Россия и Балканы в начале ХХ века.
«Весь восточный вопрос не стоит костей одного померанского гренадера».
Князь Бисмарк
Пожалуй, единственной страной, которая ввязалась в мировую войну без ясно сформулированных стратегических целей, была Российская империя. Никаких территориальных споров ни с Германией, ни с Австро-Венгрией она не имела.
Идея «освобождения Галиции» от австрийского владычества была наскоро сформулирована уже в ходе войны. Да и само это «освобождение» принесло России намного больше вреда, чем пользы.
Ну что еще?! Решение о захвате проливов, как компенсации России за участие в войне, тоже возникло уже в ходе Первой мировой, после вмешательства в нее Турции, на стороне Центральных держав, осенью 1914 года.
Только тогда Николай Второй впервые публично заявил об этом в своем манифесте, выпущенном вскоре после отзыва послов из Константинополя:
«Вероломное нападение Турции только подготавливает почву для решения исторической задачи, завещанной нам нашими дедами на берегах Черного моря».
Да и само признание союзниками прав России на проливы было сформулировано с целым рядом оговорок и условий.
Вот что об этом вспоминал посол Великобритании в Российской империи Джордж Бьюккенен:
«В начале марта 1915 года Сазонов говорил мне и французскому послу о необходимости окончательного решения вопроса Константинополя и проливов. «Император, сказал он, считает, что после всех жертв, которые он потребовал от своего народа, он не может больше медлить с получением от своих союзников ясно выраженного согласия на включение Константинополя в состав Российской империи, если война будет выиграна»…
18 марта 1915 года мне было поручено сообщить лично императору, что британское правительство готово дать ему такое согласие на известных условиях. Хотя и не формулируя пока все пожелания, оно только настаивает на пересмотре англо-российского соглашения от 1907 года [по Персии] и признании нейтральной зоны британской сферой влияния.
Что касается Константинополя, оно бы хотело поставить условием свободное использование проливов торговыми судами и беспошлинный порт для товаров, вывозимых из всех причерноморских территорий, не входящих в состав Российской империи.
Кроме того, Россия должна сделать все от нее зависящее, чтобы способствовать вступлению Румынии и Болгарии в войну против Турции и союзников...
Его величество поручил мне передать, что в общем и целом он готов принять наши условия».
Как видим, даже во время Первой мировой войны наши союзники продолжали вести торг вокруг проливов и обставляли вопрос о передаче их России целым рядом непростых условий, вроде обеспечения вступления Болгарии в войну на стороне Антанты. Как известно, Болгария вступила в войну на стороне Центральных держав.
Так что как бы обстояли дела с передачей проливов в случае победного завершения войны, и какие дополнительные условия тогда могли возникнуть для этого – большой вопрос.
В качестве причины, толкнувшей царя на объявление в России мобилизации (которая, напомню, де-факто считалась началом войны, о чем царю неоднократно говорили) было его желание «заступится за братскую православную Сербию», которой угрожала Австро-Венгрия, предъявившая ей ультиматум за убийство в Сараево сербскими националистами наследника престола Фердинанда с супругой.
Подчеркнем, что Сербия тогда НЕ ИМЕЛА союзного договора, или военного соглашения ни с кем из стран Антанты (в т.ч. и с Россией) и никто НЕ ОБЯЗАН был за нее воевать.
Объявление мобилизации в России было ДОБРОВОЛЬНЫМ решением Николая Второго.
Оно стало роковым для судеб Российской империи, самого Николая и его семьи...
Возникает вопрос, а стоили ли «ставить на кон» судьбу своей страны и миллионов ее жителей из-за страны, какой была в то время Сербия?!
Была ли она тогда достойна ТАКОЙ жертвы от России, и всегда ли сама Сербия в начале ХХ века исполняла пожелания Российской империи и служила общеславянским интересам?!
Давайте попробуем разобраться в этих вопросах.
У нас сейчас почти ничего не пишут о том, какой «имидж» имела Сербия в начале ХХ века.
А ведь отношение всех «цивилизованных стран» к Сербии тогда было чем-то похоже на отношение к Чечне 90-х годов прошлого века, при господстве Дудаева.
С 1858 года в Сербии правила королевская династия Обреновичей.
В наше время мало кто знает о ее трагической судьбе, а ведь когда-то злодейское убийство четы Обреновичей, и их приближенных, вызвало шок и ужас во всей Европе.
Чтобы представить произошедшее в Сербии, 112 лет назад, необходимо процитировать монографию В. Теплова, изданную в 1903 году в Петербургском издательстве «Русский Вестник».
Чувства автора отражали мнение об этой трагедии всего русского общества и Царствующего Дома Романовых:
"В ночь на 29 мая (11 июня) 1903 года заговорщики, к числу которых принадлежали два брата почившего первого супруга Королевы Драги, полковника Машина, проникли во Дворец. С чрезвычайным хладнокровием и жестокостью заговорщики застрелили Короля и Королеву Сербии.
Нельзя не остановиться на описании этого чудовищного преступления, совершенного в православной стране, Цареубийцами при полном попустительстве народа и, к несчастью и Церкви, Архиереи которой не вступились за Монарха и его Венценосную избранницу.
Сербы покрыли себя не только позором Цареубийства, - что уже само по себе не допускает двух мнений, - но и своим поистине зверским образом действий по отношению к трупам убитой ими Королевской Четы. После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили Короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а Королеву 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями.
Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, - вероятно, Королева схватилась руками за саблю, когда ее убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу.
Кроме того, тело ее было покрыто многочисленными кровоподтеками от ударов каблуками топтавших ее офицеров.
О других надругательствах над трупом Драги… я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны.
Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в Дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обнажен».
Затем «наши православные братья» сербы устроили народные гулянья и праздник по случаю уничтожения Династии Обреновичей.
Убиенный Король и Королева сербов не были даже по-христиански погребены, их трупы еще несколько дней лежали во дворе Дворца.
Сербский Первоиерарх даже по случаю этого преступления произнес «проповедь»: «Тысячи голосов утверждают что сегодня, около полуночи, на востоке было видно небесное сияние, из которого показалась рука, благословляющая столицу Сербии Белград. Эта рука предсказала перемену в судьбе многострадального сербского народа Сербии».
Казалось бы, что подобное кощунственное вовлечение Бога в совершаемые людьми мерзости могло появится лишь под пером расходившегося журналиста…
Почти тоже самое повторил и высший представитель Сербской Церкви, Митрополит Иннокентий. Обязанный своим возвеличиванием Королю Милану, которому в то время нужно было заручиться содействием духовенства, возведенный им в сан Митрополита, Иннокентий, на следующий день после того, как военный бунт снес с лица земли последнего представителя облагоденствовающей его Династии, цинично заявлял в храме, что сам Бог уничтожил Род Обреновичей»!
К этому добавим, что напоследок убийцы сфотографировались у трупов…".
Вместе с августейшими супругами, были убиты также премьер-министр Сербии Димитрие Цинцар-Маркович и министр обороны Милован Павлович.
В конце концов, Александр Обренович был похоронен даже не на сербской территории, а в венгерских (на тот момент) пределах: в соборе монастыря Крушедол-на-Фрушка-Горе (Воеводина).
Даже сейчас трудно без содрогания и омерзения читать об этом диком преступлении…
Это зверское убийство, кстати, было уже второй попыткой покушения на королевскую чету и их верных соратников.
Организатором и непосредственным исполнителем этого жуткого злодеяния был сербский офицер капитан Драгутин Димитриевич.
Драгутин получил прозвище Апис (по-гречески "апис" означает пчела, а по-египетски "бык") за свой высокий рост, крупную фигуру и буйный характер.
В ходе второго покушения на королевскую семью Обреновичей Апис был тяжело ранен, и три пули так и остались у него в теле.
Сторонники новой монархии были благодарны Дмитриевичу за своё возведение на престол, но он, в силу ряда причин, отказался от официальных постов. Однако, как говорили один из его друзей, «…никто нигде его не видел, но все знали, что он делает всё…».
В 1905 г. Апис стал офицером сербского Генерального штаба и был командирован для продолжения образования в Берлин. В Германии, а затем в России, Апис изучал новейшую тактику ведения боевых действий. По возвращении в Сербию, он продолжил службу в Генштабе, затем воевал в Македонии.
Апис был одним из основателей в 1903 году тайного террористического общества «Объединение или смерть», более известного под именем «Чёрная рука». Благодаря его характеру и способностям, Апис стал видным руководителем этой организации.
Вот что рассказывает Википедия о его бурной деятельности:
«В 1911 г. Апис направил в Вену человека, чтобы попытаться убить австрийского императора Франца Иосифа. В январе 1914 года молодой боснийский мусульманин Мехмедбашич был послан для убийства боснийского губернатора генерала Потиорека. Обе попытки оказались неудачными.
Весной 1914 года, Апис решил, что эрцгерцог Франц-Фердинанд, наследник австрийского престола, должен умереть. Причиной такого выбора, очевидно, были намерения эрцгерцога реформировать Австро-Венгерскую империю в сторону расширения прав проживавших в ней славян, что представляло определённую угрозу для панславизма и югославизма. После того, как было объявлено о запланированном визите Франц-Фердинанда в Сараево в конце июня, - был составлен и план его убийства. Главный помощник Аписа, майор Танкосич, пригласил на роль исполнителей покушения трёх боснийских сербов-юношей. Гаврило Принцип, Неделько Чабринович и Трифко Грабеч (Грабеж) были отправлены в Сараево.
Узнавший о готовящемся убийстве премьер Никола Пашич попытался задержать юных террористов, - но люди Дмитриевича помогли им благополучно перейти границу с Боснией.
28 июня 1914 года, в национальный праздник сербов Видовдан, после череды неудач, Франц-Фердинанд и его супруга были застрелены Принципом. Убийство эрцгерцога стало формальным поводом для начала Первой мировой войны.
С началом войны, Апис стал начальником разведывательной службы Сербии, затем начальником штаба Ужицкой дивизии, затем — помощник начальника штаба III армии…
Однако в марте 1917 года Апис был арестован в ходе репрессий королевской власти против членов вышедшей из повиновения «Черной руки». Основной причиной считается то, что премьер-министр Н. Пашич и король Александр боялись стать очередными жертвами республикански-настроенных сербских радикалов. Королевский режим в Сербии считал идею республиканской Югославии — федерации всех южнославянских народов — угрозой для националистического проекта Великой Сербии. После военного трибунала, 23 марта 1917 года, Апис и три его сторонника были приговорены к смертной казни по обвинению в государственной измене. Полковник Драгутин Димитриевич был расстрелян утром 24 июня 1917 года».
Интересный был у Сербии начальник разведывательной службы, не правда ли? Какой-нибудь современный «международный террорист» обзавидуется такой биографии и таким деяниям…
Ну да Бог с ним, с Аписом.
Интересно посмотреть на внешнюю политику Сербии, в начале ХХ века, при правлении, пришедшей к власти с помощью Аписа, династии Карагеоргиевичей.
Петр I Карагеоргиевич успел закончить французскую академию Сен-Сир, послужить и во французском Иностранном легионе, и кавалергардом в русской армии.
Вот что вспоминает о встречах с ним в Петербурге академик- кораблестроитель А.Н. Крылов в своих мемуарах:
«Занимал Джевецкий роскошную квартиру в доме 6 по Адмиралтейской набережной, совершенно своеобразно меблированную. По вечерам обычными гостями Джевецкого были: братья Павел и Петр Соломоновичи Мартыновы, Дюфлон, ботаник профессор Пуаро, иногда заходил живший в том же доме К.Е. Маковский и кавалергард, претендент на сербский престол кн. Карагеоргиевич, ранее служивший во французском иностранном легионе, в который принимали всякого годного к военной службе, не спрашивая никаких документов о личности, а довольствуясь тем «nom de guerre», под которым поступающий желал числиться». (Крылов А.Н. «Мои воспоминания».)
«Заговорщики обеспечили восшествие Петра Карагеоргиевича на престол, поскольку он был очень популярен в народе, считался другом России, но что самое главное — явно не отличался решительностью, в результате чего сербский государственный аппарат опутала «Чёрная рука» — возглавляемая Аписом террористически-патриотическая организация.
Лишь премьер-министр Никола Пашич контролировал некоторые сферы власти, остальное было в руках «Чёрной руки». В итоге король Пётр, стремившийся к установлению конституционной монархии европейского образца, не стал важной исторической личностью, а куда более могущественным человеком стал его младший сын — королевич Александр, и сам состоявший в «Чёрной руке».
(Старший сын Петра, Георгий, в 1909 году забил до смерти в припадке ярости своего слугу, и его заставили отречься от престолонаследия).
Но стать абсолютным владыкой Апису не удалось — опасаясь усиления влияния «Чёрной руки», придворные круги близкие к Александру добились процесса и казни Аписа и всех его приближённых по приговору сербского военного суда», - отмечает Википедия.
Под руководством Карагеоргиевича в предвоенное время Сербия участвовала в двух Балканских войнах:
В 1912 году (в союзе с Грецией и Болгарией против Османской империи) и турки были побеждены.
Однако тут же начались традиционные «споры славян» и раздоры между победителями из-за завоеванных территорий, и в 1913 году вспыхнула вторая Балканская война, в которой Болгария и Сербия воевали уже между собой. Потом в войну вмешалась Румыния и Болгария была побеждена.
О событиях Второй Балканской войны в своих воспоминаниях рассказывает посол Англии в России Д. Бьюккенен:
«Начало Второй Балканской войны создало совершенно новую ситуацию и не в первый раз продемонстрировало, как неуважительно относились София и Белград к приказам Санкт-Петербурга.
Опьянев от своих побед и страдая острой формой мании величия, все без исключения балканские союзники желали сохранить за собой территории, которые их армии отбили у Турции.
Греция и Сербия настаивали, чтобы она уступила часть своих прав по этому договору своим союзникам. Это их армии освободили Македонию от турецкого ига, а кроме того, в связи с предполагавшимся созданием автономной Албании Сербия должна была лишиться части предназначенных для нее областей.
Они, однако, не учли тот факт, что со времен недолговечного Сан-Стефанского мира Болгария привыкла рассматривать Македонию как свое законное наследство и в последующие годы постепенно укрепляла свои позиции в этой области. Болгария же, вопреки здравому смыслу, настаивала на строгом исполнении договора 1912 года и отказывалась идти на уступки, представлявшиеся, с учетом изменившихся условий, вполне разумными, особенно после того, как Первая Балканская война была против воли ее союзников продлена, чтобы удовлетворить ее территориальные притязания на Фракию.
Более того – она сочла военную конвенцию между Грецией и Сербией прямой провокацией, цель которой – заставить ее отказаться от вожделенной добычи. Наконец, напав на Сербию, она совершила колоссальную ошибку, поскольку в глазах всего цивилизованного мира это сделало ее виноватой, а ее врагов – правыми.
Вполне естественно, что симпатии России, после того как Болгария пренебрегла ее советами, оказались на стороне Сербии, но, подталкивая Румынию к вмешательству в этот конфликт, Россия, по моему убеждению, избрала путь, чреватый опасностью в будущем, на что я и указывал тогда Сазонову. Если Болгария несла ответственность за начало военных действий, с чем я готов был согласиться, то Греция и Сербия вполне заслужили обвинение в преднамеренной провокации». (Джордж Бьюкенен «Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата»).
О том, как завершилась Вторая Балканская война, рассказывает П.Н. Милюков:
«Всего печальнее — и уже с прямым ущербом для русского престижа — разрешился сербо-болгарский спор из-за дележа Македонии. Мы уже знаем, что, оккупировавши в 1912 г. всю Македонию, сербы не хотели делиться с болгарами, и потребовали пересмотра договора 29 февраля 1912 года.
Болгары 17 апреля 1913 г. обратились к России с просьбой, чтобы царь применил условленное в договоре посредничество — но в пределах спорной зоны.
Россия тотчас же согласилась, но советовала болгарам не становиться на почву «непримиримого и формального» толкования договора и сделать сербам небольшие прирезки, сверх «спорной» зоны, из своей собственной части. Это заранее опорочивало плоды царского арбитража, и Болгария усилила свои военные приготовления.
Тогда, 26 мая, царь обратился прямо к болгарскому царю и к сербскому королю с предупреждением против «братоубийственной войны, способной омрачить славу, которую они совместно стяжали», и с угрозой, что «государство, которое начало бы войну, будет ответственно за это перед славянством».
Царь «оставлял за собой полную свободу определить последствия столь преступной борьбы». Но... царское слово повисло в воздухе. Болгария согласилась — под условием, что посредничество останется в пределах договора.
Ответ Сербии был таков, что его не решились напечатать. (!!!)
Все же, это было принято за согласие на арбитраж, и премьеры были приглашены приехать в Петербург…
В Болгарии царь Фердинанд и ген. Савов решили поставить дипломатию перед совершившимся фактом и начали военные действия. Печальные последствия этого мы уже знаем. Отсутствие русской поддержки Болгарии в этот решающий момент привело к тому, что Фердинанд открыл карты своей австрофильской политики. Руссофильский кабинет Данева был заменен кабинетом Радославова-Геннадиева. Последний только что перед тем публично советовал Фердинанду отвернуться от России и искать поддержки у Австрии.
Россия, в ответ на просьбу о помощи, выразила лишь сожаление, что Болгария поставила себя в тяжелое положение, и ограничилась обещанием, что «чрезмерное унижение и ослабление Болгарии не будет допущено». Бухарестский договор показал, что и это царское обещание осталось пустыми словами. И никогда еще престиж России не падал так низко на Балканах. Место России в политике Болгарии переходило к Германии и Австрии.
Потеря русского престижа среди балканского славянства не замедлила, конечно, отразиться на нашем положении в Турции».
Вот тебе на деле и все славянское братство, и благодарность «братушек» «матушке России» накануне Первой мировой войны.
Характерно, что ответ правительства Сербии на российские предложения был составлен в таком тоне, что в России его даже не решились предать огласке.
Тем не менее, царское правительство активно снабжало армии Болгарии и Сербии русскими трехлинейными винтовками и патронами, хотя царская армия сама перед ПМВ испытывала некомплект в 500 тысяч винтовок.
Генерал-лейтенант А.П. Залюбовский приводит следующие цифры довоенных поставок винтовок Россией:
«В 1912 году было отпущено: Болгарскому Правительству - 50.000 3 л. винтовок и 25.000 винтовок Бердана.
В 1914 году Сербскому Правительству - 120.000 3 л. Винтовок».
(Залюбовский А.П. «Снабжение русской армии в Великую войну винтовками, пулеметами, револьверами и патронами к ним». Белград, 1936)
Кстати, малоизвестно, что в ноябре 1912 года, после непродуманных действий России по объявлению мобилизации, могла начаться общеевропейская война.
Обратимся к воспоминаниям видного думского деятеля, лидера партии кадетов П.Н. Милюкова, имевшего, кстати, огромную популярность на Балканах, и считавшегося у нас экспертом в славянских делах:
«Я вернулся из поездки к открытию Думы 18 ноября 1912 г., — как раз в разгар борьбы мирных и воинственных настроений в Петербурге...
Самый яркий эпизод этого внутреннего конфликта рассказан в воспоминаниях Коковцова…
9 ноября Сухомлинов решил воспользоваться упомянутой мною выше carte blanche (Полномочие) и произвести мобилизацию.
Напомню, что, по смыслу этой carte blanche, мобилизация равнялась объявлению войны Россией Австрии и Германии. Все было готово и телеграммы посланы, когда Николай II усомнился в самой возможности принимать такую ответственную меру, не уведомляя даже правительства.
И он назначил на 10 ноября экстренное заседание под своим председательством.
Сухомлинов должен был предупредить участников заседания, но этого не сделал, и его затея, уже пущенная в ход, обнаружилась только на самом заседании.
Естественно, председатель Совета министров Коковцов, постоянный противник Сухомлинова, забил тревогу.
Николай принялся было его успокаивать. «Дело идет не о войне, а о простой мере предосторожности, о пополнении рядов нашей слабой армии на (австрийской) границе... Я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые доброжелательные отношения, и они не вызывают в нас никакой тревоги, тогда как Австрия настроена определенно враждебно».
Коковцов стал доказывать, что сепаратный шаг России разрушает военную конвенцию с Францией и освобождает ее от обязательств, тогда как в войне, которая будет результатом русской мобилизации, Германия, конечно, поддержит Австрию в силу своего союзного договора.
Он предложил, как исход, задержать на полгода солдат последнего срока службы, не отменяя очередного набора — и тем увеличить состав армии, не объявляя мобилизации.
Обнаружилось при этом, что Сухомлинов собирался, объявив ее, уехать в отпуск заграницу к больной жене, а военные заказы были сданы заводам в пределах той же Австрии.
Такая степень легкомыслия повергла в ужас Сазонова, и после заседания он обратился к Сухомлинову с горькими упреками.
Но Сухомлинов не смутился. Своим «ребяческим лепетом» и с обычным «безразличием в тоне» он ответил, что в мобилизации «не было бы никакой беды», так как «все равно, войны нам не миновать, и нам выгоднее начать ее раньше... Это ваше (Сазонова) и председателя Совета (Коковцова) убеждение в нашей неготовности, а государь и я — мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас».
Тут требуются некоторые комментарии.
- судя по этому эпизоду, царский военный министр Сухомлинов был человеком «необыкновенных способностей и редкого ума».
Царь, зачем-то, предоставил ему полномочия ЛИЧНО объявлять мобилизацию, что он, по простоте душевной, и собирался сделать. Похоже, что они, на пару, просто не понимали, что творили.
Также как и царь, Сухомлинов по-видимому СЛИШКОМ переоценивал боевые возможности тогдашней русской армии.
На чем этот оптимизм царя и Сухомлинова основывался понять невозможно.
Совсем недавно царская армия потерпела серию унизительных поражений от японских войск (которых в царском окружении тоже до войны не принимали всерьез, и называли «макаками»).
А тут – собирались, чуть ли не в одиночестве, воевать сразу против Германии и Австро-Венгрии, будучи уверенными, что «из войны произойдет только одно хорошее для нас».
- интересно, что простодушная аргументация царя: «Я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые доброжелательные отношения, и они не вызывают в нас никакой тревоги, тогда как Австрия настроена определенно враждебно», - почти дословно совпадает с его же доводами образца июля 1914 года.
Почему-то он никак не мог уяснить, что не бывает мобилизации направленной ТОЛЬКО против одной страны (Австро-Венгрии), если она связана военным союзом с другой страной (Германией), которая обязана будет поддержать своего союзника в случае войны.
О том, что Россия и вовсе не имеет никаких планов «частичной мобилизации» царю тоже разъяснили в июле 1914 года.
Когда он это понял, было уже поздно.
- к счастью, тогда, в ноябре 1912 года Коковцову и министру иностранных дел империи Сазонову удалось отговорить царя от объявления мобилизации. Иначе бы Россия могла вступить в войну против Центральных держав вообще в гордом одиночестве. Почему-то сугубо гражданским чиновникам Коковцову и Сазонову было понятно, что объявление мобилизации равносильно объявлению войны и что Германия НЕПРЕМЕННО поддержит Австро-Венгрию, в случае военного конфликта, а царь со своим военным министром в этом сомневались.
Интересный отзыв о премьер-министре Коковцове оставил хорошо его знавший посол Англии Д. Бьюккенен:
«Господин Коковцов, сменивший Столыпина на посту председателя Совета министров, был человеком совсем иного склада, представлявший собой лучший образец старого русского чиновничества. Честный, трудолюбивый и необычайно умный, он был до этого министром финансов, и на этом посту ему удалось добиться существенного улучшения в финансовом положении России, что было в значительной степени достигнуто благодаря его таланту администратора, а также ускоренному развитию российской промышленности и сельского хозяйства. Годовой доход страны, который уже несколько лет демонстрировал высокий рост, составлял в 1914 году более 370 миллионов фунтов, а золотой запас оценивался в 150 миллионов фунтов.
Единственным слабым местом в российском бюджете было то, что 95 миллионов фунтов из его ежегодного дохода давала государственная монополия на водку…
В вопросах международной политики господин Коковцов был твердым сторонником англо-российского взаимопонимания. Я относился к нему с глубоким уважением, и наши официальные взаимоотношения не оставляли желать лучшего».
Вернемся к рассказу П.Н. Милюкова о тех событиях:
«При своем взгляде на царскую прерогативу в военном деле и в дипломатии, царь не осведомлял о своих намерениях ни Коковцова, ни Сухомлинова, и даже в своих воспоминаниях Коковцов не мог представить полную картину положения. Но события на Балканах сами по себе ставили вопрос о войне и мире, и в правых рядах уже обнаруживались крайние националистические настроения. Часть министров — Рухлов, Кривошеий, Щегловитов, потом Н. Маклаков — их разделяли, и в Совете министров раздавались речи о необходимости «больше верить в русский народ», которого не знает Коковцов, и в «исконную любовь народа к родине». Коковцов мог противопоставить им, сколько угодно, факты плохого снабжения армии и неподготовленности ее вождей.
Для Думы была ясна личность Сухомлинова, его старческая расслабленность, полная неосведомленность в деловых вопросах, крайняя небрежность в использовании щедро отпускаемых кредитов. Все это покрывалось демонстрациями патриотизма и угодничеством перед государем.
Сам Коковцов должен был признать, что царь — на стороне названных выше министров. Царь продолжал утверждать, что «вопрос идет только об Австрии» и что «есть все основания полагаться на поддержку имп. Вильгельма»!
Легкомыслие, неосведомленность и самомнение темного национализма, обнаружившиеся в почти невероятном эпизоде, рассказанном Коковцовым, очевидно, характеризовали не одного только Сухомлинова, а распространялись на всю правящую верхушку и на самого царя.
Здесь просто не заметили впечатления, произведенного христианскими победами над Турцией, и нового настроения императора Вильгельма. Отрезвление должно было произойти тогда, когда начались мирные переговоры в Лондоне и обнаружилось сопротивление Австрии. По отношению к России оно выразилось в определенном предложении Австрии — демобилизоваться. 26 февраля 1913 г. состоялось соглашение, по которому Россия должна была отпустить 350.000 призванных из запаса 1910 года, а Австрия — часть мобилизованной армии, не нужную для «внутренних» осложнений».
И вот как завершился тот предвоенный кризис:
«…наконец, и в Петербурге поняли то, что в ноябре 1912 г. тщетно старался втолковать Коковцов: что нельзя вести борьбы с Австрией, не рискуя втянуть и Германию, — и тем превратить балканские споры в европейский пожар. И балканская политика России должна была приспособиться к новому положению. Приходилось отступать…
В марте 1913 г. царь отнял, наконец, у Сухомлинова право начать войну с Австрией, когда ему вздумается послать свой приказ 1912г. о мобилизации.
В своих воспоминаниях Сухомлинов упоминает об этом с обычным простодушием бесстыдства:
«Приказ был отменен вследствие боязни царя предоставить решающее слово военачальнику, тогда как, в последний момент, дипломатия могла бы еще найти исход и предупредить катастрофу. С технической точки зрения мы сделали дипломатии уступку, введя понятие подготовительного периода к войне». Читаешь — и не веришь глазам: так это близко к тому, что было проделано тем же Сухомлиновым перед катастрофой 1914 года!
В мае 1913 г. в Берлине должны были съехаться три монарха, — русский, английский и германский, на семейный праздник: бракосочетание дочери Вильгельма, Луизы с герцогом Брауншвейгским. Вильгельм записал заявление царя в следующих словах: «Он не предъявляет никаких претензий ни на Стамбул, ни на Дарданеллы. Султан становится привратником Дарданелл. Английский король (Георг V) безусловно присоединяется к этому взгляду царя, который совпадает и с политикой германского императора».
Но... Вильгельм больше не верит Николаю! В те же дни (6 мая 1913 г.) он надписывает на докладе Пурталеса:
«Борьбы между славянами и германцами более не избежать. Она несомненно придет. Когда? Время покажет».).
A на другом докладе Пурталеса (17 мая) находим оценку поведения Николая II: «Половинчатость и скольжение по поверхности. Ничего у нас с ним больше не выйдет»….
(Милюков П.Н. Воспоминания (1859-1917). Нью-Йорк. 1950г.).
Вильгельм Второй в своих мемуарах приводит еще несколько примеров подготовки России к войне в 1914 году:
«Когда весной 1914 года гофмаршал царя Николая II спросил его о планах на весну и лето, тот ответил:
«Я останусь в этом году дома, так как у нас будет война». Об этом факте сообщили рейхсканцлеру фон Беттману. Я о нем тогда ничего не слыхал, а узнал об этом разговоре лишь в ноябре 1918 года.
И так поступил тот самый царь, который дважды, в Бьерке и Балтийском порту, совершенно неожиданно для меня дал мне свое торжественное честное слово, подкрепленное рукопожатиями и объятиями, что он в благодарность за верное и дружественное соседское поведение германского кайзера в русско-японской войне, в которую Россия была вовлечена исключительно Англией, в случае возникновения европейской войны никогда не поднимет меча против кайзера, особенно в качестве союзника Англии.
Он ненавидит Англию, сказал тогда царь, ибо она причинила ему и России слишком много зла, натравив в свое время на Россию Японию.
В то время как царь предрекал к лету войну, я занимался в Корфу археологическими раскопками, затем поехал в Висбаден и, наконец, в Норвегию.
Монарх, который думает напасть на своих соседей, желает войны и занимается ее подготовкой, требующей долгих тайных приготовлений к мобилизации и концентрации войск, не остается месяцами вне пределов своей страны и не дает летнего отпуска в Карлсбад начальнику своего Генерального штаба. Враги же, наоборот, планомерно готовились к нападению…
В конце марта 1914 года генерал Щербачев, начальник военной академии в Петербурге, произнес речь перед своими офицерами, в которой между прочим сказал: «Война с державами Тройственного согласия стала неизбежной из-за направленной против интересов России балканской политики Австро-Венгрии... В высшей степени вероятно, что война разразится еще этим летом. России выпала честь броситься в наступление».
В донесении бельгийского посла в Берлине о прибывшей из Петербурга в апреле 1914 года японской военной миссии между прочим сказано: «В России японские офицеры слышали совершенно открыто разговоры о предстоящей близкой войне с Австро-Венгрией и Германией. При этом говорилось, что армия готова выступить в поход и что момент так же благоприятен для русских, как и для их союзников французов».
Согласно опубликованным в «Revue de deux Mondes» в 1921 году запискам тогдашнего французского посла в Петербурге господина Палеолога, великие княгини Анастасия и Милица сказали ему 2 июля 1914 года в Царском селе, что их отец, король Черногории, сообщил им шифрованной телеграммой: «У нас еще до конца месяца (русского стиля, следовательно до августа нового стиля) начнется война... От Австрии ничего не останется... Вы отвоюете обратно Эльзас-Лотарингию... Наши войска встретятся в Берлине... Германия будет уничтожена».
Несколько слов о событиях непосредственно предшествовавших началу Первой мировой войны.
После убийства эрцгерцога Фердинанда ситуация на Балканах и в Европе накалилась, но начало войны вовсе не было неизбежным. Беда была в том, что никто из втянутых в этот кризис не захотел отступить и пойти на компромисс.
Началась серия переговоров, встреч дипломатов и обменов телеграммами между монархами и лидерами великих держав.
Ультиматум Австро-Венгрии к Сербии содержал очень жесткие требования.
Но может быть, Австро-Венгрия, после убийства Фердинанда, стремилась оккупировать Сербию, или изменить ее государственный строй, или истребить всех сербов поголовно?!
Да нет, скорее применение военной силы рассматривалось австрийским руководством, как обеспечение выполнения своей полицейской операции по наказанию убийц наследника австрийского престола.
Дунайская империя, не без оснований, считала, что Сербия покушается на ее территориальную целостность и стремилась наказать сербов за причастность к убийству наследника престола.
Более того, было официальное заявление австрийского правительства о том, что Австро-Венгрия не стремится к территориальным завоеваниям за счет Сербии.
В нашей историографии принято утверждать, что Сербия приняла все австрийские требования, кроме разрешения австрийской полиции участвовать в расследовании убийства эрцгерцога.
Текст ответа сербского правительства на австрийскую ноту достаточно большой по объему, и здесь я его размещать не стану.
Желающие могут прочитать его (и многие другие документы ПМВ) в книге Вячеслава Шацилло «Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы». Она выложена в сети.
На мой взгляд, этот ответ нельзя назвать полным «согласием с условиями австрийского ультиматума». В нем содержится немало оговорок и условий сербской стороны, в ответ на австрийские требования.
Австро-Венгрию такой сербский ответ не удовлетворил, и она отозвала своего посла из Белграда.
Война между Австрией и Сербией становилась неизбежной.
А вот стоило ли России из-за Сербии влезать в эту схватку, объявлять мобилизацию и давать старт последующим событиям – очень большой вопрос.
Тем временем, Вильгельм Второй срочно возвращается из своего отпуска, который он проводил в плаванье у берегов Норвегии, в Берлин.
Происходит интенсивный обмен телеграммами между ним и Николаем Вторым, ситуация обострялась с каждым днем.
Вот несколько характерных документов того времени:
Николай II— Вильгельму II, 15/28 июля 1914 г.
Телеграмма
Рад твоему возвращению. В этот чрезвычайно серьезный момент я прибегаю к твоей помощи. Слабой стране объявлена гнусная война. Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая оказываемому на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые приведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать все, что ты можешь, чтобы твои союзники не зашли слишком далеко.
Ники
Вильгельм II— Николаю II, 15/28 июля 1914 г.
Телеграмма
С глубочайшим сожалением я узнал о впечатлении, произведенном в твоей стране выступлением Австрии против Сербии. Недобросовестная агитация, которая велась в Сербии в продолжение многих лет, завершилась гнусным преступлением, жертвой которого пал эрцгерцог Франц-Фердинанд.
Состояние умов, приведшее сербов к убийству их собственного короля и его жены, все еще господствует в стране. Без сомнения, ты согласишься со мной, что наши общие интересы, твои и мои, как и интересы всех монархов, требуют, чтобы все лица, нравственно ответственные за это подлое убийство, понесли заслуженное наказание. В данном случае политика не играет никакой роли.
С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему правительству противостоять силе общественного мнения. Поэтому, принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, издавна связывающую нас крепкими узами, я употребляю все свое влияние, чтобы побудить австрийцев действовать со всей прямотой для достижения удовлетворительного соглашения с тобой. Я твёрдо надеюсь, что ты придёшь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые могут ещё возникнуть.
Твой искренний и преданный друг и кузен
Вилли
Объявление о мобилизации.
Начальник Генерального штаба Н. Н. Янушкевич — главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа вел, кн. Николаю Николаевичу, наместнику на Кавказе Воронцову-Дашкову, командующим войсками Московского, Варшавского, Казанского, Виленского, Киевского, Одесского и Иркутского округов Плеве, Жилинскому, Зальцу, Ренненкампфу, Иванову, Никитину, Эверту и наказному атаману Войска Донского Покотилло, 15/28 июля 1914 г.
Телеграмма № 1785
Сообщается для сведения: 17/30 июля будет обьявлено первым днем нашей общей мобилизации. Объявление последует установленною телеграммою.
Генерал Янушкевич
Николай II — Вильгельму II, 16/29 июля 1914 г.
Телеграмма
Благодарю за примирительную и дружескую телеграмму Однако официальное сообщение, сделанное сегодня твоим послом моему министру было составлено в совершенно иных тонах. Прошу тебя объяснить это противоречие. Было бы правильно передать Гаагской конференции австро-сербский вопрос, чтобы предотвратить кровопролитие. Полагаюсь на твою мудрость и дружбу.
Ники
Вильгельм II — Николаю II, 16/29 июля 1914 г.
Телеграмма
Я получил твою телеграмму и разделяю твое желание сохранить мир, но, как уже говорил тебе в своей первой телеграмме, я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как "гнусную войну".
Австрия по опыту знает, что совершенно нельзя полагаться на сербские обещания на бумаге. По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как преследующие цель добиться полной гарантии, что сербские обещания претворятся в реальные факты.
Это мое мнение основывается на заявлении австрийского кабинета, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счет Сербии.
Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться зрителем австро-сербского конфликта, не вовлекая Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство продолжает прилагать усилия, чтобы достигнуть этого.
Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я в ответ на твое обращение к моей дружбе и помощи охотно взял на себя.
Вилли.
Николай II — Вильгельму II, 17/30 июля 1914 г.
Телеграмма
Сердечно благодарю тебя за твой скорый ответ. Посылаю сегодня вечером Татищева с инструкциями. Военные мероприятия, вступившие теперь в силу, были решены пять дней тому назад как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всей души надеюсь, что эти мероприятия ни в какой степени не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю. Необходимо сильное давление с твоей стороны на Австрию, чтобы она пришла к соглашению с нами.
Ники
Вильгельм II — Николаю II, 17/30 июля 1914 г.
Телеграмма
Очень благодарен за телеграмму. Не может быть и речи о том, чтобы слова моего посла могли быть в противоречии с содержанием моей телеграммы.
Графу Пурталесу было предписано обратить внимание твоего Правительства на опасность и серьезные последствия, вытекающие из мобилизации. То же самое я сказал тебе в моей телеграмме. Австрия мобилизовала только против Сербии и только часть своей армии.
Если теперь, как видно из сообщения твоего и твоего правительства, Россия мобилизуется против Австрии, то моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял на себя по твоей специальной просьбе, подвергнется опасности, если не станет совершенно невозможной.
Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну.
Вилли
Начальник Генерального штаба России Н. Н. Янушкевич — министру иностранных дел России С. Д. Сазонову, 17/30 июля 1914 г.
Отношение № 3735
Спешно
Высочайше повелено мобилизовать по мобилизационному расписанию 1910 года войска Киевского, Одесского, Московского и Казанского военных округов, второочередные и третьеочередные части Оренбургского, Уральского и Астраханского казачьих войск и команд пополнения Донского, Кубанского, Терского, Уральского, Оренбургского и Астраханского казачьих войск, входящих в состав мобилизуемых округов, Черноморский и Балтийский флоты.
Первым днем мобилизации следует считать 17/30 сего июля. За военного министра начальник Генерального штаба
генерал-лейтенант Янушкевич.
Начальник мобилизационного отдела
генерал-майор Добророльский.
Николай II — Вильгельму II, 18/31 июля 1914 г.
Телеграмма
Сердечно благодарен тебе за твое посредничество, которое начинает все же подавать надежду на мирный исход кризиса. По техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, которые были для нас неизбежны ввиду мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Я торжественно даю тебе в этом мое слово. Я уповаю на милость Божию и надеюсь на успех твоего посредничества в Вене на пользу наших государств и европейского мира.
Ники
Вильгельм II — Николаю II, 18/31 июля 1914 г.
Телеграмма
В ответ на твое обращение к моей дружбе и на твою просьбу о содействии я приступил к посредническим действиям между твоим и австро-венгерским правительствами. В то время как эти действия еще продолжались, твои войска были мобилизованы против Австро-Венгрии, моей союзницы, благодаря чему, как я уже тебе указал, мое посредничество почти потеряло реальное значение. Тем не менее я продолжал действовать; сейчас я получил достоверные известия о серьезных военных приготовлениях на моей восточной границе. Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять предупредительные меры защиты. В моих усилиях сохранить всеобщий мир я дошел до крайних пределов.
Ответственность за бедствие, угрожающее всему цивилизованному миру, падет не на меня. В настоящий момент все еще в твоей власти предотвратить его. Никто не угрожает могуществу и чести России, и она свободно может выждать результатов моего посредничества. Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанная мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьезных для нее затруднений, в особенности во время последней войны.
Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если Россия согласится приостановить военные мероприятия, угрожающие Германии и Австро-Венгрии.
Вилли.
Николай II — Вильгельму II, 19 июля /1 августа 1914 г.
Телеграмма
Получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, т. е. что эти мероприятия не означают войны и что мы будем продолжать переговоры ради благополучия наших государств и всеобщего мира, дорогого для всех нас. Наша долгая испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие. С нетерпением и надеждой жду твоего ответа.
Ники
Вильгельм II — Николаю II, 19 июля / 1 августа 1914 г.
Телеграмма
Благодарю за твою телеграмму. Вчера я указал твоему правительству единственный путь, которым можно избежать войны. Несмотря на то что я требовал ответа сегодня к полудню, я до сих пор не получил от моего посла телеграммы, содержащей ответ твоего правительства. Ввиду этого я был вынужден мобилизовать свою армию. Немедленный, утвердительный, ясный и недвусмысленный ответ твоего правительства — единственный путь, которым можно избежать неисчислимых бедствий. Пока я не получу этого ответа, я, увы, не могу обсуждать твоей телеграммы по существу. Во всяком случае я должен просить тебя немедленно отдать приказ твоим войскам безусловно воздерживаться от малейшего нарушения наших границ,
Вилли
(Вячеслав Шацилло «Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы»).
Я не буду комментировать эти документы.
Пусть каждый читатель сам составит свое мнение о них и степени вины всех замешанных в водоворот событий сторон…
Как утверждал Вильгельм Второй в своих мемуарах,
его МИД до последнего не верил в неизбежность войны:
«Прибыв в Потсдам, я застал канцлера и Министерство иностранных дел в конфликте с начальником Генерального штаба, так как генерал фон Мольтке придерживался мнения, что война безусловно начнется, в то время как канцлер и Министерство иностранных дел твердо настаивали на том, что до этого дело не дойдет и войны можно будет избежать, если только я не объявлю мобилизацию. Этот спор продолжался все время.
Когда генерал фон Мольтке донес, что русские уже подожгли караульные помещения своей пограничной стражи, взорвали пограничные железнодорожные пути и расклеили объявления о мобилизации, лишь тогда, наконец, прозрели и дипломаты с Вильгельмштрассе.
Только тогда они перестали сопротивляться и сдали свои позиции. Раньше они не хотели верить в возможность войны».
В своих воспоминаниях пытается оправдаться и гросс-адмирал Альфред Тирпиц, статс-секретарь военно-морского ведомства Германии:
«Не только германский народ…но также и правительство рейсхканцлера Германской империи Бетман-Гольвега не желали мировой войны и с этой стороны совершенно неповинны в ней; зато тогдашнее германское правительство несет долю вины за австро-сербский конфликт, поскольку оно предполагало (что оказалось ошибочным), будто именно наказание Сербии Австро-Венгрией ликвидирует угрозу раздела габсбургской монархии, а следовательно, и мировую войну, которая по их мнению неизбежно вытекала из существования этой угрозы».
Скажу свое мнение.
В начале Первой мировой войны были виновны ВСЕ страны развязавшие ее, в примерно равной степени.
Австро-Венгрия «всего лишь» хотела наказать Сербию за ее несомненную причастность к убийству эрцгерцога Фердинанда, и надеялась, что Германия «прикроет» ее от России на время этой компании.
Германия обязана была прийти на помощь своей союзнице Австро-Венгрии, а заодно решила воспользоваться подходящим поводом для того, чтобы молниеносно разгромить Францию, а затем обрушиться всеми силами на Россию и «принудить ее к миру». Германия твердо рассчитывала при этом на нейтралитет Англии. Однако, нарушив нейтралитет Бельгии, немцы дали англичанам формальный повод на вмешательство в войну, чем Англия и воспользовалась.
Быстрое появление на Западном фронте английского экспедиционного корпуса и морская блокада Англией германского побережья стали неприятным сюрпризом для немцев в самом начале войны.
В конечном счете, Великобритания (вместе с США) оказалась главными «бенефициарами» в результате Первой мировой войны.
Вместе с английской армией против Германии в годы ПМВ воевали английские доминионы: Австралия, Канада (которая дала 600 тысяч добровольцев!!!), индийские войска и т.д.
Франция была обязана прийти на помощь России в войне против Германии, и рассчитывала на то, что ее армия сумеет продержаться против основных сил Германии, пока русский «паровой каток» не раскатает немецкую армию. Разумеется, Франция рассчитывала использовать войну для своего реванша и возвращения, потерянных в 1871 году, Эльзаса и Лотарингии. На стороне французской армии тоже активно воевали войска их колоний: сенегальцы, зуавы и т.д.
Россия вступила в войну, вообще не имея своих четко сформулированных стратегических целей в этой войне.
Желание царя «заступиться» за Сербию путем объявления «частичной» мобилизации «только против Австро-Венгрии» не учитывало реальную ситуацию в стране и мире: в России попросту отсутствовал план проведения «частичной мобилизации», что и объяснили царю его военные специалисты.
А вот объявление общей мобилизации являлось де-факто объявлением войны и после отказа царя отменить мобилизацию, Германия объявила войну России и начала свою мобилизацию.
Мировая война стала неизбежной.
Очень жаль, что Николай Второй тогда не взял на вооружение слова Бисмарка, вынесенные в эпиграф этой главы, и не смог сказать что-нибудь вроде: «весь балканский вопрос не стоит костей даже одного русского солдата»…
На фото: Николай Второй, генералы Янушкевич и Рузский
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/26/459