты живой, мой сын!
«Мой сын живой»- с этой мыслью она жила, но встреч с сыном - волком не искала. У него теперь иная жизнь.