Гена, Игорь и фугас

 
Гена – токарь авторемонтного завода. Страстно любит поэзию. Он лирик. Строит красивые образы природы, вплетая в них трогательные любовные истории. Или наоборот: изображает пылкую любовь в контексте веселых березовых рощ, трепетных осин или жизнелюбивых ольхушек.
 Закадычный друг Гены - Игорь Синайский, - строгальщик шестого разряда, большой фантазер и тоже поэт. Но в отличие от Генки, он мастер крупных форм. Конструирует пространные баллады на вымышленные сюжеты из жизни средневековых рыцарей.
 Приятели писали быстро и ловко. Но в последнее время у них все чаще  случались большие творческие паузы по причине вхождения в многодневный штопор и медленного, мучительного выхода из него. Пьянствовать они любили. Но в минуту просветления все-таки сознавали,  что  зря губят свои недюженные дарования, предаваясь перманентным возлияниям с членовредительством и последующим отдыхом в обезьяннике.
В одну из таких минут Синайский задумчиво произнес:
- Гена, если будем продолжать в том же духе, то таланты мы свои загубим. Пора избавиться от пагубной страсти. Давай поступим в какой-нибудь институт, где учат, как выбирать слова и строить предложения. Будем готовиться к экзаменам   и попутно пьянку забудем.
Гена чуть помедлил и решительно заметил:
- Мне кажется, мой друг, что это маниловщина. Мы не выдержим. Сорвемся, и полетят в тартарары все наши экзамены. Надо твою методику усовершенствовать. Давай добавим в неё прием, который вроде как нацелен на борьбу с пьянством. Но  в то же время основан на пьянке. Это будет для нас мягкой формой умервщления зеленого змия.
- Но ты предлагаешь бороться с пьянством посредством пьянства. Что-то я не понимаю.
- Я вот что имею в виду. Допустим, мы сегодня завязали. Железно и бесповоротно.  Но тот, кто нарушит, покупает два билета на модный спектакль, а после представления ведет в Асторию и угощает на всю катушку.
- Значит, ты берешь в союзники жадность. Но мы ведь такие добренькие.
- Не совсем. Это мы после трех рюмок альтруисты. А перед процессом мы тремся и жмемся: кто же в конце концов  угостит первым?
- Н-да, - констатировал Гена. Может, ты и прав. Надо попробовать. Глядишь,  студентами станем и не будем в стихах делать грамматических ошибок. Здоровье к тому же укрепим.
На следующий день собутыльники пожали друг другу мужественные руки и направили трезвые стопы на Университетскую набережную. В приемной комиссии филологического факультета двух станочников, потянувшихся к словесности, приняли тепло. Через несколько дней они уже писали сочинение. Им простили кое-какие орфографические ошибки и поставили по четыре балла. Вдохновленные поэты на одном дыхании провернули и другие экзамены и были приняты на вечернее отделение.
Усталые и чуть очумевшие, приятели вышли на набережную. Рядом размеренно колыхалась стальными водами Нева. Напротив, справа, празднично выстроилась  эскадра шведских военных кораблей, а прямо перед глазами высилась циклопическая махина Исаакия.
Оба станочника, превратившиеся ненароком, то есть благодаря пьянству, а точнее отказу от него, в гуманитарных интеллектуалов, стояли завороженные. Вот это да! Где еще такое увидишь? Но они понимали, что  не могли этого раньше видеть, предаваясь погубному увлечению. А жизнь, черт подери, так прекрасна.
Размышляя таким образом, друзья приблизились к Румянцевскому садику и двинулись по Съездовской, бывшей Кадетской, линии.
Когда они проходили мимо какого-то гастронома, Генка вспомнил, что мама велела ему купить десяток яиц.
Игорь ждал приятеля не слишком долго. Вот он, голубчик.  Предлагает сияющий: «Давай немного посидим на скамеечке, в Румянцевском саду. Все-таки в нашей жизни случилось что-то важное. Потолкуем о перспективах, о том, как новая жизнь покатится».
Юные филологи присели на скамью в тени дуба, посаженного, наверное, самим Румянцевым. На душе было легко и возвышенно.
- Слушай, надо бы это дело отметить, - наше поступление в университет, - сказал Генка. – Мы, в общем, с тобой молодцы. Совершили подвиг, можно сказать.
И достает из портфеля… тяжеленный фугас. 
   - Ты что? - то ли притворно, то ли искренне возмутился Игорь. – Это же нарушение конвенции. Ха-ха! Теперь за тобой театр и Астория. И как ты на это решился?
- Да я машинально. Как Шура Балаганов.
- А яйца купил?
-Черта с два! Я, как в гастроном вошел, так сразу, по привычке, подался в винный отдел. Гляжу – фугас. Я и не устоял. А вместо яиц два сырка плавленных взял. А про яйца забыл намертво.
Фугас был выпит.
- Ну что?- сказал Игорь. – А когда в театр двинем? И на какой спектакль?
- А здесь совсем недалеко есть театральная касса. Идем посмотрим и приценимся.
- Прицениваться будешь ты. Ведь именно ты - проигравшая сторона      
150 метров ходу, пять ступенек вверх, и друзья в театральной кассе. Питер – город культурный, театров тьма-тьмущая и репертуар в них – о-го-го!
Гена шарит по афишам  чуть захмелевшими глазками. Видит, что именно сегодня в Театре музыкальной комедии  дают представление «Чёртова мельница». Генке слышал об этом спектакле. Питерцы в восторге. Популярность  невероятная. Спросили у кассирши, есть ли билеты. Та ответила, что только два, но зато какие: в ложе-бенуа.
Генка вздрогнул и спросил: «И сколько такое счастье стоит?»
Кассирша назвала цифру. Генка потускнел. Ведь на эту сумму пять фугасов можно прикупить. Ну и обдираловка!
Токарь чуть помедлил, но все-таки заплатил. Уговор дороже денег.
Обелеченные вышли на свет божий.
- Сколько там времени осталось до театра? – спросил Игорь. – Ах, всего полтора часа. Тогда пошли в магазин. Не всухую же нам смотреть спектакль? Возьмем пару бутылей. Там сколько антрактов? Два? Тогда надо взять три фугаса. Вмажем перед началом и в каждом перерыве. 
Гена почесал темя:
- Что, еще три фугаса? Разорение, однако.
 - Ничего, ничего. Еще и на Асторию хватит. После театра. Готовься.
- Посмотрим, посмотрим, - криво усмехнулся Гена. Смотри, не забурей.
- Да ты что? – возмутился Игорь. – С такой детской дозы.
И вот друзья на Площади Искусств. Засовывают фугасы
подмышки, растопыривают плечи и проникают в театр. При этом одна рука у Игоря свободна, и он демонстрирует наличие билетов.
До начала еще минут 15. Шикарная публика разгуливает чинно по фойе. Дамы разряжены, сверкают стекляшками. Мужчины напялили галстуки и сверкают бритыми физиономиями.
Гена и Игорь просачиваются сквозь толпу и устремляются в туалет. Народу там пока немного. Поэты выбирают укромный уголок за последней кабинкой. Вскрывают бутыль и – буль-буль!- проглатывают в шахматном порядке содержимое.
- Куда девать две оставшиеся бутылки? Не тащить же в зал. То-то забава будет!
Ситуацию спасает Игорева фантазия. Он взбирается сапогами на стульчак и прячет бутыли в сливном бачке. Ну и голова! Пускай, говорит, отдохнут и остынут.
 Приятели в зале. Чуть на взводе. Веселенькие. А на сцене черт знает что происходит. Какая-то мельница. Какой-то странный отшельник там прохлаждается. Несет какую-то ахинею. Но публика довольна.
В перерыве друзья внедряются в кабинку и выпивают прохладненький фугас.
 Во втором действии события разворачиваются масштабней. Отшельнику черт подсовывает смазливую девицу, скорее обнаженную, чем одетую.   В общем, разврат да и только. В самый раз для советского человека. Отшельник входит во вкус и веселится на всю катушку.
Во втором перерыве друзья выпивают еще один фугас. Теперь  они уже сами готовы подключиться к вакханалии, но Игорь задремал.  Генка охватил  сонного друга за талию, вывел  в коридор и усадил в кресло администратора. Сам же,  ощутив сухость во рту, помчался в буфет. Буфетчица была еще на месте. Генка проглотил бокал шампанского и вернулся к другу. Генка и туда, и сюда.  Фрезеровщик как сквозь землю провалился. Что делать? Токарь  чуть-чуть посокрушался и вышел на площадь.
Серебрились огни, освещая Аникушинского Пушкина. Генка, будучи слегка возбужденным, порадовался шедевру. На душе стало легко-легко. Классик вытеснил образ строгальщика. Токарю страстно захотелось промчаться  на такси, - лихо, с ветерком.
И вот уже Волга мчится по ярко освещенным улицам. Свежий ветерок ласкает его пьяненькую физиономию. Жизнь прекрасна. Жаль, друга нет. Но найдется. Со временем. Игорек  находчив. Отоспится где-нибудь в подъезде.
 Но программа еще не выполнена до конца. Генка летит к Астории. Еще только 10.30. Успеет до закрытия. Он - в  шикарном интерьере. Белая скатерть. Водка. Черная икра. Чопорный официант. Черт с ней с получкой! Не рваным единым. Он студент. Он филолог. Он  станет настоящим мастером слова. Все впереди.      
 Его сознание медленно, но неотвратимо  окутывается мягким, ласковым, пушистым облаком. Ангелы подхватывают  эстетствующего станочника под белые ручки и уносят    в безвременную бездонность.