А что если попробовать взглянуть на плотские страсти людей глазами ангелов? Именно это предлагает нам автор. Постель. Он и Она в порыве желания. А сверху, с небес, за каждым движением этой пары наблюдают внимательные взгляды…
ПРЕИМУЩЕСТВО БЫТИЯ
Р. Хасс
Вольный перевод с англ.
Как много людей, занимаясь любовью,
Чужой на себе и не чувствуют взгляд,
Не знают они, что над их изголовьем
Небесные ангелы чинно парят.
И золотом блонд их кудрей отливает
Прохладных, как струи потоков речных.
Друг другу власы они в косы сплетают,
И дела им нет до созданий земных.
Но все же нет-нет да и кинут вдруг взоры
Сквозь свода хрусталь, что незыблем вовек,
Того эмпирея, post mortem в который
Так сильно стремится попасть человек.
И смертная пара, та, что в исступленье
Сливается в грубом экстазе своём,
Им видится птицами без оперенья,
Что плещутся в луже кровати вдвоем.
И женщина, к пику приблизившись страсти,
Мужчины касается сомкнутых век.
«Смотри на меня», - говорит ему властно.
И ей повинуется тот человек.
Иль он говорит ей слова эти томно?
Неважно. И веки поднимутся вдруг,
Как занавес пыльный над сценою темной,
Послушный канату и мускулам рук.
И вот они тонут во взглядах друг друга.
Глаза ненасытною жаждой горят.
Зрачки у нее – изумленных два круга.
Его – и без слов обо всем говорят.
И похоти клей скользко-сладкий скрепляет
Слиянье в горячке их тел середин.
И ангелы, те, что с высот наблюдают,
Впадают в уныние все как один.
С патетикой вздрагивают серафимы
И напоминают вдруг нищих ханжей
С чертами изящными, роком гонимых,
Не брезгующих в жизни многим уже,
Торгующих хламом вразнос всяким рьяно.
Пусть кожа бела еще их тонких лиц -
Портреты героев сих в тексте романа
Уже средь совсем непристойных страниц.
С каким отвращеньем небесные стражи
Взирают на страсть в первозданной красе!
Страдания ангелов чувствует даже
Весь космос и Божьи творения все.
И всё мироздание звук испускает,
Похожий на плач погребальный Луны.
Рыданья ночного светила бывают
Хоть редко, но всё же и людям слышны.
Влюбленных особенно в скорбь повергают
Стенания те, и от жуткой тоски
Глаза свои снова они закрывают
И крепче сжимают объятий тиски.
И каждый из них ощущает вдруг остро
Их тел уникальность и их естества,
Ведь магия страсти их сделала просто
Бессмертными, пусть лишь на час или два.
Но все же однажды, когда день уж к ночи
Клониться начнет, она скажет ему:
«Сегодня проснулась печальной я очень.
Любимый, ты слышишь? И вот почему.
Внезапно мне стало так ясно, мой милый,
Пойми меня, не обижайся, молю,
Что, как бы тебя я, мой друг, ни любила –
Своё одиночество не исцелю».
Рукой на скуле его тронет щетину -
Заверить, что ранить не хочет его.
Но эти слова не заденут мужчину,
Не вызовут горе и боль. Ничего.
Ведь знает он: в жизни свои есть границы.
Немало для нас заготовлено в ней:
В любви невезенье, крушенье амбиций,
И смерть совсем юными косит людей…
По парку бегут, сохранить форму чтобы.
ТрусИт он с ней рядом, а думает сам
О том кратком миге, когда они оба
В экстазе оргазма взвились к небесам.
Как в ошеломленном ее полувскрике,
Сорвавшемся с губ и умчавшемся вдаль,
И в наслажденья его низком рыке
Вселенская вдруг прозвучала печаль.
Как после, друг к другу прижавшись неловко,
С формальной любезностью, что не нова,
Шептали привычные фраз заготовки,
Признательности неуклюжей слова.
И вот уже оба морально готовы
К любому исходу, покинув кровать:
Свой путь совершать в одиночестве снова,
А может, друг к другу досаду питать.
Иль добрыми просто остаться друзьями,
Как пары, на пляже лежащие в зной,
Что про отношения между полами
Статейки в журналах читают порой.
Читают себе, и друг другу читают.
И ангелов сонм, им внимая, притих:
О плотских утехах они мало знают,
Хотя утешают нас, смертных, земных.
PRIVILEGE OF BEING
By Robert L. Hass
Many are making love. Up above, the angels
in the unshaken ether and crystal
of human longing
are braiding one another's hair, which is
strawberry blond
and the texture of cold rivers. They glance
down from time to time at the awkward ecstasy--
it must look to them like featherless birds
splashing in the spring puddle of a bed—
and then one woman, she is about to come,
peels back the man's shut eyelids and says,
look at me, and he does. Or is it the man
tugging the curtain rope in that dark theater?
Anyway, they do, they look at each other;
two beings with evolved eyes, rapacious,
startled, connected at the belly
in an unbelievably sweet
lubricious glue, stare at each other,
and the angels are desolate.
They hate it. They
shudder pathetically
like lithographs of Victorian beggars
with perfect features and alabaster
skin hawking rags
in the lewd alleys of the novel.
All of creation is offended by this distress.
It is like the keening sound
the moon makes sometimes,
rising. The lovers especially cannot bear it,
it fills them with unspeakable sadness, so that
they close their eyes again and hold
each other, each
feeling the mortal singularity of the body
they have enchanted out of death
for an hour or so,
and one day, running at sunset, the woman
says to the man,
I woke up feeling so sad this morning
because I realized
that you could not, as much as I love you,
dear heart, cure my loneliness,
wherewith she touched his cheek to reassure him
that she did not mean to hurt him with this truth.
And the man is not hurt exactly,
he understands that life has limits, that people
die young, fail at love,
fail of their ambitions. He runs beside
her, he thinks
of the sadness they have gasped and crooned
their way out of
coming, clutching each other with old, invented
forms of grace and clumsy gratitude, ready
to be alone again, or dissatisfied, or merely
companionable like the couples
on the summer beach
reading magazine articles about intimacy
between the sexes
to themselves, and to each other,
and to the immense, illiterate, consoling angels.