Национальный и интернациональный вопрос.
Латыши и евреи Прибалтийского края.
Как известно, в годы Гражданской на стороне «красных» и «белых» войск действовали многочисленные отряды, полки и даже дивизии различных национальных формирований.
На стороне РККА действовали красные латышские полки, интернациональные отряды с китайскими, венгерскими, финскими подразделениями.
На стороне белых, кроме собственно русских и казачьих частей, воевали татарские, немецкие (да-да, прославленные немецкие регулярные войска, и мы о них позднее подробно поговорим!), а также финские, ингерманландские, латышские, тюркские подразделения и части.
Я уже не говорю о чехословацком корпусе, сыгравшем огромную роль в организации белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке, или войсках интервентов (французских, английских, американских, японских, греческих, польских) частях и дивизиях.
Сейчас у многих россиян (особенно у поклонников псевдомонархической версии истории Гражданской войны) есть иллюзия, что на стороне красных чуть ли не «сплошняком» воевали латыши, венгры, да китайцы, под страхом наказаний от злобных еврейских комиссаров с маузерами, а вот на стороне белых – были чуть ли не исключительно «природные русские», поддерживаемые частями казачьего сословия.
Разумеется, это совсем не соответствует действительности.
Игорь Семенников в своей статье «Гражданская война в Сибири. Документы», приводит такие примеры:
«Оперативное сообщение Томского революционного комитета об организации военно-революционного штаба, вооружении рабочих и переходе колчаковских воинских частей на сторону Советской власти г. Томска 18 декабря 1919года:
«Сегодня в 1 час дня военно-революционным комитетом был организован военно-революционный штаб, который немедленно приступил к реорганизации военных частей, переходящих на сторону Советской власти, и вооружению рабочих.
Первой воинской частью, изъявившей свое согласие на переход на сторону Советов, был 1-й гренадерский батальон (пепеляевцы), дальше регистрация шла в следующем порядке: СЕРБСКИЙ отряд, 5-й Томский полк, 7-й кузнецкий, 2-й прифронтовой, Екатеринбургское юнкерское училище, 1-й артиллерийский полк, 2-й артиллерийский полк, 4-й тяжелый артиллерийский дивизион…2-й инженерный дивизион, оперативная часть штаба 2-й дивизии и все ее команды, ЕВРЕЙСКАЯ рота самообороны, ТЮРКО-Татарский отряд, городская самооборона...»
«Количество противника по показанию пленного 400 чел., при 8 пулеметах и все поляки».
«В Барнауле чехи и поляки продают на толкучке награбленное крестьянское имущество».
Как видим, только среди тех, кто в Томске перешел на сторону Советской власти были белые сербские и тюркско-татарские части и даже местная рота еврейской самообороны (!!!)
Так что легенда о «героической борьбе русского народа против «красного интернационала» была создана на пустом месте, при помощи шулерских приемов подтасовки и передергивания фактов.
Интересно, что «корни», истоки многих этих национальных формирований в событиях Первой мировой войны и крайне бестолковой (мягко говоря) национальной политики царской администрации в то время.
Как известно, одними из самых боеспособных частей молодой Красной Армии в 1918 году были латышские полки.
Давайте посмотрим, откуда же они появились в царской армии?!
В годы ПМВ генерал-губернатором Прибалтийского края был известный монархист П.Г. Курлов, оставивший интереснейшие мемуары «Гибель Императорской России».
Вот что он рассказывает о «национальном вопросе» в прибалтийских губерниях того времени:
«Первое, что мне бросилось в глаза в Риге, это — вывески на немецком языке и господствовавший в городе немецкий говор».
(Кстати говоря, документация и все делопроизводство ландратских коллегий в Риге тогда велось на немецком языке. Царская администрация за 200 лет владения этим краем так и не удосужилась перевести его на русский язык).
«Мне пришлось сделать распоряжение об устранении немецких вывесок и недопущении разговоров на немецком языке, - продолжает П.Г. Курлов.
«В Риге я убедился, что настроение в городе крайне тяжелое: старинная вражда между местным немецким населением и латышами разгорелась до значительных размеров. Со стороны латышей сыпалась масса обвинений на своих противников не только за их чрезмерную любовь к германцам, но и за шпионство и даже за государственную измену. Во всем этом была масса преувеличений…
Некоторая вина падала на немецкое население, которое не учло обстановки момента и допускало ряд бестактных действий, послуживших причиной огульных обвинений. Оно не понимало, что в период войны с Германией необходимо было отказаться от многих проявлений, естественных при общности языка, национальности, религии.
Так, например, мне доложили, что при первом прибытии в Ригу военнопленных германцев они были встречены с цветами (!!!). Желая предупредить повторение таких случаев, которые, конечно, могли вызвать репрессии со стороны военного начальства, я по телеграфу просил главного начальника округа впредь не направлять в Ригу пленных немцев».
Очевидна следующая ситуация: в Риге существовала давнишняя, без преувеличения, многовековая вражда между богатым городским немецким населением и местными крестьянскими (в своей массе) латышскими жителями. Начало Первой мировой войны эту вражду обострило, и позволило латышам использовать ее для сведения старинных счетов и не только с немцами…
К сожалению, и русское население, и царская администрация активно не высказывало при этом своих русских национальных интересов и придерживались позиции «стороннего наблюдателя» во время развития этой ситуации.
Более того, целый ряд суровых решений Ставки верховного главнокомандующего в 1915 году принесли явный вред стране и способствовали «революционизированию» целых национальных слоев и групп.
Ярким примером этого было решение Ставки о ПОГОЛОВНОМ выселении ВСЕГО еврейского населения Курляндии.
Вот что вспоминает об этом П.Г. Курлов:
«В Прибалтийском крае я на практике столкнулся с распоряжениями военного начальства о выселении местных жителей и о торговой и промышленной эвакуации. Первые из указанных распоряжений обусловливались наступлением неприятеля и сопряженной с ним необходимостью уничтожения всяких запасов и практиковались иногда как карательная мера за действия некоторых лиц во вред нашим войскам.
Таково, например, выселение евреев из Курляндской губернии. Я получил приказание верховного главнокомандующего выселить из названной губернии всех евреев без различия пола, возраста и занимаемого ими положения…
Курляндская губерния входила в черту еврейской оседлости. Снабжение госпиталей и других военных учреждений, а равно и вся торговля были в руках евреев. В местных лазаретах работало значительное количество еврейских врачей. Поголовное выселение вызывало приостановку жизни в губернии, и все члены комиссии единогласно против него восстали. Обо всем вышеизложенном я донес на ставку, присовокупив, что массовое выселение невозможно к тому же и за недостаточностью вагонов, а потому я ходатайствовал производить эвакуацию постепенно, оставляя тех, пребывание которых я считал бы необходимым для дела. В ответ я получил подтверждение о неуклонном исполнении отданного приказания под страхом строжайшей ответственности. Тогда я приказал начать выселение постепенно и с ним не торопиться, а сам просил разрешения приехать на ставку для личного доклада. На другой или третий день приехал в Ригу генерал Данилов, которому я сделал подробный доклад. Он вполне одобрил мои соображения и заявил, что немедленно переговорит об этом с главнокомандующим армиями фронта; действительно, я получил уведомление, что и генерал Алексеев утверждает мои предположения, но приказывает по распоряжению ставки взять заложников из наиболее выдающихся по общественному положению евреев, например раввинов, и содержать их под стражей.
Эта, по моему мнению, совершенно несправедливая и жесткая мера вызвала вновь мое возражение, а я поторопился воспользоваться полученным разрешением и выехал на ставку».
В Ставке выяснилось, что мера эта была избрана в качестве возмездия всему еврейскому населению Курляндии за: «истребление германцами небольшого нашего отряда вблизи Шавлей: они настигли отряд врасплох, что и было отнесено на счет шпионажа со стороны евреев».
Об этом рассказал П.Г. Курлову тогдашний начальник Штаба верховного главнокомандующего генерал Янушкевич.
«На мое замечание, что я понял бы самые крутые меры на месте, но не могу себе представить, почему этот случай должен ложиться незаслуженной тягостью на ни в чем не повинное еврейское население целой губернии,— генерал Янушкевич, ссылаясь на крайнее раздражение великого князя происшедшим и моими повторными телеграммами, не взял на себя труда нового доклада верховному главнокомандующему и предложил это сделать мне самому, пригласив меня в вагон великого князя».
После доклада Курлова великому князю Николаю Николаевичу и тяжелого разговора с ним, Николай Николаевич отменил свое распоряжение.
«Тем не менее, многие из евреев Курляндской губернии были уже высланы, что, конечно, повлекло для них крайне тяжелые последствия, хотя бедственное положение этих невольных беженцев… Нельзя не отметить, что упомянутое распоряжение требовало выселения непременно в черту еврейской оседлости за исключением губерний, объявленных на военном положении. Между тем вся черта оседлости входила в число таких губерний, и оказалось, что выселяемых евреев некуда направлять, что вызвало большую переписку с Петроградом».
В итоге, еврейских «выселенцев стали направлять в глубинные районы империи, где они увеличили число озлобленных и обнищавших людей, ненавидевших тогдашний российский государственный строй и готовых к любым революционным эксцессам.
Повторное наступление германских войск в пределы Курляндии, в 1915 году, при котором они овладели Либавой вызвало решение Ставки о ПОГОЛОВНОМ выселение ВСЕХ жителей этой губернии!!!
«Это повлекло за собой не только тяжелые последствия для выселяемых, но и серьезный вред для остальных частей России, куда эти беженцы направлялись.
Указанные для их жительства местности переполнялись массой пришлого элемента, цены на предметы первой необходимости, благодаря усиленному спросу, значительно возросли, что не могло не вызывать недостатка этих предметов и дороговизны и в остальных частях Империи, — вот два фактора, оказавшие серьезное влияние на экономическую разруху государства перед революцией.
Упомянутые мероприятия высшего командования были прекрасно охарактеризованы одним из выдающихся военачальников, который высказывал, что немыслимо в 1914 году вести войну по принципам 1812 года.
Надо было видеть картину этого нового переселения народов: шоссе от Прусской границы на Шавли и Ригу, а затем и далее было сплошь запружено беженцами, двигавшимися с семьями и скарбом».
(Подчеркнем, что решение о ПОГОЛОВНОМ выселении населения целой губернии, или о взятии заложников из числа наиболее уважаемых представителей какого-то народа запросто принималось царским верховным главнокомандующим в годы Первой мировой войны, на основании сравнительно незначительных поводов.
Мы должны помнить об этом, когда упрекаем советскую Ставку за аналогичные решения, принятые в куда более тяжелой и трагической обстановке 1941-42 годов).
Не менее «интересная» история получилась и с созданием национальных латышских полков в годы Первой мировой войны.
С самого начала войны, царская администрация стала практиковать административные аресты и высылки «неблагонадежных» представителей немецкого населения Прибалтийского края. Постепенно это давление усиливалось.
П.Г. Курлов вспоминал: «…высылки стали инспирироваться второстепенными чинами полиции...
На повышение такого настроения населения влияли и некоторые члены Государственной Думы, в особенности князь Мансырев, прошедший, кстати, в депутаты благодаря немецким голосам, и латыш Гольдман, бывший волостной старшина Курляндской губернии. Последний отнимал у меня массу времени своими постоянными жалобами на курляндского губернатора С. Д. Набокова и невыполнимыми требованиями своих выборщиков.
Несмотря на то, что я старался всеми силами идти навстречу каждой законной просьбе, Гольдман не стеснялся даже в присутствии моих ближайших подчиненных угрожать мне сведением счетов при открытии Государственной Думы.
Гольдман был одним из энергичных сторонников сформирования отдельных латышских полков и вел в этом направлении усиленную агитацию как в Петрограде, так и на ставке верховного главнокомандующего…
Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал Алексеев запросил мое мнение, и я ответил, что считаю такое сформирование недопустимым и с точки зрения государственной весьма опасным. По окончании войны, каков бы ни был ее исход, существование таких национальных войск в местности, объятой пламенной ненавистью между отдельными частями населения, вызовет для государства серьезные осложнения.
Современные подвиги большевистской латышской «гвардии» Ленина из сформированных вопреки моему докладу во время войны латышских полков наглядным образом подтверждают справедливость моих суждений».
Таким образом, инициатором и активным лоббистом идеи создания национальных латышских полков был волостной старшина Курляндской губернии Я. Гольдман (латышский вариант его фамилии Голдманис).
Другим инициатором этого создания был «знаменитый победитель под Митавой», (перед которой германские войска, при первом вторжении в Курляндию, остановились и на город не наступали), генерал Потапов.
«Он произнес речь о мощи латышского народа и его выдающейся роли в войне с Германией.
Латыши поднесли ему почетную саблю», вспоминал П.Г. Курлов.
Ну, а юридически оформил создание этого латышского соединения будущий «вождь Белого движения» (и организатор отречения Николая Второго) генерал М.В. Алексеев:
1 августа (19 июля ст. ст.) 1915 года командующий Северо-западным фронтом генерал Алексеев подписал приказ № 322 об образовании латышских стрелковых батальонов.
Одновременно депутатами Государственной Думы России Я. Голдманисом и Я. Залитисом в Петрограде было опубликовано обращение к соотечественникам: «Собирайтесь под латышскими флагами!». Они призвали добровольцев на службу в формирующиеся латышские батальоны. Было решено сформировать 8 стрелковых батальонов.
12 августа в Риге началась запись добровольцев.
В короткое время, вместо планировавшихся двух, было создано три батальона для защиты Риги. 23 октября 1-й Усть-Двинский латышский стрелковый батальон был послан на фронт.
5 ноября в бои вступил 3-й Курземский батальон. По окончании этих боев была объявлена всеобщая мобилизация латышей, в результате которой были созданы ещё 5 латышских стрелковых батальонов, а также один запасный батальон.
Летом 1916 в латышских частях на фронте частях было около 11,5 тысяч штыков. По национальному составу: латыши (10 278), эстонцы (402), русские (192), литовцы (174), поляки (128), немцы (25).
Из них: добровольцы - 2 522, перешедшие из других частей - 6 567 и мобилизованные - 2 318.
Подчеркнем, что процент добровольцев в латышских полках был ОЧЕНЬ высок и не имел аналогов среди других частей царской армии в годы ПМВ. С самого начала латышские части отличались высочайшей дисциплиной, крепкой национальной спайкой, стойкостью и мужеством в боях.
Обратите внимание и на лозунг, под которым формировались эти латышские батальоны: «Собирайтесь под ЛАТЫШСКИМИ флагами!». О России, или русском флаге тут и речи нет. Вот когда официально стал зарождаться латышский национализм, под сенью слепой и глухой царской администрации...
4 ноября 1916 года латышские батальоны были преобразованы в полки, разбитые на две Латышских бригады, образовав стрелковую дивизию в составе 12-й армии.
«В конце 1916 — начале 1917 года была предпринята попытка наступления (Митавская операция) на немецкие позиции.
Самые знаменитые сражения латышских стрелков имели место 23 — 29 декабря 1916 г. (5 — 11 января 1917 г. н. с.). Местом наступления на Рижском участке фронта была выбрана болотистая местность между Бабитским озером и Олайне, именуемая Тирельскими болотами. В историю эти военные действия вошли под названием «Рождественских боев»….
22 — 31 января 1917 г. (н. с.) проходили «Январские бои», в ходе которых немцы пытались вернуть потерянные в «Рождественских боях» территории.
В этих сражениях латышские стрелки показали исключительный героизм, понеся ужасающие потери. Русская армия потеряла в ходе этих действий 26000 солдат, из них 9000 латышских стрелков. Неудачный ход Рождественских боев породил недоверие к руководству армии, среди латышских частей распространялись слухи об измене командования.
7 февраля 1917 г. генерал Алексеев потребовал у военного министра отправить комиссию для расследования событий на Рижском фронте, но расследования не произошло из-за Февральской революции», - отмечает Википедия.
Перед февралём 1917 года, латышская стрелковая дивизия состояла из 2-х бригад 4-х полкового состава:
1-я Латышская стрелковая бригада:
• 1-й Латышский стрелковый Усть-Двинский полк
• 2-й Латышский стрелковый Рижский полк
• 3-й Латышский стрелковый Курземский полк
• 4-й Латышский стрелковый Видземский полк
2-я Латышская стрелковая бригада:
• 5-й Латышский стрелковый Земгальский полк
• 6-й Латышский стрелковый Тукумский полк
• 7-й Латышский стрелковый Баускский полк
8-й Латышский стрелковый Вольмарский полк
«Штат каждого Латышского стрелкового полка был установлен в 2497 человек (из них 1854 строевых нижних чина, 7 военных чиновников и военных врачей). В декабре 1916 года в дивизии имелось тридцать пять тысяч стрелков, тысяча офицеров. В запасном полку, расположенном на тот момент в Вольмаре, численность личного состава колебалась от десяти до пятнадцати тысяч человек.
В Латышской дивизии личный состав превышал количественно стандартную пехотную дивизию русской армии. Ставка готовила наступление в районе Митавы и предполагалось большое количество потерь.
Все стрелки имели на вооружении американские десятизарядные 7,62-мм винтовки системы Винчестера обр. 1895 года, изготовленные под русский патрон в США, с клинковыми штыками, в сентябре 1916 их заменили японские винтовки системы Арисака обр.1897 года. Под ружьё было поставлено большое количество призывников и всем уже не хватало привычных винтовок Мосина. Войска второго и третьего эшелона почти сплошь вооружались закупленным в США и Японии вооружением». (Википедия).
Очень интересно свидетельство П.Г. Курлова о том, что Николай Второй, якобы, был противником создания латышских частей. Вот что он рассказывает о своей беседе с Николаем Вторым во время царской аудиенции:
«…Государь ответил, что вполне разделяет мое мнение о нежелательности сформирования латышских полков, за противодействие которым меня так много упрекали, и со своей стороны такого сформирования не допустит. Беседу Император закончил выражением милостивого одобрения моей служебной деятельности, которая, по его словам, была такой же, как всегда».
П.Г. Курлов был настоящим монархистом, до конца преданным Николаю Второму и его свидетельству можно доверять.
Читая ТАКОЕ не устаешь удивляться, кто же НА САМОМ ДЕЛЕ руководил Российской империей?! Николай Второй в это время был уже и Верховным главнокомандующим, и царем, и Помазанником Божьим, и «Хозяином земли русской» (все в одном лице), а на деле не мог решить простейшего вопроса расформирования латышской дивизии, против формирования которой он высказывается…
После Февральской революции Латышская стрелковая дивизия сохранила дисциплину и боеспособность (в отличие от абсолютного большинства русских полков и дивизий, которые, увы, за полгода полностью разложились).
После Октября 1917 года Латышская стрелковая дивизия почти в полном составе перешла на сторону Советской власти, став ее ударным отрядом.
«26 октября 1917 года военно-революционный комитет 12 армии вышел из подполья взяв власть в свои руки в прифронтовой полосе. ВРК выступил с обращением к армии с манифестом, в котором сообщил о Петроградском восстании и призывом поддержать революционный пролетариат.
22 ноября 6-й Туккумский полк (2,5 тыс. человек) в полном составе переводится в Петроград для защиты Советской власти от возможной попытки её свержения...
В это время стрелки уже полностью попали под влияние большевиков, о чём свидетельствовали полученные ими 96,5 % голосов в полках латышских стрелков на выборах Учредительного собрания, прошедших 25 ноября 1917 года.
Как отдельное подразделение латышские стрелки были сведены приказом Совнаркома в Латышскую стрелковую советскую дивизию во главе с Вацетисом 13 апреля 1918 года. Теперь дивизия состояла из 3 бригад, по три стрелковых полка и два артиллеристских дивизиона в каждой. Кроме того — кавалерийский полк, инженерный батальон, батальон связи и авиационный отряд (18 аэропланов), тяжёлая гаубичная батарея (8 английских гаубиц «Виккерс»), зенитная батарея (4 зенитных орудия). Вместо офицеров отказавшихся служить большевикам, дивизия была доукомплектована командирами — латышами из русских частей. Также комплектовалась и артиллерия.
После заключения Брест-Литовского мира остававшиеся в Латвии стрелки перешли в Россию и 13 апреля 1918 года были сведены в Латышскую стрелковую советскую дивизию — первое регулярное соединение Красной армии». (Википедия).
Надо обязательно подчеркнуть, что латышские части, в годы Гражданской войны, воевали отнюдь не только на стороне Красной Армии.
Не менее активно они действовали на стороне Белой Армии, как в Прибалтике, так и в Сибири, на стороне войск Колчака.
Википедия приводит следующие факты об этом:
«В общем в Белом движении воевало около 9500 бывших латышских стрелков. Заручившись поддержкой командующего войсками Антанты в Сибири генерала Жанена, латыши стали формировать воинские подразделения — Имантский полк и Троицкий батальон (вместе около 2000 штыков) — для участия в освобождении территории Латвии от немцев.
По приказу военного министра генерала Галкина от 1 октября 1918, в Троицке был организован Латышский батальон. В него вошли, кроме бывших стрелков, латыши — колонисты и беженцы. На первом этапе формирования старались не брать служивших в Красной армии и сочувствовавших большевикам». Позднее был сформирован «белый» Латышский стрелковый Имантский полк...
Адмирал Колчак и его окружение не доверяли новым латышским частям, а японцы, доминировавшие на тот момент в регионе, расстреляли 31 добровольца, признав их большевиками.
Позднее, под давлением, правительство Японии выплатило компенсации семьям убитых.
Понимание было найдено только с чехословаками. Благодаря их поддержке, стало возможным обмундирование и вооружение батальона. Английские и французские военные представители финансировали это, договорившись об оплате с новым правительством Латвии.
После мобилизации, объявленной Верховным Главнокомандующим Русской армией адмиралом А. В. Колчаком латышские части отступали с частями Восточного фронта Русской армии и несли военную службу…
Троицкий батальон добрался до Владивостока и вместе с Имантским полком на судах союзников был доставлен 3 октября в латвийский порт Лиепаю, а через несколько дней — в Ригу. Прибыло более тысячи солдат с гражданскими лицами и детьми. За обеспечение полков Франция позже потребовала с Латвии 8,5 миллионов франков, а Великобритания — 130 тысяч фунтов стерлингов за их транспортировку на родину».
Вот так на полях Гражданской войны и появились латышские национальные части, которые воевали по ОБЕ стороны линии огня.
О том, как на фронтах Гражданской появились китайцы и немцы, о пленных, и об истоках шпиономании в России речь пойдет в следующей главе.
На фото: немецкий плакат времен ПМВ
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/04/733