Говорят: «Нельзя отождествлять литературные персонажи с жизнью, литература – это вымысел». Но почему-то, чем дальше живешь, тем больше встречаешь героев Чехова, Гоголя и других незабвенных классиков. Озираешься дико: неужели не померещилось? И невольно думаешь: какова же моя роль?
Вся власть в нашем общежитии принадлежит вахтерам. Они восседают чинно: могут пускать, а могут и не пускать. И всегда есть предмет для восхищения: «Надо же, меня сегодня так пустила, без документов!» Или гнева: «Да что ж ей надо-то? к другу не дает пройти!» Тяжкая неправильность судьбы.
Старейшая и важнейшая вахтерша баба Зина года три-четыре назад носила ярко-красный берет, и прозвали ее Красной Шапочкой. Лютая была: кого угодно могла не пустить. Одну мою подругу не пускала никогда. Та ей и ворох всяких документов приносила, и спорила, и умоляла. Дождется кого-нибудь, чтоб передать записку, и я иду выручать ее из лап бабы Зины. Кричу, что я – аспирантка, и вообще, что она себе позволяет? История повторялась снова и снова, причем приходила моя подруга почти всегда в день дежурства Красной Шапочки – незримая связь.
Поговаривают, что раньше баб Зина работала на зоне «вертухайшей». Сама она от этого решительно отказывается, но слухи продолжают жить.
Нередко, заходя в общежитие, можно было увидеть дикую сцену: баб Зина с криком преграждает путь чужакам. Никто не прорвется в заветные стены.
А то, бывало, тянуло ее на разговоры. Выйдешь на вахту позвонить, а она тут как тут, подсядет и всю интимную жизнь сантехников и охранников так опишет, что уши становятся красными. Как бы от нее отвертеться?
Так бы и жить-поживать Красной Шапочке, но случилась беда. Сын ее, начальник охраны ВУЗа, бросил семью и женился на одной симпатичной секретарше. Некоторое время баб Зины не было видно, потом появилась: сама белая, осунувшаяся, в белом же халате и в белом берете. Словом, траур.
И прозвали ее Белоснежкой. Белоснежка долго была в депрессии. Никого не замечала, всех пропускала, тиха и невинна. Было странно видеть ее такой и даже жалко.
Время лечит любые раны, и вот сейчас, хоть не в полную силу, но держит иногда оборону, проявляется в ней прежняя баба Зина, хоть белый берет еще и не сняла. А чего она только у меня не спрашивала: и куда я дела ребенка, и где мой муж (ни того, ни другого не имею), и вообще, кто я такая, неужели своя?
Есть и еще одна любопытная вахтерша – молодая, лет 35 –ти. Полная, румяная, с черными кудрями, ходит вразвалку, косолапит. Это Аня – наш общежитский компьютер. У нее феноменальная память, помните «Человек дождя»? Вот и Аня помнит не только кто где живет, но и кто куда пошел и когда вернется. Можно даже и не подниматься лишний раз. Назови фамилию – получишь информацию. Пожалуй, удобней компьютера.
Есть у Ани одна грешная страсть – чужие письма. Моя общежитская подружка вышла замуж за африканца. Он защитил диссертацию и уехал, а она осталась защищать свою. Год они были в разлуке и писали друг другу страстные письма. Их-то и любила вскрывать над горячим чайником Аня. Лучше любовных романов!
Что только ни говорили мы за глаза: и как можно, и сколько можно с нами так обращаться? Но дальше дело-то не идет. Писать докладные, куда-то идти некогда, и дел и мыслей так много. Да и не принято жаловаться, да и бесполезно. Проходим мимо вахты: «Здравствуйте» и «Большое спасибо».
Так и восседают словно королевы, вахтерши, комендантши, секретарши и прочие персонажи реального быта.
(2000.)