тот или иной совет, он никогда не обращается ко мне во втором лице: сделай так-то; тебя только что обидели, поэтому ответь резко, ты умеешь, и т.д. Нет, он прикидывается мной и говорит, не стесняясь, от моего имени: я сейчас скажу это и это; мне угрожают, нужно срочно защищаться; постою-ка я за себя. Он говорит со мной от моего же имени!
Такое наглое поведение моего ецера часто помогает ему одержать надо мной победу. Введенный им в заблуждение, я действую, как он просит, наивно веря, что таков мой свободный выбор. В то время как мне следует выбрать освобождение от власти своего ецера – не слушать его и не уступать ему. Он не я! Не позволю собой манипулировать. Я не зомби своего ецера!
Повторяю. Мой ецер говорит во мне, притворяясь, будто он и есть я: сейчас я поступлю так-то. И я думаю, что эта фраза, произнесенная внутри меня, произнесена мной. И поступаю, наивно полагая, что я сам источник своих желаний и намерений[1].
А уже потом, после исполнения его преступного приказа, я, пойманный на ошибке, защищаю и оправдываю свой ецер, считая, что защищаю себя. Вместо того чтобы честно признать: да, я ошибся, совершил промах, когда дал своему ецеру убедить себя, поступив так, как он мне, нечистая сила, насоветовал[2]. Впредь буду стараться держать эту силу в узде. А сейчас приношу извинения, признаюсь в проступке и принимаю на себя наказание.
(Из конспекта уроков по еврейской этике)
[1] А ведь все иначе: мои желания и есть мой ецер. Мои желания это очень часто не я! И сие обстоятельство надо учесть, когда он снова примется приказывать мне изнутри. Я понятно объясняю?
[2] Ведь исполнение чужих преступных приказов не освобождает исполнителя от наказания, не правда ли?