Петька и Германия

Виктор Прутский
 Пришел  сосед Петька и сказал, что он совершенно не понимает нынешнюю молодежь. Какая-то она не такая.



- А какая? - спросил я.

Он пожал плечами, и я не стал больше задавать вопросов: найдет нужным – сам расскажет, в чем дело. Петька вообще-то не старый, но он рано женился, и у него взрослая дочь. Может, с нею что-то.

 По небу плыли тучи, никак не переходившие в дождь, который был крайне нужен: сохла трава, замучил колорадский жук на картошке. Чтобы прервать молчание, я решил тему жука, ставшую злободневной, развить:

- И  откуда только берется такая гадость!
- Ты о чем? – рассеянно посмотрел на меня Петька.
- О колорадском жуке.
- А-а, - равнодушно сказал сосед, и было видно, что этот полосатый вредитель в данное время от него ещё дальше, чем его колорадская родина.

Снова наступило молчание, и я уже собрался предложить соседу чашку кофе, когда он вдруг произнес раздраженно:

- В Германию собралась, представляешь?!
- Кто?- машинально спросил я, поняв, что речь, наверное, идет о дочери.
- Кто… Катька, кто ж ещё!
- С мужем, что ли?
- Ну.

Петька как-то рассказывал, что дочь встречается с хорошим парнем, и дело движется к свадьбе. «Немец, правда, - говорил он, - ну и что такого? Мы же интернационалисты!» - откровенно радовался он будущему зятю. Потом была свадьба, и его мнение о Саше стало ещё выше.

- Ты же интернационалист, - напомнил я.

- Иди ты знаешь куда?! – И Петька посмотрел на меня так, будто немцем был не зять, а я,  и не в эту минуту, а в 41-м году где-нибудь под Москвой.

Я обиженно замолчал и стал изучать плывущие по небу тучи. Через некоторое время сосед тронул меня за плечо:

- Извини, Пантелеич. Не могу я, понимаешь? Ну скажи, пожалуйста, какого хрена делать моей Катьке в Германии? Что она там забыла?

- Во-первых, не Катька, а Екатерина. Во-вторых, она уже не твоя, а Сашина. В-третьих, Германия – не глухомань какая-то, а нормальная страна, там, говорят, даже трамваи ходят… 

- Очень остроумно. Интересно, что бы ты сказал, если бы уезжала твоя дочь.

- Наверное, то же, что и ты. Но это ничего не доказывает. Мы же с тобой не возмущаемся, когда другие уезжают. А значит, что?

- Что?
- А то, что мы с тобой за колхоз, но не в нашей деревне. Нехорошо, дорогой товарищ интернационалист!

Петька вздохнул.

- Умом-то я понимаю. А тут вот, - ткнул себя в грудь, - щемит.

- Сочувствую. Но ничего страшного нет.    Представь себе, что они уезжают не в Германию, а на Сахалин, например, – расстояние ещё дальше. Ты же не возражал бы?

- Сравнил! Дело не в расстоянии, страна другая. Они же что говорят: мы, мол, там освоимся и вас тоже заберем. А я не хочу в Германию, я хочу жить здесь, ты можешь это понять?

- Могу. Ну и что? Будешь ездить к нам в гости, это теперь не сложнее, чем из Сахалина. Приедешь, а я спрошу: «Ну, как там, херр Петр, погода? Понравилось ли баварское пиво?» А ты посмотришь вокруг и скажешь с легким немецким акцентом: «Фу! Как вы живьёте в такой грязь?»

Петька грустно улыбнулся.

- Я никогда, Пантелеич, так не скажу, потому что здесь родился и здесь умру.

Он замолчал, посмотрел вверх. Тучи, по обыкновению, плыли с запада на восток.

- Может, они ещё передумают?.. – сказал он, и было непонятно, спрашивает он или надеется.