Олеся

Геннадий Пьянков
Рассказ
Они знакомы были всегда, потому что жили в одном железнодорожном посёлке. Встречались изредка – иногда в магазине, иногда на перроне электрички. Всегда при встрече кивали друг другу, ничего не говоря. Но однажды их взгляды встретились и зацепились. И между ними проскочила искра. Она подошла к нему, взяла за руку и молча повела за собой. Он почувствовал неодолимую её власть над собой и… повиновался. Они долго гуляли по прилегающему к рельсам лесу, непринуждённо рассказывали друг другу  разные истории про себя и своих друзей. Так они подружились. Им казалось, что они давно должны были быть вместе, будто их судьба ждала случая, чтобы их соединить. И вот теперь они вместе – довольные, радостные, счастливые. Они стали встречаться часто – почти каждый день. Гуляя по полянам, он рвал цветы, она из них плела венки, потом со смехом надевала их на себя и на него. Они подолгу сидели на мягкой прохладной траве. Она обнимала его, была ласковой. За многие месяцы их дружбы он стал считать её своей девушкой. Ему казалось, теперь над ними простирается вечный благодатный рассвет. Ему ни днём, ни ночью не давали покою её зелёные и, как ему казалось, наглые глаза. В его ушах постоянно звучал её томный, ласковый голос. На его губах всегда ощущался солоноватый вкус её жарких чувственных губ. Его руки всегда помнили благоухающее тепло её тела.… У неё было красивое имя – Олеся.… В коротких разлуках воспоминания о ней приятно волновали его сердце и душу…
Но потом она вышла замуж за своего парня, вернувшегося из армии. И их пути разошлись. Она исчезла из его поля зрения, казалось, навсегда.
Но однажды они снова встретились на перроне. Она снова, как тогда, ничего не говоря, взяла его за руку и повела за собой. Всё стало как прежде. Они снова долго гуляли. Рассказывали друг другу, как они жили всё это время в разлуке. И они снова сели  в траву. Она снова ласково обнимала его.
– Ты счастлива? – спросил он.
– Да, счастлива. – У меня хороший муж. – А ты один?
– Да, один?
– Всегда?
– Нет, не всегда. Но всё прошло.
Она прижалась к нему плотней, и поцеловала в щёку. Положила голову ему на плечо. Так, обнявшись, они сидели довольно долго, молча думая каждый о своём. Им было приятно вместе даже помолчать. Он подумал: «Олеся такая сильная женщина, против которой никому не устоять, и, в то же время, – такая слабая, что хочется взять её на руки и убаюкивать как ребёнка. И целовать, целовать, целовать». И у него в груди сильнее застучало сердце….
Однако, повеяло прохладой, и они поднялись по ступенькам перрона, чтобы ехать домой. Электрички долго не было. Мимо проезжала открытая дрезина. В ней ехало трое молодых парней-железнодорожников. Дрезина около них остановилась.
– Вас подвести? – крикнул один из парней.
Они уселись рядом на одну скамейку. И дрезина понеслась  со страшной скоростью и грохотом. Парни, не обращая внимание на своих пассажиров, о чём-то кричали друг другу в уши.
Стало неуютно, захотелось пить. Она попросила у парней воды.
Ему тоже протянули стакан. Выпил немного. Вода оказалась несвежей.
От воды ему стало дурно, и он потерял сознание.
Когда он очнулся, увидел, что сидит на скамье перрона. Озираясь по сторонам, он понял, что остановка была не его.  Надо было ехать дальше. «Но где же Олеся? – с тревогой подумал он, – что с ней, где она?»
На остановке было много народу. Вот-вот должна была подойти электричка.
Он пробежался туда-сюда по перрону, спрашивая всех об Олесе, но никто ничего не знал.
Делать нечего – надо ехать домой. Может в посёлке всё прояснится. Но и здесь он её не находил. Конечно, прийти к ней домой не было и речи. Что он скажет мужу? И он решил: «Пусть муж её ищет, если она действительно потерялась. Я тут при чём? А может, и не терялась она вовсе, просто не встречается мне больше на улице и всего-то». Но всё равно, сердце не давало покоя. Будто громадный ворон своим чёрным крылом затмил солнце перед его глазами. Он потерял сон и покой. Так, в тревоге, в ожидании чего-то неприятного прошло несколько дней. Но в посёлке было спокойно, никто ни о каких несчастиях не говорил. Значит с Олесей всё в порядке. Он успокоился и стал жить как обычно.
И вдруг, – вот она! По перрону идёт ему навстречу своей, как всегда, уверенной, красивой походкой. Поравнявшись с ним, остановилась.
– Где ты была, и что с тобой стряслось тогда? – в одном дыхании спросил он.
– Я-то знаю, где я была. А вот где ты был всё это время? – с вызовом спросила она, – и почему ты тогда бросил меня одну с незнакомыми парнями, а потом не искал меня?
– Я искал тебя повсюду, – униженно стал он оправдываться.
– Не правда! Я спрашивала мужа о тебе – он тебя не видел и не слышал о тебе.
От неожиданности, от такого поворота дела, он потерял дар речи и поперхнулся. Пока он откашливался и собирался с мыслями она безотрывно, не мигая, в упор, смотрела на него своими зелёными бесстыжими глазами, глазами, из-за которых у него давно уже помутилось в, некогда трезвой, голове.
– Они поступили с тобой дурно? – наконец, с тревогой вымолвил он.
– Да, естественно. Точнее – попытались. Но теперь, я уверена, они будут обходить меня стороной, - глядя куда-то в сторону, задумчиво, но более миролюбиво, сказала она.
– Тогда скажи, почему я тогда потерял сознание?
– Очень просто: они специально тебе дали старую, застоявшуюся  воду, и у тебя не выдержал желудок. Они на следующей станции остановились, посадили тебя на скамейку перрона и поехали дальше. Они силой держали меня в дрезине. Впоследствии они сожалели о своём поступке.
–  Ты их как-то наказала?
–  Да. Но об этом я тебе расскажу, как-нибудь в другой раз.
–  Так ты простила меня?
– Может быть, прощу. Когда-нибудь. Но ты неделю даже не подходи ко мне в наказание! - сказала она строго, и легко сбежала по ступенькам перрона, чтобы пойти домой.
– Только ты не натвори глупостей за это время! – крикнул он вдогонку, надеясь, что она поймёт тайный смысл этих слов.
– Я-то не натворю – у меня муж! (Значит, поняла!). Вот только ты сам этих глупостей не натвори. Смотри – пожалеешь! – полуобернувшись, кокетливо с улыбкой крикнула она ему в ответ…
Эти её слова буквально пригвоздили его к тому месту, где он стоял. Значит, у неё муж, а ему:… «ни-ни, – ничего не моги»?! Ему стало нестерпимо обидно, горько и досадно. И радостно: ясно – простит! Он проводил её взглядом, пока она не скрылась за деревьями...
Но его обида была так горька, а досада так глубока, что он… проснулся…
Оглядевшись, он понял – он спал дома, а за окнами была ещё ночь…
«Надо же присниться такому», – подумал он то ли с облегчением, то ли с разочарованием.
Его тело горело, в висках стучала кровь. Ему захотелось пройти на кухню и закурить. Но он никогда не курил, у него не было даже сигарет. Тогда он решил выпить коньяку. Посмотрел на часы. Выпить тоже нельзя – ему через два часа садиться за руль.
Вот так всегда! Всегда радовался чужому счастью, огорчался из-за чужой беды, а о себе.... Вот так всю жизнь – он всегда и везде во всём себе отказывал! Даже во сне у него всё не так! Не отказывал себе только в одном – в одиночестве. И поделом…

19.02.2015