Всем, кто служил в ВВ МВД СССР, посвящаю.
«Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело потребны люди твёрдые, добрые и весёлые»
Пётр Первый.
Мы не выбирали, где служить, служили честно там, куда послала Родина, нам не смотрели восхищённо вслед, любуясь нашими тельняшками, беретами или бескозырками, мы просто делали своё дело.
Недалеко от Красноярска была расположена воинская часть для охраны исправительно-трудовой колонии. Среди новобранцев весеннего призыва прибыл туда для прохождения службы Фёдор Тарасов. Родом он был из Оренбурга.
По окончании курса молодого бойца его распределили стрелком во вторую роту, которая охраняла производственные объекты, в том числе производственную зону, смежную с жилой зоной.
Из инженерно-технических сооружений на этом объекте были деревянные ограждения, ну и как подобает, множество колючей проволоки. Охрану осуществляли часовые на вышках.
На производственной зоне, в основном, выполнялись работы по ремонту автомобилей.
Федя Тарасов особого рвения к службе не проявлял, а военная наука, состоящая из строевых занятий, тактической, огневой, физической подготовки и всего тому же подобного, давалась ему тяжело. Сам по себе он был человеком, погружённым в себя, задумчивым, живущим в своём мире увальнем. Телосложения он был не богатырского: невысокого роста, полноватый и немного даже неуклюжий.
Одним словом, впечатления на своих командиров он не производил, тем более, что всё, что ему ни поручалось, выполнялось как правило медленно и некачественно или вообще не выполнялось, потому что быстро соображать и проявлять смекалку у Феди не получалось.
Хотя, на самом деле причина была не в том, что он был лодырь или тугодум. Просто он всё ещё очень скучал по дому, никак не мог привыкнуть к новым и неожиданным для него требованиям самостоятельной жизни, да ещё и по какому-то дурацкому с его точки зрения уставу.
Будучи личностью романтической, воинскую службу он представлял совсем другой, а столкнувшись с настоящей, рутинной и однообразной, где никто к тебе никакой простой человеческой любви не проявляет, и все от тебя что-то требуют, просто в армии разочаровался.
-Ох, Федя, намучаемся мы с тобой, - говорили ему его отцы-командиры.
-Федя, когда ты перестанешь ходить на полусогнутых и поймёшь, что ты солдат, а не пастух?- возмущались его молодые сослуживцы, которым из - за него тоже часто доставалось, когда применялись методы коллективного воспитания.
При составлении нарядов он всё время попадал не в караулы, а в суточный или кухонный наряд, вот и чередовал посудомоечную ванну с половой тряпкой, лишь изредка беря в руки автомат. От этого служба ему ещё больше не нравилась, и он лишь сильнее скучал по дому.
В это же самое время на ремонт в промзону поступил огромный Краз-лесовоз. По размерам он был больше обычного, трёхосный вездеход.
Осуждённые работали побригадно, каждая бригада насчитывала от пяти до двадцати человек.
Краз поставили в большой железный гараж, который находился в середине объекта,не очень далеко от караульного помещения ,не очень далеко и от запретной зоны, а поручили ремонт бригаде осуждённого Шалуева, по прозвищу Шалый. С ним работали ещё четверо: Васильев, он же Лодочник, Никитин, Климов и Крючков, по прозвищу Крюк. Все были отпетыми отморозками. Отбывали не первую ходку за мокруху. На совести каждого были трупы. Лодочнику и Крюку высшую меру заменили пятнадцатью годами особого режима, потом особый заменили строгим. Для них ломаный грош стоил больше, чем человеческая жизнь.
Бригада числилась профессиональной и дисциплинированной, хотя работали в ней по большому счёту трое, а двое, бригадир Шалуев и Крючков, считались блатными, авторитетными и в бригаде находились в привилегированном положении.
Сроки, как уже было сказано, у всех были огромные, судимости далеко не первые, и о свободе они, конечно, мечтали. Особенно эта мысль не давала покоя Шалому. Он припрятал «за забором» большие денежки, о которых помимо него ещё знал и его подельник, уже вышедший на свободу, и всё это его очень беспокоило.
Кроме того, он был человеком очень рискованным, дерзким, смелым до безрассудства и находиться без серьёзного дела не выносил. Как только он увидел лесовоз, то в голове мгновенно возникла мысль о побеге, да о таком, чтоб долго ещё его вспоминали и восхищались им.
Большой хитрости для этого выдумывать было не надо: заборы деревянные, проволока уже старая и заржавевшая, а машина огромная, мощная, да к тому же железа под руками огромное количество, чтобы основательно защитить кабину от автоматчиков на вышках.
Шалый быстро поделился своей идеей с Лодочником, и они стали разрабатывать план предполагаемых действий. Условия для этого были хорошие: в их гараж помимо мастера, гражданского человека, редко, кто заходил, а тот в свою очередь, долго там никогда не задерживался. Главное, угадать промежуток между большими шмонами.
Надо сразу отметить, что Федю Тарасова эти жулики знали, потому что он иногда в числе других караульных охранял промзону и конвоировал их от одного КПП до другого (КПП производственной зоны тоже был снаружи объекта) на работу и обратно.
Как уже было замечено, внешне Федя был не красавец и по сравнению с другими даже от части смешон: форма не по размеру, стоптанные сапоги, неуверенная походка. К тому же на него всегда что-нибудь вешали, или рацию, Р-стопятку с длинной антенной, или большой вещмешок с инвентарём для караула.
Зэки, завидев Федю, подшучивали над ним, выкрикивая из строя реплики, чтобы хоть как - то скрасить однообразное существование. Солдаты строго к этому не относились, но Тарасов про себя злился, когда слышал что-то вроде:
«Эй, бабочка, у тебя что за крылья на спине такие толстые, в куколку обратно превращаешься?»
« А что у тебя один ус? А мамке скажет, что пограничником служил…» «Сержант, убери от нас подальше своего монстра, уж больно грозно скалится.»
В ответ Федя тоже что-нибудь отвечал резкое или грозился, показывая на своё оружие.
Так и шло время. А между тем, за короткий период бригада Шалого заготовила всё необходимое, чтобы забронировать машину и совершить побег на таран. Вернее, трое из бригады: Шалый, Лодочник и Крюк, который и водителем был хорошим, и местность знал, потому что родом был из этих краёв. Двое, Никитин и Климов, наотрез отказались участвовать в этой авантюре. Сказать сотрудникам колонии (стукануть в кумотдел) они ничего не могли, во - первых, потому - что жили по понятиям, во – вторых, это было опасно для личного статуса и даже для жизни.
Тройка ждала удобного момента, чтобы навесить железные пластины на кабину и на двигатель, приварить, закрепить. И вот такой случай предоставился довольно быстро.
Погода стояла осенняя, и в одно утро установился глубокий туман, в нескольких метрах ничего не было видно. Такой подарок упускать было нельзя. И как только осуждённых впустили на объект, Шалый с подельниками сразу взялись за подготовку к побегу.
Но, если для жуликов туман был очень кстати, то для командиров в воинской части это было серьёзным осложнением в организации боевой службы. В такие дни караулы всегда усиливались.
-Кого поставим для усиления в караул промзоны? – спросил капитан Каримов, командир роты, своего замполита, старшего лейтенанта Сбруева.
-Да кого? Семёнова, Волкова, Алёхина да этого… Тарасова из первого взвода.
-Тарасова? Стоит ли? Его же в кухонный наряд вроде поставили?
- Да больше и некого. Объект он знает. Остальных всех распределили, больные остались и хромые. Кухонный наряд сократим на одного человека.
-Ладно, туман сильный. Эти трое пусть на дополнительных площадках стоят, а Тарасов пусть патрулирует между караульным помещением и четвёртым постом, этот участок самый безопасный.
Так и сделали. Федя попал как раз на тот участок, где и дорога была рядом, и лес недалеко.
Прошло не так много времени после его появления на тропе наряда, как сначала раздался рёв двигателя, а затем, буквально в нескольких метрах от него забор основного ограждения разлетелся вдребезги, и в месте проёма показалась громадина, увешанная железными листами.
Тарасов не сразу понял, что произошло. От испуга он даже онемел на мгновение. К счастью для него, он никогда не нарушал устав караульной службы и автомат всегда носил на груди, а не за спиной.
На уровне подсознания поняв, что именно на него несётся, он передёрнул затвор и выстрелил длинной очередью по махине, неуклюже на секунду затормозившей от встретившегося препятствия и вновь двинувшейся в его сторону.
-Бабочка! - лишь успел крикнуть сидевший за рулём Крюк, как пуля пронзила ему шею, и он повис на руле. Не ожидая такого поворота, Шалый выскочил из машины и устремился в сторону маскировочного забора. КрАЗ остановился прямо у тропы, и Лодочник, выскочив из машины, кинулся на Федю, чтобы быстро сбить его с ног и схватить автомат.
Федя на секунду опередил его и выпустил в него очередь из оставшихся в магазине патронов. Лодочник рухнул прямо перед ним, успев лишь вскинуть вверх руку с зажатой в ней монтировкой, устремив на Тарасова взгляд, в котором отразились не столько ужас или боль, сколько удивление и неожиданное прозрение. Будто в последний момент понял, что порочную нить его корыстных стремлений прервал не восемнадцатилетний пацан, а сама справедливость, которая не могла позволить, чтобы он продолжал творить зло.
Для Феди всё это происходило как в фантастическом сне, он действовал в горячке, инстинктивно, мало, что соображая и до конца осознавая.
Шалый уже лез на забор. Услышав выстрелы вновь, он оглянулся назад и увидел, как Тарасов , скинув один магазин, пытается вставить второй, но от торопливости и волнения не может этого сделать. Сначала Шалый хотел броситься на него, но сообразил, что может не успеть и резким движением закинул ногу на верхний край ограждения, чтобы перемахнуть через него.
Но в этот момент раздался выстрел, затем очередь. Федя успел вставить магазин. Шалуев всё-таки перепрыгнул через забор, но левая нога была прострелена на вылет. Он понял, что всё кончено, но, прихрамывая, побежал в сторону леса, скорее от необходимости что-то делать, чем от надежды на побег.
Из караульного помещения уже выдвинулась тревожная группа, впереди бежал инструктор служебно-розыскного собаководства со своим псом. Затем он отстегнул поводок. Догнать осуждённого натренированной собаке не составило большого труда. Жулик не успел добежать до леса, упал, сбитый твёрдыми лапами собаки метрах в семидесяти от забора.
Федя начал приходить в себя. Он был весь в красно-белых пятнах. Его трясло:
-Я ведь знал их, я ведь знал… зачем они?.. – он повторял и повторял эти слова.
Подбежавший начальник караула забрал у него автомат.
Вечером, когда после этого ужасного происшествия Каримов мог нормально изъясняться, в разговоре с замполитом он вдруг сказал:
- Вот служба у нас… С таким –то характером у него ведь на всю жизнь шрам останется. Зачем ты, Сбруев, его из кухонного наряда вытащил? Но герой! Если бы не он, сносить ли нам головушки? Да и эти много чего могли натворить на свободе, страшно подумать.
Федя в это время спал крепким сном. Ротный влил в него целый стакан водки из личных запасов.