Сомнение

Владислав Карпешин
Девочке  было  11  лет.  Обычный  ребенок.  Поэтому,  когда  она  через  17  дней  после  произошедшего  рассказала  матери  о  сексуальных  домогательствах  отца,  та  сразу  побежала  в  милицию  и  написала  заявление.
Брали  развратника  силами  двух  нарядов,  поскольку  он  заперся  в  квартире  и  отказался  добровольно  сдаваться.  С  большим  трудом,  взломав  дверь,  несколько  милиционеров  скрутили  этого  здоровенного  мужика,  бригадира  такелажников.
А  теперь  я  проводил  первый  допрос  в  старой  хибаре,  служащей  пристанищем  местному  участковому,  и  меня  страховали  два  мента,  один  за  дверью,  другой  за  окном.  Во  избежание  побега  задержанного.
Однако  он  вёл  себя  уверенно,  все  отрицал,  упирая  на  то,  что  это  всё  домыслы  и  клевета  его  бывшей  супруги,  которая  желает  его  выселить  из  квартиры,  но  с  которой  он  по -  прежнему  в  тесных  супружеских  отношениях.
В  тоже  время,  его  что -  то  явно  тревожило,  и  было  непонятно,  что  его  глодало:  чувство  вины  или  тяжкое  похмелье.
Проводя  допрос,  я  ждал  результата  освидетельствования  девочки,  поскольку  предполагаемые  развратные  действия  были  на  грани  полового  акта  и  могли  привести  в  разрыву  девственной  плевы.
Когда  я  уже  закончил  допрос  один  из  оперативников  принес  записку,  где  было  написано,  что  у  девочки  нарушена  девственность.  Так  якобы  установлено  освидетельствованием.
Ну,  я  и  сообщил  подозреваемому,  что,  судя  по  всему,  он  уже  пойдет  по  другой  статье  УК,  разрисовав  его  положение  в  красках,  и  такелажник  задумался.

Впоследствии  выяснилось,  что  эта  записка  просто  подлый  трюк  оперативников.  И  они  не  понимали,  отчего  я  так  злюсь  и  кричу,  списывая  это  на  мою  молодость  и  некомпетентность.
После  этого  случая  я  уже  никогда  не  доверял  сыскарям.

Следствие  по  делу  шло  своим  чередом.  А  потом  его  у  меня  отобрали,  в  связи  с  тем,  что  я  был  временно  откомандирован  в  другой  район,  и  передали  следователю -  женщине.
На  очной  ставке,  между  девочкой  и  папашей,  он  признал  полностью  свою  вину.
Дело  благополучно  шло  к  завершению,  когда  его  опять  передали  мне.

Но  меня  стало  обуревать  сомнение  в  вине  подозреваемого,  вызванное  не  совсем  честным  поступком  по  отношению  к  нему,  его  нормальным  отцовским  поведением  в  прошлом.  Отсутствием  разнузданной  сексуальности.
Водка,  во  всём  опять  виновата  водка?  Но  и  мать  девочки  вела  себя  совершенно  естественно,  и  не  была  похожа  на  злыдню.

И  тогда  я  подверг  жесткой  проверке  все  собранные  доказательства,  передопросив  всех  действующих  лиц,  собирая  все  малейшие  косвенные  улики,  установив  мало -  мальски  имеющие  значение  факты  и  лиц,  знающих  потерпевшую  и  её  родителей.
То  есть  выступил  не  в  роли  следователя,  а  адвоката,  подвергающего  сомнению  каждую  улику.

Наконец,  я  приехал  в  Бутырку,  чтобы  ознакомить  обвиняемого  с  материалами  дела  в  порядке  ст.  ст.  201 -  202  УПК  РСФСР.
Незадачливый  папаша  полистал  дело,  почитал,  и  поднял  на  меня  полные  муки  глаза, - Ну  вот  и  всё,  заканчивается  моя  жизнь!  А  Вы  молодец,  хорошо  поработали.  Правда,  правда!  Все  досконально  изучили.  Дело  в  том,  гражданин  следователь,  что  я  не  помню  тот  случай!  Совершенно …
Все  эта  пьянка  окаянная,  как  развелись,  так  и  завертело.
Ну,  не  могла  же  моя  девочка  сотворить  такую  чудовищную  ложь  даже  под  принуждением  матери.  Или  могла?!
И  он  подписал  признательные  показания.

- Да  о  чем  Вы  говорите,  по  инкриминируемой  Вам  статье  верхний  предел  3  года,  развратные  действия  это  не  изнасилование.

Но  он  так  посмотрел  на  меня,  что  я  запнулся.

В  старые  советские  времена  в  уголовной  среде  бытовало  крайне  жестокое  отношение  к  педофилам.  Их  попросту  вешали  в  первый  же  месяц  отбывания  наказания,  а  дела  списывались  на  самоубийства.

На  суде  этот  человек  обвинил  меня  в  психологическом  давлении,  но  суд  не  поверил  ему,  указав,  что  свою  вину  он  признал  на  очной  ставке,  проводимой  другим  следователем,  а  затем  и  неоднократно  подтверждал  свою  вину.
Его  приговорили  к  трём  годам  общего  режима.
Больше  ничего  о  его  судьбе  мне  не  было  известно.

Но  впоследствии  я  начал  понимать,  что  этот  папаша  сквозь  пьяный  бред  всё – таки  вспоминал  моменты  того  рокового  утра,  когда  он  валялся  в  кровати  и  позвал  свою  дочь.  И  эти  воспоминания  его  не  радовали!  Вот  откуда  была  мука  в  его  глазах …

А  при  расследовании  других  дел,  я  незаметно  для  себя  начал  больше  выступать  в  роли  одержимого  адвоката,  подвергая  сомнению  любую  улику,  пока  не  понял,  что  при  этой  непомерной  работе  я  запросто  загоню  свое  сердце.  Поэтому,  перешел  на  такую  работу,  где  состязательность  сторон  более  очевидна.

Всё  изменилось.
В  благополучной  и  сытой  Европе  сексуальному  воспитанию  подвергают  детей  иногда  так,  что  это  похоже  на  развращение  малолетних.  Дескать,  зная  многое  о  сексе,  они  будут  защищены  от  посягательств.  Хотя  далеко  не  всегда  хрупкая  детская  психика  может  выдержать  подобные  откровения.
Расцвели  пышными  цветами  детская  порнография  и  проституция.
В  России  устраивают  детские  конкурсы  красоты  и  танцев,  где  намалёванные  девочки  откровенно  выставляют  себя  на  показ  как  товар.
В  самом  деле,  такой  специфический  спрос  на  детские  тела  требует  соответствующей  рекламы!
Возникли  «уважаемые»  педофилы  в  законе,  которых  отмазывают  доступными  и  недоступными  способами,  вплоть  до  убийства  свидетелей.
Товар -  деньги -  товар.  Всё  на  продажу!

И  в  колониях  теперь  уже  не  вешают  педофилов.  Уголовная  среда  тоже  изменилась.
Мир  меняется,  но  к  лучшему  ли?