Мама. 22 февраля 1922 года - 11 июня 2015 года.
Как это было.
Страшно вспоминать молодые годы, прожитые в войне, которая застала меня, совсем ещё девчонку, в деревне Себежского района Псковской области. С первых её дней всех, кто мог держать лопату, погрузили на телеги и отправили в деревню Заситино, что на латвийской границе, копать противотанковые рвы. Прошло всего 15-20 дней с начала войны, а в небе уже появились немецкие самолёты, которые стали обстреливать нас и бомбить.
Тогда нас отправили обратно по домам. Только приехали мы в деревню, как началась бомбёжка. Бомбил один самолёт. От разрывов повылетали окна в хатах, а одна бомба не разорвалась и долго лежала посреди деревни, пока её не подорвали ребята подростки, разведя костёр.
С приближением фронта была организована эвакуация населения в лес.
Однажды на рассвете просыпаемся, а в лесу немцы. Кругом. А ведь ни одного выстрела не было, не то, что боя. Обыскали они нас, сняли у одной женщины часы и ушли. Ну что нам оставалось делать. Вернулись мы в деревню, по домам. А деревня полная немцев, и отовсюду крики раздаются.
Это солдаты кур вылавливают. Бегают за ними по дворам да кричат:
« Матка!.. яйки!.. масло! Москва – капут! Сталин – капут!» Никак не верилось, что всё это наяву происходит. И страшно было, очень страшно.
Всё своё самое ценное мы стали прятать в землю. Выкапывали ямы в огородах и складывали туда продукты, одежду, утварь. Потом немцы из деревни ушли, а по большаку, на Ленинград бесконечным потоком тянулись
их войска. Хотя в деревню больше солдаты не заглядывали, все жили под постоянным страхом и старались больше прятаться в лесу, в окопах. А с появлением партизан, мы и вовсе покинули деревню, и ушли в лес. Чтобы прятаться, копали ямы под кустами... где только этих ям не было накопано.
Днём прятались в лесу, а на ночь возвращались в деревню. Только однажды нас поймали немцы, согнали вместе и заставили идти по минному полю.
Пошли мы ни живые, ни мёртвые. След в след старались. А позади, на расстоянии, трое солдат. В одном месте заметили взрыхлённую почву, переглянулись и аккуратно обошли мину. Вдруг – крик: «Стой»! Сердце упало. Остановились. «Ну, всё, - думаю, - конец»… а немцы извлекли мину, да и отпустили нас. Господи, пронесло!
Ох, и натерпелись же мы в оккупации. Всё перенесли: холод, голод, а главное, страх. Чесотка была у всех, вши, фурункулы.
Как-то раз зимой партизанская разведка предупредила, что будет карательная экспедиция. Мы все собрались и гурьбой отправились прятаться в лес. На наше счастье шёл сильный снег, который укрывал следы. В лесу, прижавшись друг к другу провели ночь. Много раз потом приходилось проводить на морозе длинные зимние ночи, но однажды нас настигли немцы с собаками, окружили и повели в деревню Зародищи. Там заставили пилить дрова на морозе. На ночь сгоняли в дом. Народу набивалось столько, что нечего было и думать, чтобы прилечь. Сидя спали. В туалет выводил часовой, только туалета не было. Всё делалось за углом хлева в присутствие солдата. Так прошло две недели. Всё время кого-то из нас куда-то увозили, а оставшиеся продолжали работать. Но пережили и это. Через две недели нас распустили по домам. Ох, всех страстей не описать. Каждый день жили в страхе.
Июль 1943 года. Партизанская разведка предупредила о том, что готовится очередная карательная экспедиция. Будут жечь дома и увозить население. В деревне никого не осталось. Вещи, что смогли, взяли с собой, остальное попрятали и ушли в лес. Затаились в кустах. Смотрим. В отдалении уже полыхают пожары. Вот и в нашей деревне появляются солдаты. Сначала вспыхнул один дом, за ним – другой, следующий… и так, хату за хатой сожгли всю деревню. А мы смотрим, как заворожённые, и ни единой слезинки. Выплакано всё, и сердце окаменело. Соорудили шалаши и прожили в лесу три дня, а на четвёртый вернулись на своё пепелище. Мама сделала из соломы будку, сложила чугунку, так и прожили до самых холодов.
А на зиму землянку вырыли.
Как ни прятались мы, а только весной 1944 года поймали нас немцы. Всех, от мала до велика, погрузили в машины и увезли в лагерь, который находился в деревне Алатовичи. Лагерь это кусок поля, обнесённый колючей проволокой, по периметру которой ходят часовые. Жили мы под открытым небом с одной мыслью – как убежать. И вот как-то раз, согнали всех в сарай на просмотр какого-то немецкого фильма. А мы, трое девчонок, спрятались в кусту сирени. Начался фильм. Мы, не спеша вышли и направились к озеру, вроде бы ноги помыть. Озеро по краям мелководное, рядом дорога, через дорогу кустарник и лес. Подошли мы к озеру, да как рванём через дорогу.
Несусь, как угорелая, ни ног не чую, ни боли от хлещущих веток, только бы до леса добраться. Сзади – девчонки и… выстрелы. А мы бежим, бежим… босиком. Сходу нарываюсь на колючую проволоку, тело как током пронзило, а я бегу. Краем глаза успеваю заметить, что ноги все в крови, но бегу… сколько бежали, не помню. Помню, остановились у какой-то деревни. Входить страшно, вдруг там немцы. Решили тут же заночевать. На рассвете проснулись от громкого разговора. Присмотрелись сквозь кусты. Видим, две женщины берёзовые ветки на веники режут. Подошла я к ним, спросила: что за деревня. Оказалось, деревня Сафоново. А в Сафоново этом дальняя родственница моего деда живёт, тётя Дуня, а женщины её соседки. Они сказали, чтобы мы сидели тихо, не высовывались, потому что в деревне полно полицаев, а тёте Дуне они скажут, что мы здесь. Как только полицаи уедут, она к нам придёт. Женщины ушли, но и мы решили перебраться (вдруг выдадут). Отошли в сторонку, спрятались, наблюдаем. Вижу, идёт моя тётушка. Отлегло от сердца. Принесла она нам лёпёшек. Поели. А вечером вывела нас тётя Дуня, перевела через какой-то ручей и рассказала как добраться до дома. Дошли мы ночью до родного леса, где прятались раньше. Деревня рядом, а выйти нельзя, немцы там и разговор слышен. Посовещались. Девочки решили пробираться домой, к реке Великой, а я осталась ночевать в лесу. Наломала ольховых веток, на них легла, ими и укрылась. Провела в лесу трое суток, а на четвёртые потихоньку пробралась в наш окоп. Встретила маму, соседей. А через несколько дней услышали мы канонаду от реки Великой. Радостно стало – наши наступают. Вдруг являются немцы. Как они нашли наш окоп? Выгнали всех на улицу и давай ямы выискивать да откапывать. Всё выгребли, что у кого спрятано было. Получшее забрали, а нас вывели на шоссе и повели, да только разбежались мы, и никто нас не преследовал. Не до преследования им было. Фронт наступал. Прибежали мы в партизанские окопы, там и спрятались. А ночью начался артобстрел. Через наши головы снаряды летели, «катюша» била. Так радостно стало. А утром и родные солдатики пришли. Боже мой! Счастье-то какое! Наши! Наши!
Сколько лет прошло, сколько было всего. Многое забылось, а три года, проведённые в оккупации, день за днём, до последней слезинки помню.
Но отчётливей всех воспоминаний отпечатался страх.
Валентина Александровна Новожилова.
Конечно, это далеко не полные воспоминания, и их приходилось из мамы чуть ли не "клещами" вытаскивать. Когда-то она мне рассказывала, как считала технику фашистов, потом передавала эти сведения партизанам, и про партизан много всякого рассказывала: и хорошее и не очень. Неважно, важно что победили всем миром, всем народом. И зла не утаили, и камня за пазухой не держали. Сегодня маме 93 года. Считаю, что и её вклад в Победу имеется, как и любого гражданина отечества, который ни при каких обстоятельствах не опустился до предательства и измены, и вдова офицера она, который всю войну прошёл. Сегодня таких людей очень мало осталось, тех, кто знает и помнит. Жаль, только, что об этих людях до сих пор так и не вспомнили, те кто своим существованием им обязан вечно. Это не упрёк, это сожаление.