Покупатель
Покупатель - это слово для не служивших никак не связано с армией, а для всех служивших в армии это слово стало синонимом выбора жизненного пути. Уверен, что каждый, отслуживший мужчина помнит своего «покупателя» всю жизнь, так же, как помнит свою первую девушку. Именно от него зависит, как сложится твоя жизнь в будущем, по крайней мере, на несколько последующих лет. А в жизни каждого офицера наступает такой момент, когда ты становишься этим покупателем, в некотором роде вершителем судеб.
В один из жарких летних дней я был вызван в управление. Там меня обрадовали тем, что мне придется ехать за молодым пополнением. По каким принципам распределялись направления поездок, для меня остается загадкой. Мне достался респектабельный Ставрополь.
Мои сослуживцы завидовали мне: «Тебе хорошо, ты в Россию едешь! А нам достался Ашхабад!» В те годы ходили слухи, что в Среднеазиатских республиках призыв в армию проходил туго. Бывали и потасовки с местными жителями, а уж выбитые стекла вагонов, «чтобы ехалось с ветерком», стали закономерностью. Не хотели служить наши среднеазиатские соотечественники в Советской Армии. У многих офицеров призывные команды были большие, и они ехали группами по четыре-пять человек, в помощь им давалось несколько солдат во главе с сержантом.
Мне предстояло ехать одному, поскольку команда, которую нужно было привезти, состояла лишь из десяти новобранцев. Майор, напутствующий меня в управлении, просил: «Постарайся привезти русских!» Он, стреляный воробей, знал, о чем просил. Мне же, молодому офицеру, казалось, что в Ставрополе одни русские и есть, кого же я еще могу привезти?
Опытные сослуживцы, зная, что призывники не очень-то чествуют стройбат, посоветовали сменить стройбатовскую эмблему на погонах. Сами же они прикручивали или танки или связь. Послушав товарищей, я тоже скрутил с погон бульдозер на щите, заменив его на эмблему инженерных войск.
Проблемы начались еще в поезде. До Донбасса я еще как-то ехал, но перед печально известным ныне Иловайском наш состав встал. Оказалось, что перед нами произошло серьезное крушение поезда. Первый час люди, ожидая скорого отправления, томились в душных вагонах, но когда на соседних путях довольно разветвленной в этом месте железной дороги скопилось около десятка пассажирских составов, и образовался затор, народ высыпал на пути. Прямо на рельсах были разложены газетки, на которые была выставлена нехитрая снедь, то там, то здесь слышался звон стаканов, вдалеке играл баян – люди коротали время, заводя знакомства с пассажирами соседних составов, которые ехали на юг со всех уголков нашей необъятной страны. Так в ожидании прошло около шести часов, и только когда дневное пекло сменила вечерняя прохлада железнодорожная пробка начала рассасываться. Тронулся и наш состав.
Расписание было полностью сбито, поэтому утром мы прибыли на станцию Кавказская. Здесь было еще пять часов томительного ожидания. За это время я успел прогуляться по городу Кропоткин, в котором эта станция расположена, не удаляясь, однако, далеко от железнодорожных путей. Только в темноте южной ночи наш поезд прибыл на станцию назначения. Добраться до Краевого призывного пункта и разместиться в офицерской гостинице при нем не составило никакого труда.
Утром я сдал документы на набор команды и был отпущен на сутки на все четыре стороны.
Ставрополь - город небольшой. Интересно после шумной Москвы побродить по тихим улочкам провинциального южного города. Полное отсутствие военных патрулей в городе позволяло расстегнуть рубаху на несколько пуговиц и носить фуражку в руках, неспешно попивая прохладный квас на каждом углу. Потоптавшись полдня по полупустым улицам и изучив добрую половину города, я ощутил в себе непреодолимое желание искупаться. На мой вопрос: «Где у вас можно искупаться?» местные жители все, как один изумленно пожимали плечами и отвечали, что не знают. И только один седоусый старичок посоветовал ехать на Комсомольский пруд. Оказалось, что добраться туда можно только на такси. После долгих расспросов прохожих я выяснил, что дойти до пруда можно и пешком, но идти к нему надо, спускаясь по поросшему лесом крутому склону, что я с удовольствием и сделал.
Каково же было мое удивление, когда пруд оказался маленьким полувысохшим водоемом, в котором барахталось огромное количество детей, не оставляя надежд на приятное времяпровождение.
Этот день для меня закончился посещением местного кинотеатра, коих в ту пору в любом городе было превеликое множество.
На следующее утро мне была представлена моя команда. В списке значилась только одна русская фамилия! Вспомнился майор из управления, который отправлял меня. Я тут же бросился к дежурному подполковнику с претензиями, на что получил ответ, не терпящий возражений: « Ну что ты хочешь, у тебя же стройбат!». При личном общении с новобранцами я выяснил, что девять человек из них родом из Зеленчукского района и все они карачаевцы. Оставшийся русский был какой-то зашуганый, но держался молодцом. Одно радовало, что все ребята были крепкими и, судя по личным делам, большинство из них занималось спортом, некоторые имели спортивные разряды. Вот одного из таких спортсменов, ростом под метр девяносто, я назначил командиром отделения.
Конечно же, все ребята хотели служить в Москве, но их смущали непонятные эмблемки на моих погонах. С непониманием они отнеслись к моим рассказам об инженерных войсках, бесконечно задавая вопросы о службе. Мне приходилось быть немногословным. В конце концов, военную тайну еще никто не отменял. Но желание служить в столице пересилило недоверие. Попутно выяснилось, что здесь же, на призывном пункте, или рядом с ним, уже второй день обитает многочисленная родня моих карачаевцев. Это добавляло ненужного напряжения при общении с новобранцами.
Вечером перед дверями нашей комнаты общежития нарисовалось три лица кавказской национальности: «Слющай, уважаемый, ты из Москвы? Я тож в Москве живу, возми моего брата в свою команду, в Москву! Буду в Москве, ящик коньяка привезу, мамой клянусь! Скажи свой адрес. Прямо домой тебе привезу!» Я не то чтобы не поверил горячим парням, просто это было не в моей компетенции, что я прямо и сказал джигитам. С этим они и растворились в душной ночи.
Через час за мной прибежал посыльный с приказом срочно явиться в штаб. Когда я полусонный предстал пред очами дежурного по штабу, летчика - подполковника такого же кавказского вида, как и мои недавние знакомые, я заподозрил неладное. Подполковник обыденным тоном сообщил мне, что в составе моей команды произошли изменения. «Последнего русского забираете?»- похолодел я. «А что ты хотел, в стройбат-то? Будет хороший парень, спортсмен!» Десятый член моей команды оказался балкарцем.
На следующий день была назначена отправка. С утра возле призывного пункта царило оживление, это пришли провожающие. Тут были и мамы в нарядных платьях со свертками в руках, и бабушки в платочках, постоянно смахивающие слезу, и молчаливо-торжественные мужчины в праздничных пиджаках, но одна группа людей разительно выделялась в пестрой толпе.
Группа, численностью раз в пять больше моей команды стояла особняком. Женщины в платьях темного цвета стояли в сторонке, а одна из них, похоже, самая старшая по возрасту, сидя на табурете, играла на аккордеоне лезгинку, мужчины же, встав в круг, поочередно танцевали. В этой группе я безошибочно узнал провожающих моей группы.
После того, как краевой военком, грузный генерал-майор, выступил с короткой напутственной речью к новобранцам, команды стали рассаживаться по автобусам и разъезжаться. Все происходило довольно спокойно. До отправки моей команды оставалось два часа. Мы должны были вылетать из аэропорта Минеральных Вод после полудня.
Все два часа продолжалось веселье. Танцоры, как на конвейере сменяли друг друга в танце, женщины тоже менялись за аккордеоном, но ни один мужчина не притронулся к музыкальному инструменту. Началась невообразимая кутерьма. Мои новобранцы ходили гоголем среди родни, они явно были горды собой. Горды тем, что идут служить в Советскую армию, и будут служить ни где-нибудь, а в самой Москве. В какой-то момент мне показалось, что я теряю контроль над своей командой и к приезду автобуса не смогу собрать ее. Тут ко мне подошел седовласый карачаевец, и дружески похлопывая по спине, сказал: «Старлей, ты не думай, наши ребята никуда не убегут. Мы им дали наказ честно служить Родине. Они не ослушаются старших».
Когда пришло время отъезда, офицерам, оставшимся на призывном пункте, пришлось организовывать оцепление для того, чтобы посадить парней в автобус, оттеснив их от толпы провожающих. Только сидя в автобусе, я позволил себе немного расслабиться. Теперь вся ответственность за команду лежала на мне.
Не успели мы проехать несколько километров, как наш автобус обогнала «Волга», из окон которой по грудь высовывались молодые кавказцы, размахивая руками и стараясь перекричать шум двигателей. Я вспоминал рассказы сослуживцев о выбитых стеклах поездов и искренне не хотел таких приключений, но вся трехчасовая дорога до Минеральных Вод прошла относительно спокойно, не считая концерта за окнами автобуса.
В аэропорту нас уже ждали. Несколько машин обогнали наш автобус, и родственники моих призывников уже успели оборудовать концертную площадку. Представление продолжалось до самой посадки в самолет. И даже когда вся команда сидела на борту, мы видели в иллюминаторы, что на балконе аэровокзала толпа родственников машет и что-то выкрикивает не взлетевшему еще самолету.
Перед подлетом к Москве я увидел в креслах самолета уже не тех бравых джигитов, которые были еще в аэропорту, а тревожные глаза обыкновенных советских мальчишек. Для них начиналась новая жизнь.
Во Внуково нас встречал уставший майор. После моего доклада он, проникновенно посмотрев мне в глаза, спросил: «Русские есть?».
«Ни одного!»
«Ничего, бывает!» - бодро хлопнул меня по плечу майор.