Сага о Васляе. Великий читатель Васляй

               
               

       Он родился девятым, предпоследним, 29 февраля, и одним только этим фактом уже начал отличаться от обычных людей. До двух лет все его звали Васей, потом, не помню уже с чьей легкой руки, он стал Васляем,  и так его звали  и домашние, и соседские, и все, кто его  знал.
       Вторая его необычность  проявилась где-то в трехлетнем возрасте. Заключалась она в том, что он, как бы это выразиться помягче, терпеть не мог какую-либо обувь на своих ногах и поэтому бегал босиком всюду с той поры, когда еще не весь снег стаял на улице и до тех пор, пока землю не сковывал мороз и не начинали летать белые мухи. Частенько, если мать не успевала уследить, он и зимой отважно выбегал на улицу и шпарил с быстротой молнии по сугробам так, что только пятки сверкали.  Все дети – народ подвижный. Назвать Васляя подвижным – это означало ничего не сказать о нем. Он был быстр, как ветер, шустр, как шарик ртути и отследить траекторию его движения, а тем более предугадать ее, было просто невозможно. В этом заключалась его третья необычность. Четвертая заключалась в его нраве. Он всегда был улыбчив, радостен, приветлив, и как-то по особенному добродушен. Никто  никогда не видел его раздраженным, злящимся или еще как-либо выражающим свое неудовольствие. Пятая особенность заключалась в его каком-то удивительном, прямо таки наивном бесстрашии. Его не пугали ни высота, ни темнота, ни еще что-то, чего обычно побаиваются дети. Достаточно сказать, что он бесстрашно сигал в речку с высоченного моста, неустрашимо плавал в реке, нырял с крутых берегов, лазал по деревьям, строящимся зданиям, как угорелый носился босиком по кучам камней  и битого стекла, и все ему сходило с рук. Даже упав однажды с третьего этажа на стройке на кучу кирпича, он отделался парой синяков и пустяковой царапиной. И все это проделывал человечек, которому еще не было и семи лет.
       Но главная его особенность заключалась в том, что в его присутствии все домашние животные начинали вести себя так, как будто Васляй для них – лучший друг. Это делали кошки,  собаки, овцы, коровы и вся другая домашняя живность независимо от того, наши это были животные, или соседские. Более того, даже насекомые, казалось, относились к нему особенно. Я часто видел, как бабочки и  стрекозы  запросто садились к нему на руки и не улетали, если он их легонько трогал пальцем другой руки. Пчелы на пасеке  как мне казалось, вообще считали его своим другом, и ползали по нему запросто, как по цветам. Ни разу я не видел, чтобы пчела его ужалила. А он, внимательно  разглядывая своих маленьких друзей, никогда их не обижал,  не отгонял и относился к ним с каким-то особенным чувством, которое проявлялось особым выражением  его лица, суть которого очень трудно передать словами.
       Все свободное время Васляй проводил на улице, бегая неизвестно где, благо тогдашние условия жизни в нашем городке, который был больше похож на деревню,  позволяли это делать без особых затруднений. Целыми днями он со сверстниками бегал по полям, пропадал на речке, бегал в соседскую рощу. Короче, найти его было днем очень трудно. Выбегал из дому чуть солнце встало,  и появлялся  в избе затемно.  Все попытки и родителей, и нас, старших братьев, как-то зарежимить его неизменно терпели фиаско – Васляй улучал минутку, сбегал и….ищи ветра в поле.  Так продолжалось до школы.
       В школу наш герой пошел семи с половиной лет от роду. Зная его неусидчивость, страсть к свободе,  мы с опаской ожидали бурных протестов с его стороны, но вопреки ожиданиям, он отнесся к ограничениям своей свободы как-то без особого сопротивления, вроде даже с некоторым проявлением интереса. Однако, как поется в известной песенке, недолго музыка играла.  Нашему Васляю занятия в школе быстро надоели, и он стал к ним относиться, как к досадному и неизбежному злу, с которым нужно смириться,  но которое при первом  удобном случае нужно и можно было игнорировать. Начались проблемы и с посещаемостью (сбегал с уроков) и успеваемостью. Короче говоря, на семейном совете  мне было поручено взять шефство над школьными делами Васляя.
       Отныне я отслеживал его посещаемость, проверял,  сделал ли он уроки, все ли взял с собой в школу и так далее. Под мои контролем дела его стали  как будто налаживаться. Он успешно решал примеры и задачки по арифметике, старательно рисовал каракули в тетрадках по письму…Ежедневно я заставлял его читать мне букварь. Обычно мы делали это ближе к вечеру.  Я говорил, ну что, Васляй, давай почитаем. Давай, отвечал он,  с готовностью доставал букварь, открывал его там, где они занимались в школе и, показывая пальчиком на каждое слово, читал, старательно выговаривая каждую буковку-звук. Обычно на этом все и заканчивалось и, проверив его тетрадки, я отпускал его гулять.  Так дело шло у нас почти до конца третьей четверти,  и я был вполне уверен, что наш Васляй уже умеет читать, так как он  бодро и безошибочно читал мне все слова на любой странице букваря, на которые я ему указывал. 
       Однажды, в очередной раз проверяя его домашнее задание, я  как обычно, заставил все прочитать.  Он все мне точно прочел, но повинуясь какому-то неясному  импульсу, я перевернул страницу букваря туда, где они еще не занимались. Там были написаны все те же слова, что и на предыдущей странице, и попросил его почитать здесь. Васляй, глянув на меня чистыми глазками, невинно заявил мне: а мы здесь еще не читали в школе, и я не знаю, как это читать.. Тут меня внезапно пронзила мысль, что наш братик  до сих пор совсем не умеет читать. Я взял листок бумаги и начал писать печатными буквами все слова, которые он мне до этого исправно читал в букваре.  Он не причитал ни единой буковки. Я понял, что у мальчика замечательная память, и что он буквально фотографировал в своем мозгу странички букваря, которые они читали в классе.
       Не странно то, что я ничего не заметил и не заподозрил до сих пор, так как, чего греха таить, относился к исполнению своих кураторских обязанностей в некоторой степени  спустя рукава, но как этого не поняла его учительница, мне было непонятно. Короче говоря,  дело свелось к тому, что мне пришлось уже самому ускоренными темпами учить чтению моего великого читателя, чтобы догнать одноклассников. Тут уже я был дотошным и к концу года мы все с ним успешно преодолели и нас перевели во второй класс.