Хорошо, когда тебе двадцать лет, твой организм кипит жизненной энергией, на душе звонко чирикают птички , а в голове летают пёстрые наивные бабочки!
Уже вторую неделю я валяюсь в постели - вся в подушках, как Шехерезада, книжки читаю, грызу печенье, смотрю телевизор... Хорошо-то как!... Хорошооо!.... Вы подумали, что каникулы у меня? Не угадали! Пнев-мо-ни-я!
Не понимаю, почему воспаление лёгких считается "серьёзным заболеванием"! Насморк - и то куда противнее. А у меня - температура почти нормальная, не кашляю, не чихаю, ничего не болит... Только изредка покалывает где-то под рёбрами, да время от времени хочется глубоко-глубоко втянуть в себя побольше воздуха.
Да... Последние пару дней я всё чаще чувствую потребность поглубже вздохнуть, закрыть глаза и блаженно полежать в теплой невесомости пухового одеяла... Заметив это, мама забеспокоилась, сказала: "Кажется, приближается кризис болезни" - и притащила с работы кислородную подушку.
Моя мама - врач, поэтому мне повезло, я болею дома под её чутким надзором, а не в унылой больничной палате. Я возлежу на старинном топчанчике, любимом месте отдыха моей суровой и властной прабабки. Отсюда, с этого высокого изголовья, сверкали буравчики её чёрных глаз, которых побаивалась вся семья. А её красавица-дочь, моя улыбчивая зеленоглазая бабушка, исправно пять раз в день кормит меня разными вкусностями: нежными котлетками, любовно приготовленными на пару с кусочком сливочного масла внутри, румяной ароматной картошечкой, хрустящими солёными огурчиками, всевозможными салатиками, пышными омлетиками, аппетитными пирожками.. Уфф... Попробуй всё это не съешь!.. А последние пару дней, перед едой, бабуля снимает со светлого резного серванта большую кислородную подушку и дисциплинированно выполняет назначения нашего родного, но строгого доктора: подсовывает мне под нос "намордник" на резиновой трубке, и я делаю несколько глубоких вдохов.
Сегодня мне не хочется ни читать, ни есть, ни дышать "в трубочку". Нет, я не чувствую, что мне стало хуже. Ну и что, если я просто хочу поспать? Но бабуля беспокойно поглядывает на часы: обычно по пятницам мама приходит с работы пораньше. "Ну где же она?" - бормочет бабушка, то и дело подходя к окну.
Наконец хлопнула входная дверь, и через минуту в комнату легко вбегает пахнущая морозом мама: "Ну как?" - с порога спрашивает она. Я лениво улыбаюсь в ответ, а бабушка сразу выпалила:"Не хочет дышать!"
- Я дышуу... - слабо возразила я.
Мама быстро и деловито вытащила из сумки фонендоскоп и стала прикладывать ко мне со всех сторон его холодный кружочек:
- Дыши! - сосредоточенно командует она при каждом прикосновении ко мне своего "орудия труда".- Дыши!
Мне кажется, я послушно выполняю этот приказ. Но маме недостаточно:
-Дыши, я тебе говорю! - она выхватывает кислородную подушку из рук стоящей рядом бабушки и подносит её к моему лицу: - Дыши!
Я устала от этих процедур, я не хочу делать эти глубокие вдохи, да и не нужно это мне!
Мне хорошо, я просто хочу спокойно полежать! Я отворачиваю лицо к стене, чтобы мама с бабушкой наконец оставили меня в покое. Тяжёлые веки слегка опустились, я вижу белоснежный пододеяльник перед моим носом и кусочек гобелена на стене... Так хочется, чтобы меня уже не дёргали, а они всё уговаривают и уговаривают:"Дыши!" Почему-то нет сил возразить вслух, и я им отвечаю мысленно:"Да успокойтесь, всё в порядке. Ну не хочу я дышать, и не надо..."
И вдруг с удивлением замечаю: а я ведь и вправду не дышу. Сколько же времени прошло с тех пор, как я перестала даже слегка вдыхать воздух - минута, две?.. Не знаю. Почему-то стало немножко смешно от мысли: "Люди говорят: "нужно, как воздух", "необходимо, как дыхание" ... А оказывается, дышать вовсе не обязательно... " Я спокойно рассматриваю цветные ниточки гобелена у самых глаз. "А может быть, дышать - всё-таки необходимо, а я не дышу, потому что умираю?" - эта спокойно-безразличная мысль была последней, которую я подумала, глядя полуприкрытыми глазами на фрагмент коврика на стене.
Картинка мелькнула, и в следующий момент я уже наблюдала за всем происходящим с высоты примерно двух метров. Мама метнулась к телефону, вызывает скорую помощь. Бабушка, наклонившись над моим телом, к чему-то прислушивается. То, что внизу, на постели, повернув голову к стене, лежит "моё тело", воспринимается мной совершенно естественно и спокойно. Ну, моё тело. Ну, моя одежда. Ну, мои тапки. А я - вот она, зависла под потолком, ощущая себя лёгким газовым шариком, полупрозрачным, светящимся матовым белым светом. Мне комфортно и легко. Умиротворённое блаженство. И потому я не могу понять беспокойство мамы. Почему она так волнуется? "Мама, да оставь ты это тело, пусть лежит себе! Я же - вот. И мне хорошо." Это я подумала. Но сказать вслух - желания не возникло. Почему-то казалось, что мама должна понять это сама.
Я, глядя на родных, с непоколебимым спокойствием слушая их тревожные реплики, разглядываю знакомую комнату. Неожиданностью стало то, что, оказывается, я могу видеть всё по кругу, даже шарообразно: одновременно и пол, и потолок, и все четыре стены. Парю под потолком и вместе со всеми жду приезда скорой. Зачем она нужна? Не задумываюсь над этим. Раз уж мама вызвала её, значит, так надо. "Господи, ну скоро они приедут?!" - в нетерпении заламывает руки мама. Мне становится любопытно: а правда, скоро ли? И я смотрю в окно в том направлении, откуда должен появиться автомобиль. Вижу окно, улицу за ним, а вдалеке - едущий к нам автомобиль с красным крестом. Вот здорово - как далеко я могу видеть! Не мешают даже соседние дома. Просто направляю своё внимание на улицу и вижу, словно в подзорной трубе, то, что мне нужно!..
"А где же сейчас папа? - вдруг подумала я. - Он должен быть на работе," - в ту же секунду моё внимание направило свой "луч" в сторону завода, где трудится отец. И снова, словно выхваченная круглым лучом прожектора, раздвигая в пространстве всё лишнее, показалась живая картинка: папа, разговаривая с двумя сотрудниками, деловито жестикулируя, решает какую-то производственную задачу. О чём он говорил? Я не слышала. А может, не прислушалась? Просто в этот момент моё внимание отвлекла подъехавшая к дому машина скорой помощи. Из неё сразу же выскочили и побежали к нашей двери четыре человека. Двое из них были мне знакомы - мамин коллега-врач и полненькая медсестра "Леонтьевна". Её все так и называли, по отчеству, её имени я не помнила никогда.
Я уже привычно проследила взглядом сквозь стены, как вся компания, неся в руках какое-то медицинское снаряжение, торопливо прошла через прихожую и коридор - к нам в комнату. Глядя на всех сверху, я расплылась в широкой улыбке (не знаю, как это было на самом деле, но, по крайней мере, у меня было такое ощущение - улыбки). Дело в том, что у Леонтьевны на ногах были очень смешные цветные тапочки - что-то среднее между ботинками типа "прощай, молодость" и детскими легкомысленными пинетками. Я засмотрелась на это обувное чудо, не прислушиваясь, о чём переговариваются присутствующие под лязг торопливо открывающихся металлических чемоданчиков.
Бабушка, сжимая свои красивые пальцы под подбородком, неподвижно стоит чуть в стороне от всех, у двери в смежную комнату. Мама помогает коллегам раскладывать передвижной медпункт. Все немногословны, звучат только отрывистые деловитые фразы. Мне стало скучно за ними наблюдать, и я посмотрела вверх.
Надо мной не было ни потолка, ни крыши. Я удивительно быстро привыкла к этому явлению: для меня уже стало естественным исчезание всяких преград в тот момент, когда мне хочется увидеть то, что находится за ними. Увлекаемая лучом, рассекающим пространство по моему желанию, я всплываю выше. Моя комната стала казаться меньше, оставаясь внизу, открытой моему взору, голоса и звуки в ней стали тише. Да и не интересно мне наблюдать, чем там занимаются медики с моим телом, не обращая внимания на Меня. Я ожидала увидеть с высоты наш город. Но увидела совсем другое.
В звонкой тишине раскинулась со всех сторон бессолнечная, но светлая Бесконечность. Я в восхищённом спокойствии зависла над этим простором. Глядя во все стороны одновременно, я вижу чуть вдалеке от себя всё, что только возможно увидеть во Вселенной: людей, города, пейзажи, планеты... Всё двигается, живёт и меняется. Трудно рассмотреть детали - слишком много всего вокруг.
Мне пришла мысль, что я смотрю сверху не только на пространство, но и на время! Подо мной и в стороны - находится настоящее время, сзади (если можно так выразиться) - прошедшее, а впереди - будущее. Я направила "луч внимания" в ту сторону, где, как мне инстинктивно показалось, находится будущее.
Следующая моя озорная мысль вызвала новое видение: "Если я "умерла", - подумала я, - то как будет выглядеть могила, куда положат моё тело?" И сразу же пространство передо мной стало быстро приближать какую-то картинку, словно я поворачивала окуляр телескопа. Я разглядела на холме незнакомого кладбища большой надгробный памятник из чёрного мрамора, на котором было моё изображение в полный рост. Ах, как интересно!
Продолжая приближаться к памятнику, я прочитала крупно высеченные светло-серые цифры: год рождения - год смерти. Год рождения был мой. Год смерти - наступит более, чем через девяносто лет... Пожалуй, это первое, что заставило меня по-настоящему удивиться в этом новом для меня мире. Я с любопытством подалась ближе к памятнику, чтобы прочитать то, что написано на нём мелким шрифтом... Но в этот момент какая-то мягкая сила потянула меня назад.
Я очутилась снова под потолком своей комнаты.
- Всё будет хорошо, - услышала я слова врача, обращённые к моей матери.
Медсестра в смешных тапочках вынула иголку шприца из вены левой руки моего тела.
Вторая медсестра уже заканчивала упаковывать картонные коробочки и блестящие вещицы в знакомый мне металлический чемоданчик.
Но я не успела проследить, что было дальше. Меня, словно муху в пылесос, стало затягивать вниз, к моей телесной оболочке. Быстро и смазано промелькнула картинка последнего метра над кроватью - и вот уже я смотрю в упор на диких уток пёстрого гобелена... И в тот же момент почувствовала, как ноет мой левый локоть. Кто-то крепко держал согнутой в локте мою руку. "Укол!" - вспомнила я и повернула лицо к маме. Мама вспыхнула одновременно улыбкой и слезами.
- А где все? Уже ушли? - кисло спросила я, одновременно потягиванием и выкручиванием разминая своё тяжелое, словно туго спелёнутое тело. Моя грудная клетка давила на меня пудовым грузом. Я чувствовала себя заключённой в тесную упаковку. И это меня не радовало. Куда девалась недавняя лёгкость? Вместо безмятежного спокойствия, которое было минуту назад, в душе поселилась непонятная грусть и тяжесть предстоящей, пока не осознанной, ответственности.
- Как, доченька, ты всё слышала? - удивлённо подняла брови мама. - А мы считали, что ты была без сознания!
- Я была в сознании и всё видела и слышала, - сказала я обыденно, и в доказательство пересказала часть разговора, подслушанного "сверху".
- А почему же ты не отвечала, не дала знать, что ты в сознании?! Мы же так волновались! - воскликнула мама.
- Не обижайтесь. Я не могла этого сделать, потому, что была там, - я указала пальцем вверх над собой. - Оттуда всё видела и слышала.
Бабушка с интересом подошла ближе. А мама с серьёзным видом поспешила объяснить:
- Понятно, - сказала она. - У тебя было кислородное голодание мозга. При этом бывают галлюцинации. Сквозь помутнённое сознание ты всё слышала, что мы говорили, а мозг "дорисовывал" картинку!
Возможно, мама была права. Она грамотный специалист. Но я не поверила. Даже сначала огорчилась и растерялась: мне нечего возразить против медицинских знаний.
- А как же тапочки? - неуверенно спросила я, ещё не понимая, что нашла "убийственный" аргумент. - У Леонтьевны были смешные тапочки! Неужели вы не заметили? - я по очереди посмотрела на застывших маму и бабушку. По их реакции было понятно, что тапочки они заметили.
- Я лежала, отвернувшись к стене, вправо, - продолжила я доказывать свою правоту, - как же я могла увидеть, то, что было на полу слева?! Как мой мозг мог "дорисовать" в точности тапочки, которых я не видела раньше, и которые не издавали звуков, вызывающих картинку галлюцинаций?
Ответа на свой вопрос я не получила. До сих пор. Только с той поры все члены нашей семьи, каждый в одиночку и втихомолку, стали интересоваться всевозможной литературой, способной хоть как-то пролить свет на загадочное происшествие, свидетелями и участниками которого мы стали в ту февральскую пятницу. Я, как убеждённый материалист, начала глубже изучать естественные науки, особенно химию и физику.
Часто, оторвавшись от книги, я снова и снова прокручиваю в памяти мельчайшие подробности того непонятного случая. Вспоминаю каждое ощущение, пытаюсь нащупать в глубинных импульсах своего мозга тот "волшебный луч", позволяющий видеть сквозь стены и время. Может, он и есть то шестое, неуловимое чувство, которое деградировало за ненадобностью в нашей рациональной жизни?
Скажу по секрету: иногда непроизвольно, в исключительных случаях этот "луч" всё-таки мелькает в моём восприятии. Однажды явственно его ощутив, я теперь легко узнаю это чувство, и каждый раз пытаюсь ухватить его, подчинить своей воле. Но пока не совсем получается.
Зато одно меня определённо радует: после "смерти" я больше не болею! С того самого памятного дня моя пневмония быстро и бесследно испарилась, а вместе с ней канули в небытье все мои давние, привычные с детства болячки: ревматизм, вегето-сосудистая дистония, гастрит, частые ангины...
"Перезагрузка" прошла успешно. А значит, мне нужно ещё что-то сделать в этой жизни...