Старая грунтовая дорога вздыхала и сокрушалась. Она видела, что блестящие роскошные лимузины, проезжающие по ней к недавно выстроенным на берегу реки дачам, вязнут в раскисших после дождя колеях. Она слышала, что водители клянут её крепким русским словцом. Проклинали за всё подряд. За грязь, которую потом надо было смывать. За ухабы, на которых приходилось подпрыгивать, набивая шишки. За камни, которые предательским образом высовывались в неожиданных местах, иногда даже пробивая днище бензобака. Она страдала от своей разбитости сама, но ничего не могла поделать и позволяла себе только изредка жаловаться на свою судьбу росшим по обочинам цветам, среди которых самыми болтливыми были ромашки. Они наперебой пытались утешить старушку, не умолкали даже в самые изнурительные знойные дни, когда грунтовая дорога пересыхала, трескалась, а проезжающие машины окутывало плотное облако пыли. Ромашки чихали от пыли, однако ни на минуту не прекращали свой восторженный детский лепет. Им было весело сообща устраивать под великолепными летними облаками танцы с полевым ветерком, который любил цветы и, прилетая, не забывал покружиться в вальсе с каждым цветком: и с белоснежными ромашками, и с синеглазыми колокольчиками, и с желтоголовыми лютиками. Дорога, любуясь суматошным весельем, и сама оживала, забывала о своих старческих морщинах, ноющих ухабах и рытвинах, о расползшихся причудливыми каракатицами дождевых лужах, густых облаках пыли, обволакивающих её в жаркие дни. Она встряхивалась, прятала в грунт многочисленные камушки, приободрялась, так что даже водители, едущие по дороге, забывали свои привычные проклятья и ограничивались только сокрушёнными вздохами.
Однако главное русское достояние, дураки и дороги, под влиянием цивилизации, демократизации, глобализации и оптимизации тоже претерпевают метаморфозы. И настал день, когда по дороге поехали огромные грузовики-самосвалы, везущие щебёнку. Сначала насыпали на дорогу щебёнки, а потом сверху привалили её какой-то горячей чёрной массой, издававший острый, резкий, неприятный запах. Подоспевшие огромные катки проехали по дороге и сделали её ровной и гладкой. Она сама себя не узнавала. Хоть и непривычно было в таком панцире, но дорога оценила свой новый наряд быстро и по достоинству: теперь её не только не ругали, но даже стали нахваливать. Из окон проезжающих автомобилей то и дело слышались довольные возгласы:
– Вот, ну совсем другое дело! Славная дорожка, красота!
– Давно бы заасфальтировать надо было! Не дорога теперь, а загляденье!
– Столько раз сидел здесь по уши в грязи! А теперь дорогу не узнать. Катись по такой дорожке хоть до Парижа и песни пой!
И дорога сладко мурлыкала от удовольствия, хотя была вовсе не кошкой и издавать кошачьи звуки ей было не положено по штату.
Случилось так, что рабочие, строившие дорогу, в одном месте по недоразумению засыпали щебнем и закатали асфальтом и обочину, на которой росли цветы. Никто не услышал, как отчаянно кричали ромашки, оказавшись под гадкой, чёрной смоляной смесью. Никто не заметил, как брызнули слёзы из глаз лютиков, как раздавлены были их нежные сердечки. Прощальный звон колокольчиков оборвался на самой скорбной ноте.
Жизнь покатилась дальше, и на смену жаркому лету пришла дождливая осень. Но асфальтированной дороге уже были не страшны затяжные осенние дожди, потому что на ней было крепкое, твёрдое покрытие, ослепительно блестевшее от влаги в свете автомобильных фар. Дождям теперь не удавалось по-хулигански размывать дорожное полотно. Потом пришла зима, всё спряталось под снегом, и на обочинах выросли большие сугробы: дорогу ежедневно чистили, отгребая снег в разные стороны. И никто не ведал, что творилось на обочине старой дороги, в недрах земли, покрытой толстым слоем асфальта и белой снежной периной.
А в недрах земли пробивался на белый свет маленький росточек. Вещество жизни чудом сохранилось в нём и потянуло его наверх, к золотому солнцу, к синему небу, к зелёным травам. Какая-то небывалой силы энергия подталкивала росточек, старательно вбиравший в себя каждую водяную капельку, каждую питательную крошечку, найденную в земле. Он копил силы. Он ждал весны и лета. Он хотел света и тепла.
И весна пришла, снег растаял, солнце высушило все лужи, распустило по всему белу свету, в том числе и по дороге, солнечных зайчиков. И один солнечный зайчик допрыгал, резвясь, до того места, где дожидался тёплых дней маленький росточек желтоголового лютика. И цветок почувствовал такое тепло, такую любовь и радость, что рванулся из темноты ещё решительнее, ещё настойчивее. Изо всех сил, напрягая всю свою волю, толкнул он плечом глыбу земли и лежащего на ней асфальта. Неравны были силы, не сдвинулся с места пласт земли, не разбился асфальтовый панцирь. Но цветок был терпелив, он снова и снова толкал стены своей темницы, чувствуя, как с каждым движением он становится сильнее. И наконец всё-таки расступилась земля, и затрещала броня асфальта. В маленькую трещинку в асфальте протиснулся зелёный росточек, упрямый, упругий, яркий. Солнечный зайчик в изумлении застыл перед чудом и от восхищения захлопал в ладоши, а потом очень нежно прикоснулся к зелёному пришельцу из подземелья. Солнечные объятия оказались очень полезными росточку – он встрепенулся, потянулся, расправил свои плечики, которые уже не казались хрупкими и слабенькими. Бутон раскрылся, пять жёлтых лакированных лепесточков развернулись веером. Показалось мохнатое сердечко. Цветок был необыкновенно красив. Он оглянулся. Его не испугала асфальтовая пустыня: ни одной травинки не было вокруг, ни одного цветочка-собрата не оказалось рядышком. Только солнечный зайчик ласково поглаживал блестящие лепесточки, а потом и он ускакал куда-то по своим солнечным делам.
Душу цветка переполняла радость, он любил этот прекрасный мир, открывшийся ему через трещину асфальта. Огромный синий купол неба, плывущие по нему белоснежные барашки облаков, парящая высоко в небо длиннокрылая чайка – всё казалось цветку невиданно прекрасным. Да ведь всё это и действительно было доселе невиданным: там, в подземелье, царствовали только мрак, холод и страх.
Но что это? Оказывается, бывают такие цветы, которые умеют летать? Какой-то другой цветок дивной красоты кружился в воздухе – это была бабочка. Но ведь храбрец, протиснувшийся через асфальт, никогда ещё не видел бабочек. Он смотрел во все глаза на порхающее чудо, на крылышках которого были нарисованы изящные узоры. Однако лютик заметил, что нижнее крылышко бабочки было примято и надорвано.
– Ты кто? – робко спросил у незнакомки цветок. – Ты так похожа на меня! Только я не умею летать…
– Я бабочка. Сначала я была гусеницей. Я ползала по деревьям и объедала зелёные листочки. А потом я долго пряталась в тёмном коконе и растила свои крылышки, чтобы увидеть солнышко…
– Ах, у тебя такая же судьба, как у меня. Мне тоже пришлось долго томиться в подземелье, но я вырвался! Я тоже очень люблю солнце. Я лютик!
– И я, я тоже очень люблю солнышко, – перебила его бабочка, торопливо поправляя надорванное крылышко.
– С тобой случилась беда? Почему повреждено твоё крылышко? – дружелюбно и сочувственно спросил цветок.
– Когда я выпорхнула из кокона, я зацепилась за колючую ветку, а огромная птица пыталась схватить меня за крылышко. Мне было очень больно. И очень обидно за свой наряд. Я перестала быть красавицей…
– Что ты, – возразил цветок, – ты прекрасно выглядишь, а разорванное крылышко можно починить…
– Спасибо, добрый цветочек, – печально улыбнулась бабочка, – ты утешаешь меня, но я знаю, что мой наряд уже не поправить…
– Милая бабочка, не печалься, нет в мире ничего, что нельзя было бы исцелить терпением и любовью. Я люблю солнце, поэтому сумел пробиться к нему сквозь толщу асфальтового панциря. И твоей беде мы тоже поможем… Мы придумаем, как сделать твоё крылышко по-прежнему нарядным и красивым.
– Добрый цветочек, ты и так потерял много сил, когда пробивался к солнцу!
– Силы восстанавливаются, если делаешь доброе дело. У меня есть на лепестках капелька росы – подкрепись! В моём золотом сердечке найдётся для тебя волшебный эликсир – он залечит твоё крылышко! Ты станешь самой красивой бабочкой на свете…
– Мне не нужно быть самой красивой, – смущённо прошептала бабочка, – я только хочу быть любимой…
– Ты уже любима солнышком, которое подарило тебе жизнь, – не дал ей договорить заветное желание лютик. – И я… Кажется, я уже тоже тебя люблю… Мы с тобой так похожи, не правда ли?
– Да-да, мы с тобой одинаково любим солнце, – зачарованно прошептала бабочка.
– И небо, – добавил цветок.
– И небо, – эхом повторила бабочка.
– Ведь это так важно, – оглядывая свою асфальтовую пустыню, сказал цветок, – найти родственную душу.
Цветок и бабочка были Божьими созданиями, у них был один Творец, один Небесный Отец, а значит, действительно были они душами родственными, братом и сестрой, ибо в родстве по Небесному Отцу состоит каждое существо на земле. Если бы могли это знать цветок и бабочка, то… Если бы могли знать? А вот люди-то знают! То ли забыли, то ли возгордились, но родство своё с цветами и бабочками, птицами и деревьями, со всякими мелкими букашками, признавать давно уже не хотят.
Хотите верьте – хотите нет, а чудо свершилось: новое крылышко у бабочки на самом деле выросло. Лучше прежнего. С бархатной пыльцой, с затейливыми изящными узорами, с тонкими линиями. Ведь цветок так старался сделать её жизнь прекрасной!
Как жалко, что бабочки и цветы живут совсем недолго. Бог дал им яркие краски, необыкновенную красоту, но при этом определил очень короткий век. Не век – день, мгновенье! Сегодня – живы, завтра – нет. И получилась бы сказка с грустным концом, если бы не диво дивное, чудо расчудесное. В сказках его устраивают волшебники, а в жизни его может устроить только Тот, Кто и даёт эту самую жизнь.
Насвистывая весёлую песенку, шёл по старой дороге странный человек. Он опирался на посох, но это был не Дед Мороз. На голове у него была надета красная спортивная шапочка, но он не был ни Красной Шапочкой, ни спортсменом. За спиной у него болтался рюкзак, но и туристом он тоже не был. Это был самый обыкновенный поэт-сказочник, который бродил по окрестностям в поисках стихов и сказок. И, конечно, этот человек, как положено, понимал язык цветов и бабочек, облаков и деревьев. И невольно он подслушал разговор цветка и бабочки. Он подумал, что если бы они превратились в людей, то могли бы быть братом и сестрой, жить долго и счастливо, творить добро, рисовать картины, сочинять стихи и сказки. И человеку очень захотелось обыкновенного чуда. Он знал, что если обратиться к Богу с горячей молитвой, то Господь, всемогущий и милосердный, любящий людей и всякую малую тварь на земле, поможет, непременно поможет, совершит чудо. И сказочник, очень похожий на Андерсена чистым взглядом по-детски удивлённо распахнутых глаз, поднял голову к небу:
– Господи, сотвори чудо! Пусть эти маленькие беззащитные создания станут людьми и проживут долгую и счастливую жизнь. Сделай так, чтобы их пощадили осенние дожди и зимние морозы, чтобы не погибли они от злых рук, чтобы не растоптали их грубые сапоги, чтобы продлился их короткий, мимолётный день жизни, радости и любви! Сделай их, Господи, людьми! И это будет самая лучшая сказка, которую я когда-либо сочинил.
Бог всегда слышит наши молитвы и просьбы, но выполняет только те, которые пойдут нам на пользу – во спасение бессмертной души, для вечной жизни. Мы ропщем, видя, как медленно угасает от мучительной болезни близкий нам человек, но при этом забываем, что главное в заботах Бога о нас – не исцеление бренного тела, а исцеление бессмертной души.
– Господи, сотвори полезное и моей душе… – промелькнуло в голове человека.
И внезапно у него в кармане зазвенел мобильный телефон ( ну, какая же современная сказка может обойтись без мобильного телефона, не так ли?) Звонили из далёкого города, где жила его сестра. И сказочник услышал радостную новость: у сестры родилась двойня: девочка и мальчик…
Это цветок и бабочка стали людьми.