Дрюнчик

Пшолты Сам
Сегодня никак не хотелось вставать  с кровати. Можно было никуда не спешить, отдаться приятным грёзам. Долго.  На сколько возможно.

  Сумерки. Летние сумерки, когда темнеет достаточно поздно. Рядом со мной  в кровати лежит Андрюха. Он очень, как-то вкрадчиво приполз, на мою территорию, откинул одеяло, залез, оставаясь на самом краешке, словно, переступил порог, и мнётся, не решается. По хозяйски я накрыл его одеялом, чтоб не кукожился, не мёрз, не чувствовал себя где-то  в дверях.

 Чуть подогнув ноги и почти прижав руки, наверное, ближе всего друг  к другу мы были носами. Андрюха любил нюхать, как он говорил, он чувствовал запах каждого, и даже пытался их описать, а  я, совершено не чувствовал Андрюхин запах. Более того, мне его не хватало.
   Среднего росточка, поджарый такой шкет, дохлый,  с широкими плечами. Шелковистые Дрюнины волосы могли бы лечь  в модное тогда каре, если бы ещё немножко отросли. Очень мягкие, коричневатые  с модным платиновым отливом. А может и не модным, просто, мне они очень нравились,и создавалось ощущение, что они, действительно, струились и переливались.
 
Андрюха позволял их трогать, наверное, ему даже нравилось, что  я легонько трогал его волосы. Пробую вспомнить, какая у него была кожа. Не белая, и не загорелая. Наверное, вначале она всё-таки, была белой, почти прозрачной, ещё долго она оставалась белой на лице. Нос был маленький, тоже абсолютно белый. Даже веснушек не было. Но, Андрюха быстро загорел, и кремовая патина загара крепко  к нему прилипла. Правда, не во всех места,но те места мы никому не показывали.

 Андрюха любил напрягать мышцы рук. Так,сильно-сильно, что становились видны, вовсе не маленькие синие жилки на руках и плечах. Плечи и без того  у него были широченные. А ещё, крупные синие жилки были видны  у него на ногах, будто ноги тоже, были прозрачными, пока их не покрыл загар.  Ярче проступали Андрюшкины многочисленные родинки. Кажется, я до сих пор помню,  в каких местах они находились, оттого и вспомнились...

 Пимпочками набухали его сосЦы, их тоже тогда можно было потрогать. Андрюха стеснялся, что  у него, при чрезмерно худощавой фигурке, тем не менее была абсолютно круглая задница. И круглая она была, как и его головушка,  с платиновыми волосками, маленьким носом, и совершенно детскими, казалось, чуть набухшими губами. Он даже брючки носил расклешенные, чтобы задница выделялась меньше, как ему казалось. Серые брючки  в тоненькую голубую полосочку, светлая рубаха,  в такую же тоненькую голубую полосочку, постоянно  с закасанными рукавами, из которых виднелись его крепкие предплечья. А на запястье - широкий кожаный напульсник, который придавал ему достаточно агрессивный вид.  И все эти Дрюнины округлости, крупные руки, светлые волосики и чёрные бровки, да брюки клёш делали его похожим на муравьишку. Очень такого, сексуального муравьишку.
Но, нас это тогда ещё не очень беспокоило,  а может и, совершенно не трогало, просто, нам хорошо было вместе.
 
- Ильюха, можно  к тебе?
-Давай, почти равнодушно произносил я, приоткрывая одеяло,  с готовностью немножко отползти  с середины кровати.
- Дрюха, ты уже вчера с Илюхой был, - возмущенно подавал голос Игорёк, чья кровать стояла почти рядом с моей, - Илюх? - просил он обидчивым голосом. Но Андрюха уже был рядом, стараясь скрыть улыбку, нырял под одеяло.
- Ну, я же не виноват, что  я первым спросил, - почти обиженным голосом говорил Андрюха, в то время, как  я натягивал на него одеяло.

  Мы вовсе не сразу стали водиться  с Дрюней. Наверное, мы оба были не очень компанейскими, может, интровертами, если детям уже свойственна такая направленность, мы могли, просто, лежать рядом, даже переговаривались, так, урывками, как-будто сам разговор вовсе и не был чем-то важным. Мы... чувствовали. Мы, просто, чувствовали. Смотрели  в глаза, и прислушивались  к внутренним ощущениям. Я мог трогать совершенно безволосую кожу, словно пытаясь определить, где она мягкая, и словно припухшая,  а где под ней очень твёрдо. Я даже спрашивал Андрюху, почему  у него так твёрдо там, натыкаясь то на кость, то на очень твёрдую мышцу.
-Вот, попробуй, говорил он, прислоняя мою руку куда-нибудь к своему телу, - видишь, здесь тоже очень твёрдо.
- А почему? - спрашивал я, чуть касаясь торсом Андрюхи, пробуя пальцами там, где было очень твёрдо.
- Не знаю, говорил он, и мы сплетали ноги, чтобы было удобно и тепло.

  Мне нравилось рассматривать Дрюнчика, когда он был так близко,  а лучики, просачивающиеся из-за занавески блестели  в его зрачках, струились по волосам, выхватывая из кромешной и страшной темноты что-нибудь очень интересное. Я мог рассматривать его пальцы, расспрашивая, почему они такие длинные, узнавать о каждом шрамчике, трогать ноготки, которые были точно такие же, как и  у меня. Я мог трогать Дрюшкины губы, которые мне очень нравились,  а он, показывал, как появляются ямочки  у него на щеках. А ещё, мы держали друг друга за руки, чтобы никто не "щекотил", и касались телом. Наверное, до сих пор во мне живёт что-то от Дрюнчика. Что-то, очень тёплое, открытое, и вместе  с тем, тайное.

За стенами нашей спальни были Кавказские горы. Горы и лощины со всех сторон. Утёсы, необъятные каштаны и змеи исполины стволов черёмухи стремились к свету с самого низа, а мы, ощущали себя невероятно маленькими и брошенными, одинокими и смертными среди исполинской природы. Вечером могли разреветься от нахлынувшей тоски, и вроде, совершенно без причины...

- Тихо так, таинственно. Смотри, вон Сашка уже засопел, он сразу начинает сопеть, как засыпает. И Игорёк, наверное, уже спит.
-Игорь?
-Не, не сплю, чуть громче обычного проговорил Игорёк, поворачиваясь к нам, обиженно поёрзав на кровати. Конечно, стоило только произнести заветное "иди  к нам", и он бы ворочался уже  с нами. Но, мне не очень нравилось, как от него пахнет.Думаю, и Дрюнчику Игорёк не нравился по той же причине. Мы могли позвать Санчика. Крепкий парнишка, и по ощущениям, он был ..свежий и горячий. Серого, с которым не улежишь. Мы бы, только и вертелись и ржали и снова, вертелись, и опять ржали. Ромка - большой, Шамиль, да он бы  к нам и не пошёл. Костика можно, но с ним трудно молчать. С ним нужно  вдвоём, когда без Дрюни.

  Редко теперь вспоминается то время. Будто, совершенно из другой жизни, даже нереально. Вроде и не мы были. Как-будто, и не с  нами вовсе. И ощущения, непередаваемые. Какое-то, запредельное счастье. Чувственное, внутреннее, ночное, таинственное. Даже,  в глазах переполнилось. Сморгнёшь, и покатилось, капелька-водица. Мы ведь тогда эти капельки на вкус пробовали... Дрюнчик. Рядом. Какой-то, очень свежий, уютный. С ним, как-будто дома. Только зрачки его  в темноте светятся, бровки жёсткие, музыка играет, где-то ...очень далеко. Бесконечная ночь. Наша. Утро - за гранью. Не скоро, а пока, можно быть настоящими.

 Не могу представить своих пацанов большими и взрослыми, а жизнь, будто преследуя какой-то, непостижимый для меня смысл, навсегда оставляет моих героев в столь юном возрасте. Будто время наше совершенно для них неподходящее…
В августе 2003-го мы случайно встретились на вокзале в Кисловодске. «Как ты? Где? Куда потом,- формальное скорое общение.
 Я держал Андрюшкину руку, пытаясь оценить, на сколько она изменилась, целы ли шрамчики, которые я трогал тогда, и та синяя венка, - будто для себя старался понять, - тот же Дрюнчик, или уже совершенно другой…
А после, – его шкодное физио и сильно сжатый кулак – «но пасаран» - в окошке пригородного поезда. А в сентябре в утренней электричке случился теракт. Андрей К. и другие студенты Пятигорской Фарм Академии никогда…
В этой жизни уже никогда.
                Фотография из сети. Похож(