Зигзаги моей судьбы - Божий промысел
В силу объективных обстоятельств я была многого лишена в детсве и юности. Точнее, как дитя войны лишена была детства вообще. Я старалась дать всё, что возможно, своей доченьке и вместе с ней пережить то, чего была лишена сама.
Когда Ирине исполнилось 5 лет, мы пошли в детский хор «Звёздочка» при клубе строителей недалеко от нашего дома. Руководительница Инна Георгиевна Соснина, высокая, стройная брюнетка, прекрасна как фотомодель, сочетала строгость и доброту. Детишки подчинялись ей беспрекословно. Ирина была самая маленькая, и мне разрешили сидеть на репетициях. Это было и моё музыкальное образование. Я со всеми пела распевки, детские песни. Мы и сейчас очень любим петь те детские песни. Хор был замечательный, часто выступал на предприятиях, перед ветеранами, в доме престарелых и т.д. Для детишек в дни поездок на концерты я готовила вафельные трубочки или пирожки, и таким образом влилась в детский коллектив. Раз в неделю ходили в изостудию. Когда художник задал задание нарисовать портрет мамы, Ирина, глядя на свой рисунок, заплакала:
- Мамочка, ты красивая, а здесь «какая-то стласная».
- Иришенька, а ты нарисуй портрет Василий Ивановича.
Хоть портрет был нарисован в той же манере, но художница не расстроилась.
Летом отпуск провели в Одессе на Куяльнике. Хотелось как-то закалить и поправить здоровье Ирины, да и своё. В общем 1980-81годы мы пережили нормально. А вот 1982 год обрушился шквалом испытаний. Куда приведёт этот тернистый путь стало понятно только позже, ибо, исключив хоть какое-то звено, трудно было бы пробиться к цели. Теперь я воспринимаю это как испытание Свыше моих сил и способностей.
Сразу после моего успешного доклада по применению контрастного вещества для исследования микрорельефа желудка перед большой аудиторией и учеными из Москвы и Ленинграда Сапар Тусупбекович собрал ординаторов и кафедральных работников и объявил:
- Теперь каждый кабинет будет специализирован: урологический, костный, пульмонологический и желудочно-кишечный. Желудочно-кишечный будет обслуживать Анна Дмитриевна.
Все перечисленные специальности для врача без лучевой нагрузки: лаборант делает снимки, врач описывает. А исследование желудка и кишечника – это мама мия, тут и сила, и лучевая нагрузка под завязочку. Я пыталась протестовать. Но Сапар Тусупбекович успокоил:
- Зато быстро наберём интересный материал.
Правда, этот эксперимент долго не продлился. Было настолько тяжело, что я не выдержала и даже расплакалась и, самое обидное, допустила ошибку, которая дорого стоила и больной, и мне. Дома у меня случился гипертонический криз. Началась рвота, вызвали скорую. Вошла врач и с порога командным голосом:
- А ну-ка, больная, возьмите себя в руки!
Подошла к кровати, измерила давление - 240 /100 ммртст - и уже другим тоном:
- Что принимали?
Я сказала. Она сделала мне внутривенно укол, подождала, ещё раз измерила давление и на правах судьи, стоя надо мой как статуя и показывая указательным пальцем, прочитала приговор:
- Вы же умрёте! На кого Вы оставите ребёнка?
Иришенька стоит рядом и перепуганно смотрит на тётю в белом халате. Врач ушла, но приговор Галины Николаевны ещё долго звучал в моей голове. След от того случая остался надолго. В Англии при исследовании МРТ обнаружили аневризму правой затылочной артерии мозга. Кто знает, может это след того случая? Но я до сих пор жива. Наши пути с Галиной Николаевной пересекались ещё не раз. Следующая встреча была на медкомиссии, которую мы проходили ежегодно. Память у Галины Николаевны была уникальная. Только я вошла в кабинет:
- Анна Дмитриевна, Вы что хотите медкомиссию пройти?!
Я её уже забыла, но она мне напомнила.
- Помните, я у Вас на вызове была?
Вот так встреча! У меня мурашки по телу поползли. Каждый раз для меня медкомиссия была испытанием: «Быть или не быть мне в штате рентгенологов»?
В то время я готовила материал для аттестации. Отчет мой с учетом публикаций в журналах и 8 рацпредложений заслуживал высшей категории, и на этом настаивали и члены комиссии, и представитель из министерства. Но Абрам Самойлович, главный рентгенолог, справедливо наложил вето, я думаю, из-за моей ошибки, и мне присвоили первую категорию. Казалось всё, мечта рухнула. Стоп, локомотив.
Да тут ещё неожиданный домашний эпизод. Как-то ночью под окном раздался страшный крик женщины о помощи. Мы с мамой выглянули в окно и увидели, как двое мужчин волочат женщину по земле. Мы побежали к соседям и вызвали милицию. Пока милиция приехала, всё улеглось, женщину куда-то уволокли. Но шум во дворе стоял ещё долго. На утро моя мама мыла лестницу, вдруг Гримальская, соседка с первой квартиры, с претензией:
- Ты что подняла на ноги милицию, всем спать не дала?
Я при этой сцене не присутствовала, но потасовочка там была нешуточная. В конце концов моя вылила ведро грязной воды на Гримальскую, и Гримальская подала в товарищеский суд. Я маму не пустила, зная её горячий характер, пригласила сотрудников с выставки и больницы и весь удар приняла на себя. Казалось, всё обошлось. Но однажды я спускаюсь вниз по лестнице с Иришенькой, ко мне подходит сын Гримальской, берёт меня за шиворот и говорит:
- Если ты не закроешь рот своей матери, я тебя убью!
Бедная Иришенька, она не могла спать много ночей. Мы спали на одной кровати. Она прижмётся и, всхлыпивая, шепчет:
- Я боюсь, если тебя убьют!
- Не бойся, солнышко, мы всегда будем вместе.
Гримальскому я написала записку:
- Вы мне угрожали, что убьёте, а теперь будете охранять меня. Если со мной что случится, Вы первый будете отвечать. О Вашей угрозе я написала сотрудникам и оставила такую записку в отделении.
Больше он меня не задевал.
Кроме нервного потрясения у Ирины участились ангины, и совокупность всех обстоятельств вынуждала меня принять радикальное решение. Владимир Васильевич посоветовал мне переехать в Тамгу на Иссык-Куль в военный санаторий. В Тамге жила его мама, и первое время мы остановились у неё. В санатории только через две недели ожидали новый заезд отдыхающих. Это было в мою пользу, я не сразу должна была приступить к работе. Вскоре начальник санатория перевела меня на подселение в одну семью. Обстановка была ужасная. В доме жили родители и двое мальчишек подростков, вызывающих своим видом и поведением тревогу. Беспорядок наводил на мысль «Как же можно тут жить?» На кухне - полчища тараканов, осмелевших даже днём, везде окурки, и даже дверей, чтобы закрыться, нет.
Оставив вещи, мы вышли с Ириной прогуляться. Природа в Тамге потрясающая - роскошная зелень, чистейший воздух с запахом хвои. Ирине особенно запомнился небольшой зооуголок - олени, косули и горные козлы. Пообщавшись с ними, мы спустились вниз с пригорка. Перед глазами сколько взгляд охватит предстаёт голубое хрустально чистое озеро. Была ранняя весна. Ярко, но обманчиво светило мартовское солнце. Мы прогулялись, а вечером у Ирины разболелись уши, да так сильно, что до утра она криком кричала. Утром Ирина, бледная как смерть и сердцебиение сосчитать невозможно, очень напугала меня. Я попросила машину у главврача, и нас отвезли в какую-то районную больницу. Врач, киргизка, оказалась очень внимательной и профессионально грамотной. Закапала обезболивающие капли и выписала сложный какой-то состав ушных капель. Иришенька успокоилась. Но и на следующий день у Ирины продолжались приступы параксизмальной тахикардии. Мы вынуждены были вернуться домой.
В Алма-Ате я положила Ирину в ревматологическое отделение с диагнозом: ревмокардит и хорея. Состояние Ирины ухудшалось, она ночами не могла спать, была возбуждена. С утра пораньше я уже у неё, и после работы (ЦКГБ рядом) я тоже у неё. И всё же в промежутке в обед медсестра дала Ирине таблетки аспирина запить хлористым кальцием. Очевидно, получился ожог слизистой. У Ирины неукратимая рвота. Я вынуждена была забрать её домой. Заведующей я сказала:
- Вы не ругайте медсестру, а накажите как она мою дочь - пусть запьёт таблетку хлористым кальцием и больше ничего, пусть почувствует, как это.
Причина ревматизма - прежде всего патология миндалин. А в выписке из истории болезни было написано: «Консультация лор врача – лор органы без патологии». Эта запись свидетельствует только о халатности врача. Каждый день я осматривала миндалины, на одной из миндалин увидела гнойник размером с вишню. Записалась на консультацию к профессору отоларингологу С.В. Круглому. Пока очередь подошла, абсцесс прорвался. Но и профессор, посмотрев, сказал мне неутешительно:
- Ищите причину в другом. Помочь ничем не могу, её срочно нужно класть в стационар и серьёзно обследовать, иначе Вы потеряете ребёнка.
Общее состояние Ирины на тот момент было тяжёлое. И, естественно, что профессор предположил более серьёзную причину, чем патология миндалин и настоятельно требовал клинического обследования.
- Но я только неделю назад выписала её из больницы.
- Вы - врач, и сами видите, насколько серьёзное состояние. Советую не терять времени.
Я через Лидию Семёновну пробиваюсь на консультацию к знаменитому профессору ревматологу, фамилию его забыла. Он, внимательно осмотрев, говорит мне:
- Вы же рентгенолог. Поздние роды - в этом причина.
- Но она была совершено здоровым ребёнком, в чём дело?
Привезла Ирину домой, положила на кровать. А сама - в истерике, криком кричу, что делать - не знаю. Звонок. Пришла проведать меня коллега Анна Астафьевна. Она мне такие страсти порассказывала, что ей пришлось пережить от наших коллег со своим сыном, что я как-то успокоилась и решила не отчаиваться, а обратиться к невропатологу совминовской больницы.
В то время я перешла работать в Совминовскую больницу - нужно было как-то компенсировать в денежном эквиваленте прерванный стаж работы. Перед пенсией Валентина Ивановна, невропатолог, внимательно осмотрела Ирину, поставила диагноз: ревмоваскулит сосудов головного мозга, выписала лечение и посоветовала пойти к начальнику 4 управления, чтобы он разрешил прикрепить Ирину к совминовской больнице, тогда она будет иметь право выписать ей церебрализин. Начальник 4-го управления Павлов отказал мне в моей просьбе. Как Божий подарок я в тот день получила письмо от Евгении Ивановны Козлик (мы вместе начинали работать в Кустанайской области), она сообщила, что скоро будет в Алма-Ате. Я тут же телеграммой отправила ей свою просьбу, и она привезла мне церебрализин. Но состояние Ирины не улучшалось. В нашей профессии часто бывают крайности. Тогда был период, когда считалось, что миндалины во что бы то ни стало нужно сохранять. И всё же я уговорила Лидию Семёновну показать Ирину лорврачу института хирургии. Та, посмотрев Иринины миндалины, назначила её на операцию. В то время Институт хирургии был для меня не чужим - я им предложила интересное контрастное вещество для бронхографии. Испытания проходили успешно, и я как своя, несмотря на строгие порядки, даже ночевала возле Ирины после операции. Сама лорврач была удивлена - в миндалинах с обеих сторон в глубине было два мешка гноя.
Причина была удалена, но мне ещё понадобилось много лет, чтобы восстановить моторику и здоровье Иришеньки. Подход к восстановлению у меня был не совсем врачебный. Я не стала для профилактики ежемесячно вводить бицилин - антибиотик пролонгированного действия. По севету неропатолога провела короткие курсы ноотропила и церебрализина. И решила забыть, что я врач. Опиралась на интуицию беспредельной материнской любви. Под музыку мы танцевали, по утрам выходили во двор и учились кататься на коньках. Потом каждое воскресенье ездили на высокогорный каток Медео. Красота - просто дух захватывает! В то время можно было покупать месячный абонемент совсем недорого. Правда, я так на коньки и не стала. Прогуливаясь за краем катка, наслаждалась величием гор, бодрящим горным воздухом под аккомпанемент музыки, испытывала истинное наслаждение. Главное в моей программе было восстанавливать движения естественно, под музыкальное сопровождение и таким образом снимать напряжение и одновременно поднимать тонус и хорошее настроение. Пыталась отдать на танцы, и даже партнёр был -одноклассник Дима. Но дело не пошло. Преподаватель сразу заметила нарушение походки и координации движений и в присутствии всех делала замечания Ирине. Мы старались дома репетировать, но преодолеть вычурность движений не удавалось, и это ещё больше её смущало. Занятия бальными танцами пришлось отложить на будущее.
Моё сотрудничество с Институтом Хирургии продолжалось вполне успешно. В чём суть постараюсь объяснить понятным для всех языком. Представим дерево: ствол, разветвление веток и листва. По аналогии трахея - бронхи крупные делятся на мелкие и заканчиваются лёгочной тканью - мелкими пузырёчками альвеолами, как у дерева листочками. Для получения изображения применялись различные контрастные вещества - иодолипол и даже суспензия растёртого бария. Но ими можно заливать только бронхиальное дерево. После процедуры контрастные вещества легко отхаркивается. Но если они попадают в альвеолы, то остаются там навсегда и постепенно лёгочная ткань теряет свою функцию. Представьте себе, врач делает бронхографию, всё по правилам, но больной во время процедуры кашляет, альвеолы заполняются, и грех на враче и часть нефункционирующего лёгкого у больного навсегда. Есть водорастворимые контрастные вещества - верографин и т.д. Но они выводятся так быстро, что после введения, когда лаборант делает снимок, контрастное вещество уже исчезает. Задача - повысить вязкость, замедлить всасывание. Я предложила самое простое: заварить верографин на крахмале и получить кисель нужной вязкости. Крахмал уменьшает раздражение, повышает вязкость и в организме расщепляется до глюкозы. Очень просто, логично и без вредных компонентов. В Институте Хирургии Генадий Михаймович Киямов и Роза Мухамеджановна за два года сделали более 1500 исследований чётко контрастированных. Контрастирование фазы листвы, т.е. альвеол, определяет границы функционирующей лёгочной ткани, и это очень важно для определения объёма операции. Также Нагима Коспановна Сахипова, доцент Института Туберкулёза, использовала этот метод. В Совминовской больнице проводились единичные исследования.
Я снова почувствовала почву под ногами и решела двигаться к цели. Мне нужно было взять от начальника 4 управлением справку о том, что я являюсь рационализатором и имею право на дополнительную жилплощадь. Собрала все документы, лестные отзывы от замдиректора института хирургии Жумабаева, 10 удостоверений о рацпредложениях, статьи в научных журналах и пошла на приём к Павлову. Конечно, поджилки тряслись, в памяти была не очень дружелюбная встреча, когда я обращалась за помощью для Иришеньки. Но на сей раз он встретил меня более дружелюбно и попросил зайти через пару дней. Через два дня я получила намного больше чем ожидала. Справка была оформлена достойно того учреждения, из которого она исходила. Я пошла на приём в райисполком, и меня взяли на очередь на получение новой квартиры с дополнительной жилплощадью.
Всё бы было замечательно, если бы не приступы с моей травмированной головой. Они преследовали меня всю сознательную жизнь и часто становились поворотным моментом в судьбе. Для ясности, я упала с чердака головой вниз, когда мне было 11 лет. Травма была очень тяжёлой. Несколько дней я находилась в коме и более 2,5 лет не ходила. Лежала тогда и неврологическом отделении в Одессе, и Киевском Нейрохирургическом институте. Под влиянием лечения в какой-то степени гематома рассосалась, и я прожила довольно активную жизнь. Но иногда приступы головной боли были настольки невыносимыми, что я просто не могла обойтись без помощи. Вот и в совминовской больнице пришлось обратиться за помощью к невропатологу. Видок у меня был не приведи господи. Не успев толком представиться, я подбежала к раковине, и меня вырвало. Потом врач уложила меня на кушетку, позвала специалиста по функциональной диагностике, он сделал на тот момент самый прогрессивный метод определения мозгового кровообращения – РЭО-графию. Показатели были настолько угрожающие, что он пошёл к заведующей рентгенотделением Раисе Хасымовне. Мне сделали внутривенно клофелин, я ещё немного полежала в кабинете и села на трамвай, поехала домой. Это было похоже на космическое путешествие - полная невесомость, язык не ворочается, ноги и руки не мои. Хорошо, в трамвае сидел мой сосед, он довёл меня до двери квартиры. Понятно, что этот эпизод не остался незамеченным.
1985 год - год Двенадцатого Всемирного Фестиваля Молодёжи и Студентов в Москве. Иришенька в 3-м классе. С учёбой у нас без проблем. Каждый день после работы мы ходим на выставку и один раз в неделю - в клуб строителей в кружок мягкой игрушки. Там были такие замечательные поделки, что мы увлеклись не на шутку. Мы с Ириной шили и белочек, и зайчиков. Особенно симпатичные - гномики. На выставке мы подружились с Лидией Васильевной, в тот момент она работала дворником. Интеллигентная, очень интересная женщина. Мы к ней в гости, она к нам. И когда она увидела у нас на спинке дивана отряд игрушек, сделанных нами, она пришла в восторг. Мы ей подарили гномика. В ответ на следующий день она принесла большой мешок лоскутиков и разных цветов искусственного меха. Оказывается, она раньше работала в ателье и собирала лоскутики. Она счастлива была, что нашла кому отдать для практического применения мешок хлама. А мы, получив это сокровище, воодушевились, хоть цех по пошиву мягкой игрушки открывай. И тут мне пришла в голову идея. А что, если от каждого ученика послать гномика с добрыми пожеланиями на Фестиваль Молодёжи и Студентов?! Материала было так много, что я всем в классе раздала, и они что-то мастерили с Тамарой Васильевной, а я с Ириной дома вечерами и ночами доделывала этих гномиков, придавая им привлекательную форму. 34 штуки с разными бородками, колпачками, жилетиками. Как разрисовала их, в комнате стало весело. Не раз Тамара Васильевна заходила любоваться. Каждого ученика я сфотографировала отдельно. Владимир Васильевич помог сделать фотографии, я написала интересный текст в стихах. Оформили пакеты и понесли с Тамарой Васильевной в райком комсомола для отправки в Москву зарубежным гостям. Удивительное совпадение: кабинет секретаря райкома ВЛКСМ находился на первом этаже напротив приёмной райисполкома по квартирному вопросу. Сидим мы с Тамарой Васильевной с двумя мешками подарков, выходит секретарь райкома, мы ему показали наши подарки. От восторга он засиял как ясно солнышко, забыл даже нас пригласить нас в кабинет. Смотрит, а гномики все разные, все улыбаются. Тут выходит женщина из приёмной райисполкома и тоже не прошла мимо. Залюбовалась.
- Как это Вам удалось сделать столько замечательных игрушек?
Тамара Васильевна :
- Это всё Анна Дмитриевна придумала, организовала и много сделала сама.
Мы сдали наши подарки и счастливые вернулись домой.
Но долго покой никак не мог продолжаться. Опять медкомиссия. И на сей раз приговор прозвучал неотвратимо. Галина Николаевна исполнила обещанное и сразу после комиссии отправила коллегиальное письмо главврачу Совминовской больницы о недопуске меня к работе по состаянию здоровья. Гизатулин вызвал меня, показал письмо.
- Что будем делать, Анна Дмитриевна? Я не хочу потерять Вас. Но закон есть закон. Попытайтесь сами связаться с медкомиссией.
Я пошла к главному рентгенологу города Абрам Самойловичу и совершенно неожиданно встретила у него главврача санэпидстанции Раису Григорьевну. Они тоже подписывали мне приговор. Всем понятно, по своей должности она - строгий судья. Но на этот раз словно Божий дух вселился в неё. Я обратилась к обоим.
- Мне назначили пенсию, на которую прожить очень сложно, а у меня дочь в 3-м классе. Если лишить меня работы по состоянию здоровья, то я от депрессии вообще, не попрощавшись, уйду в мир иной.
Мудрая женщина сразу всё поняла, успокоила меня.
- Мы подыщем Вам работу с минимальной лучевой нагрузкой. А теперь нужно позаботиться как помочь Вашему здоровью.
- Мне невропатологи советовали провести несколько курсов лидазы и церебрализина, чтобы уменьшить посттравматические осложнения. Я много раз просила Абрам Самойловича помочь мне достать эти лекарства, но пока этот дефицит для меня недоступен.
- А ну ка давай, миленькая, вставай пойдём в горздрав. Это же безобразие! Врач не может достать жизненноважное для неё лекарство. Позор!
Абрам Самойлович что-то буркнул в своё оправдание. Но Раиса Григорьевна была решительно настроена. Горздрав находился в том же помещении. Мы пошли к заместителю Клименко. Раиса Григорьесва без приглашения вошла в кабитет и эмоционально обозначила суть вопроса. Проблема была немедленно решена.
На прощанье Клименко мне сказал:
- Если что нужно, обращайтесь непосредственно ко мне. Постараюсь всегда помочь.
Мне выдали рецепты за подписью Клименко, и я поехала на городской склад медикаментов, ещё не веря, что на самом деле я могу получить то, что мне нужно. Оказывается, есть. О дефицитах того времени невозможно вспоминать без улыбки. У меня мама как на работу ходила по очередям то за куском мыла, то за килограммом сахара. И всё сетовала: «Как вы будете жить без меня?» Были очереди за коврами, с вечера записывались. Но меня это всё мало волновало. А вот дефицитные лекарства!? Была полная уверенность, что их в Советском Союзе просто нет. Ещё в институте мой сокурсник Володя пытался достать лидазу. И хотя у него тесть был профессором, ему не удалось. А уж для меня этот вопрос, казалось, вообще неразрешим. К великому удивлению в 90-х эта же лидаза появилась в аптеках в свободной продаже. В течение ряда лет я с перерывами проводила курсы рассасывающей терапии и церебрализина. Интенсивность приступов уменьшилась, и хотя гипертония в Алма-Ате оставалась при мне, но всё же я стала более-менее нормальным человеком.
В 1985 г мы провели отпуск в Одессе. А когда вернулись, я перешла работать в ЦКГБ в приёмный покой. Там врач в основном описывает снимки и не стоит за экраном рентгенаппарата. До конца лета мы каждое воскресенье ездили на Медео в бассейн. В Одессе Ирина научилась плавать, а здесь усовершенствовалась. В этом бассейне тренировались спортсмены, и Ирина осваивала разные типы плавания. Это очень здорово нам помогло. Ирина пошла в четвёртый класс - новая учительница, новые предметы. Тогда именно с 4-го вводился английский язык. Учебники для начинающих изучать иностранный язык детей были чёрно-беленькие, словом серенькие, как и для взрослых, возбудить интерес было трудно. Это теперь просто роскошные издания по английскому для младших классов. Вот когда пригодилось то, что я не знала, зачем мне нужно было. В 1970г я купила учебник Бонка. Склонности к языкам у меня отродясь не было. Я никак не могла предположить, что когда-нибудь буду жить в Англии. Остаётся одно - кто-то всё же знал мой жизненный путь и вёл меня по своему предначертанию. По Бонку я учила звуки, слова, транскрипцию, читала маленькие тексты. И вот настал момент главного применения. Каждый день, даже в выходные, когда мы ездили на Медео или ещё куда-нибудь, мы с собой брали учебник английского, полчаса, иногда час уделяли английскому. Учили слова по темам, повторяли, я с умным видом следила. В конце концов английский определил всю дальнейшую судьбу Ирины. Без репетиторства и спецшколы она поступила в иняз, и там пошло всё как по накатанной дорожке.
В начале 1986 года я пошла в райисполком узнать, как продвигается очередь на получение квартиры. Вера Петровна, та самая, которая любовалась моими гномиками, встретила меня доброжелательно. Я думаю, вошебство гномиков подействовало.
- Готовьте документы: заключение учёного совета и т.д.
Через месец был назначен ученый совет кафедры рентгенологии Института Усовершенствования врачей. Сапар Тусупбекович был тогда в Москве, и я попросила Доцента Статенину Августу Хризантовну быть моим рецензентом. Это был для меня настоящий праздник. Августа Хризантовна высоко оценила мою работу, учёные тоже единогласно одобрили мой доклад, и я была словно на седьмом небе. В Институте Хирургии был накоплен большой опыт, и замдиректора профессор Жумабаев без всяких проволочек дал мне весьма положительный отзыв. Мне нужны были справки от главврача нашей больницы, от главного рентгенолога города и, наконец, от Городского Учёного Совета медицинских работников. Для них мне пришлось составлять самой текст на основании полученных ранее документов. С солидной папочкой я направилась в райисполком. Вера Петровна, просмотрев всё, одобрила.
- Поторопитесь, скоро будет распределение квартир. Вам ещё нужна справка из Министерства Здравоохранения Казахской ССР.
На всякий случай я заготовила текст аналогичный тексту, который подписали в Городском Учёном Совете медицинских работников, взяла заключение с института хирургии и кафедры и пошла в министерство к замминистра. Был приёмный день, но очереди на приём не было. Я постучалась и вошла. Не поднимая глаз от бумаг, весьма солидный замминистра, казах, встретил меня как назойливую муху.
- Вы по какому вопросу?
Подаю бумагу.
- Мне подписать.
Он смотрит с удивлением.
- Кто такая Степанова - я такой не знаю и мне сейчас некогда с Вами заниматься, у меня комиссия из Москвы.
Моментально как перед боевым штурмом пришло решение: ни шагу назад. Поступок весьма дерзкий, никак не красит врача перед замминистром. В пикантных ситуациях я предпочитаю острое словцо юмора. Но здесь решение пришло на уровне подсознания мгновенно, слишком велико было напряжение и судьбоносно значение этой подписи.
Я сажусь на стул без приглашения и решительно говорю:
- Если не знаете, кто такая Степанова, узнавайте! Я не выйду из кабинета, пока не подпишите. У меня решается судьба.
Он одарил меня таким взглядом – ну и женщина! И всё же поднял трубку, позвонил в институт Хирургии и к нам на кафедру, о чем-то поговорил на казахском языке, не проронив ни слова подписал готовый текст. Я поблагодарила, извинилась и вышла с чувством облегчения.
Не прояви я на тот момент настойчивости, плакили бы все мои надежды и мечты, из под носа всё могло исчезнуть. Даже если бы следующая встреча была назначена через неделю я не была застрахована от провала. Квартиру я получила в престижном районе. Дом строился для банковских работников, и какой-то процент выделялся райисполкому. Так что желающих получить там жильё было много. Я летела домой словно на крыльях. К вечеру с Иришенькой пошли в райисполком. Вера Петровна проверила всё.
- Осталось Вам ещё взять справку из домоуправления, что Вы сдаёте квартиру и через неделю приходите получать ордер.
Визит к домоуправу - эпизод для сатириков. Сижу в коридоре, жду своей очереди, рассматриваю объявления. На одно обратила внимание: «СМУ 15 предоставляет услуги по ремонту квартир». Подошла моя очередь к домоуправу. Захожу. За широким столом сидит солидный мужчина кавказской национальности.
- Стой там, говори, что надо, я здесь начальник.
Как-то странновато смотрится он для начальника. Посмотрим, что дальше будет. Покорно отвечаю:
- Как Вам будет угодно, стою здесь. Я получаю новую квартиру и обязуюсь свою сдать. Вот Вам моё заявление. Разрешите подойти и вручить заявление.
- Сделай ремонт, потом подходи.
- У вас висит объявление по оказанию услуг по ремонту квартир, я вызову мастеров, оценят ремонт, я оплачу, принесу Вам квитанцию, а Вы тогда дайте мне справку.
- Иди женщина, иди.
Это СМУ оказалось на окраине Алма-Аты, кое как нашла их контору, пригласила прораба на следующий день, он всё обмерил, насчитал довольно кругленькую сумму. Дал мне квитанцию, я оплатила в банке отвезла в СМУ. К вечеру вернулась в домоуправление, показываю бумажку, что я уплатила за полный ремонт.
Домоуправ покраснел как рак.
- Ты куда отдала деньги!?
- А куда надо было?!
- Соображай совсем нету! Бестолковый женщина.
Я повернулась и пошла в райисполком. Благо, всё находилось рядом по ул. Айманова. Там уже собрались уходить, но мою историю выслушали внимательно, с сочувствием.
- Куда же всё-таки мне нести деньги, Вера Петровна?
- Не волнуйтесь, Анна Дмитриевна. Идите домой. Утро вечера мудренее.
И действительно, на следующее утро мне принесли справку. Странного домоуправа уволили с работы, а через неделю и деньги вернули.
Получив ордер на квартиру, я пошла искать свой дом. Космонавтов-Габдуллина - лучший район, буквально метров 200 - новая школа, совсем недалеко - речка Весновка, парк, через ущелье хорошая продуваемость. Такой густоты смога, как на Жарокова, не было. Словом, тысяча удовольствий. На 1 марта назначили заселение. Машину я попросила на Выставке. А грузчиков тогда найти было трудно. Я позвонила Ивану. Он помог переехать и ещё вызвался помочь прикрутить струны для штор и собрать кухонный гарнитур. Больше мы с ним не встречались.
В конце этой истории мне бы хотелось вернуться к названию «Зигзаги моей судьбы – Божий промысел». Всё это можно проанализировать только после всего случившегося. Если бы чрезвычайные обстоятельства не вынудили меня переехать в Тамгу, а потом вернуться, я бы не сменила работу. А на очередь на квартиру с дополнительной жилплощадью меня приняли ещё и потому, что я работала в совминовской больнице. Возвращение в центральную городскую больницу было целесообразно ещё и потому, что кафедральное заключение для городского ученого совета было более весомо, чем даже совминовской больницы без научной базы. В каждом случае выхода из сложнейших ситуаций у меня были сиеминутные задачи. Уверена, тот, кто следит за моей судьбой, видел перспективу, и не только для меня, но и для тех, кому я смогла помочь. Наверное, всё же опять-таки промысел Божий. В Алма-Ате у меня постоянно было высокое давление, и долго бы мне не протянуть. Ирина из университета по моему настоянию перешла работать на фирму. Там её послали как переводчика обслуживать гостя из Англии, приехавшего на международную выставку по нефтегазу. Гостю она понравилась. Дэвид трижды приезжал к нам в Алма-Ату и пригласил нас погостить в Англии на полгода. Живём уже 9 лет в Ковентри в прекрасном доме и очень тихом месте с доченькой и зятем. Чистый воздух, рядом парк. Давление здесь меня так не мучает, как в Алма-Ате, и я открыла в себе столько способностей, о коих даже не мечтала. А главное - продав квартиру в Алма-Ате, я смогла помочь многодетной семье из российской глубинки приобрести уверенность в завтрашнем дне. Возможно, и этот Божий промысел для семьи Карачёвых был предначертан уже тогда.