Глава 3.
Здравствуйте, я ваша …
Русская пословица гласит: « Сколько веревочке не виться, все равно конец будет». Пришла пора и капитану получить свой карточный должок. Сказать честно, он как-то скоро забыл о тревогах и опасениях, об обязательствах, которые накладывает на него этот выигрыш, но о девочке думал часто.
Фотографии ее вынимались из стола во время ночных дежурств, с ними он вел долгие беседы, и, в конце концов, у него сложился некий образ «дамы сердца». Его «девочка» была тихой, скромной, застенчивой, несчастной в любви и … не очень умной.
Около трех часов, тихой темной майской ночью капитан Воронин возвращался домой. Настроение было хорошее, насколько оно может быть хорошим у такого молчаливого и необщительного человека, как капитан.
Высокое звездное небо было бездонным, дул теплый влажный ветерок, напоенный ароматом незнакомых трав и цветов. Все располагало к романтическому свиданию.
Капитан выбрал самый длинный путь к дому – через госпитальный сквер, темными аллеями которого любят гулять вечерами влюбленные парочки. Конечно, глухой ночью в сквере никого не могло быть. Поэтому шорох на скамейке за большим кустом сирени заставил капитана вздрогнуть. Обогнув куст, капитан обнаружил, что на скамейке сидит молодая женщина.
Даже в темноте ночи, по первым звукам голоса, Воронин определил, что ей не больше двадцати – двадцати пяти лет. Женщин такого возраста по долгу службы он знал всех, поэтому он решил, что незнакомка приехала совсем недавно.
На его вопросы она отвечала односложно, как-то странно растягивая слова, то и дело зевая. Капитану даже показалось, что женщина будет рада, если он ее оставит в покое. Но капитану сегодня хотелось поговорить. Скорее всего, сработал вагонный стереотип: с незнакомым человеком разговаривать приятно и легко: можно быть самим собой, не надо соответствовать званию и положению в обществе и соблюдать условности субординации.
Капитан присел на скамейку, положил руку на спинку сидения за спиной дамы, женщина даже не пошевелилась. Прокурорским тоном подвыпивший капитан начал задавать протокольные вопросы. Через несколько минут женщина разговорилась.
Голос ее стал более живой и теплый. В нем чувствовался интерес к собеседнику и откровенная симпатия к нему. Для Воронина это было настолько необычно и непривычно, что он мог бы поклясться в том, что женщина ему очень нравится и вызывает в его душе волны теплого чувства.
А, может быть, во всем этом виновата была весна и доза спиртного, которая делает всех женщин одинаково красивыми, а всех мужчин одинаково сильными?
Вскоре Воронин, ссылаясь на не существующие правила, запрещающие гулять в ночное время по гарнизону, предложил спутнице проводить её домой.
Женщина извиняющимся тоном попросила разрешение взять его под руку, потому что плохо видит в темноте. Она действительно взяла его под руку. Не повисла, не прижалась, а как-то грациозно положила свою руку на его согнутый локоть.
И когда она через минуту оступилась, Воронин для прочности правой рукой прижал ее руку к своей. Это, по мнению самого капитана, был уже интимный жест, и он опасался, что спутница выдернет руку. Но она спокойно продолжала идти рядом.
В беседе наступила долгая пауза. Воронину не терпелось узнать, почему она ночью гуляет по гарнизону, как ее зовут, хотелось просто рассмотреть ее лицо. Судя по голосу, походке и жестам, женщина должна была быть привлекательной, но ближайший фонарь был еще далеко и Сергей Ильич принялся выпытывать ответ на первый из вопросов.
Из лаконичных ответов спутницы получалась совсем уж нелепая история. Причем собеседнице она казалась недоразумением и смешным приключением, а капитану представлялась сплошным безобразием.
Дело было так. Приехала она накануне утром. Настроение было просто отвратительным. В Москве на вокзале ее обокрали: один чемодан с вещами и деньгами исчез в мгновение ока. Почти трое суток добиралась голодной. Муж не встретил, на вокзал за ней приехал старшина. По дороге машина несколько раз глохла.
Старшина привез ее в квартиру, сказав, что лейтенант вернется из командировки завтра утором. В помещении было пусто, грязно и отсутствовали признаки жизни. Все это запустение совсем не соответствовало характеру супруга.
Весь день она мыла, терла, чистила квартиру, вспоминая тихим добрым словом муженька, естественно приготовила пылкую, язвительную речь для утреннего свидания, с чем и улеглась голодная спать.
Чуть заполночь услышала звук поворачиваемого ключа, накинув халат, выскочила на балкон, дабы сделать мужу сюрприз. В коридоре горел свет, и было хорошо видно происходящее. Там, прислонившись к стене, разувался совсем незнакомый и совершенно пьяный мужчина.
Из столбняка ее вывел храп спавшего уже в ее постели незнакомца. Оделась она быстро, перевыполнив пресловутый армейский норматив. Уже сидя на лавке в парке поняла, что не сможет в темноте найти дом, из которого вышла: она и днем-то его не очень рассмотрела.
В этом месте рассказа они вышли на освещенное место. Капитан повернулся так, чтобы свет падал спутнице на лицо и одновременно спросил, как ее зовут. На всю жизнь Сергей Ильич запомнил эти несколько секунд.
Он узнал ее сразу, одновременно услышал: « Вера Чернова», и в эту же секунду раздался дикий стон его души: « Не отдам! Моя!»
Дальнейшие события происходили как во сне. Видимо пауза под фонарем сильно затянулась, потому что женщина, смеясь, спросила: « Вы меня уже рассмотрели? Не нравлюсь?»
Через силу Сергей Ильич сказал, что знает, где квартира ее мужа. В душе его был такой фейерверк чувств, какого он не испытывал даже в юности. В нем бурлила страсть и горечь неизбежной потери, ревность и жажда получить свой выигрыш. Только в буре нахлынувших эмоций не было места сомнениям о взаимности.
В подъезде света не было и Воронин, опасаясь, что женщина оступится, обнял Веру за талию. Она была от него настолько близко, что он уловил ее запах и отметил качество парфюма.
На третьем этаже женщина вложила в его руку ключ. Уже открывая дверь, Воронин услышал за спиной сдавленные рыдания. Его пронзил укол жалости. Он наклонился и отнял руки от ее лица, но Вера с судорожными всхлипываниями прижалась головой к плечу капитана.
Он не сразу понял, что это не слезы, что она хохочет, показывая пальцем на другую квартиру на этой площадке. Он с трудом понял, в чем комичность ситуации. Действительно, в этом доме по две однокомнатных на этаже. Еще меньше удивляло то, что одинаковыми оказались ключи: они могли быть одинаковыми у половины квартир в гарнизоне. Просто никто не проверял.
Потом они тихо сходили в квартиру спящего прапорщика Титаренко, забрали часть вещей. Помогая ей снять пальто, капитан наметанным взглядом гинеколога определил, что дама беременна, деланно возмутился, что Серега не похвастался, что скоро станет отцом.
Она взглянула на него с испугом, лицо ее мгновенно помрачнело, опустив глаза, неожиданно призналась, что супруг в полном неведении и, навряд ли, будет рад прибавлению семейства.
Сергей Ильич быстро сменил тему разговора. Потом они долго пили чай на кухне, о чем-то тихо беседовали, пока Вера вдруг не уснула на полуслове, положив голову на руки. Укатали сивку крутые горки.
Вот тут капитану бы и честь знать. Ушел бы тихо, и ничего бы в его жизни не изменилось. Нет, он разобрал диван, и, взяв ее на руки, почувствовал, что не сможет уйти отсюда просто так. Его ничего не смущало и ничего не пугало. Просто, он хотел эту женщину, он считал себя вправе этого хотеть.
Неторопливо и со вкусом он снимал с нее одежду, потом белье, но выдержка ему изменила уже через несколько минут. Сам он разделся молниеносно. Лег рядом, прижав к себе спящую, поцеловал долгим и нежным поцелуем. Ни одна струнка его сумрачной души не протестовала против такого насилия, наоборот страсть его разгоралась все сильней, не давая совести времени на протест.
В глубине души он надеялся, что она не проснется ни от каких бурных ласк, что несколько бессонных ночей, беременность, дорожные тревоги сделали пробуждение маловероятным. Он снова поцеловал ее губы, шейку, грудь. Зацепил языком и оттянул сосочек, отметив про себя, что сосочки к родам надо бы подготовить заранее.
Между тем теплые руки его совершили романтическое путешествие по возвышенностям и впадинам ее тела, не удержались и пустились в исследования глубин Марианской впадины. Через минуту пальцы его раздвинули нежную плоть и проникли внутрь. Добрую тысячу раз капитан смотрел на гинекологическом кресле на все эти женские прелести, но никогда не испытывал он никаких эмоций - его тело содрогалось от теплых волн желания, язык непроизвольно скользил по пересохшим губам, внизу живота что-то сладко ныло.
Теперь он уже хотел, чтобы она проснулась, увидела, почувствовала его силу и желание. Чтобы сам он мог почувствовать себя и любимым, и желанным. Когда он овладел ею, женщина неожиданно приоткрыла глаза, чему-то улыбнулась и положила руку на его плечо.
Сергей Ильич на минуту замер, сделав над собой усилие, чтобы не запаниковать: на случай пробуждения у него не было приготовлено никаких оправданий. Он снова поцеловал ее нежно и трепетно. Оргазм наступил довольно быстро. Он был таким же бурным, как его внезапно нахлынувшее чувство. Его удовольствие не испортило даже подозрение, что женщина не спит. Вероятно, такой вариант устраивал не только его.
Уже дома у засыпавшего в своей постели капитана мелькнуло чувство вины, такое маленькое, совсем мизерное, но его тут же подавила сильная мужская логика: она сама в этом виновата, да какой мужик откажется, да вот если бы она сама не …