Предупреждение от автора:
«Искренне извиняюсь, но прочтение сего произведения может повредить Вашему здоровью, потому как, ежели офицер или, скажем, прапорщик здесь уважаемый, то непременно курящий. Смею надеяться, что по прошествии времени, все они бросили эту пагубную привычку».
Прапорщик медицинской службы, уважаемый Сан Саныч, с удовольствием докуривал сигарету после завтрака на лавочке перед офицерским модулем. С высоты своих тридцати трех лет он с долей иронии наблюдал, как в его сторону по дорожке, параллельной военному общежитию, тащился молодой лейтенант из соседней комнаты через стенку. Не то что бы тот шатался, но походка для здорового человека была неестественная, и зеленая офицерская рубаха сильно отсвечивала на его лице. Дорожка между офицерским модулем и столовой была известная, и вела она к бетонному забору, где стоял металлический контейнер, приспособленный под очень значимое место – армейский туалет «типа: сортир». За свою многолетнюю службу, последний год из которой пришелся на Джелалабадский батальон специального назначения, фельдшер медпункта видел всяких рембо: высоких и длинных, крутых и не очень, и ставил им диагноз безошибочно.
- Мое почтение, Сан Саныч!
- И тебя тем же самым! - ответил прапорщик со вздохом, - Вижу, зачастил по маршруту. Никак сварился?
- Что-то ничего не помогает. Бисептол, который из Союза привез, закончился. Замполит Мельничук трофейный Бактрин из личных закромов выделил, - не помогает, - размышлял вслух бледно-зеленый.
- Молодец! Нашел, чем лечиться. Температура-то есть?
- Пару дней назад была, сейчас вроде нет.
- Ну, понятно. Уже и температуры нет, - ухмыльнулся прапорщик. – Давай-ка собирайся, отвезу тебя в 66-ую – в госпиталь. Я в штаб за дежурной машиной. Встречаемся здесь у курилки через десять минут.
- Боюсь, так сразу не успею. Надо бы еще раз в контейнер сбегать и ротному доложить.
- Беги уже в контейнер! Пархоменко я сам обрадую, по дороге.
Как условились, лейтенант с вещами ждал на лавке перед модулем. Рядом на дороге затормозил дежурный БТР-70, потопив всю округу в жирной пыли. Сан Саныч лихо спрыгнул с левой подножки за водителем, фыркнул и направился к подопечному.
Со стороны казармы, одноэтажного каменного строения, бывшего цеха по расфасовке джелалабадских маслин, торец которого смотрел на вход в офицерский модуль, бодрой походкой к ним приближался Пархоменко, командир 3-ей роты.
- Здравия желаю, Николай Василич! - поднялся навстречу и приветствовал его бледнолицый.
- А уж как я-то тебе здравия желаю?!- отшутился капитан.
- Забираю вашего Вороненка, Николай Василич. Думаю, что в госпиталь инфекционный, - пояснил ситуацию прапорщик.
- Что это ты его, Сан Саныч, вдруг «Вороненком» окрестил?
- Да на Сокола он теперь не тянет – высох весь. Вон один нос остался, а на Вороненка - в самый раз.
Компания бывалых служивых рассмеялась. Новоиспеченный молодой ворон пытался не отставать от старших товарищей. Умение посмеяться над собой должно было красить советского офицера, и он хило улыбнулся.
- Давай, Андрей, не переживай, поправляйся, - похлопал его по плечу ротный и проводил до БТРа.
Из КПП отдельного батальона дорога вела направо через крестьянское поле между двух мелких арыков, в которых утром всегда журчала вода. В засушливое время года, с апреля по ноябрь, каждая грядка ежедневно получала порцию влаги по особому графику. И потому это поле за год приносило два или три урожая, в зависимости от сочетания выбранных хозяином сельскохозяйственных культур.
Через сотню метров БТР выскочил на проселочную, некогда асфальтированную, а ныне разбитую тяжелой техникой и отсыпанную чем-то вроде битого кирпича дорогу, вдоль которой росли старые эвкалипты. Налево пойдешь – через триста метров на трассу Пешавар-Джелалабад попадешь. Направо пойдешь – вдоль кишлака Шамархейль через километр к КПП двух бригад попадешь: прямо – КПП 66-ой отдельной мотострелковой, направо в горку – КПП 15-ой отдельной специального назначения.
Дежурный БТР шел вдоль кишлака через всю 66-ю бригаду, в самый дальний её угол, где рядом с бескрайними зарослями могучего тростника старицы реки Кабул была особая зона - инфекционный госпиталь. Вроде был он военный, а как бы и не очень. Скажем, какой-нибудь старший лейтенант медицинской службы, начальник отделения или лечащий врач (кто их разберёт в белых-то халатах?), не особо тянулся перед майором или подполковником в эксперементалке (форма хаки для солдат и офицеров 40-ой Армии). И было в его взгляде что-то усталое, могло даже показаться наглое, дерзко говорящее:
«Сдаётся, мил человек, что рано или поздно попадешься ты мне. И судно твое мало чем будет отличаться от солдатского. Коли глазки желтые - дерьмо-то белое, а ежели красные, то и зеленое».
Находиться под этим взглядом было неуютно майорам и подполковникам, и без нужды они туда не совались. А если всё-таки случалось, то в заповеднике начальники всех мастей вели себя как агнцы. И скакали они в припрыжку, поджав портки, до деревянных сортиров наперегонки с бойцами. И последние, если оказывались на финише первыми, даже не думали вставать по стойке "Смирно", а нагло кричали: «Занято!»
Военно-полевой госпиталь был похож на бесперебойный круглосуточный конвейер, который вбирал в себя материал – инфекционных больных и сортировал их по категориям. Кого мог, ремонтировал и ставил на ноги на месте, а кого не мог, готовил к отправке в Баграм или Ташкент.
Начинался заповедник с деревянного модуля для гепатитчиков – высшей касты переменного состава. У них с торца был даже свой деревянный забор, метров десять с калиткой. Ни чета всяким там малярийным, дизентерийным и прочим - с тифами, паратифами, которые в боксах были разбросаны по всей территории.
В центре заповедника стояли две большие брезентовые палатки.
С армейской операции госпиталь мог за раз принять сотню бойцов, атакованных малярийным комаром, или попивших водицы из неверного копытца.
В отсутствии «ажиотажа», ближайшая к модулю палатка служила приемным отделением, а следующая за ней - столовой, для тех, кто был в состоянии туда добраться. Еще на территории размещались автомобили с кунгами, прицепы, оборудованные под аптеки, медицинские склады, процедурные кабинеты, фанерные строения, приспособленные под инфекционные боксы.
Калитка с щеколдой захлопнулась, служивые из Первого батальона специального назначения остановились у приемного отделения. Сан Саныч переговорил с парнем в белом халате, и бледнолицего лейтенанта определили на ближнюю койку нижнего яруса, справа у входа в палатку, полог которой был поднят на метр от земли для проветривания.
- Не скучай! - развязно сказал прапорщик, глядя на лежачего, - Я ещё за тобой вернусь.
- Хотелось бы верить, - вздохнул бледнолицый, натянув под горло простынь.
- Куда ты денешься – у нас длинные руки! - успокоил его Сан Саныч и рванул к выходу.
Стояла середина ноября, и днем под Джелалабадом было по-прежнему жарко. С поднятым брезентовым пологом кровать лейтенанта в двух метрах от дорожки, была как живая витрина или плакат: "Соблюдай гигиену, воин! Или окажешься на его месте". Зато с улицы в достатке поступал свежий воздух, и в нос не били тяжелые ароматы. Русский дух хорош, когда здоров, да после баньки с веником, а то приемное отделение даже мухи облетали стороной.
Дежурная медсестра, сидевшая спиной за партой метрах в трёх через проход, закончила свои записи и повернулась.
- Ну, лейтенант, - вздохнула она обречённо, - давай на весы и под линейку! Так и запишем: рост -174, вес – 52 кило, - выполнила дама в белом нехитрые манипуляции и вернулась за стол.
Не кисло! – подумал бледнолицый, усаживаясь на табурет рядом, заглядывая в журнал, - Пару килограмм сбросил на войне за октябрь... А остальные десять, что, спустил коту под хвост за неделю?!
Дальше - кровь из вены, и восвояси - на кровать с судном под простынь для самого важного анализа.
В той части Земли под пологом палаток не было ни мужского рода, ни женского - был только средний род пациентов и медперсонала. Больных мало интересовало, кто ставил им судна, клизмы и прочие радости жизни. Если с тобой возились, и это было не вскрытие, значит ты не труп. Лежать же вообще без судна в приемном отделении было признаком дурного тона.
- Ну-с! Давайте посмотрим на ваши результаты, – заявил подошедший парень в белом халате.
Андрей, лежа, передвинул зад, достал из-под простыни эмалированного предмет и протянул его врачу. Инфекционист заглянул внутрь и нахмурился.
- Что там, доктор, кровь?
- Возможно... - сказал тот многозначительно, разглядывая субстанцию. - Но на фоне густой зелени её частицы практически не видны.
Фраза лейтенанту не понравилась. Он поднялся на локтях и тоже заглянул в судно. Обладатель подобного в кишечнике неделю питался лесным мхом и ягелем, а с утра, для верности, шлифанул содержимое стаканом болотной гуаши.
- Что же это, доктор?
- Не знаю! Чего гадать-то? Отправим на посев - выясним.
- А сколько это по времени?
- Ну, считайте, три посева: экспресс, недельный и двухнедельный…
- А как же лечить? А вдруг через две недели что-то новое всплывет?
- И такое бывает, но маловероятно. Думаю, через неделю картина будет понятна.
- Как же неделя? – Андрей припомнил свои 10 кг, потерянные за последние 5-6 дней. - У нас боец в соседней роте на выходе чего-то съел, или выпил, потерял сознание и к вечеру скончался! - говорил он чистую правду.
- Ну, что вы так переживаете? Если сразу не умерли, так и будете жить. В нашем госпитале хорошая статистика, может и не лучшая в армии, но процент выздоравливающих высокий.
Уточнять этот самый процент Андрею почему-то не захотелось, а портить статистику родному госпиталю - тем более.
- Пока лечить вас будем универсально, а через недельку по результатам анализов курс подкорректируем. Светлана! - позвал доктор. - Несите капельницу. Ставьте четыре флакона по 400, внутривенно: два альбумина и две глюкозы для поддержания организма. Запишите назначение: утром и вечером. Трёх дней для начала, думаю, будет достаточно. Не переживайте. Все будет хорошо, - успокоил Андрея опытный инфекционист лет двадцати пяти и пошел к следующему пациенту.
Судьба порой готовит нам поддержку там, где мы её совсем не ждем. Но раз она приходит, значит, мы в ней действительно нуждаемся.
- Какие люди, без охраны! – улыбалась брюнетка в медицинском белом. - И к нам так запросто.
- Светлана! Я так рад Вас видеть в этом… (на языке вертелось «аду») госпитале!
- Да, заведение у нас неординарное - воюем с инфекциями. Ну, ничего! Отдохнешь, наберешь вес немножко. А сейчас закатывай левый рукав.
Медсестра быстро перетянула Андрею жгутом плечо, легко попала в вену и подсоединила капельницу, тонкий пластиковый трубопровод, идущий к стеклянной, перевёрнутой вниз горлышком бутылке на белом металлическом штативе.
- Будет ломить руку? Вот тут можно колесиком убавить частоту капель, - показала Светлана на трубочке, - если захочешь в туалет, не терпи, позови - я принесу судно. Обязательно ещё поговорим! А сейчас бегу к другим пациентам, - улыбнулось знакомое лицо и растворилось в сумраке среди двухъярусных кроватей.
Со Светланой Андрей познакомился пять дней назад, 7-го ноября в день рождения её и Октябрьской революции. Саша Мусиенко, командир разведгруппы первой роты, пригласил его на праздник к своей девушке в женский модуль 66-ой бригады. У них со Светланой были серьезные отношения.
Они оба очень понравились Андрею. Было в их отношениях что-то искреннее и светлое. Эта пара являла собой эталон романтических представлений о любви на войне, живущий в каждом советском человеке. Как в Великую Отечественную:
Он - один из лучших молодых офицеров в батальоне – Александр Мусиенко.
Она - лучшая медицинская сестра полевого госпиталя - Светлана Маевская…
Через два часа дежурная медсестра сняла капельницу, но иглу в вене оставила, закрепив её пластырем со словами: "До следующей подкормки!»
Андрей, как ужаленный, бросился искать деревянное строение типа: сортир, на ходу спрашивая у аборигенов заветную тропу, и вскоре язык довел его до цели. Четыре по 400, внутривенно, так давили на низ живота, что казалось, он лопнет ещё в дороге. Пациент справился с задачей и облегченно вздохнул, выйдя на свежий воздух, закрывая за собой скрипучую дверь.
Пройдя с десяток шагов, лейтенант вдруг почувствовал, что зеленый мох внутри на него в большой обиде, и, спохватившись, бросился назад за дверь. Минут через десять он сделал ещё одну попытку покинуть яму с хлоркой, над которой был сооружён скрипящий эшафот. Он почти повернулся к нему спиной, но ягель, крашенный гуашью, зараза, тоже подсел на обиду. И только после новой попытки Андрей поплелся в сторону палаток.
По ходу движения, метрах в пятидесяти от деревянно-хлорного заведения, Андрей увидел лавочку с двумя праздно сидящими мужиками, в таких же синих халатах как на нём. Два знакомых лица, подзадоривая друг друга, ржали в полный голос.
- Вот эта встреча! – сказал анестезиолог батальона Александр Сурначев голосом пожилого алкаша из фильма Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», когда в вытрезвителе тот произносил свою знаменитую фразу: «Огласите весь список, пожалуйста». Это была Сашкина коронная фишка. Не меняя интонации, он продолжил:
- Вот это товарищ! Мимо нас, не здороваясь, прошмыгнул. Вот они молодые лейтенанты. Совсем опухли - уважения ноль! – продолжил ржать батальонный доктор.
- Да, лавка пустая была, когда я шел в том направлении, - туго соображал Андрей.
- Ага, мы его зовем, зовем, а он как дед Щукарь – за портки хвать, и обратно в лопухи, - подхватил начальник службы РАВ батальона Володя Жаров.
- Мы уж ставки хотели принимать: дойдет до лавочки с третьего раза, или нет, - не унимался доктор.
- Ладно, ладно. Рад видеть. Угостите сигареткой, люди добрые, а то не было время на чипок, кантин, дукан, - удивился Андрей, что и тут живут люди, и некоторые из них даже умудряются шутить. Сослуживцы поздоровались, протянув друг другу рукава халатов – такой обычай был в инфекционном госпитале, и с удовольствием закурили.
- Вы-то здесь какими судьбами?
- Ну, мы тоже не местные,- ехидно продолжил доктор, - Володька вон эксперимент ставил, - доказывал, что красные глаза не желтеют. Ежедневно норму держал, но сорвался - проспал и не выпил.
- Ага, - подтвердил капитан Жаров, - завалил эксперимент на корню, обидно, но сейчас билирубин у меня хороший – 140-150, не то что у некоторых в палате - 400, скоро выпишут.
- Ага. Вперед ногами тебя выпишут с таким анализом, а 400 – не билирубин, а трупный яд, - подбодрил его добрый доктор Сурначев.
- Добавь ещё "жить тебе осталось три дня", - съязвил Жаров загробным голосом. - Все доктора такие! Их не корми - дай назначить больному крайний срок. Вы, часом, там ни в преферанс играете с потусторонними силами, расплачиваясь нашими душами за тузов на мизере?
- Тут ты, Володя, Америку не открыл, - гордо парировал анестезиолог, - Это расхожее мнение, что жизнь людям продлевают боги, вырезая селезенки и аппендиксы нашими руками.
- Да, - развеселился Андрей, - неплохо дружить с такими посредниками. А с чем, Саша, сам-то загремел сюда?
- У нас, докторов, и болезни приличные. У меня - энтероколит!
- Это что за зверь?
- Как тиф, или паратиф, но благороднее.
- Ага, тоже мне: Ваш скобродь, - подколол его Жаров, - а ты, Андрей, с чем в нашу компанию?
- Бог его знает. Доктор говорит, жди три посева.
- А-а, это вы съели что-нибудь! - не унимался Сурначёв. - Ездил с комбатом Абзалимовым на отвальную к афганцам, вот тебя и траванули. Вкусно кормят хадовские (гос. безопасность) начальники?
- Барашка с наренджем подавали – противный - ужасно! - съязвил Андрей. - Что же: меня траванули, а комбата – нет?
- Так наш аптекарь Папа Гена не может за каждым уследить. Абзалимову-то он лично противоядие носит, и на столах в офицерской столовой каждый день раскладывает вам: Тиндурин, Тавегил (от малярии и аллергии). Пей не думай – от любого яда! А ты, небось, тоже взял моду - таблетки в мусорку? Аптечный Устав написан кровью - радуйся, что откачали!
- Ага... От ваших таблеток печень садится, а то, что надо, не встает. Водка – лучшее противоядие! - гордо заявил Жаров и тут же скривился в сторону лейтенанта. - А ты, Андрей, за столом рюмочки пропускал? Не допивал? Запомни правило, сынок: кто дна не видит у стакана - долго не живет!
- Да я пытался, товарищ капитан, как велит фамилия, после первой и второй не закусывать, после третьей с пушту сбиваюсь на немецкий. Побоялся, что начальники госбезопасности воспримут речь комбата как оскорбление - живыми из застенков ХАДа мы бы не вернулись.
- Ерунда! - махнул рукой анестезиолог. - Главное в другом! Печень, или что там ещё, товарищ Жаров, доктора поднимать не обязаны, а вот налить пять капель в трудную минуту, чтобы вы не сошли с ума на службе - большое дело! Ибо, алкоголь - допинг для мозга, смазка для сосудов, - закончил Сурначев лекцию о пользе спиртного и, довольный собой, вальяжно откинулся на спинку лавки, затянувшись сигаретой.
- Хорошо, ребята с вами, да похоже, на сегодня я не всё отбегал, - сказал Андрей, бросил рыжий фильтр в приямок и бодрым шагом направился в сортир.
- Ступай, Щукарь, ещё поговорим! - бросил ему в след анестезиолог.
После процедур Андрея определили на постоянное место в 3-е инфекционное отделение, вторая кровать бокса была пуста. Он, наконец, спокойно лег и тут же заснул.
Через два дня на третий, Андрей решил сходить на обед в общую столовую, до этого он чуть ковырял ложкой в миске, которые разносили для лежачих по боксам.
В армейской палатке, слева у входа, боец большим половником начислял похлёбку в миски и небрежно ставил их на ящик под клеёнкой. На земляном полу по центру в два ряда стояли квадратные столы для офицеров, за ними - длинные деревянные для солдат. Андрей взял тарелку и остановился - свободных маленьких столиков не было, а теснить незнакомым людей не хотелось.
- Что, товарищ лейтенант, не уважает пехота наш спецназ? Давайте ко мне!
Андрей не сразу узнал бойца с трехсотого командирского БТРа Колю Лысова. Тот сидел за офицерским столом у окна палатки, на самом козырном месте, с толстой книгой в руке и никуда не спешил.
Его реплика привлекла внимание, кто-то даже повернулись, оценивая 52-ух килограммового спецназовца. Дедушка Красной армии мог себе такое позволить, раз он дожил в Мусульманском батальоне до «старости», такого срока службы. Часть его авторитета передалось и лейтенанту – в Афгане деды абы кого к столу не приглашали.
- Привет, Николай, что читаешь? – спросил Андрей, глядя на книгу без обложки.
- «Легенда о Монтрозе» Вальтера Скотта. Читали такую?
- Не помню что-то, - ответил лейтенант и с удивлением подумал: "Вот это бойцы у нас в 3-ей роте!" - Откуда такая редкая книга?! – После тебя кто читает? Если что, я на очереди…
- Есть там у нас один, но я договорюсь - Вы следующий…
За разговорами о великом питомцы 3-ей роты не заметили, как проглотили белые щи из кислой капусты. И тут Андрей явно почувствовал: его организм проснулся, с жадностью всосал простое блюдо, плюнул на инфекцию и заработал.
Куда же без кислых щей русскому человеку! А капельницы? Это так - для отвода глаз и для отчета.
С началом выздоровления дни полетели быстрой чередой. А книги - главное достояние инфекционного госпиталя, были не только разносчиками заразы, но и просвещения.
На выписке 28 ноября 1986 года начальник 3-го инфекционного отделения майор Козлов сказал:
- Амебиаз не лучшее заболевание, поэтому ближайший месяц будьте внимательны. Главное - не допустить рецидива. Кровь хорошая, но амебы могут затаиться в печени, в мозге, где угодно. Спасение утопающих… ну, Вы знаете… А пока, совместными усилиями мы справились.
- Спасибо, товарищ майор! – искренне поблагодарил его Андрей и хотел забрать медицинские документы.
- Нет -нет! Это мы сами передадим в ваш батальон, по своим каналам.
- Разрешите идти?
- Идите! И больше нам не попадайтесь! – сказал и усмехнулся майор, видно, он тоже поймал себя на мысли, что эта фраза была из фильмов про войну.
Андрей вышел за территорию, закрыл скрипучую калитку на щеколду. За оградой госпиталя пели птицы. Сидя на БТР-е, его ждал Сан Саныч, как и обещал. Его руки были не длиннее, чем обычно.
P.S.
Через год в Чирчике Светлана Маевская стала – Мусиенко. Спустя несколько лет, уже в Новосибирске, они с Александром Сурначевым стали кумовьями.
Николай Лысов там же в Новосибирске окончил медицинский институт и стал хирургом, и тоже не без помощи Сурначева.
Надеюсь, что когда-нибудь они прочитают этот рассказ и вспомнят о боевой юности.