Днём Сидорову удалили зуб на верхней челюсти… Справа, если смотреть Сидорову в рот.
Ага, тот что раньше отзывался на кличку “зуб мудрости”, тот который по-старому “восьмёрка”, а по-новому – “двадцать восьмой”…
Перед удалением Сидоров отчаянно трусил, так как крайний раз ему удаляли зуб со страшными усилиями и сильной болью.
Но в этот раз обошлось. Доктор сделал Сидорову два укола куда-то в челюсти, после чего примерился и вытащил зуб абсолютно без боли.
При этом Сидоров испытал те же ощущения, которые испытывает морковка, когда её тянут из земли. Это с таким тихим хрустом “зуб мудрости” покинул насиженную годами челюсть.
Зуб тащили утром, и весь день на работе Сидоров прислушивался к ощущениям – не заболит ли во рту лунка оставшаяся от зуба.
Он старался не представлять, как она там, в вечной влажной и тёплой темноте ротовой полости, в окружении миллионов микробов, кровоточащая и воспаляющаяся…
Тьфу, тьфу, тьфу в белый умывальник и тут же прополоскать!
Стоп! Полоскать нельзя, доктор запретил… А можно только ванночки… И какие ванночки, если зуб рвали на верхней челюсти?
Это надобно на руки встать, чтоб головой вниз. Тогда можно ванночку сделать.
Но если даже ноги плохо держат, то что о руках-то вспоминать?
Так что наберём в рот воды из-под крана и помолчим хотя бы минуту…
Помолчали? И так далее, желательно через каждый час.
По дороге домой Сидоров прикрывал рот ладонью.
На него косились, но Сидорову было не до чужого косоглазия, потому что он боялся застудить зуб. То есть бывший зуб, которого уже нет…
Дома Сидоров покушал что Бог послал, медленно прожёвывая пищу противоположной от лунки стороной челюстей и часто запивая сухомятку остывшим чаем.
Было не вкусно, но так было необходимо.
Невнимательно просмотрев по ТВ новостную программу, Сидоров проглотил пару таблеток цитрамона, запил водой и отправился спать.
Умаявшись за день от переживаний заснул Сидоров почти сразу.
И почти сразу явился Сидорову во сне призрак вырванного зуба.
На него было страшно смотреть. Наполовину изъеденный кариесом, наполовину запломбированный, он делал Сидорову “рожки” своими кривоватыми корнями.
-Что надобно тебе? Зачем тревожишь сны мои своей ты укоризной? –спросил Сидоров.
-Пришёл к тебе, пока свежа десны твоей утрата, дабы напомнить счастье прошлых дней, проведенных в усладах нами вместе, -ответил зуб.
Сидоров:
-О чём же ты, несчастный, затеял разговор, явившись полночью ненастной во сны мои как вор?
Зуб:
-Хотел тебе напомнить о съеденном и выпитом.
О шашлыке и о кебабе, о сёмге или о треске, о водке, о ликёре, о салате,
хотя бы и о “Оливье”.
А более всего о счастье, которое будто-бы бесплатно приложено к тем временам, когда сидел на челюсти твоей я прочно и неколебимо.
О времени, когда нам было всё подвластно и любимо.
Без разницы – кебабы или бабы, селёдка или водка…
И витамины группы “С” – сальце, винце и маслице…
И сигареты марки “Друг” и обещанья ветреных подруг…
И джинсы марки “Райфл” и то что принято считать за кайф…
Cидоров:
-К чему твои натужные стенанья?
Бередят только душу мне…
Как далеки они отселе...
Так далеки, как облака в окне…
Покинь меня воспоминанье.
Желанье больше не буди.
Тебя я вырвал с корнем – уходи!
Зуб, исчезая в темноте:
-Да, времена уже не те...
Проснувшись поутру Сидоров ощутил во рту железистый привкус.
Он смотался в ванную и плюнул в умывальник. Крови было не много.
Надо было привыкать жить дальше.