Всё лето стояла несусветная жара. Деревья и кусты в окрестностях посёлка практически не получали влаги. Место нашего купания - пруд превратился в лужу, которую можно было перейти вброд, не замочив шорты. Деревья роняли сухие листья на потрескавшуюся землю и пересохшую траву под напором горячих ветров, как глубокой осенью. Старики роптали: «…всё как перед войной, пора закупать соль, свечки, спички». Колокол радиовещания ежедневно трепался о Карибском кризисе.
Только фруктовые сады, ежедневно получавшие живительную горную воду для полива, на фоне иссушенного леса выделялись своей тёмно-зелёной листвой и полыхали яркими красками созревшего урожая.
Сегодня последний день нашего пребывания в «Весёлом». Гончаков, включая Шайтана, выкупил накануне охотник и друг папы Сафонов, за чисто символическую цену - 2 рубля 87 копеек. Столько тогда стоила бутылка Московской водки, которую он распил с отцом.
Родители ещё прощались на старой работе, а в нашем дворе уже новый хозяин - Семён Магарыч Белоглазов. Он важно ходил по двору, осматривая дом, постройки и сад.
-Почему на этом дереве все яблоки разные?
-А он их раскрашивал всю ночь. - Вместо меня отвечал Колька.
-Персики тоже?
-И персики и сливы и абрикосы, вот только арбузы не поместились на деревьях.
Колька злился на этого упитанного карлика переростка, так как он не разрешил ему ухаживать за оставшимися голубями.
Вероятно и фамилия этого светлоглазого, с густыми чёрными бровями коротышки, когда-то появилась на свет по особым признакам данного вида.
Его потомство - такие же две круглолицые и лупоглазые погодки проявили интерес только к рыжей твари моей сестры. Перетаскивая кота из рук в руки, девчонки так замордовали Рыжика, что в руках старшей мой враг висел, как половая тряпка на заборе.
В качестве бесплатного приложения я презентовал этим «Дунькам» рыжую тварь.
Подаренный кот и непритворная радость любимых чад на короткое время расслабили нового хозяина, и он таки разрешил Кольке ухаживать за оставшимися голубями до полного выхода птенцов и нашего приезда к дяде Ване на день рождения.
Сестрёнку Надю на время оставили у Ефросиньи Кирилловны, работавшей поваром в детском саду. Эта высокая, красивая женщина воспитала шестерых своих сыновей. На тот момент у неё уже было двенадцать внуков. Все мальчики и ни одной девочки. Вот она и нянькалась с моей сестрой. Постоянно забирала Надюху из детского сада к себе домой, а вечером приносила к нам и ещё долго не спускала с рук. Сестрёнка тоже любила эту прекрасную женщину и даже называла её бабулей.
Муж тёти Фроси всеми уважаемый ветеран войны. Без единой царапины пехотный разведчик Иван Сергеевич протопал от Москвы до Берлина, оставил свой автограф на стене Рейхстага, а в войне с японцами был тяжело ранен. Долго лечился в госпиталях на Дальнем Востоке и в Москве. В нашей части он служил старшиной до 1959 года. С армией даже на пенсии не расстался, работая кочегаром.
По количеству боевых орденов и медалей с ним не мог сравниться ни один прошедший войну офицер или сверхсрочник части. На всех торжественных собраниях дядя Ваня восседал в первом ряду. Брился он только тогда, когда его приглашали в школу, оставляя красивые будёновские усы, кончики которых интуитивно крутил, если в хорошем настроении.
Сегодня дядя Ваня при полном параде и регалиях провожал своего соседа и вспоминал прожитые дни. В глазах человека, испытавшего за свою жизнь столько, что хватило бы на биографии для всего посёлка, появилась скупая мужская слеза. Голос, постоянно твёрдый и решительный, изменился и стал похож на голос старика, сидящего у пруда на рыбалке, которому старуха советует заняться чем-то полезным.
В посёлке Сергеевича (так его величали) все считали самым сильным. На довоенных фотографиях, которые он приносил в школу, бравый старшина разведки поднимал тяжёлую штангу, выжимал гири и тянул полуторку, привязанную канатом.
Прихрамывая на правую ногу, он никогда не расставался со своей спутницей после японской войны, любовно называя её палочкой. Трость была изготовлена из какого-то серьёзного сплава и весила не меньше пуда. На рукоятке античная голова льва, а пятка в виде копыта. Старик играючи, крутил эту тросточку одной рукой. Даже огород он копал крупной самодельной лопатой и никому не позволял её трогать, как и трость.
Все его сыновья офицеры. Служили они в разных уголках нашей страны, но всегда приезжали в гости на отдых. Чаще всего это происходило в августе, когда большая семья собиралась в родительском доме.
25 сентября Ивану Сергеевичу исполнится 60 лет, к этой дате юбиляр готовился основательно. Вырастил двух бычков и поросёнка, у моего отца перед нашим отъездом выкупил всех кролей. Прошлой осенью надавил три бочки вина, а по ночам гнал чачу, настаивал на каких-то травах, собранных на высокогорных пастбищах.
Свою «огненную воду» дядя Ваня регулярно приносил моему отцу на пробу.
Сегодня он принёс чачу пятилетней выдержки и после затянувшейся дегустации, обращаясь ко мне, спросил:
-Как там, на новом месте приживётся твоя стая?
-Нормально. Две недели подержим в чердаке и начнём гонять.
-Я тоже держал голубей до пятнадцатилетнего возраста, а когда пошёл работать передал их младшему брату и больше никогда не занимался. Время было тяжёлое.
-Николаевских?
-Нет, есть такая порода, полтавские чернохвостые называются, только летали они не так как твои.
-Как одесситы?
-Да кругами, только не кувыркались.
-Я таких голубей ни разу не видел.
-Какие твои годы, у тебя вся жизнь впереди, - потрепав меня по выгоревшей голове, задумчиво продолжал, - постоянно любуюсь твоей птицей.
-Нравится?
-Конечно. Парочку не продашь?
-Дядь Вань, я вам лучше подарю на день рождения.
-Ловлю на слове!
Поглаживая меня по голове, пожелал хорошей учёбы в школе и поступления в Суворовское училище. Напомнил, конечно, и о тех моментах моей жизни, о которых я не хотел вспоминать.
А дело было так: 23 февраля после торжественного собрания в части, обсуждая мировые проблемы, дядя Ваня сидел с мужиками у магазина на пивных ящиках. Трость, подпирая стену магазина, находилась вне зоны внимания хозяина у самого угла.
Витька Чурилкин предложил мне изучить этот необычный костыль повнимательнее. Обойдя магазин, мы предприняли попытку перетащить трость за угол, но не удержали.
После прикосновения головы льва к Витькиной ноге понадобилась флюорография и килограмм гипса.
Какой скандал тогда у магазина учинила Витькина мать - тётя Варя. Даже командиру пожаловалась на старика. На очередном совещании командир части при всех поднял дядю Ваню и устроил ему серьёзную головомойку.
С работы мама приехала на грузовой машине. Солдаты быстро загрузили оставшиеся наши баулы.
Прощай «Весёлый» со своими милыми домиками, не имевшими замков на входных дверях, прощай наш прекрасный дворик и яркие цветочные клумбы - любимое детище мамы. Прощай любимый сад, творение отца, где на каждом дереве плоды его труда и фантазии. До пяти сортов плодоносило на одном штамме. Прощайте тенистые виноградные беседки и многочисленные сорта винограда, так баловавшие нас с середины лета до поздней осени. От раннего чауша и дамского пальчика до зимнего каталона, килограммовые грозди которого могли сохраняться на веранде до 8 Марта, не теряя медового вкуса. Прощай «Весёлый», прощай навсегда.
Дорога на Ялту изобиловала крутыми поворотами, с многочисленными дорожными знаками и большими круглыми зеркалами. На таких поворотах водители всегда подавали звуковые сигналы и пропускали более габаритные машины. Затяжные подъёмы и крутые спуски ощущала не только техника, но и люди, сидевшие в ней, когда за рулём не водитель, а такой «ездун», как наш Кеша Буздяк. Пытаясь выдавить из старенькой довоенной машины максимум её возможностей, он постоянно давил то на газ, то на тормоз и сигналил даже белке, перебегавшей дорогу. Рассказывал какие-то истории из жизни работников винзавода и количестве выпитого вина за десять лет работы на предприятии.
На Ливадийском спуске показал свой дом и долго склонял по всем падежам «любимую» тёщу, не дав промолвить ни единого слова сидящим рядом пассажирам.
Я сидел на коленях отца и, рассматривая крымские пейзажи, иногда прислушивался к болтовне водилы.
Замолчал он только во дворе дома, помогая носить коробки и узлы.
Вновь запричитал, когда папа протянул ему деньги, лопоча о дружбе, о коллективизме, об элементарной помощи коллеге по работе. Когда же папа сказал, что деньги не за работу, а за «комментарий» в пути, он положил их в карман.
....