Девятое июня 1975 г. С моря дул свежий ветер. Закат разливал по небу начищенный багрянец. Мы, Приятель и я, договорились встретиться. Инициатором встречи был Он. Я не хотел. "Душа не лежала" к этому рандеву. Будто чувствовал что-то не хорошее.
После известных событий наши отношения перестали быть дружескими, и перешли, исключительно, в «деловую» плоскость Сейчас, не помню, чем была вызвана такая необходимость? Наверное, чем-то важным.
Я искал его везде. Но не нашел. Ребята сказали, будто видели Приятеля за Линией. И видели не одного. Линия – это одноколейная железная дорога, что ограничивает Город с севера. За Линией когда-то начинались Ближние поляны.
Я был зол на него, зол люто.
- А, ну понял.
- Слышь. А можа, ему в тыкву настучать?
- А толку – то?
- Да так, для профилактики.
- Нет, мы уже разобрались. Сами, - сдерживая себя, сквозь зубы, процедил я. - Айда, играть в баскет!
---------------------------------------
Десятое июня. Ясно и ветрено. Начало производственной практики. Мы, практиканты, собрались в школе. Я опять старший группы, как - никак, комсорг. Пришли все, Приятеля нет. Опять проспал! «От, соня!»
- Он проспал – я пропал, - повторил я про себя и махнул рукой: «Ладно, ребята, идите на завод. Там, на проходной, Пёр Николаевич (наш трудовик Пётр Николаевич Рожков, душа – человек), а я сбегаю к "этому обалдую" домой.
-------------------------------------
Нежданно, в фойе, у школьной раздевалки, я столкнулся с Ней. Её лицо было серым, щеки – впалые, взгляд растерянный. Вид такой, будто, что-то хочет спросить или предупредить о чем-то.
Она устремилась ко мне.
- Где? - резко и зло спросил я, будто оттолкнул. - Этот. Твой.
Она замерла, натолкнувшись на непреодолимую стену вопроса.
- Ладно. Эх-ма! – в сердцах проворчал я. Вышел на улицу и понес себя к Нему. Она пошла следом.
Я шел быстро, она семенила за мной. Между Универмагом и Длинным домом я повернулся:
- Ну, что ты идешь за мной? Чего тебе нужно?
Она остановилась и замерла столбиком, закрывая рот ладонями. Она давилась от рыданий. Мне, даже, показалось, что её глаза были, нет, не наполненные слезами, а состояли из слез, но слезы не текли, нет, не текли. Это я помню.
- Не ходи за мной!- еще раз "оттолкнул" я и пошел дальше.
Сейчас, мне кажется, что тогда, кроме нас двоих в мире не было никого. За Первой гостиницей, в полной тишине, я опять услышал эхо Её торопливых шагов. Я опять повернулся. Она неотступно следовала за мной. Я остановился, остановилась и Она. Она смотрела на меня своими чудными зелеными глазами. Лицо было серым, чужим, некрасивым.
Боже мой! Еще месяц назад, во всем подлунном мире краше и лучше Её не было никого! Но сейчас? Сейчас… Неужели угар любви не прошел не оставив и следа?
- Послушай, я иду к нему. Он проспал. Ты понимаешь? Ты. Здесь. Сейчас. Не нужна. Не ходи за мной.
Её глаза не смогли сдержать слез, и те крупными каплями потекли по щекам .
- Я...., он......, я. – угадывалось сквозь рыдания. Она сложила ладони лодочкой и потянулась ко мне.
Сердце затрепетало, обида испарилась. Ну не железный ведь! Я дотронулся рукой до Её плеча:
- Успокойся. не плач. Не надо. Не стоит..., - Я хотел добавить, - Он того.
Но не стал.
Её «колотило», плечи вздрагивали, она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Я развел руками... (Нет! Никогда!) и.... обнял Её. Обнял и прижал к себе будто хотел защитить Её. Она съёжилась будто пряталась на моей груди. Её "трясло" и Её боль вместе с дрожью передалась мне
- Он, что..... обидел тебя?.. Да?!, - обезумил я.
Она замотала головой, рыдания не дали сказать Ей ни слова.
- Ну, гад. Гад!! Ну! .....…!. Все перестань. Слышишь? Перестань реветь. Будь здесь. Жди. Вот, посиди на лавочке. Я сейчас.
Я подвел и посадил Ее на скамью у торца дома, а сам рванулся ко второму подъезду «адмиральского» дома. Внутри все кипело.
Звонок. Тишина. Звонок. «Не торопится, гад». Звонок. Тишина. Что-то щемяще тревожное шевельнулось в моей и без того растревоженной душе. Еще звонок. За дверью - тишина. Мертвая.
Я вышел на улицу, как в вату.
Ни звука, ни души.
Скамья, что за углом - пуста.
На весь мир я - один.
.......................................................
У школьной калитки я повстречал нашу классную руководительницу, Зою Александровну. Она-то мне и поведала, что Дру, то есть Приятель.. взорвался.
«Ба- Бах!» – шарахнуло в моей голове.
- Как? Где? Когда?
- Вчера, в лесу, взрывпакет, - устало ответила она.
Потом был "разбор полетов" у директора школы. Я, как старший, держал ответ.
«Да, был, да, давал». «Почему?». «А почему не дать?». Было много нравоучений, но угроз и истерик не было. В итоге я был снят со всех постов, а через день «выпнут» из комсоргов. Военруку - выговор.
Я метнулся в городской военный госпиталь, но там Его не было. Он уже лежал на операционном столе, в Таллине.
--------------------------------------------
По вечерам, после смены на заводе, я заходил к Его родителям, что бы справиться о Его самочувствии. Состояние было стабильное, но Он никого к себе не допускал. Лишь через неделю его мать сообщила мне, что Он просил меня навестить Его.
- И никого больше, – строго наказала она.
Этот приказ относилось ко всему миру, кроме меня.
---------------------------------------------
За восемь дней до того. Они стояли за Линией, на пригорке. Солнце уже садилось, обагряя подлесок Ближних полян. Они стояли, обнявшись, и двойной силуэт превратился в один.
В спину дул ровный теплый ветер, он разносил обрывки слов, глубокие вздохи после долгих поцелуев.
- Сегодня ровно месяц со дня нашего первого поцелуя. Надо отпраздновать. Смотри, - Он разжал кулак, на ладони лежал взрывпакет. – А сейчас в честь нас! В честь нашей любви! Салют!.
Он поджёг фитиль и вытянул руку. Фитиль горел быстро и бездымно. Он хотел бросить пакет так, как бросал пакеты я – с оттяжкой и взрывом в воздухе. Но передержал. Пакет взорвался в руке.
Огненный клубок захватил его красивое лицо, превратив его в струпья черной кожи, опалил волосы, расстрелял огненным порохом щеки, лоб, веки, глаза.
...........................................................
Она тащила его, обожженного и ослепшего, до Города, где их, обессиленных, подхватили, бывшие в увольнении, гвардейцы - матросы с торпедных катеров. Она просидела в «Приемном покое» больнички» полночи, среди суматохи, слез и истерик его матери, оглохшая, растерянная, униженная.
---------------------------------
Древний парк Кадриорг. Вековые деревья – исполины. Будто воины былых времен, закованные, как в броню, в тяжелую морщинистую кору. Я поднимаюсь по стертым, с выбоинами, ступеням к Центральному госпиталю. И лестница, и здания кажутся увитыми зеленью ползущих и вьющихся растений. Кажется, что все вокруг древнее, как в запущенном заколдованном парке.
Меня встретили, опознали, провели к Нему.
Он лежал в отдельной палате. Весь забинтованный. И только на голове было оставлено отверстие у рта.
Я подошел к нему, дотронулся до левой ладони, она была открыта.
- Я пришел. Привет, тебе.
Его голос донесся, будто из ямы: - Здорово, Старик. Видишь, как отметился?
- Как глаза?
- Не вижу. Ничегошеньки не .... вижу. Но врачи говорят, что, вроде, восстановят. Вспышка.... яркая.... была. Восстановят?
- Ничего-ничего, мне, вот, в детстве, в глаз из рогатки с двух метров засадили. Восстановили, вижу. И ты увидишь.
- Я тоже так говорю. Мать плачет. - Как там?
- Там?.... Нормально.
- Я знал, что. Ты. Придешь.
- Чего ж одного-то?
- А?
- Чего, спрашиваю, меня одного? Мог и ещё кого-нибудь позвать.
- ............. Старик. Я помню наш уговор. Там, в Клооге, - его ладонь сжала мою, - Друг, уже ничего не будет. Я больше не могу. Я её.... не люблю.
- .............................................
- Ты понял?
- ............................................
- Я не вижу тебя! Ты слышал?
- Да.
- Хорошо, - его рука обмякла. Потом сжала опять: - И?
- Ты - своё - уже - получил.
Его пальцы разжались.
---------------------------------------
Потом ходили слухи, что Друг подарил Другу переделанный (подрезанный, подпиленный, надкусанный и т.д.) взрывпакет. Что вместо того, чтобы взорваться через семь секунд, он «рванул» на третьей. Все это – чушь! А, правда в том, что в тот вечер я был на него зол, люто зол и желал всего самого наихудшего, что можно было пожелать.... Это по страшнее нарочно "подрезанных" взрывпакетов.
Бойтесь сбывшихся желаний.
В октябре Он вернулся из хостинского санатория КСФ «Аврора». Бодрый, загорелый и здоровый. Как ни в чем не бывало.
Не знаю, как Он, а я с Ней больше не разговаривал. Никогда.
---------------------------------------
Я, без особого интереса, смотрел в окно электрички, как вдруг мое внимание привлекла знакомая фигура и знакомая походка. Люди, идущие по перрону, то открывали, то вновь заслоняли ее. Я встал, открыл окно, чтобы выглянуть и удостоверить это Она или нет. Но дали два «зеленых» свистка и электричка поехала дальше.
---------------------------------------
Да. Тайна... А все-таки Она - чертовски классная девчонка.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/21/2187