Глава 2.
Капитан Воронин.
… Жену капитан Воронин выиграл в карты. История получилась тёмная и неприличная, но в силу определённых обстоятельств она не получила большой огласки.
Воронин служил в это время в Восточной группе войск в Германии и работал акушером-гинекологом в госпитале. Внешне он был привлекателен красотою зрелого мужчины, но хмурый холодный взгляд темных непроницаемых глаз, надменная складка в уголках губ, молчаливый нрав, а самое главное, шрам на лице от подбородка и почти до уха делали его неприятным в общении. Его дружно не любил весь гарнизон, хотя видимых причин для этого не наблюдалось.
Кличку «Афганец» получил он сразу по прибытии в часть, причем говорившие вкладывали в неё некий негатив, вероятно из-за информации, просочившейся из штаба.
Сергей Ильич прибыл в часть двадцативосьмилетним капитаном, а в Афганистане, поговаривали, был майором, да за какие-то грехи был под трибуналом и понижен в звании. За просто так звезды не срезают, подумал всякий и каждый, кто хоть немного смыслит в службе.
Кличка намертво прилипла к капитану, но ему не было до этого никакого дела, как, впрочем, и до всех окружающих людей. Общался он с народом мало, откровенной дружбы ни с кем не водил, в загулы не уходил и был незаменим на работе. Казалось, что он не живет в своей однокомнатной квартире: так часто он засыпал на диване в своем рабочем кабинете. Все считали, что у Афганца напрочь отсутствуют какие-либо эмоции и страсти.
Но одна страсть у него была. Да и не страсть вовсе, а так увлечение - картишки. Только за игрой в карты он немного оживал и возбуждался. Причем, в карты ему часто везло. Мужики зло шутили за его спиной, дескать, ладно, пусть убогому хоть в карты везет. Завидовали, конечно, по - черному. Понятно, что народной любви это везение Сергею Ильичу не добавляло.
Было и то, за что откровенно уважали Воронина - за профессионализм: работу свою он знал и любил, и диагност был от бога. За это ему прощали и невежливость, даже с женами старших офицеров, и молчаливость, и холодность. К слову сказать, все пациентки для него были серой безликой массой, интересной лишь с точки зрения медицины. Нет, женщинам и пожаловаться было не на что, но доктор им не нравился, просто, как человек не нравился. Антипатия была взаимной: за пять лет службы в гарнизоне у Воронина так и не было ни одного романа.
Водился за Афганцем и профессиональный грешок: он никогда не соглашался делать аборты. Начальник госпиталя пытался бороться с неподчинением всяческими мерами, но через полгода отступился, понимая, что себе дешевле не поднимать эту проблему вовсе, чем сломить упрямого Афганца.
Для Сергея Ильича это не было капризом или религиозным убеждением. У него самого в силу невыясненных причин не было детей, он всегда об этом втайне сожалел. Он наивно полагал, что все эти крошечные существа имеют право на жизнь. Роды он принимал всегда с удовольствием.
В описываемый период гарнизон жил ожиданием замены. Всех волновали вопросы: куда кого переведут, как будет с жильем, работой для женщин, есть ли возможность устроить детей в садик. В августе кончался срок службы Сергея Ильича, но он не особо волновался о новом назначении: он почти поступил в Академию и возвращался домой в Москву.
Но был только конец марта, и Воронин рассчитывал провести этот вечер за картами.
Компания была старая, проверенная, но сегодня капитан Андреев приготовил партнёрам развлечение – пригласил поиграть занозистого лейтенанта-первогодка.
Капитан уже несколько раз рассказывал про парня и во всех этих разговорах сквозила неприкрытая неприязнь к лейтенанту, как вроде Чернов был слишком идеальным и правильным, что несказанно раздражало старшего офицера.
Вот и сейчас лейтенант чем-то достал ротного, и задача компании состояла в том, чтобы обобрать пацана до нитки и сбить с него спесь. Воронин не принял участия в заговоре, но мешать развлечению товарищей не стал, решив вмешаться, если компания зайдет слишком далеко.
Лейтенант Чернов оказался действительно с гонором и претензией на роль «стреляного воробья»: в компании старших офицеров старался держаться на равных, много пил, вел разговоры бывалого человека. Как бы между прочим сказал, что недавно женился и пьяным жестом бросил на стол фотографии молодой жены. Пачка веером легла прямо перед капитаном Ворониным.
Фотографии были, что называется неглиже, и предназначались явно не для публичного просмотра. По лицам сослуживцев Воронин понял, что поступок лейтенанта пришелся не по душе всем присутствующим.
Девочка была молоденькой и хорошенькой, с хитрым и веселым личиком. Тут лейтенант принялся в скабиозных выражениях рассказывать о своих отношениях с молодой женой, все больше и больше раздражая партнеров. Но, согласно плана Андреева, игроки давали лейтенанту возможность выиграть.
Вскоре за столом остались только Воронин и Чернов. Трижды Чернов проиграл. Уже и полугодовая зарплата проиграна, а парень не сдается. Уже и ставить нечего, а азарт мутит пьяную голову: вот-вот отыграюсь.
На последний кон, вконец окосевший лейтенант, поставил молодую жену. Воронин взбесился, но продолжил игру. Он очень хотел выиграть, хотя бы для того, чтобы утром посмотреть в глаза мужчине, проигравшему в карты жену.
Напряжение достигло апогея, когда оба выложили на стол карты. Лейтенант грубо выругался и еще налил себе водки. Щедрый Воронин вернул проигравшему деньги и на удивление мирно обговорил условия по приемке выигрыша. Чернов нарочито развязано сообщил, что вызов уже готов, и жена скоро приедет. А остальное дело не его. Вот так все просто и обыденно.
Воронин не мог уснуть весь остаток ночи. Тяжелым бременем лег на душу выигрыш. Он совсем не хотел никаких женщин и никаких обязательств, рассчитывая утром все свести к шутке и недоразумению. Ведь никто же в самом деле не думает, что можно вот так, вполне серьезно, играть на живых людей, проигрывать их или выигрывать? За этими здравыми мыслями и застал его рассвет.
Утром ничего не случилось. Сергей Ильич к вечеру окончательно пришел в себя, только изредка открывал ящик письменного стола, куда он положил фотографии девчонки, брошенные на столе лейтенантом, нежно проводил пальцем по обнаженным рукам и по лицу.
Девочку было откровенно жалко. Наверное, любит этого подонка. Каково ей будет узнать о его поступке? Почему-то было немного завидно: любят же и таких уродов, а тут откровенная невезуха.
Капитану шел тридцать третий год. Он был холост. Но как любому нормальному человеку ему хотелось иметь семью и детей.
К детям у капитана Воронина отношение было особое. Не то, чтобы он любил всех на свете детей, или питал нежные чувства к соседскому пацану, но в душе его был особый уголок под условным названием « Мои дети».
Однажды, уже после Афгана, приснился Воронину удивительно душевный сон. Сны уму снились редко, как правило, военные кошмары. В этом сне все было по-другому. Приснилось ему, что сидит он в кресле в родном отцовском доме. На коленях у него стоит белобрысый пацан, лет трех-четырех, обнимает его за шею, громко и сердито шепчет прямо в ухо: «Да, ну, этих девок, папка! Пошли лучше одни!» Где-то внизу, вне поля зрения, есть еще дети. Они называют сорванца на коленях странным именем Бат или Батик, и, явно, им недовольны.
Сон надолго остался в памяти, и Воронину казалось, что он еще долго ощущал на шее тепло детских ручонок и горячее дыхание сына. Сон повторялся с завидной регулярностью, добавляя каждый раз немного новой информации.
Детей было трое или четверо, дети были его, и он их очень любил. Именно последнее обстоятельство грело душу капитана: никогда и ни к кому в реальной жизни он не питал такого чувства, какое испытывал в этом сне к детям. Он, вообще, полагал, что не способен на такую нежную и пылкую любовь. Но он ошибался.