Начало см. http://www.proza.ru/2015/03/29/2230
Прошло много лет. Уходили навсегда близкие люди, появлялись другие и неожиданно, непонятно почему, становились близкими. Многое изменилось в жизни, даже страна, в которой родилась, стала другой. И вдруг, словно загорелся впереди маячок, подтолкнуло что-то в сердце:
- Дочка, поехали в Ленинград.
Ленинград только что стал Санкт – Петербургом, он был в другом государстве, и не был уже «моим». Это еще не осознавалось, не верилось. Но тогда происходило многое из того, во что не верилось, а, хочешь - не хочешь, верить приходилось. Муж согласился:
- Езжайте, пока не ввели границы, не наставили таможни, чем черт не шутит...
Питер 1992 года был таким темным, нерадостным, словно его и не было вовсе. Показалось, что почти все исторические здания были зашнурованы в строительные леса, прикрытые рекламными щитами. Возможно, я ошибаюсь, и это просто причуды памяти, но помнится именно так.
«- А где же тот ясный огонь? Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом…
- Фонарщик был должен зажечь, да, наверное, спит.
Фонарщик-то спит, моя радость, а я ни при чём».
Огорченные и обиженные на спящих фонарщиков, мы с дочкой поехали в Пушкин.
И снова на вокзале нас встретила высокая, немолодая женщина...
Несмотря на то, что раньше нам не довелось встречаться, я узнала ее с первого взгляда, настолько она была похожа на старшую сестру. А у нее была с собой фотография тринадцатилетней девочки.
К тому времени из всей семьи Гладковых она осталась одна: Нина Сергеевна, тетя Нина.
Вроде не было в ней ничего особенного, и женской красотой не привлекала, скорее, наоборот. Но если сохранился тогда в питерцах этот «ясный огонь», то именно вот в таких людях, как моя тетя Нина. И многих – многих других женщинах и мужчинах этого города, на которых лежал отблеск старинного воспитания, не позволяющего распускаться и жаловаться; отменного образования – не просто технического или гуманитарного, а образования, ставшего фундаментом потрясающей духовности этих людей. Это не обязательно были люди пожилого возраста, но все же среди старшего поколения их было больше, простите меня нынешние петербуржцы, если я не права.
Все та же маленькая однокомнатная квартирка. На колени пристраивается черный ласковый пудель Дерби, дочка сосредоточенно изучает огромную книгу о динозаврах из серии «По путям развития жизни», а мы с тетей Ниной ведем нескончаемые разговоры.
Оказалось, что книга о динозаврах была нужна тете Нине для работы, как и многие другие, совершенно разноплановые книги о различных областях знания, стоявшие у нее на книжных полках.
До выхода на пенсию тетя Нина работала художником на Ленинградской Студии документальных фильмов. Принимала участие в выпуске самых разных хроникально-документальных лент. Однажды приемочная комиссия запретила выход в прокат их фильма про космос, с ужасом обнаружив, что кадры, на которых показан запуск космического корабля, были засняты прямо на Байконуре. В действительности, смеясь, рассказывала мне тетя Нина, снимали они взлетающую ракету во дворе студии, используя в качестве топлива, минимальные, имеющиеся под рукой подручные средства, вроде смеси сахарной пудры и селитры.
На книжной полке тети Нины я нашла и сборник стихов Всеволода Рождественского. Конечно, где же еще ему быть, как не на полках своих земляков. Взяла в руки, и книга сама открылась на страничке, видимо не раз читанной:
«Зарастает ромашкою мой городок,
Прогоняют по улицам стадо.
На бегущий в сирень паровозный свисток
У прудов отвечает дриада»...
Мы с дочкой уезжали, увозя в душе свет этого провинциального городка. В его парках возле прудов жили волшебные нимфы, охраняющие деревья и погибающие вместе с ними, а на улицах росли ромашки.
Через полгода из Пушкина в Минск пришла бандероль. В ней оказались, перерисованные тетей Ниной, в подарок дочке, 60 (!) иллюстраций из книги « По путям развития жизни». Книга эта – легендарная, давно ставшая раритетом. У тети Нины было третье издание книги, выпущенное издательством Артия, Прага, в 1961 году. Тот, кто в детстве держал эту книгу в руках (все-таки загадочно, почему мы почти все в детстве увлекаемся динозаврами) – поймет. Автор книги профессор Йозеф Аугуста в очень сжатой форме описывал бесконечно длинную историю развития растений и животных, их постепенного выхода из воды на сушу. Все это сопровождалось изумительными иллюстрациями чешского художника Зденека Буриана. Научная точность этих картин сочеталась с удивительным, завораживающим художественным исполнением.
Тетя Нина перерисовала все иллюстрации из этой книги, с обратной стороны рисунка переписав сопроводительный текст к каждому. Это был поистине титанический труд ради тринадцатилетней девочки, которой нравились книги о динозаврах.
Восемнадцатилетней девушкой она, голодная и совершенно закоченевшая, несла еду своим близким, шла ледяной дорогой, каждую минуту рискуя получить пулю и приумножить количество тех жертв войны, кто, застреленный или замерзший, лежал на обочинах дороги.
А через много лет потратила полгода своей жизни, напрягая уже далеко не блестящее зрение, на повторение иллюстраций знаменитого чешского художника, для того лишь, чтобы доставить радость приглянувшейся ей девочке.
Ни в первом, ни во втором случае не было ничего особенно выдающегося. Всего лишь, забота о близких людях, желание доставить радость тому, кто тебе нравится. Для тети Нины это стремление, пронесенное через всю жизнь, жить так, чтобы другим рядом с ней становилось хорошо и тепло, было естественным и единственно возможным.
Подросла младшая дочь. Спустя 7 лет, нас опять потянуло в места, память о которых была такой светлой.
Пушкин нас встретил небольшим дождиком. Это показалось добрым знаком, и мы сразу отправились в Екатерининский парк. Дождь смеялся над нами и заигрывал: то преставал минут на десять, и сквозь тучи пыталось пробиться солнце; то небо опять темнело, и с новой силой начинали стучать дождевые капли по зеркальной глади прудов и парковой скульптуре.
Возле фонтана «Девушка с кувшином» небольшой дождь превратился почти в ливень, дочки мои промокли насквозь. Зонтик был только у меня, он ни от чего не спасал, только хлопал под порывами ветра, и мы его закрыли. Мокрые пряди волос падали на лицо, когда мы наклонялись, чтобы напиться, зачерпнув в горсти воду из разбитого девой кувшина. Кто его знает, чего было в том напитке больше: воды из фонтана, дождя или строчек Пушкина, но мы были счастливы в те минуты. И, казалось, про нас писал поэт в любимом стихотворении тети Нины:
«Здесь навеки меня отразили пруды,
И горчит на морозе рябина —
Оттого что я выпил когда-то воды
Из разбитого девой кувшина».
Вечером мы опять долго беседовали с тетей Ниной. Она постарела, но по-прежнему ходила в парк писать акварели. Торопилась к телевизору, чтобы посмотреть английский сериал «Сага о Форсайтах», который тогда в очередной раз показывали. Старый сериал, который снимался еще в 1966 году, черно-белый, притягивал ее, словно магнит. Как она сама объяснила мне, тем, что в нем проходило время, герои старели, умирали, но «не распадалась связь времен».
Помню, меня удивила эта мысль.
А для тети Нины это было естественно. Ведь и в ней самой «не распадалась связь времен», и она бережно хранила внутри себя семью Гладковых. Родителей, которые, наверно, очень любили друг друга, если первую дочку назвали по имени матери, а родившегося следом сына по имени отца; старшую сестру, показавшую пример служения искусству; брата-близнеца, ушедшего так рано и унесшего с собой половину сердца.
Однажды я набралась смелости и спросила у тети Нины, почему не сложилась личная жизнь ни у нее, ни у тети Лены. Она пожала плечами: «Война. Мы в семье все были - однолюбы».
Мне очень больно и стыдно писать об этом, но обстоятельства сложились так, что я не ответила на последнее письмо тети Нины. А потом повиниться уже не было возможности.
Этот рассказ – моя просьба о прощении. Больше я ничего не могу сделать для трех женщин, каждая из которых оставила след в моей жизни, и в жизни каждой из которых оставила свой жестокий след война
Все, что могу, мои дорогие, любимые...