Самое интересное, справа. На подъезде к станции - танковый парк. Ух, и силища! Ух, и красотища! Танки, бронетранспортёры, амфибии. Что, пацанам, ещё нужно? Всё видно и рядом, почти осязаемо. Между станциями - полигоны, если повезет, то можно увидеть и манёвры боевых машин.
За воинской частью военный городок. Чем он примечателен? Да, ничем. Как обычно, по - военному: просто и «дубово».
Вот тут-то мы и проходили десятидневные военные сборы. В июне 1975 г.
---------------------------------------
Полевой лагерь. «Практика» по военному делу. Всё строго,
по-взрослому. Подъем в шесть утра. Температура тоже подстать - шесть градусов. Холодно, начало лета. Выдавливаем себя из палаток. Бр-р-р! Физзарядка, кросс, занятия.
Наш ротный командир - капитан Астахов. Поджарый, подтянутый, среднего роста, русак. Бакенбарды и жёсткие коротко подстриженные усики. В деле нашей боевой подготовки - безжалостный солдафон, прекрасный рассказчик на вечернем бивуаке. Прозвище – «Поручик Ржевский». Одним словом - гусар. Молва гласила, что после нас, (так совпало по времени), он был направлен, военным советником, не то в Анголу, не то в Египет, одним словом на войну. С тех пор минуло много лет, и сам я не молодой, и послужил немало, а, вот, запомнится мой первый воинский начальник - боевой офицер капитан Астахов.
Что бы было понятно, военные сборы это - не прогулка на свежем воздухе и не пустая трата времени, как казалось многим сначала.
Военные сборы это - первое прикосновение к Армии. Пускай, неумело, с дрожью, на грани испуга, но прикосновение к чему-то сакральному, таинственному.
Мы изучали оружие: автоматы, пулеметы, гранаты. Автомат АК-47, щупали, трогали, разбирали - собирали, по порядку и на скорость. И хотя мы имели опыт обращения с оружием ещё с пионеров, на военных играх «Зарница», «Салют Победа», уроках военного дела, полная разборка и чистка оружия после стрельб – что-то новое. Лазали в танки (Т-54, Т-55), ездили в БТРах. Стреляли на стрельбищах, боевыми (!) патронами. Оглохшие, перемазанные, но довольные.
Но как стрелял «Поручик Ржевский»! Навскидку, с колена, с переворота. Трах! Трах! Фанерный силуэт мишени - в щепки! И мы старались не отстать от командира, и тоже лущили фанеру. Все понимали - через два года на службу, в ряды родной Красной Армии.
День выдался тяжёлым. Пасмурным и дождливым. Продрогшие до дрожи, мы ползали по воронкам и оврагам «чертова» полигона и метали деревянные и металлические гранаты в фанерные щиты. Капитан Астахов стоял на пригорке, одетый в длинный, защитного цвета, плащ, и зычный голос, как бичом, загонял нас, то в топь, то в жесткий кустарник.
Полигон – это вечная грязь, что запоминается надолго. Хорошо ещё, что нас снабдили старым солдатским рваньём, а то бы на следующий день нам просто не во что было бы одеться.
Как на зло, после обеда дождь закончился, небо прояснилось, запели птички и начались строевые занятия.
«В армии, други мои, ничего случайного не бывает, - наставлял «Ржевский», - всё по плану! А если, наоборот, то всё равно - по плану, но другому, - капитан поднимал указательный палец к небу, - секретному».
Мы топали поклассно, пардон, повзводно, и наш ротный, капитан Астахов, отдавая зычным голосом команды, не забывал отпускать остроты, от которых ритм шага сбивался, и по изломанным рядам прокатывался смех.
- Отставить смехуёчки! Всем принять глубокомысленное выражение физий.
И рядом с нами упруго, (нога параллельно земле, носок начищенного сапога оттянут, ПэШа с иголочки) – Р-раз! Р-раз! Р-раз! - и пошагал. И только щетка выгоревших усов, и только рубящие движения ног и рук:
- Отмашка! Раз! Раз! Раз-Два-Три! Не плыть! Маршировать! От так! Орлы!».
Нет, не подумайте чего-то плохого, муштры, как таковой, не было, просто был азарт. Бравый вид нашего капитана подвигал нас на подвиги. И мы старались шагать в такт с ним. Но куда там? Разве за ним угонишься?! С непривычки, усталость берет свое. И, вскорости, «орлы» безнадежно выдыхаются. Шаг сбился, появились «разговорчики» в строю и прочее «неподчинение видом». Опытный Астахов, «прокачав» ситуацию, остановил строй. Развернул на право. Оглядел посеревшие лица «орлов»:
- Равняйсь! – он оглядел строй. - Отставить. Равняйсь!
Мы резво подтянулись
- Смирно! - рявкнул он.
Строй колыхнулся и застыл
- Орлы! Сегодня выполнены сложные задачи. Вы показали себя выносливыми и усердными бойцами. Постарались. Молодцы. Не упали лицом в грязь!
По шеренгам прокатился смешок.
- Отставить смехуёчики! Товарищи бойцы!
Из полувоенных игр, мы знали, что при обращении командира к военнослужащему надлежит подтянуть животы и грудь и «есть глазами» начальство.
- Благодарю за службу!
Мы ответили, в разнобой: от «Рады стараться!» до «Служу Советскому Союзу»! В общем, кто во что горазд.
Астахов изобразил недоумение. «Позор». Убрал ладонь от козырька. Посмотрел в небо:
- В общем так. Завтра начнём занятия с приветствий и здравиц. А сейчас.
Любимая команда воина – «Приготовиться к приёму пищи!».
Выдержал паузу:
- Вольно. Разойдись! … Бродяги
В ответ: Ура! - Громко и, главное, слажено.
После ужина отцы - командиры и военруки - инвалиды исчезли из лагеря, предоставив нас самим себе. Кто-то завалился спать, кто-то побрёл, по окрестностям, наудачу. На стадионе играли в футбол, на поляне - в «слона» или «картошку». Болтовня – толкотня. И было еще что-то, о чем я забыл, что стёрто временем.
Но было и то, что никогда не забудется.
Не забудется тот июньский вечер. Место сбора – подлесок на краю футбольного поля. Редкие сосёнки. Меж стволов - вытоптано. Жухлая, жесткая потемневшая трава, богато пересыпанная желтой хвоей. Тесный круг, гитара….
- Друг, ты помнишь? Зачем? Зачем? За что судьба сыграла с нами, троими, злую шутку? Зачем? Почему.
------------------------------------------
Итак, вечерело. К нам, из Палдиски, приехала стайка одноклассниц. Вот решили девчонки и приехали. Они появились неожиданно, всколыхнув нас своими голосами, расспросами, бесконечным щебетанием и бутербродами. Уже не припомнить, о чем именно болтали, какой лимонад пили, о чем пели. Но только вы. Ты - Друг, и Она стазу отделились и ушли по лесной тропе.
Она. Она - неявная первая детская любовь. Наивное и бестолковое чувство. Первая любовь. Наверное, со стороны, смешная и глупая.
В основном, сотворенная мнением окружающих, нежели самим тобой. Через ссадины и синяки недобрых ребячьих драк, через окрики - «жених» и «баба». Как же, пацанов много, а «жених» один? А как не подраться с «женихом». Унизить его. И рискнуть получить от него «по зубам». Было больно, унизительно, не понятно. Но в душе росло чувство, и вместе с ним рос и ты.
«Незаметный взгляд удивлённых глаз
И слова туманные чуть-чуть.
После этих слов в самый первый раз
Хочется весь мир перевернуть.»*
Она. Неосознанное первое влечение. Странное, и, по неопытности, неузнанное: «Что это со мной?». Глупая скромность детского малодушия. Но ты рос! И вдруг озарение! Свершилось! Ты вырос.
Первый шаг к сближению. Приглашение на встречу (на грани потери сознания - «А вдруг откажет?»).
Первое свидание. Первые цветы. Первое признание: - Я Тебя Люблю. - И я люблю тебя. И качнулся мир! И заблистал всеми возможными и невозможными красками! Вкус первого настоящего поцелуя. Теплота дорогих глаз, нежность прикосновения доверчивых пальцев…. Старая окружная дорога, вдоль берега моря, у подножья седых бастионов…….
«Первая любовь, звонкие года,
В лужах голубых стекляшки льда.
Не повторяется, не повторяется,
Не повторяется такое никогда.»*
Через три месяца шелест и шорох сплетен: «Она с другим»
- Нет.
Шепот: «Да-да. Ты приглядись»
- Нет.
Окрик: «С твоим Другом!»
- Нет! Не верю!
(Странно: Друг – другой; с другом - с другим, - вроде и слова похожи и корень вроде бы общий, а какая между ними пропасть.)
А потом, на полуобороте головы, как вздох.
Из Её зеленых глаз.
Из Её вишнёвых губ: «Да... это правда».
- Почему? Правда.
- Девятого.
- Довольно!
Удар наотмашь: «Я никогда тебя не любила!... Как его.»
И что в нём особенного.
Она не ответила и продолжила.
-Ты замучил меня своей любовью!» - злым, не своим голосом, крикнула Она.
- Прости. Да, со мной трудно. Я врываюсь, как комета, ослепляю, влюбляю. Потом, ослепление проходит, наступает отрезвление, по-простому, будни.
«Фи, ничего особенного, больше молчит, ничего такого и не делает, пацан неотесанный».
«Ну, что ж, извиняйте - ни опыта, ни учителей. А если б и были, то все равно не пошел бы учиться. Амурное дело - интимное дело. Так что все сам, сам».
«Влюбленные либо побеждают, либо погибают, либо сходят с ума. Но если этот период пережить, то к моему «занудству» привыкают и, исподволь, постепенно, открывают для себя новые грани, неожиданные. Непостижимые! Дай скажу на ушко: «весьма управляемые».
Меня надо узнать, понять мой сложный духовный язык.
Со мной трудно, но знаю, что без меня плохо. Те, которые не выдержали своих первых разочарований, потом жалели о своей слабости. Потому что при всех непринципиальных «заморочках» были, есть и будут вера и верность любви и слову. Верность человеку. И если кто-то сказал обо мне – Верный, то это не от слова «правильный», а от слова «надежный». А что вам важно? Всю жизнь оглядываться или знать, что со спины Вас не ударят. А? Что? Почему всю жизнь? А как Вы хотели? Любовь она или есть, или ее нет. Правило не изменилось. Если не устраивает? То тогда не ко мне. Обращайтесь к «фазанам». - Все это я познал потом..... К сожалению, потом. Потому и молчал, как баран, не понимая, что делать». - Так я знал про себя, и молчал.
- Он бросит тебя. Я знаю. Он бросит, как бросил одну, вторую, третью. Не пройдет и двух месяцев!
Ничего Она не сказала, повернулась и ушла.
Кто может перекроить влюбленного человека, тем более, когда ему шестнадцать лет? Никто. Как никто не мог переубедить меня. Только глазами, своими глазами можно удостовериться в истине.
---------------------------------------
Влюбленные ушли. Девчонки что-то щебетали, искоса поглядывая то в мою сторону, то в сторону леса. Ушел и я. Правда, одна тоже поднялась, наверное, что-то сказала, я ответил или не ответил – не помню.
Я ушел один. Потом появились какие-то «друзья», вино, шум, дебош – разбитые стекла фанерного киоска. Свистки, ПМГ, сорванное дыхание погони. Яма, заваленная прелыми листьями и комьями мха. Удаляющийся топот ног.
Отдышавшись, я пошел в противоположную сторону, в лагерь. По дороге я встретил его, Друга. Оба разгоряченные, один одним (вином), другой другим (или другой). Короткие фразы. Пара - тройка ударов с обеих сторон.
- Пошёл ты....
- Пошёл сам....
- А!
И мы уже катаемся на земле!
Я раньше дрался. Всякое было, но не знал, что в лютой ненависти, пальцы становятся очень цепкими, не оторвешь. А если рвать, то оторвешь с мясом. Теперь узнал. Я был готов рвать его. Грызть. Я пытался загрызть его. Я рычал! Он яростно отбивался.
Никогда, ни до, ни после, мы с ним так, в клочья, не дрались в клочья,. За любовь! За дружбу! За себя! За Нее! За группу! За спланированные «гастроли» в ЭДС.
- С-с-сука! - я оттолкнул его и оперся спиной на ствол березы, для броска в бой.
- Стой! Стоп! Харэ, - отирая кровь с губ, просипел противник. - Ты прав.
- Ну-ну, - отвернувшись от него, выдавил я.
- Неужели между нами будет стоять она?
- Будет.
- Тогда надо решать с ней.
Я резко повернул голову, уперся в него взглядом: - Не быстро?
- Я должен подумать. Побмыслить.
- О чём, философ?
- О наших отношениях, - он сплюнул кровь. - С ней.
- Ну, ты и сволочь!
- Пошли в лагерь, - он протянул руку.
- Уйди! – угрожающе ответил я.
Друг пожал плечами и как не в чём не бывало двинулся в сторону лагеря.
Через секунды я окликнул его: - Эй ты, мыслитель, погодь! - подошёл ближе. - Как говорят, в пионерах, общественное выше личного? Так?
Он остановился. Но ко мне не повернулся.
- Если у вас любовь, - продолжил я, - пусть будет любовь. И ничего не говори!
Он метнулся ко мне: - Я люблю её. Понимаешь? Люблю! Она такая, она единственная. Она, ты знаешь?
Я отстранился и окаменел: – Я не закончил. Бросишь её - убью.
- Да, ты что? Это ... Нет, никогда.
Потом посмотрел мне прямо в глаза: «Нет».
- Смотри. Приятель.
В лагерь мы пошли разными дорогами. Самое противное было в том, что я знал, что Она безумно любит его. И самое гадкое было в том, что я сам предал свою любовь, разменяв её на «общественное». Злые слезы текли из глаз: «Ишь ты, он любит её. Она такая - растакая».
- А то, что я люблю, разве я не говорил?! - кричал я небу.
Теплая белая июньская ночь. Поют соловьи. Одинокий крик.
Без души. Без эха. Без ответа.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/21/804