Ты скажешь эта жизнь — одно мгновенье.
Её цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведёшь её, так и пройдёт,
Не забывай: она — твоё творенье.
Омар Хайям
Ох, этот рыжий пушистый Котёнок! Он был ещё очень юн и малоопытен. А потому и не мог сообразить, куда девался тот светлый благодушный человек с приятным, умным, выразительным лицом, который ни капли не таил сердечных и бескорыстных чувств своих к его хозяйке.
- Милая моя,- восклицал он всякий раз, когда к ним в дом входил, - я так тебя люблю!
Она в томительном предчувствии, сияя счастьем, отвечала:
- Всегда-всегда я буду лишь твоя, ты помни это!
Какая это была радость для рыжего пушистого Котёнка! А как светились солнышком два огонька его блестящих глаз. Они своим осмысленным, приветным светом в людскую душу заглянуть пытались! В Котёнке возникало ощущение, что этот дом, когда в нём есть такой во всём прекрасный человек, всегда был полной чашей. А жизнь блаженная такая продолжается давным-давно. И не иссякнет никогда.
Довольный, он преданно о ногу тёрся и весело мурлыкал, выказывая людям и радость и любовь.
И хорошо, когда б всё ладно было. Да так на свете повелось, что счастье и беда сменяются как спицы в колесе...
И вот по малом времени такая напасть приключилась. Однажды между его хозяйкой и славным человеком произошла размолвка. И тот, ни в чём, однако, не повинный, под бременем напрасных обвинений и нежелании хозяйки помириться незамедлительно ушёл. И не являлся больше. А вот Котёнок всякий час его с любовью вспоминал. Самозабвенно, с минуты на минуту, ожидал. Ему недоставало тех добрых нежных рук, которые задорно с ним играли. И так заботливо всегда его ласкали.
А руки те всего сильнее верили в любовь. Они ждали. Надеялись. На мудрость от хозяйки уповали...
И ей смириться бы для пользы собственной пристало. Тогда весь век свой во счастьи б жила. Так нет же - гордость ею обуяла. А оттого и полагала, что лишь одна во всём права. Виновных где угодно всё искала и искала, но лишь не в зеркале она...
Как знать. Наивная была. А что ещё о ней сказать?..
Впоследствии она другого в дом стала приводить мужчину. Котёнка иной раз к себе брал тот на колени. И гладил по доверчивой головке. Но равнодушие его Котёнка обмануть не смело. И не умело заменить, струившихся любовью и теплом, рук ласковых весёлого и светлого, того! Сердечко чуяло добро и зло...
Влачились дни нерадостно и долго. Ничем особым не запоминались... Но как-то ночью тёмною хозяйка всё вертелась и вертелась на постели. Томилась до утренней зари. Несчастной, видно, не спалось. От одиночества подушку обнимала. Её слезою поливала. Всё сокровенное ей поверяла. И каялась. И жалостно, порывисто вздыхала. - «Желанный, милый мой, родной, мне предназначенный судьбой, давай начнём мы всё сначала!» - шептала в сотый раз она, шептала. И с жарким пламенем в груди самозабвенно умоляла: - «Скорее, милый, приходи!..»
Так от чего же думы безотрадные её? О чём же слёзоньки солёные её?..
Ей жить хотелось. Да не так, как ныне: вяло и бесцветно старухой древней прозябать и постепенно погибать. А жизнью жить полною любви. Пылать, как было ранее - с тем добрым светлым человеком...
И в самую ту ночь Котёнок наш узнал из хозяйкиных томительных речей, что тот, давно желанный долгожданный, который излучал всегда любовь, её смиренья не дождался. Последний луч надежды потеряв, разочаровался. И, видимо, женился на другой. И что ещё ему известно стало: хозяйка наконец-то осознала, лишь погодя она сообразила, что одного его любила. И любит - по сей день.
И хоть Котёнок наш и повзрослел за это время и лавливал уже мышат, да всё же очень мало понимал он в жизни человеческой. А потому и верил простодушно: ещё всё будет - хорошо!
Сдавалось, рыжему, ему: вот-вот настанет светлый час, и дело то закончится добром. Ведь он любил обоих их. Любил, как и вчера, так и сегодня. Умел своим распахнутым сердечком людские слабости прощать.
- Он обязательно придёт! - решил уверенно Котёнок. - И преданно, с душою, полною надежды, продолжил друга ожидать.
Да хвост морковкою держать.
И можно без сомнения понять: его святая вера даже самое бесчувственное сердце, по-настоящему не понимающее истинные чувства, надеждой заставляет трепетать.