Жизнеописание - Григория Афанасьевича Аблязова.
Друга и сподвижника Петра I.
После принятия священного сана, инока Германа.
Прадеда русского писателя Александра Радищева.
Книга Владимира Кудрина "Святыня" повествует о переломной эпохе в истории
Российского государства -времени Петровских реформ и последующих лет.
В это время заселялся Пензенский край, строились наши сёла и храмы в них.
Поэтому любое произведение, посвящённое родной истории пензяков особенно
дорого. Конечно исторических сведений о главном герое книги, предке писателя
Александра Радищева, сохранилось крайне мало, поэтому автор вынужден пробелы
творчески компенсировать. Но это не совсем литературный вымысел- скорее,
попытка реконструкции событий, которые, вполне вероятно, именно так и
происходили. Владимир Кудрин детально изучил эпоху, о которой пишет, и в
увлекательной форме старается познакомить с ней читателей. "Святыня"особенно
интересна будет, полагаю, кузнечанам, поскольку, именно на их земле
происходят события "пензенских" глав книги.
Евгений Белохвостиков.
Председатель издательского отдела Пензенской епархии
Изменить произошедшее - не во власти людей.
Изменить отношение к произошедшему - в наших силах!
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава первая
1
Царь Петр 1, царевна Софья, из «потешных» Александр Меншиков, Григорий
Аблязов и денщик царя Афанасий Радищев, итальянцы в России
Год 7207 (от сотворения Мира)
1699 (от рождества Христова)
-Спит?
-Тихо. Може и спит.
-Иди, доложи.
-Может до утра?
-Иди уж. Не то снова подерёмся.
Денщик царя Всея Руси Петра 1, Афанасий Радищев скрылся за дверью. Григорий Аблязов из «жильцов» войска государева, вышел на палубу корабля. Вода за бортом, как расплавленный свинец перекатывается, срывает ветер с гребней холодные брызги. Снег с дождём. Тянет южак, скрипят шпангоуты. Как он нынче его примет? Растянулся обоз на пол России. Грязь вперемешку со снегом. Санного бы времечка дождаться да перевезти бы всё спокойно. Нет, никак нельзя. Корабли весной должны встать на якоря, со всеми своими пушками и полной оснасткой. Иначе, планам государевым не сбыться.
-Иди! Да не туда, в кают-компанию велел. Добрый нынче.
Глаза денщика довольны и рады другу. Не сдержались, обнялись, всегда так у них. Уж если не потискаются, то обнимутся от души.
В уютной кают-компании царил запах лака, краски и свежеструганного дерева. Отделка была строгой, но и изящной. Чувствовалась рука мастера по резьбе с очень тонким вкусом.
-Уместно ли быть государь? Какая восхитительно-торжественная работа.
-Заходи Аблязов. Всегда рад тебе. И поспел ты, как всегда вовремя! Вишь, какого красавца на воду спущаем о 46-ти пушках. Флагман русского флота! «Крепостью» его нарекли. Хочу в следующем годе супротив Азова его выставить! Резьбу ваяет итальянский мастер. Обрати внимание, один из лучших итальянских мастеров! Покажу и познакомлю тебя сегодня с ним.
Встретил государь его одетым в тёплое. Горло замотано шарфом, вид болезненный, глаза усталые, но с блеском и пытает взглядом. Сесть не предложил. Подошёл, обнял. Взял за плечи, заглянул в глаза. Отошёл к окну, стал смотреть в него.
-Дрогнут бусурманы Пётр Алексеевич, а шведы и англичане глубоко задумаются.
-Тем и живу! Воняешь ты весь Аблязов. Скидовай всё с себя. Да спытайка корабельную баньку. Спал хоть чуток то?
-Где там. Третьи сутки на ногах, обоз на пол России растянулся. Но пушки и литьё к ним впереди себя гнал.
-Молодца! По счёту?
-С запасом Пётр Алексеевич! Какую можа порвёт при пробах то. Будет ей сменка.
-Броневые листы привёз?
-Едуть. Правда пока немного, но дело налаживается, до спуска на воду думаю управимся.
-Тут думать неча. Делать надо спешно! Головой мне за них отвечаешь – сверкнул глазом Петр.
И уже отойдя от мыслей сказал ласково.
-Ладно, иди, мойся. А то нос от тебя свербит. Заодно и говор свой половецкий отмой, нахватался словечек. Перед Советом речь держать будешь. Потом повечеряем, покумекаем что да как. Некогда нам спать, сегодня же в Москву отправишься. Дело есть важное, а поручить некому. Даст Бог, поднимем Россию, никому спать не дам и прохлаждаться, а тем более на дармовщину!
Баня встретила Григория Аблязова, запахом свежевыструганных досок, перемешанного с прелью от дубовых веников, ароматом можжевельника и крепким паром. Над ним потрудились вениками, как лопаты, два здоровенных гренадёра.
-Братцы сильно-то не бейте.
-Указ царя, до седьмого пота!
-Тогда валяйте.
Выбили с него всю хворь и ревматизмы. Всё у Петра для дела и для тела! В этот же день, отдохнув пару часов, ускакал Аблязов лихим намётом с двумя подручными, верхами на вороных в Москву. Вечером Пётр вышел на палубу. Поёживался, сильно знобило. Прибаливал уже неделю, зацепил-таки простуду с морским бризом.
-Вот и ещё одно дело сделано!
Как бы, вдогонку Аблязову, глядя на костры, палатки и огни вдоль берега, где копошились рабочие, не поворачиваясь к Меншикову, уверенно сказал Пётр.
-Ему по плечу. Но замечу, Пётр Алексеевич, уставать стал наш дружок, не та уж прыть.
-Да, не та, а ведь ровесник наш. Что и след. Сколько он вот так на бегах живёт. С братьями даже не свиделся. Боярин Нарышкин говаривал, возле них под Пензою, земли каких-то служилых простаивают, отпиши их отцу его. Подготовь указ, обговори с ним всё как вернётся.
-Хорошо государь. Помню тот разговор про его сельцо, вами же дарованное. Кажись дворов 15 там всего, вот и будет прирастать окрестностями. Слышал земли там богатые, лес сосновый и чернозём.
Село располагалось на реке Труёв, в живописнейшем месте под Марами, так местные называли невысокую гору, которую огибала богатая рыбой река с чистой и студеной водой, берущей начало от многочисленных источников, бьющих из-под земли. Вода говаривали там будто целебная. Возведена там была уже и большая каменная церковь Воскресения Христова.
-Дай ему и итальянца на время. Они, похоже, понравились друг другу, пусть им церковь в поместье поможет сваять. Всё забываю, как имя то его, уж больно хитро?
-Джованни, Пётр Алексеевич.
-Пригласи его, послушаю его ещё чуток, голос у него хорош, редкий! И на гуслях своих играет знатно. Что с постройкой дворца, когда новоселье гулять будем Александр? Скажи мне полное имя архитектора твоего? И почему ты дворец на Васильевском острове заложил? Уж больно там почвы зыбкие. Отсыпки много и свай тьма потребуется.
-Не гусли то государь, гитарой зовут. Архитектор Джованни Марио Монтано, он и инженер неплохой. Всё мне про какие-то пороховые торпеды для уничтожения кораблей неприятельского флота судачит. Но уж больно хитро напридумывал.
-Гитара? Звучно! Вот ты легко Александра Данилович словечки то их запоминаешь. Про торпеды свои пусть он всё подробно на бумаге изложит с чертежами и расчётами. Почитаю. Не откладывай это!
Глянув лукаво на князя, добавил:
-Тоже ступай. С остальными сам разберусь. Совет нынче удался! Про итальянца не забудь.
На том и разошлись. Рассвело.
2
Пётр слушал сначала игру на гитаре. Потом попросил итальянца, спеть что-нибудь близкое ему, напевное и задушевное, как впрочем и всякому русскому. Вспоминая встречу и общение Аблязова с итальянцем сказал:
-Итальянцу! Который собирается жить и работать в России, надо бы знать наш язык в совершенстве! И своему обучить, поболя народу!
-Sicuramente imparare. E formare il proprio imperatore tanto desiderio!
Толмач перевёл:
-Сказал, хорошо государь.
-Ты мне переводи дословно! Сколько раз тебя просил.
-Говорит, выучит быстро, есть у него на это способности, и обучит людей, сколько Император пожелает.
-Так-то лучше!
Память вернула Петра в далёкий уже 1687 год. Князь Долгорукий, отправляясь послом во Францию, в разговоре сказал ему что у него был инструмент, которым можно брать дистанции или расстояния, не доходя до того места, да жаль украли. Страсть у него тогда к иноземным диковинкам была необыкновенная, диктовалась она очевидно чрезвычайной любознательностью. Попросил князя купить ему этот инструмент во Франции, и в следующем году Долгорукий привез астролябию. Не зная, что с ней делать, прежде всего обратился к немцу-доктору. Тот сказал, что и сам не знает, но сыщет знающего человека. Скоро он привел голландца Тиммермана. Под его руководством «гораздо с охотою» и принялся он тогда учиться арифметике, геометрии, артиллерии и фортификации.
Тетрадки с задачками, решениями и объяснениями. Сколько раз он их пересматривал. Каракуль на каракуле, не соблюдал он правил тогдашнего правописания, с трудом выводил буквы, не разделяет слов, пишет слова по выговору, между двумя словами то и дело подозревает твердый знак. Плохо давались и непонятные математические термины.
Втянул в это обучение и только поступившего на службу смышленого Алексашку Меншикова, обладавшего исключительной памятью. С какой охотой Пётр тогда занимался математикой и военными науками. Быстро прошел арифметику, геометрию, артиллерию и фортификацию, овладел астролябией, изучил строение крепостей, научился даже вычислять траекторию полета пушечного ядра.
С Тиммерманом же, осматривая в селе Измайлове амбары деда Никиты Ивановича Романова, и нашли завалявшийся английский бот. По настоянию Петра другой голландец Христиан Брант починил бот, приделал мачту и паруса, и в присутствии Петра лавировал на реке Яузе. Как он дивился тогда такому искусству. А затем и сам несколько раз вместе с Брантом и Меншиковым повторяли эти опыты.
Из-за тесноты берегов упражнения перенесли в Просяной пруд в селе Измайлово, но и там плаванье оказалось затруднительно. Тогда то и узнал, что более всего для его цели подходит просторное Переславское озеро. Выпросился у матери на богомолье к Троице, съездил в Переславль, осмотрел озеро, и оно ему очень понравилось. Вернувшись в Москву, упросил мать отпустить его снова на Переславль, чтобы там заводить суда. Не отказала горячо любимому сыну, хотя сильно была против таких затей из боязни за его жизнь.
По просьбе Натальи Кирилловны, понравившийся Петру, Меншиков «денно и нощно» сопровождает его и даже спать ложится в ногах государя, фактически став его денщиком.
Вместе с Брантом, закладывают верфь при устье реки Трубежа, впадающей в Переславское озеро, положив начало кораблестроению России.
Софье и ее сторонникам эти потехи молодого царя представлялись сумасбродными дурачествами. И мама Наталья Кирилловна не видела в них ничего, кроме забавы пылкого юноши и думала остепенить его женитьбою. Нашла тогда ему невесту, молодую и красивую девушку Евдокию Лопухину. Свадьба совершилась 27 января 1689 года. Не имея никакого сердечного влечения к своей супруге, женился лишь из угождения к матери. Вскоре после свадьбы, как только начали вскрываться реки, ускакал в Переславль и занялся постройкой судов. Летом, после настоятельных просьб матери, с неудовольствием вернулся в Преображенское. Вскоре здесь развернулись события, которые надолго отвлекли от любимых затей.
Царевна Софья.
В ночь с 7 на 8 августа 1689 года его разбудили перебежчики из Кремля, которые предупредили его, что царевна Софья собрала войска, чтобы напасть и убить его в Преображенском. Не думая даже проверить опасность, которая ему угрожает, соскочил с постели и вместе с Меншиковым бросились в конюшню. Не одеваясь, вскочили на лошадей и ускакали в соседний лес. Конюхи догнали их и принесли одежду. Затем подоспело несколько начальников и солдат. Как только Петр увидел себя окруженным достаточным эскортом, то не дав знать матери, жене и друзьям, помчались с Меншиковым во весь опор к Троице. Около шести утра, разбитый телом и истомленный душой, Пётр добрался до монастыря. Войдя в комнату, бросился на постель и, заливаясь слезами, рассказал о своей беде архимандриту, умоляя его о защите.
Архимандрит тогда успокоил его. В тот же день в Троицу подоспели Борис Голицын, Бутурлин и другие начальники Преображенского лагеря. Подошли Семеновский, Преображенский и стрелецкий Сухаревский полки. Между Москвой и Троицей завязались переговоры, продолжавшиеся более месяца. Тем временем стрелецкие слободы в Москве пустели, а прилив солдат и всех видов оружия в Троице постоянно увеличивался. Даже у самых преданных к царевне людей стали замечаться признаки упадка духа. Не сумев поднять стрельцов в августе, Софья должна была теперь уступать шаг за шагом его настояниям. 6 сентября он потребовал выдать Шакловитого, главу стрелецкого приказа и главного заводчика всего возмущения.
После упорного сопротивления Софья уступила. Шакловитый под пыткой дал показания против своих единомышленников. 7 сентября в Троицу приехал князь Василий Голицын со своими приближенными. Его Петр отправил в ссылку, а Шакловитого с двумя помощниками велел казнить. С падением этих людей участь Софьи была решена. В конце концов, ей пришлось отречься от власти и удалиться в Новодевичий монастырь.
Решив так удачно свои дела, вернулся к старым потехам. Власть перешла от падчерицы к мачехе. Но царица Наталья, по отзыву князя Куракина, "была править некапабель, ума малого". Дела правления распределились между ее присными. Лучший из них, князь Борис Голицын, ловко проведший всю компанию против царевны, был человек умный и образованный, говорил по-латыни, но "пил непрестанно" и, правя Казанским Двором почти неограниченно, разорил Поволжье. О двух других временщиках, брате царицы Льве Нарышкине и свойственнике обоих царей по бабушке Тихоне Стрешневе, тот же князь Куракин говорил, что первый был человек очень недалекий и пьяный, взбалмошный, делавший добро "без резону, по бизарии своего гумору", а второй тоже человек недалекий, но лукавый и злой "интриган дворовый".
Эти люди и повели "правление весьма непорядочное", с обидами и судейскими неправдами, началось "мздоимство великое и кража государственная".
Не обращая внимания на правительственные и общественные дела, Пётр весь уходит в "марсовые потехи". Это и сблизило его с Немецкой слободой: оттуда вызывает генералов и офицеров для строевого и артиллерийского обучения своих «потешных», для руководства маневрами, сам туда ездит запросто, обедает и ужинает у старого служаки генерала Гордона и других немцев.
Слободские знакомства расширили первоначальную "кумпанию". К комнатным стольникам и спальникам, к «потешным конюхам и пушкарям» присоединились бродяги с Кокуя. Рядом с Алексашкой Меншиковым, шустрым и сметливым его денщиком, стал Франц Яковлевич Лефорт, авантюрист из Женевы, пустившийся за тридевять земель искать счастья и попавший в Москву.
Невежественный, немного менее Меншикова, но человек бывалый, веселый, говорун, вечно жизнерадостный, преданный друг, неутомимый кавалер в танцевальной зале, неизменный товарищ за бутылкой, мастер веселить и веселиться, устроить пир на славу с музыкой, с дамами и танцами, словом душа-человек или "дебошан французский", как суммарно характеризует его князь Куракин. Иногда здесь появлялся и степенный шотландец, пожилой, осторожный и аккуратный генерал Патрик Гордон, наемная сабля, служившая в семи ордах семи царям, по выражению нашей былины. Если иноземцев принимали в компанию, как своих, русских, то двое русских играли в ней роли иноземцев.
Это были «потешные генералиссимусы», князь Федор Юрьевич Ромодановский, носивший имя Фридриха. Главнокомандующий новой солдатской армией, обличенный обширными полицейскими полномочиями, начальник розыскного Преображенского приказа, министр кнута и пыточного застенка, "собою видом как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьян во все дни", по-собачьи преданный ему. И Иван Иванович Бутурлин, командир старой, преимущественно стрелецкой армии, "человек злорадный и пьяный и мздоимливый".
Эта компания постепенно заменила ему домашний очаг. Лефорт, доставлявший всякого рода развлечения, познакомил его (не позже, чем в 1692 году) со своей любовницей Анной Монс, которая и стала потом на долгие годы главной его фавориткой. Брак с Евдокией Лопухиной так и не сложился. Неумная, суеверная и вздорная Евдокия была совсем ему не пара. По своему образу жизни он часто и надолго отлучался из дома; это охлаждало, а охлаждение учащало отлучки. При таких условиях у него сложилась жизнь какого-то бездомного студента.
Ведет усиленные военные экзерциции. Сам изготовляет и пускает замысловатые и опасные фейерверки, производит смотры и строевые учения, предпринимает походы, большие маневры с примерными сражениями, оставляющими после себя немало раненых, даже убитых, испытывает новые пушки. Один, без мастеров и плотников, строит на Яузе речную яхту со всей отделкой. Берет у Гордона или через него выписывает из-за границы книги по артиллерии, учится, наблюдает, все пробует, расспрашивает иноземцев о военном деле и о делах европейских. Обедает и ночует, где придется: то у кого-нибудь в Немецкой слободе, чаще на полковом дворе в Преображенском у сержанта Буженинова, всего реже дома, только по временам приезжает пообедать к матери. Однажды в 1691 году напросился к Гордону обедать, ужинать и даже ночевать. Гостей собралось 85 человек. После ужина все гости расположились на ночлег по бивачному, вповалку. А на другой день все двинулись обедать к Лефорту. Последний, нося чины генерала и адмирала, был, собственно, министром пиров и увеселений. В построенном для него на Яузе дворце компания по временам запиралась дня на три, по словам князя Куракина "для пьянства столь великого, что невозможно описать, а многим случалось от того умирать." Уцелевшие от таких побоищ с "Ивашкой Хмельницким" хворали по нескольку дней. Только Пётр, по утру просыпался и бежал работать, как ни в чем не бывало.
В эти молодые годы своей жизни, положил начало юмористическому учреждению, которое поддерживал всю жизнь. Это был так называемый, "всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор", состоявший из ближайших к царю лиц: то была пародия на церковную иерархию. Бывший учитель Петра Никита Моисеевич Зотов, был назван "всешутейшим патриархом или князь-папою". Князь Федор Ромодановский был назван кесарем, другие придворные получили в насмешку титулы владык разных городов, а он сам носил титул протодьякона. Цель этого собора состояла в усердном служении Бахусу и в частом обхождении с крепкими напитками. Предаваться пьянству и обжорству на заседаниях этого собора сделалось обычным.
3
Архангельские верфи.
Помниться летом 1693 года отправился в Архангельск, чтобы видеть море и устройство купеческих кораблей, приходивших в этот единственный русский порт. С большим любопытством осматривал суда, всякие иноземные товары, привезенные из Европы, обо всем расспрашивал и тут же делал соображения о заведении русского флота и расширении торговли.
При посредстве сопровождавшего его Лефорта, заказал большой корабль, поручив его снаряжение амстердамскому бургомистру Витцену. Кроме того начата была постройка двух кораблей в самом Архангельске. Совершив не большое плаванье по Белому морю, первое его морское плаванье, осенью возвратился в Москву. В январе 1694 года скончалась царица Наталья Кирилловна. Он жалел и плакал о ней, но смерть матери совершенно развязала ему руки. С жаром отдался своему увлечению и в мае с четырьмястами людьми поехал в Архангельск во второй раз. К величайшему удовольствию, один из строившихся в Архангельске кораблей уже был готов к спуску на Двину. 20 мая царь на этом корабле пировал и угощал иностранных мастеров, строивших корабль. 30 мая отправился на Соловки на яхте, названной "Св. Петром". На пути сделалась такая страшная буря, что все готовились к смерти и причащались святых тайн из рук архиерея, сопровождавшего царя. К счастью, нашелся отважный лоцман, который вызвался провести судно среди подводных камней в Унскую губу и с успехом исполнил свое дело. Яхта счастливо пристала к Пертоминскому монастырю.
Опасность, испытанная, не только не охладила, но еще более пристрастила его к воде. Благополучное возвращение в Архангельск послужило поводом к веселью еще на несколько дней. 28 июня спущен был второй корабль, построенный в Архангельске. Опять пировали на радостях. 21 июля прибыл заказанный корабль из Голландии. В августе со всеми своими кораблями снова пустились в море. При плохом умении управляться с ними едва не потерпели кораблекрушение, но, счастливо избежав всех опасностей, благополучно возвратились в Архангельск. С этих пор он считал флот свой существующим и назначил адмиралом его Лефорта.
Вернувшись в Москву, устроил сухопутную потеху, примерное сражение при деревне Кожухове. Это была самая громкая и вместе последняя его потеха. Войско было разделено на две половины: одна под начальством Федора Ромодановского: другая неприятельская под начальством Бутурлина, разыгравшего роль польского короля. Здесь, как на театре, изображались все приемы войны: военные советы, переговоры, копание мин, постройка мостов, засыпание рвов. Много было побитых и раненых. Сам участвовал в битве в чине бомбардира под именем Петра Алексеева. Наконец мнимый польский король был взят в плен, а потом все кончилось веселым пиром, устроенным у генералиссимуса Ромодановского на счет знатнейших купцов. Эта потешная война с походом продолжалась около месяца.
Азовские походы.
Все эти потехи были скорее детским удовольствием, удовлетворением сильной жажды деятельности и великих подвигов, охвативших его молодую душу. Но недолго он довольствовался игрою. В 1695 году усилия его обратились к действительно важному предприятию: был объявлен поход на турецкий Азов. Часть войска, с которой он находился, спустилась по Москве-реке, Оке и Волге до Царицына, затем сухим путем переправилась к Дону и по нему 29 июня добралась до Азова. Всего русских участвовало в нем 31 тысяча человек, и командовали ими три генерала - Лефорт, Головин и Гордон.
Взять Азов оказалось нелегко, хотя в нем тогда кроме жителей находилось не более 8 тысяч неприятельского гарнизона, но город был обведен крепким валом и рвом, а также двумя каменными стенами. Впереди крепости, на обоих берегах Дона, построены были небольшие укрепления, называемые каланчами. Военные действия начаты были генералом Гордоном нападением на одну из каланчей. Турки, находившиеся там в малом числе, защищались храбро, но под конец не выдержали и покинули каланчу. Затем сдалась и другая каланча. После того приступили к осаде самого Азова и начали пальбу по крепости. Он, в звании бомбардира, сам заряжал пушки и стрелял из них бомбами. Но один из иностранных инженеров, голландец Яков Янсен, обласканный им и потому знавший его планы, перебежал к неприятелю и рассказал, что туркам удобно можно сделать вылазку на ставку Лефорта. Турки послали янычар, которые перебили многих сонных стрельцов, и нанесли бы русским жестокое поражение, если бы Гордон не успел вовремя отбить их. Бомбардировки после этого продолжались, но без особого успеха. 5 августа предприняли генеральный штурм крепости, однако турки отбили его. В сентябре русские приготовились к новому штурму. Между тем начали подводить под стены мины, но делали это так неискусно, что, когда последовал взрыв, среди побитых больше было своих, чем врагов. Наконец, 27 сентября решено было оставить осаду.
Первая неудача не повергла в уныние. Напротив, она только уси¬лила в нем желание, во что бы то ни стало овладеть Азовом и про¬ложить себе путь к Черному морю. Прежде всего, он увидел, что необходимо построить на Дону гребной флот, во-первых, для удобного перевоза войска, во-вторых, для действий против турок с моря. Для устройства верфи был выбран Воронеж, отправился туда зимою и в течении нескольких месяцев занимался постройкой судов. К весне было окончены 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 струг. И это несмотря на большие затруднения: работники бегали от работы, жестокая зимняя стужа мешала скорости постройки, происходили пожары. Распоряжаясь всей постройкой, то и дело сам брался за топор.
С первых чисел апреля 1696 года начали спускать суда на воду, а тем временем подходили собиравшиеся в Воронеж войска. 3-го мая караван судов двинулся с войском по Дону. Всего войска было до 40 тысяч. Главнокомандующим назначен был генералиссимус Шеин, адмиралом флота - Лефорт. Сам же в звании капитана находился на построенной им галере названной "Принципиум". Кроме войск, отправленных по Дону, назначено было действовать запорожцам и донцам. По совету Гордона, около города насыпали высокий земляной вал. Азов был окружен со всех сторон. Русская флотилия не допускала турецкий флот подать помощь осажденным. 17 июля малороссийские и донские казаки пошли на штурм и не смогли взять города, но турки, опасаясь возобновления штурма в большем размере, на другой же день сдались - с условием выйти из города с ручным оружием и со своими семействами.
На обратном пути осмотрел тульские железные заводы и, прибывши в Москву, устроил там никогда еще не виданный праздник, въезд победителей через триумфальные ворота, украшенные разными символическими изображениями и надписями. В ноябре 1696 года издал указ о создании духовных, светских и гостиных "кумпанств" для строительства кораблей. Постройка судов должна была производиться в Воронеже, и всех судов положено было построить 52. С этими силами рассчитывал не только удержать Азов, но и продолжить успешную войну с турками.
В 1697 году отправился в Европу, как он потом сам будет вспоминать, «мастерствам разным и умельствам» подучиться. К 1698 году, к его возвращению в Россию, требуемые корабли были построены. Одновременно вблизи Азова строился порт Таганрог, а между Волгой и Доном рылся канал. Всеми работами руководили иноземцы. Чтобы подготовить русских мастеров распорядился отправить за границу 50 молодых людей для обучения.
Год накануне нового столетия становится для Петра 1 вдвойне траурным, почти одновременно, умирают его самые близкие друзья, учителя и наставники. Громадный ростом с Петра, но более обширный, весельчак, никогда не унывающий шутник и бабник, осевший в России 44 летний швейцарец, Франц Якоб Лефорт.
Узнав о его смерти, Пётр воскликнул: «Я потерял самого лучшего друга моего, в то время, когда он мне наиболее нужен…».
Умирает и родственник Лефорта, «вечный генерал, и наёмная сабля» 64 летний шотландец, Патрик Леопольдович Гордон.
Оба они оставили громадный след в биографии Петра 1, и сформировали его, как личность. Верным соратникам государя были устроены пышные похороны.
Не зря говорят, Бог даёт людей для опыта и познания себя.
Продолжение... http://www.proza.ru/2015/04/08/1407