Другие миры... Их не просто много, их — множество. Какие-то только пересекаются с нашим: с тем миром, который мы считаем своим, это — так называемые перекрёстки. Как на пересечении равнозначных дорог, с той разницей, что после выбора пути, возврат невозможен, потому как время ушло. То есть в пространстве вы ещё там, а время — другое. Есть параллели, параллельные миры, с ними проще. Можно перемещаться туда-сюда "змейкой", пока параллель не кончилась. Некоторые умудряются уйти в параллель навсегда.
Иногда параллель можно увидеть и это — не обман зрения, не иллюзия. Это можно пояснить на примере эффекта проносящегося поезда. Наблюдатель (субъект) стоит неподвижно. Поезд, состав, вагоны метро, электричка (объект) "пролетает" мимо. Если смотреть прямо перед собой, можно увидеть только смазанную картинку, все цвета сливаются в полосы, а окна вагонов, если это не товарный состав, представляют собой просто кусок стекла над рельсами. Но если субъект повернёт голову навстречу движению состава, выберет случайную точку и проследит за ней, поворачивая голову во след движения состава, то примерно за одну секунду получит огромное количество информации, как то: длина вагона, его цвет или раскраска, кто внутри (если стёкла чистые), какого фасона занавески и куда следует объект. С параллелью так же: наверняка многие сталкивались с ни с чем не сравнимым ощущением дежа вю (deja vu): я здесь уже был/была. Точно помню! Но когда?!
Иногда наш мир есть параллель для параллельного мира. Это опасный случай. Может затянуть, как стебли травы, что растут возле железнодорожного полотна или между шпал. Был человек и нету. Засосало. При мне так одну пташку затянуло в бетонную стену.
Бетонная стена. Монолит. Перфоратор возьмёт, но не сразу и неглубоко. Летит птаха. Машет крыльями. Прямо в стену. Даже на манёвр не пошла, летит. Время словно остановилось. Я вижу каждый взмах крыла, чуть прикрытый клюв, движение иссиня-чёрного глаза, резкое, порывистое, красную с белым расцветку перьев хвоста в тот момент, когда голова птахи "вошла" в стену. Крыло чуть согнулось, плечо пошло вверх на замах, стала видна опушка (пух) туловища... Крыло, меж тем, входило в стену, не встречая сопротивления. Простой вывод: для птицы стены не существовало.
В тех краях море спокойное. Круглый год — штиль. Зато когда начинается дождь, ситуация меняется из крайности в крайность. Ураганный ветер поднимает валы до неба и со свистом и брызгами обрушивает их в голубую бездну. В такую погоду в море не выходи: не вернёшься.
Судоходство развито, преимущественно — торговля морем. Барки встречаются крайне редко: невыгодно это. Бал правят галеоны. Они медленны, представляют собой плавучие острова: на них есть всё, что нужно во время кругосветного, а так зачастую и бывает, плавания. Из порта в порт и на муле проехать можно, ни к чему галеон нагружать. А вот от материка к материку — только на галеоне, — он же семипалубный. Трюм не забивают до отказа, заполняют наполовину на случай шторма. Что легче ко дну пойдёт: полная банка с водой или наполовину пустая?
Корабль создают из сухих пористых пород дерева, которое напоминает пробковое. Но пробку, как вещество, можно сжать, а породы дерева для кораблестроения несжимаемы, зато легко режутся. Один умелый плотник может вырезать одну десятивёсельную лодку (ял) за час. У судов хорошая плавучесть и воду они почти не вытесняют. Это не значит, что галеоны непотопляемы: даже если корабль перевернётся, — не утонет, а тот, кто в нём... Это уж как грести... И соломинка не спасёт, у соломы другие свойства: она не горит, а чтобы развести огонь, нужен трут. И огниво. Вода тоже имеет свойства. Её можно сделать похожей на студень: таким образом многие выживали во время опрокидывания судна. Только вот судно потом переворачивать тяжело.
На берегу галеон встречает порт. Для захода судна есть удобная гавань и несколько пирсов под разгрузку. Сам порт больше похож на огромный шатёр. Мулла чего-то орёт с минарета. Ему-то хорошо видно: опять пряности не привезли, вот и разоряется.
С пирса сходишь, песок белый-белый. Мелкий и горячий. Раскалённый, можно сказать.
На той планете песок выполняет адсорбирующую функцию или, говоря по-русски, очищает от грязи. Потому и белый. Чисто потому что вокруг. Грязи нет. В принципе. Фильтр из песка — что надо! Только песок — это не камушки мал мала меньше, это — живые организмы, бактерии величиной с телёнка. Вот только до коровы они не вырастают и молока не дают. Пески движутся. Законы пустыни на той планете те же, что и на Земле. Пески движутся — им же надо что-то есть. Для человека не опасны, но выполняют роль Земных гиен. Или волков. Санэпидемстанция без начальства. Жители той планеты не учреждают организации по сборке и переработке мусора за ненадобностью: биозащита.
Лучше всего тот песок фильтрует воду. Он неспроста на берегу белый и раскалённый. Потому как вода — не подарок и не дар свыше в виде дождя. Вода на той планете — единый макроорганизм, самостоятельно мыслящая субстанция. Иными словами, трагедии на море случаются из-за небрежного или высокомерного отношения некоторых, плывущих на корабле, к стихии, позволяющей двигаться транспорту и перемещать товары. Вода карает жестоко. Может видоизменить облик: никакой песок не поможет. Песком лечат. Тем более, что его что грязи: за порогом зачерпнул сколько надо и никакая "скорая" не нужна.
Вода любит превращать людей в насекомых. Здесь ключевая роль отдана представлению о микро-макрокосме. Если тот или иной житель той планеты начинает считать себя венцом творения и позволяет себе пренебрежительное отношение к окружающим, с его точки зрения, предметам быта, то вода быстро расставляет точки над "i": другими словами, Житель — большой, вода — маленькая, а насекомое и пришлёпнуть можно. Тут вода и говорит, а почувствуй-ка ты себя насекомым. И за пару дней человек мутирует в перепончатокрылое. Процесс необратим.
Если пройти порт, не останавливаясь в нём, подняться на гору, а по-другому в город не попадёшь, можно увидеть гавань с высоты: она такая мелкая, словно игрушечная. На горе стоит минарет. Мулла каждый день делает зарядку: 718 (семьсот восемнадцать) ступеней туда и столько же обратно. Без лифта. Потому и стройный такой. Мало того, что он ступени считает, у него в руках ещё и чётки: это развивает ум. В порту кроме шатра нет ничего примечательного. Поверхность той планеты освещают две ярко-белые звезды равной окружности, двигающиеся синхронно по эклиптике... Логичен вопрос: а сколько туда лететь? Нисколько. Там можно оказаться мгновенно, было бы желание: фрактальность мысли и всё такое... Идущего, если у него нет средства перемещения, встречает город: он виден вдали. Абрис города зыбкий, нечёткий. Горячий воздух, поднимающийся от нагретого песка, словно линза, искажает действительность. Те, у кого есть средство перемещения, попадают из шатра порта в город сразу с товарами. Дорог там нет: не нужны. Только направления. Карта местности — векторная. Потому места занимает мало. Городов на той планете — 718.
Приближающийся к вратам слышит музыку за стенами города. Кажется, город — вот он, а нет: идти надо. Стены впечатляют воображение и существенно превышают все мыслимые пределы. В древние времена на Земле строили средневековые замки. Замки те были со стенами, башнями, воротами и постройками внутри периметра. Замки окружали рвами и разводными мостами. Некоторые города, преимущественно на побережье, окружали стенами не потому, чтобы они были похожи на укреплённые крепости и защищали от набегов неразумных, а — от подтопления.
Путник, подходящий к вратам, слышит мотив. Он вроде бы ему знаком. Мелодию путник слышит, войдя во врата. Музыка размеренная; многие прохожие покачивают в такт головами, — нравится, наверное. Первое, что предстаёт перед взором путника, — это базарная площадь с фонтаном строго по центру. Величественный собор с одной её стороны, медресе — напротив собора. Других зданий нет.
Утро в разных частях той планеты наступает за пять Земных минут. Непроглядная тьма охватывает город и окрестности. Хотя "окрестности" — слово неправильное. На той планете другая система счёта. Как и на Земле, вначале солнечные лучи золотят маковки минаретов. Потом лавина света, наступающая широким фронтом, проявляет цвета росписи в верхней части несущей стены собора, вытаскивая их из бесцветия. Тьма отступает. Она вернётся, когда ей назначено, и вновь поглотит мир той планеты до времени музыки. Так заведено. Песок нагревается от света и начинает светиться. Каждая песчинка. Это даёт дополнительное освещение и используется местными для освещения во время тьмы. В медресе проходит обучение.
За пределами города — соцветия перекрёстков. Направления — выбирай — не хочу. Можно оказаться в любом месте, а можно — дойти. Город окружают необозримые поля с глубокими озёрами. На берегу озёр — песчаные пляжи: плавай-уныряйся, если добрый человек. Корабли-галеоны в море тонут, а в озере можно плавать без спассредств и без команды Малибу. Не утонешь. Вода, в случае чего, доставит прямо на пляж с учётом направления заплыва. Умная она.
Леса вкруг полей густые. Там живёт еда. Она бегает, летает, ходит на водопой, может загрызть. Часто приходится продираться сквозь чащу леса, но оно того стоит. Лес тоже живой: может дать дорогу, а может и не дать. Если начинается подъём, это значит, что охотники у подножия горы и пора возвращаться. По горе легко идти, что вниз, что вверх; и природа красивая, и видно далеко, и подняться можно чуть не до облаков, но лучше не рисковать. Вроде и нет никого, и зверьё всё в лесу: можно не ожидать нападения (возникает резонный вопрос: кто для кого еда), но в медресе учат: не подходите к гребню.
Учат неспроста: на перевале живёт чистое электричество. Оно не заземлено и ему, в общем-то, всё равно: одобрил песок действия путника, вытолкнула вода его, утомлённого, не дала утонуть, — разряд — и нет его, испарился. Терравольты. Немногие переходили те перевалы. Им было, в общем-то, всё равно: чистое там электричество, грязное. Они совершали хадж к пику Семи ветров: место опасное. Там — граница. Тем, кто побывал там и видел башню, тем открыты дороги в любой мир. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Или вообще не делается.
Белая башня хорошо видна с гребня. Путь туда неблизкий. Чуть дальше, чем от гребня до шатра. Не до порта, а до шатра. На каждом перекрёстке шатёр стоит для отдыха путников. Белую башню маяком можно было бы обозвать, да не маяк это. Стоит она на скале, на неприступной скале. Перед башней чистое электричество резвится. В период тьмы хорошо видно. Песка там нет, если только в самой башне, да и то не везде. Расстояние — величина условная. Можно между гребнями перемещаться. Их, кстати, не так уж и много: 7х718 — всего ничего. Каждую башню окружает семь гребней. У той планеты есть собственный электрощит: когда энергия гребней перемещается на шпиль башни и происходит разряд, а часто он — дуговой цепной, тогда над планетой возникает тонкая микроплёнка, в буквальном смысле слова сжигающая космический мусор. Потому и чисто на той планете.
Белая башня обитаема. Нет, там живёт не старик со своей собакой, зажигая фонарь под куполом, — не маяк это. Неприступная скала морем окружена и обходят галеоны то место так далеко, что из башни только паруса видны. Внутри башни темно. Изредка откуда-то из глубин (а казалось, что словно по-соседству) доносится хоровое пение монахов-чёрноризцев, неторопливо, но скоро повествующих о мрачной судьбе владеющего духом. Помещения трансформируемы по желанию. Есть бесконечно длинный коридор без конца и без начала. В нём гулко. Потолки сводчатые. Если двое пойдут навстречу друг другу, обязательно заблудятся. Если пойдут обратно — не встретятся. Это — те, кто внутри башни, те, кто играет с чистым электричеством, формируя "плазменные панели" на вековом камне, хотя местное время — год 1616-й...
Есть в Белой башне одно помещение, которое было пустым, довольно большим, с покатыми ступеньками по краю, что забирались почти под потолок к двери без надписи "выход". Перил не предусмотрено, падать быстро, но на камень, потому для гостей положили охапку соломы. Точнее — стог. На импровизированный стол из того же камня был положен трут. И огниво. Впоследствии помещение было трансформировано в четырёхчастный, с бортами по краям, жилой сектор, но продержалось это чудо инженерной мысли ровно до мутации гостей в перепончатокрылое. Помещение-трансформер преобразовано и поделено на два не равных сектора: одно мини-помещение (смотровая комната) находится на большой высоте и отгорожено от остального пространства подобием стекла и вертикальными, параллельными друг другу, стержнями. Второй сектор, огромный по размеру, представляет собой трапецию неправильной формы с основанием вверху и содержит муху. Муха, кстати, не дура, далеко не дура, и, уже, проломила боковую стенку. Там технический колодец с отводом дождевой воды был.
В каждой башне семьсот восемнадцать монахов: обслуживающий персонал. Им тоже надо отдыхать и они это умеют. У каждого — перстень с печаткой, на которой выгравирована руна. Монахи из обслуги — это навроде земных экстрасенсов: любому барину "да-да, ваше сиятельство-с", а сами своё дело знают туго и кто есть кто — ещё вопрос. Они моментально перемещаются в любую точку Галактики, которую люди, живущие на планете Земля, что в Солнечной системе, называют своей.
Увидите Белую башню и это будет не маяк — обходите стороной.
Ноябрь 2014 года.