Сбежавший паровозик

Владимир Фомичев
посвящается месье Оак Баррель

Кривоногих поездов не бывает, и подобное однообразие навевает скуку и желание напиться. Вагон-ресторан, станционный буфет, сердобольная проводница – без этих, столь милых сердцу аксессуаров путешественник в одночасье превратился бы из жизнерадостного «меня зовут Дима»  в засиженную мухами пассажирскую единицу. 
Но кто, скажите, хотя бы раз заглянул в душу локомотива? 
-  Он железный. Что с ним станется? – ответят некоторые, особливо продвинутые, и ну пинать тягло электричеством али – того хуже - огнем пытать.
И невдомек циничным технократам, что сомнения, запоздалое прозрение присущи не только похмельному синдрому и раскаявшейся блуднице.

То утро выдалось на редкость тяжелым. Старенький 157С едва плелся – мучила одышка, нестерпимо ныли суставы. Прибавьте бессонную ночь, амбре загаженных вагонов, перспективу отложенного выхода на пенсию и вот вам «Утро в сосновом бору» в интерпретации совместного творчества РЖД и Минтранса.
А лес вдоль путей действительно хорош. Паровозик знавал его еще подростком. Каким-то чудом бензопилы обошли стороной пушистое сырье для праздничных трибун и бюджетных гробов. По счастью грибников в это время года встречалось немного – не сезон. Любителей тихой охоты паровозик не жаловал, и было за что: заготовители лешьего мяса  любили погреть греховодные части тела на раскаленных солнцем шпалах либо прошмыгнуть под самым носом. Приходилось смотреть на дорогу вместо того чтобы любоваться окрестностями. Вот и выходило, что кроме мелькающих потертых задов никакой эстетики. Дед рассказывал, будто однажды переехал вполне интеллигентную барышню. Однако старику могло пригрезиться, да и времена нынче не те – если и хрустнет под колесами мамзель, то непременно пьяная и безвкусно одетая.

Предстоял длиннющий подъем. Кочегар разворошил угли, обтер кепкой вспотевшую лысину и жестом пригласил машиниста освежиться. Мерзавчик, шмат сала и подсохшая горбушка красноречиво засвидетельствовали преемственность в трудовых династиях, вкусовых пристрастиях и традициях своевластия. 
Момент показался как нельзя подходящим. 157-ой притворно вздохнул, дернулся и встал.
-  Пошли, посмотрим в чем дело, - старшой сунул бутылку в карман, - заодно и отольем.

Поверхностный смотр видимых дефектов не обнаружил, и работяги слегка углубились в лес...
-  Или сейчас или никогда! – паровозик резко стартанул, оборвал сцепку и был таков.

Ломая кусты, раздвигая ветки, беглец вскоре затерялся в глубине чащи. Зная не понаслышке темперамент и нравы деповского начальства, скорого преследования он не опасался.
«Согласования займут годы, а я тем временем поживу как подобает. Может, электричку какую-никакую встречу…»

На опушке возле ручейка паровозик остановился передохнуть. Огляделся. Мир предстал совсем иным, нежели в рамках привычной колеи.

Предлагаю оставить эскаписта в покое: не вмешиваться в частное пространство, не подглядывать, потирая мокрые ладони, не кривить в ухмылке рот, а вернуться на пару минут к брошенному на произвол составу.

Истерзанный начальник поезда вяло отмахивался от наиболее настырных пассажиров:

-  Я уже говорил: скоро пришлют новый локомотив, и вы доберетесь туда, куда вам, может, вовсе не хочется. Или вас там не очень-то и ждут… Да мало ли какие еще обстоятельства возникнут в конце пути? Не исключаю, что станете благодарить судьбу за сегодняшний казус. Расслабьтесь, живите сейчас. Кто ведает, сколько нам отмерено?  Грызть локти в гробу не  сподручно… Кстати, наши холодильники продержатся от силы час/полтора – не мешкайте!

Последний аргумент прозвучал как приговор и инструкция к активным действиям.
Страсти мгновенно улеглись. Тучные мужчины преобразились в прыщавых бойскаутов:  мигом соорудили навес, разожгли костерок, а некоторые даже нарвали букеты полевых цветов. Дамы сменили халатики на легкомысленные наряды и помогли официантам накрыть столы.

-  Ну да, - скажите вы, - выпить, закусить, покадриться – кто ж откажется? Но праздник не может длиться вечность.
Вероятно. Нужны и будни. Только - в качестве усилителя вкуса, выражаясь языком алчных производителей суррогатов.
Взгляните на календарь: красные дни в меньшинстве. Справедливо?

Когда прибыл новый локомотив, выяснялось, что исчез начальник поезда. Прямо-таки сгинул. В последний раз его видели с удочкой и коробкой монпансье.

- Для червей, - подсказал кочегар.

Делать нечего – телеграфировали за новым.
Пока суд да дело, народ развлекался, как мог.

Осень позолотила пряди берез и корзины грибников. Дружные семьи рябчиков* распались; пассажиры, напротив,  создали новые.  Явился, не запылился «караван-баши». Рявкнул: « Свистать всех наверх!»

Первым откликнулся кочегар. Собственно, он далеко и не отползал.

- Остальные где? Ты бы хоть умылся, - начальник погрозил чумазому основательным пальцем.
-  Разбрелись в поисках продолжения банкета, ваше высокоблагородие! Язви их всю неделю.
-  А ты что ж, дурак, прохлаждаешься?

Кочегар задумался. Многолетнее единоборство долга с искушением приучило держаться поближе к рабочему месту. Если его истосковавшаяся душа и теряла равновесие, то непременно вблизи паровозной топки.

-  Не могу, знать, вашбродь. Дурак. Как есть – дурак!

Проказник ветерок ласково шевелил великолепные усы.  Начальник тщетно пытался сосредоточиться на смс сообщениях от жены и Клавдии Петровны. Где-то, за нагрудным карманом щемило незнакомое, волнительное чувство.
 
-  Слушай мою команду! Будем играть в прятки. Ты водишь. Зажмурься и считай до… - обер-кондуктор опустил глаза, поделил километры на вес, прикинул, и поменял местами числитель со знаменателем, - до ста пятидесяти.
-  Умею только до трех, вашбродь.
«Эка сволочь» - Считай до трех столько раз, сколько … сколько за водкой бегал.

Метель. Белые мухи. Никто никогда не видел дрозофилов альбиносов, однако ж они прославились. Заслуга в том натур поэтических, неравнодушных. И не беда, коль в арифметике слаб, -  снежинки равно тают на ресницах отличников и двоечников, трезвенников и горьких пьяниц, руководителей и подчиненных.
Впервые в жизни сидя в мягком вагоне, кочегар мысленно перебирал походы к прилавку, тискал податливые груди провинциальных продавщиц и загибал пальцы.

«Ии раз, ии два»,  – кружили белые мухи…

* Ря;бчик — птица из рода рябчиков, подсемейства тетеревиных, отряда курообразных

24.03.15