(навеяно фильмом Алена Рене "Мой дядя с Америки")
На закате «третьей и последней молодости», Николай Капитанов прибыл в свою деревеньку.
Он шел походкой человека, который провел «большую половину» жизни на вертящемся стуле. «Не сед, ибо лыс!» - с ложной завистью говорили о нем сослуживцы-одногодки. А если бы молодые пареньки, его соседи, заметили бы Николая Акакиевича, то сказали бы о нем так: «Ну, первый тайм он отыграл, да и второй тоже… в общем, запасное время осталось!»
На нем был.… Впрочем, слишком много о нем, да это и неважно! – то есть, значение все это имело только для него: едва ли не всю жизнь готовился он к этой поездке. Готовился исподволь – тайно и явно… во сне и наяву. И наконец! – ведь он не был здесь с детства: ну…то есть, никогда! и мечтал уже… сколько же лет он мечтал: «залезу на Ферад-Оррех». Так он, поклонник ирландских саг, называл это ореховое дерево – СВОЕ ореховое дерево. Это ДЕРЕВО – с которого он никогда не падал – только летал! С которого он в первый раз увидел весь мир! В первый и – пока – последний – раз!..
Вдруг! вдруг Николай Акакиевич обнаружил – вот уж, странное открытие! – что просто не может идти! В самом деле: он ТАК волнуется, что ноги – блок! невольный и неосознанный блок не дает сделать и шагу… а шагов еще – ох-хо-хоох! – не один десяток остался.
...вот – он! Вот – наконец: САД.
Кусты (ну, зачем же Творец их терпит?!).
Сорняки (сколько чего изменилось в жизни – ВСЁ, вся жизнь, всё другое – всё чужое! а сорнякам – хоть бы хны: все такие же).
да, но…
но где..?
да где оно?!!
Дерево спилено.
…Причем, спилили его совсем недавно – а это значит, что он ОПОЗДАЛ! В любом случае, детство не просто закончилось, а УНИЧТОЖЕНО! – а вместе с ним, весь мир… ТО, что он считал миром. Что он увидел в первый и последний раз. В своей жизни – уже какой-то опустелой и обездоленной.