Какая мерзкая погода!
Сырой туман, промозглый мрак
И скопище домов – уродов,
Как свора уличных бродяг.
Враждебный визг машин рычащих,
Вой кошек, тявканье собак
И крик о помощи из чащи
С тропы, исхоженной в кабак.
Стегаю о коробку спичкой,
Слюнявя жеваный «бычок»,
Смыкаю брови перемычкой –
И к цели делаю бросок.
Разверзлась тьма. Средь чащи голой
Призывно светят три окна,
А в луже пьяный тянет соло:
«На что ты сука – жизнь дана!..»
Переступаю. Три ступени.
Наотмашь отворяю дверь.
Рычащий голос: «Мне до фени!
Хошь верь ты, сука, хошь не верь!»
Смотрю сквозь дымную завесу.
Бутылок строй и глоток хор.
Рой мужиков, подобных бесу,
Галдят – ведут извечный спор.
Грозят друг другу кулачищем.
Пылают пьяные глаза.
«Всю жизнь мы правду – матку ищем
и молимся на образа!»
«Так правды нет!»
«Знать, нет и Бога!»
«А человеку с малых лет
одна дорога - до острога!»
«Вишь, скурвился без правды свет!»
Опять наполнили стаканы.
Ни чоканья и ни тостов.
За правду хлещут истуканы –
И каждый в бой идти готов.
«А на хрена мне твоя правда?» —
мотнул косматый головой.
«Ну, стихни ты, косая падла!
Нет веры крысе тыловой».
«Остерегись на поворотах! -
ощерился его сосед. -
Не доведи меня до рвоты!» -
«Сгинь, сука, чтоб простыл и след!»
Сцепились…машут кулаками.
И стон и рев…и крови брызг.
Столкнулись мужики рядами,
Разбушевались вкось и вдрызг.
Летают стулья и посуда.
Кто на полу, а кто верхом.
Ни просьбы и не пересуда.
Кабак – ристалище внаем.
Проходит час…Не лица – рожи.
И слышно в мертвой тишине:
«Братки – славяне! Чтоб я дожил,
вот правда: истина в вине!»
В согласье головой кивают,
Друг дружке помогают встать,
В любви клянутся, обнимают…
И снова мир и благодать.
В стаканы водку наливают.
Кричат мне дружно: «Пей до дна!»
Я с хором песню подпеваю:
«На что ты, сука – жизнь, дана!…»