Случилось это в конце августа, когда старый, умудренный годами и не раз побывавший под выстрелами секач, повадился ходить на колхозное поле засеянное кукурузой. В те года каждое зернышко имело очень важное значение, как для нас, так и для государства, которому колхоз отдавал семьдесят процентов урожая. На партсобрании данная выходка кабана не могла не остаться незамеченной, и собрание постановило, что для спасения народного добра придётся объявить войну этому мародеру. Было принято решение организовать команду охотников для отстрела кабана. Капитаном команды единогласно выбрали меня, и полностью доверив мне это дело, поспешно разошлись по домам. Делать нечего, придётся брать всё в свои руки и отстаивать народное добро с оружием в руках.
На следующий день я созвонился с районным охотоведом, и получив от него добро на отстрел, принялся собирать команду. В неё помимо меня и моего закадычного друга Сашки, вошли: Александр Иванович Головин – начальник БТК местного тракторного завода, Кречетов Феликс Астионович – старый и опытный охотник, который ещё во время войны добыл и сдал государству пушнины на семь тысяч рублей, за что был награжден орденом «Почёта» и памятным подарком, Иван Васильевич Шувалов – грозный старик, но мастер своего дела. Так же в неё вошли Валерка и Васька, два закадычных дружка из профтехучилища.
Вечером, дома, сидя за своим рабочим столом я принялся снаряжать патроны к предстоящей охоте. Понадеявшись, что много стрелять не придётся я ограничился четырьмя пулевыми и двумя картечными патронами. Картечь была крупная и залита парафином, так что в уверенном выстреле я не сомневался. Закончив все приготовления и попив душистого, мятного чая, я лёг спать. С утра меня разбудил неугомонный Сашка, лицо которого светилось от счастья и мыслей о предстоящей охоте. На часах было пять утра. Я еле встал, и пока одевался, Сашка с вечно нескрываемой радостью и жизнелюбием, которое присуще только ему, стал что-то рассказывать. Но так, как я ещё не проснулся, то не мог воспринимать всю его бесконечную информацию, которая как поток лавы сносила всё на своём пути.
Ну вот позавтракав и окончательно встрепенувшись от тёплых снов, которые так и манили к себе, я стал собираться. Надев телогрейку, в кармане которой позвякивали шесть свежих патронов, и прихватив своё любимое ружьё, мы вышли на улицу и отправились к сельмагу, у которого назначено место сбора. Ещё не дойдя метров сорок, мы увидели две маячившие фигуры. Это Кречетов и Шувалов, два старика с характерной ответственностью и пунктуальностью уже стоят и спорят о сегоднешнем дне. Мы подошли, поздоровались. Сашка попытался закурить, но тут же был огорошен хорошим подзатыльником. Старые охотники быстро объяснили ему манеру поведения на зверовой охоте, после чего Сашка немного сконфузившись, запихал свои сигареты подальше в солдатский вещмешок. На горизонте появился Головин с присущей ему величавостью и важностью. В руке у него был поводок, на котором так же гордо вышагивал выжлец по кличке Карат.
Подойдя к нам он поздоровался, а Карат принялся нас беспокойно обнюхивать, и только после того, как убедился, что все свои, успокоился и лёг подле хозяина. На трофейных часах Иван Васильевича было уже пол седьмого, а наших закадычных дружков все не было. Старик что-то недовольно пробормотал и отвернулся в сторону. Спустя десять минут, в припрыжку, на дороге показались Валерка и запыхавшийся Васька, который если верить его оправданиям безбожно проспал.
Ну а теперь, когда все в сборе, мы тронулись в путь. Первый загон решили провести у «Каменной балки», так как в тех краях находится непроходимая чаща, которая в плотную примыкает к болотине. Решив отправить в загон Александра Ивановича с Каратом и двух наших «штрафников», мы двинулись расставляться на номера. Первым на номер у старой, поваленной ели встал Кречетов со своей старой и проверенной временем «тулкой». Вторым встал Шувалов со старым, довоенным «Зауэром». Третьим, у стены начавшегося камыша расположился Сашка, а я встал последним на краю болотины. Дав отмашку соседям и зарядив один ствол картечью, а другой пулей я приготовился ждать. Тянулись долгие минуты ожидания, в которые в голову закрадывались разные мысли о жизни, об урожаи, о проблемах в семье и всякая ерунда. Но все-таки вспомнив, что я на охоте и отогнав от себя разные посторонние мысли, я стал пристально вглядываться впереди стоящий подлесок. Лес не обращая на нас никакого внимания продолжал жить своей повседневной жизнью. То тут, то там слышалось пение птиц, которые радовались и обсуждали последние события здешних мест. Трудолюбивый дятел не обращая на их развлечения никакого внимания продолжал свою нелёгкую работу. И только одинокий ястреб, продолжал кружить в небе высматривая свою жертву. Где-то вдалеке послышались голоса наших загонщиков. Теперь всё внимание направленно перед собой. Кусты, ельник, поваленная сосна – ты ждешь и гадаешь, если на тебя, то откуда. Зрение и слух напряжены до предела. Где-то справа раздался шорох – это испуганный заяц поднятый со своей лёжки улепетывает прочь от шумных мест. Успокоившись и вновь собравшись я жду. Недалеко, с левого края раздался лай, это Карат поднял и пытается стронуть с места матёрого кабана. По доносящемуся лаю я понимаю, что зверь топчется на месте и не желает покидать своё облюбованное место. Представляю как Карату сейчас тяжело в одиночку справиться с такой махиной. Ну вот из загона доносятся два выстрела, кто-то подошел на помощь. Лай стал смещаться и я понимаю, что секач рвётся в мою сторону, в спасительную для него болотину. Я приготовился, ружьё поднято к плечу и глаза жадно перебегают по планке. В висках стучит, а сердце рвётся и кажется, что сейчас выпрыгнет из груди. Ну вот и он, тёмная махина показалась в прогале между деревьев. Ещё немного и можно стрелять. Мушка на лопатке – выстрел. Кабан прибавляет ходу, тут же бью из второго ствола картечью. Он вздрагивает как-будто по нему прошел заряд тока, и меняя направление, несётся на меня. Дрожащими руками я запихиваю новые патроны в ружьё. Расстояние меду нами молниеносно сокращается, нас разделяют считанные метры. Практически не целясь, бью из обоих стволов по мощной, покрытой сединой хребтине. Зверь оседает, что даёт мне возможность отпрыгнуть в сторону. Пролетев мимо он останавливается и разворачивается, и я вижу, как его глаза наливаются кровью и яростью, из ноздрей струится пар, который неохотно расплывается в осенней прохладе. В кармане два последних патрона, которые я судорожно загоняю в стволы. Кабан уже начал двигаться в мою сторону набирая скорость. Я стреляю в грудь, после чего у кабана подкашиваются передние ноги и он начиная ползти заставляет меня отступать. Отходя назад я оступился и упал. Молниеносно ногу обожгло и пронзило от боли всё тело. Я потерял сознание. Чувствуя чье-то прикосновение я пришел в себя. Это Иван Васильевич теребил меня рукой. Я понял, что не могу встать, так как моя правая нога была распорота клыком кабана от ступни до бедра, который проползя ещё метров пятнадцать остался лежать на месте. Это был старый, с чёрной как смоль щетиной, покрытой местами сединой секач. Его вес превышал двести пятьдесят килограммов. При разделки оказалось, что у него в сердце была окислившаяся пуля, которую он носил не первый год. И несмотря на это, его могучие сердце продолжало работать, давая сил своему хозяину для дальнейшей борьбы с этой жизнью.
Меня доставили в больницу, где зашив ногу я провалялся ещё две недели. Ребята сдали мясо в заготконтору, и решив поставить в этом деле окончательную точку, подарили мне при выписки чучело головы этого кабана, которая до сих пор украшает стену моего кабинета и продолжает наводить ужас на случайных гостей.