Глава пятая. Рассказ Акулины

Эмма Рейтер
Заморыш Сандер после работы теперь чуть не бегом бежал домой, к бабушке. Сготовит он ужин, повечеряют – и сразу на печь, старушкины байки слушать. Так и коротали они длинные зимние вечера.
Но на этот раз бабушка долго молчала, всё смотрела куда-то своими белыми пустыми глазами, шептала что-то про себя. Он было подумал: уж не помирать ли она собралась? Спросил, что её тревожит, и услышал:
- Не верю, что моя внучка сгинула. Не верю... серче сказыват, что жива она.
Заморышу стало интересно: про кого это она говорит? Спросил. Помолчала бабушка, собралась с духом и повела рассказ:

- Садись и слушай. Пора рассказать, а то, неровен час, помру, и не узнашь. Внучка моя, Зоя, - как забрали её на вОйну, в апреле 1943 года, так два письма токо и пришло. Одно из города Горькова, там она училась на каково-та шофера. Потом ишшо из Курску было - и всё. А в августе того жо года пришла энта самая... похоронка. Федюня мой получал. Мне долго не сказывал. Нонче только сказал, когда Победу празновали. Я ить так и окаменела. Но ни слезинки нетути, серче не признаёт разлуку. Чё-то всё теплится в душеньке, не хочет она плакаться. Знать, где-тось, чиво-то напуталось - война ведь страшенная шла, а Зоя, моя сладушка, сиротинка, тамо-ка где-тось воевала.

-Это девичье ли дело - воевать-то? А её, голубушку, прямо с фермы забрали. Окое-как успела прибегнуть, со мной обнялась, узелок направила - и в двери, там-де из вонкомату ждут. Вона как было... Видно уж мужиков не хватило. А вас-то пошто не взяли на фронт? Да и то верно, Федюня мой ить грамотный, много знат про вашего брата, да сказывать нельзя. А он шибко вас уважат. Говорит, вас-де не по закону обидели, нахлебались и вы горюшка, да... Ну, вот про внучку и обскажу тебе, касатик, слушай.

-Она тоже намыкалась с детству. Жили они вверх по реке, в деревне Усть-Улс. Это вогульска деревня. Моя дочка, Варюшка, туда взамуж ушла. Приглянулась она Сашке Соловарову, увёз, варнак, её от меня далёко. Редко прижжали. В 1924 году у них народилась Зоя. А Сашку ишшо в тридцатом годе кудай-то увезли, за песни вольныя, про Ленина-Сталина. Он ить, сам сочинял и пел частушки под гармонь. Ох, и мастак был голосить-то! Вот кто-то донёс на его и упекли, свезли на «воронке» - и не знам по сих пор, гдей-но он.

-А Варюшку, мою доченьку, у тридцать первом годе ёлка зашибла на лесосеке. До дому-то привезли, а через неделю преставилась милая. Всего-то двадцать семь годков было касатушке. Осталась Зоя в семь лет сиротинушкой.
Жила тамо у бабки Арины-вогулки. Потом вогулка занемогла и отправила её зимой с обозом к нам в деревню. Она ить внучка мне, куды её девать? Думала, что Федюня её к сибе возьмёт, у него двое сыновей всего, но жена его, Дуняшка, несогласная была, за своих боялась, что отца у Зоеньки забрали не за зря-де... У второва мово сына, Миши, мал-мала меньше, четвёро душ с полатей смотрят. Миша-то на войне погинул ишо в 41-м годе, под Ленинградом.

-Сама я ослепла после смерти старика, колды медведь его заломал на охоте. Вот и пришлось Зоюшку отдать в дети к Ивану Андреичу, брательнику Мишиной тёшши. У него уже росла внучка-сиротинка Клава. Они побогаче жили. Он охотничал да рыбачил. Правда старуха его, Лукша, была суш-шая зверина. Гоняла Зоюшку по всем делам. Девка у их как ботрачка была. Свою родную внучку холила, а Зою мурдовала да побивала.
Так она и росла. Часто ко мне прибегала и жалилась на тяжкую жисть. Училась хорошо, в школе хвалили, грамоты давали. Четыре класса закончила в деревне. В пятый класс её Иван Андреич увёз в город, поселил к своему племяшу Алёше. Тот на вызовах работал фершалом. А жена его не работала.
С Востоку из армии привёз сибе кралю. ТокА белоручка была, ничё сама не делала по дому. Опять Зоя в кабалу попалась: стирала, полы мыла, еду варила, да ишо их сыночка в ясли на себе верхом возила по пути в школу.

-Жили они в городу, на Сталинском посёлке, а в школу она ходила до комбинату. Сидела в школе до вечера, штобы на обратном пути опять Костика забрать. И уроки делала в школе. Голодна цельный день. Надоело ей маяться, а учиться надо.
Как-то обозники из деревни были в городу, шкуры сдавали и пушнину,  так она с имя напросилась и сбежала. Так больше не пришлося учиться ей. Училась-то ить хорошо. Вон, грамоты-то на стенке видал? Висят две. Жалко, токо четыре класса получила. А уж, беда как, хотела науку знать. Не судьба. Да...

-Потом на зиму Иван Андреич увёз Зою в лес на заимку охотничать. Так ни одну зиму она с ним там прожила: обед готовила, мясо солила в логуны, шкуры дубить помогала. Весной вертались с запасами. Все лета таскал её по реке, рыбачили. Бедная моя, все ноженьки позастудила. Не берегли они девку, не жалко, не своя ить. До пятнадцати годков тамо-ка прожила и сбежала от них ко мне.
«Не уйду от тебя, бабушка, хоть гони.»
Так у меня и осталась.
Ну, ладно на сёдни, иди спать, утром рано ить вставать-ту.
Заморыш слез с печи, лёг на лавку у окна и уснул. Оставшуюся ночь снились ему солнечные луга и смешливая девчонка, которая бегала по этим лугам, распевала песенки и ловила бабочек.