По Великому Шелковому Пути

Дмитрий Георгиевич Панфилов
Д.Г.Панфилов (псевдоним Тараз)


Тараз - Самарканд - Бухара
Начитавшись сказок Шахерезады, романов Яна, Соловьева и Айни, давно хотелось побывать в жемчужине Востока – Самарканде.Но жизненные дороги все время пробегали мимо этих сказочных мест, уводя от желаемой цели то на Валдай, то в Сибирь, то на Урал, то в Алтайские предгорья,
И вот, в сентябре 1988 года, случай решил улыбнуться мне и неожиданно предложил поездку в Самарканд в составе туристической группы.
Предстоит проехать более 1000 верст по дороге, где когда-то пролегал Великий шелковый путь, по которому шли караваны из Китая и Индии в Самарканд, Бухару и далее на Запад.
Начало пути лежит у полуразрушенных крепостных стен седого Тараза, отсюда на Запад через черные перевалы, выжженные степи, такыры  и пески Кара-Кумов.
Жаль, что не придется проделать этот путь на горбу белого верблюда, чтобы почувствовать запах и вкус веков, но комфортабельный «Икарус» тоже неплох.
Ранним утром от городского парка города Джамбула, утопающего в розах, отходит наш автобус пилигримов. И, если название «город Джамбул» звучит как-то прозаично, то его первое имя «Тараз» будоражит фантазию и зовет вглубь веков.
Древний Тараз стоял на великом шелковом пути уже в VI веке. В переводе с арабского «Тараз»- это «Весы», что подчеркивало торговое значение города. Торговля шелком, шерстью, коврами, пряностями, украшениями, сушеными фруктами, драгоценными камнями, золотом, оружием, конями, верблюдами, баранами, гончарными изделиями  давала силу и богатство Таразу. С запада на восток город пересекает бурная река Талас, берущая начало от ледников Тянь-Шаня. Течение ее столь быстрое, что на перекатах валит с ног лошадей, так что каравану, идущему по Великому шёлковому пути, приходится перегружать товары на верблюдов, чтобы перебраться на другой берег.
Напоив жаркий город водой, Талас теряет свою силу на хлопковых и свекловичных полях, в садах и огородах, разбегаясь на десятки рукавов, протоков и озерков, теряется в песках в обрамлении пятиметровых камышей, давая пристанище змеям, пятидесятикилограммовым сомам, камышовым котам, ондатрам, колониям уток, гусей и цапель. У реки есть начало, но нет конца.
Когда конница Чингиз-хана ринулась на Запад к берегам Последнего моря, на их пути встал Тараз. Правитель города вывел всех мужчин, юношей и стариков, способных держать саблю или копье, и поставил в боевой порядок.  За их спиной встали девушки, умеющие стрелять из лука. В опустевшем городе остались только бездомные собаки. Правитель начертил на песке саблей линию, идущую параллельно Таласу и
приказал: «Тук Турмас!», что означало «Стоять насмерть!» Сутки шла кровавая резня на берегу Таласа, песок стал красным от впитавшейся крови. До сих пор кровавые тюльпаны по весне покрывают берег реки, чтя память погибших защитников.
Когда утром Чингиз-хан решил въехать со своими «бессмертными» в покоренный город, путь ему преградили горы, выросшие за одну ночь. Воины погибли, но выполнили приказ правителя Тараза «Стоять насмерть!»
Они превратились в горы и встали на пути Чингиз-хана. Эти горы и сегодня называются Туктурмас. По вековой традиции на склонах Туктурмаса жители хоронят умерших.
Город был сметен монголами с лица земли, разрушены глинобитные стены крепости, сожжены дома, мечети, почти все население было истреблено, и только несколько сотен ремесленников-умельцев  да сотня девушек угнано в полон, в столицу Чингиз-хана.
На развалинах крепости Тараза монголы оставили свой форпост, получивший название Янна.
Хорезмский шах, восставший против монголов, ворвался в форпост Янна, перебил всех монголов и от форпоста не оставил камня на камне. На месте когда-то цветущего города лежали развалины, на которых грелись змеи  да бегали ящерицы.
Прошли десятилетия. Спасаясь от притеснений и гнета хорезмского шаха, купцы из соседнего разрушенного Намангана пришли на развалины Янна и основали здесь свое поселение, получившее название Наманган-Ача. Это было уже третье имя Тараза.
 Шли годы, город разрастался, пески и степи отступали от его крепостных стен, а кривые улочки змейками разбегались по степи в изумрудном обрамлении арыков, на берегах которых шумели листвой пирамидальные и серебристые тополя.
Там, где была крепость, возродился многоязычный говорливый Зеленый базар, на другом конце города, у крепостных ворот бойко торговал Мучной базар. Возрожденному городу дали новое имя - Аулие-Ата (под этим именем он описан в романе Д. Фурманова «Мятеж»), затем «город Мирзоян» (по имени партийного руководителя, поставленного к стенке своими же соратниками).
После расстрела Мирзояна городу дали новое имя – Джамбул. Безграмотный казахский акын Джамбул Джабаев с помощью своей домры («один палка- два струна» по оценке остряков!) воспевал успехи большевиков и сладкую, сытую жизнь нищего народа:
«Пойте, акыны!
Пусть песни польются,
Пойте о Сталинской Конституции!
Слушай, Келен, Каскелен, Каракон,
Я славлю Великий Советский Закон,
Закон, по которому счастье приходит,
Закон, по которому степь плодородит,
Закон, по которому все мы равны
В созвездии братских Республик страны!»
Как можно было не наградить такого активного агитатора и пропагандиста большевизма?! И акыну был в Кремле (радость-то какая!) вручен орден Ленина; город, в окрестностях которого гулял его род со своими баранами, назвали Джамбулом, а позже на Центральной базарной площади поставили десятиметровый монумент, который народ тут же окрестил – «парень с гитарой».   
В 90-х годах монумент был снесен за одну ночь, городу вернули его историческое название «Тараз», а на Центральной площади молодой казахский скульптор Тамерхан Колжедвит поставил памятник героям кинофильма «Джентльмены удачи». Почему им? Вспомните, Али Бабаевич (один из «джентльменов»), вспоминая начальные шаги своей кооперативной деятельности на джамбульской автозаправочной, где он разводил бензин ослиной мочой,  повторял: «Хочу в Джамбул, там тепло, там – моя мама!».
Памятник стал любимым местом молодежи, здесь проходят тусовки, проводят конкурсы бардовской песни, влюбленные назначают свидания, молодожены делают остановку и выходят из машин, возвратившиеся из мест не столь отдаленных кладут к ногам Али Бабаевича и его «корешей» цветы и, обязательно, бутылку местной «Араки» (водки).
На Востоке юмор всегда был в цене, говорят, второе место после конопли, которую на берегах Кара-Су – «косой коси».
В годы правления Сталинской клики это было место ссылки москвичей , ленинградцев , чеченцев , ингушей ,  немцев с Поволжья , карачаевцев , греков , калмыков. Один из филиалов союзного ГУЛАГа. Спецкомендатура города работала с перегрузкой.
Ссыльные были изгоями. Без работы, без крыши над головой, без куска хлеба, раздетые и разутые они перебивались случайными заработками – копали огороды, рубили на дрова саксаул - (боже! Какой это адский труд, врагу не пожелаешь!), поливали пыльные улицы в центре около горкома и обкома, таская воду  за «тридевять земель» , делали из самана кирпичи, пасли на солнцепеке овец, выращивали шелковичных червей, мостили булыжником дороги.
Исключение было сделано только для преподавателей Московского и Ленинградского Университетов, им разрешили преподавать в школе из-за острой нехватки учителей .Война кровавой гребенкой причесала педагогические кадры.
Но нет худа без добра. Спасибо товарищу Сталину, выпускники единственной мужской школы им. В.И. Ленина заканчивали курс наук по «программе» Московского и Ленинградского Университетов. В школе преподавали 5 докторов наук.
В 1955 году  из 17 выпускников 9 получили золотые и серебряные медали.
Будет несправедливо, если памятник жертвам культа личности поставят в Москве. До сих пор в степях Тараза находят заброшенные братские безымянные могилы, полузанесенные песком забвения.
А пока город Джамбул все чаще и чаще мелькает в повестях и рассказах писателей, уцелевших  от репрессий и прошедших ад сталинских лагерей – Шаламов, Домбровский, Солженицын.
Сегодня это один из крупных городов на юге Казахстана с населением более 350 тысяч человек, крупнейший центр современной химии. Над городом в любую погоду висят шлейфы белого и желтого дыма, следы которого улавливаются даже над Алма- Атой, а это почти 700 километров от химкомбината.
Город занимает 1-е место по загрязнению окружающей среды, преступности и детской смертности.
Печальные всесоюзные рекорды. Но если современный Джамбул давал нам белый и желтый фосфор, суперфосфат и напалм, то древний Тараз дал сахар не только нам, но и всей Европе.
Об этом как-то постепенно забыли, и даже местные историки- краеведы, услышав об этом, с удивлением пожимают плечами
«Да неужели?».   В VII-м веке торговля через Тараз достигла своего пика. Венецианские купцы заполонили базар Тараза.
Вместе с шелком и пряностями из Индии они везли и желтовато-белый крупно-зернистый песок, растворяющийся в воде и придающий ей сладкий вкус.
Но  венецианские купцы из Тараза не ведали технологию получения этого песка. Индийские правители строго хранили тайну  «сладкого песка « , всем , кто пытался продать купцам тайну приготовления его , отрубали голову. Всякими правдами и неправдами, подарками и подкупами, обманом и золотом всё же венецианским купцам удалось раскрыть секрет и они привезли в Тараз невиданные ранее корнеплоды, величиной чуть более морковки.
Купцы Тараза перекупили  «сладкую тайну»  , прошло совсем немного времени и под крепостными стенами в пойме Таласе зазеленели свекловичные поля – первые поля, считай, не только в Таразе, но даже в Европе. Сахар из Тараза пошёл в караванах на Запад. Сегодня  Казахстан является одним из основных поставщиков сахара, а отдельные экэемпляры корнеплодов – «кызилчины» достигают 15 и даже 18 килограммов!
Это не этнографическое и не историческое исследование , а всего лишь то немногое, что можно увидеть из окна автобуса, услышать на остановках, многочисленных базарах, чайханах, в медресе, в гостиницах, на экскурсиях.
Поэтому тут нет цельности рассказа, на всём лежит след субъективности и увиденное носит этюдный характер.
Тараз утопает в зелени, на отдельных улицах деревья, стоящие вдоль дороги, наверху сомкнулись и образовали зеленый тенистый туннель.
Редкие весенние дожди не могут смыть толстый слой серой пыли на листьях, цветах, крышах домов, на стеклах окон.
Но цель этих записок не только Тараз, а Великий шёлковый путь, поэтому вместе с автобусом трогаемся в путь, настраивая себя на сказки Шахерезады.
Город лежит в плоском ущелье, зажатый кольцом гор. Попасть в него можно только через пробитый 2-х километровый туннель, либо через горные перевалы. Слева от дороги вдали высятся снежные пики Тянь-Шаня, в переводе с китайского «Небесные горы».Они в самом деле дырявят своими остроконечными хрустальными пиками голубое небо. Но свое название они получили не за то , что достигли неба. Горы вырастают из зеленовато-синеватой дымки горизонта прямо из неба, которое является их подножьем.
Из неба – вверх в небо!
На солнце холодом сияют ледяные вершины. Поистине – Небесные горы!
На улице свежо, бодрит, даже, кажется, что попахивает заморозком, хотя по обе стороны дороги зелёный ковёр без признаков приближающейся осени.
Автобус деловито урчит с трудом преодолевая перевал Куюк, собственно это два перевала с седловидной между ними. Над крышей автобуса нависают громадные скалы, отполированные до блеска, как наждаком, ветром, песком и солнцем, и готовые в любую минуту сорваться вниз и прихлопнуть автобус как букашку.
Ревет мотор на предельных оборотах, но я не слышу его рёва, в ушах стоят далекие крики и вопли погонщиков верблюдов, ругательства  караван-баши, звон сабель и стук щитов стражи каравана, ржание коней, и тоскливые вопли ишачьего «иа-иа…»
Каково было им тут в VI-VII веке на этой далеко не «шёлковой» дороге тащиться с грузом через Куюк под злым испепеляющим солнцем. Сколько опасностей поджидало их за каждым поворотом, сколько тайн хранят эти каменные глыбы.
Но вот высшая точка Куюка.
Слева от дороги гордо взирает на нас двухметровый орёл , вырубленный из скалы.
Каменное чудо охраняет покой перевала.
Автобус проскакивает местечко Жемистас. Когда-то давным-давно через Жемистас шёл шёлковый караван. На ночёвке купец, ведший караван, увидел у дороги в колючках светящийся камешек. Он подобрал. Камешек, как камешек, ничего особенного. Попробовал на зуб, на вкус, понюхал – обычный камень. Но камешек светился, хотя был холодным, как кожа змеи!
Он стал искать вокруг, и нашёл ещё много таких же светящихся камней. Купец сразу понял свою выгоду и возблагодарил Аллаха.
Долго ещё светящиеся камешки пользовались большим спросом на базарах Индии.,
Самарканда, Хорезма, Венеции, поливая золотым дождём счастливчика купца. Как зеницу ока , хранил он тайну светящихся камней, так и умер с ней, не передав даже сыну.
Сегодня Жемистас основной поставщик белого и красного фосфора на внутреннем и Европейском рынках.
За перевалом дорога полого спускается вниз, множество мелких речушек с теплой чистой водой и островками из полированной серой гальки, на которых, как на пляже, разместились колонии маленьких змей, не обращающих на нас никакого внимания.
Слева от дороги уходит заросшее ущелье Небесных гор, уходя одновременно куда-то вверх и вниз. Сегодня в нём создан  заповедник, где на границе с ледниками живут снежные барсы – краса и гордость Красной книги.
Здесь же растёт  единственный в своем роде, неповторимый алый тюльпан Грига, длина его лепестков достигает 15 см!  Подобного тюльпана нет в мире. Даже Голландия, считающая себя королевством  тюльпанов, завидует Жемистасу. Когда-то тюльпаны в этих краях составляли статью дохода, их луковицы вывозили в Индию, Голландию, Венецию. В наши дни на Всемирной  выставке тюльпанов в Голландии  тюльпан Грига получил  Большую золотую медаль. Сегодня тюльпаны занесены в Красную книгу. Ведь если сорвать цветок, а рвут их тут не букетами, а охапками (!), то луковица усыхает и больше не родит цветов.
Вдоль дороги слева и справа в 5 рядов высятся фруктовые деревья – яблони, груши, миндаль, абрикосы, орехи.  На многих из них сочные плоды, пригибающие ветки к земле.
Автобус идет как  в фруктовом саду по местечку Ванновка.
Влево в сторону уходит Местшанское ущелье. Обе стороны ущелья сходятся в горах узкой горловиной, в которую с трудом может протиснуться человек. Здесь находятся Плачущие пещеры, с потолка каменных сводов медленно капают светлые холодные капли воды , собираясь в ручейки, они проточили каменные плиты пола и тихими ручейками по ущелью бегут в долину вниз.
Говорят, что когда монголы разорили этот край и ушли вперёд, они собрали и заперли в пещере сто самых красивых девушек Тюлькубаса, оставив при них небольшую охрану. Вход в пещеру они завалили каменными глыбами. На обратном пути монголы рассчитывали забрать их и увезти в свои гаремы. Горькими слезами  плакали в пещере девушки, разлучённые с любимыми. И так горьки были их слёзы, что они проточили каменный пол пещеры и ручейками сбежали в свои аулы. Но вместо счастья девушки встретили пепелища  и могилы женихов, убитых в бою.
Когда монголы вернулись за добычей, пещера была пуста, только со стен и потолка капали редкие светлые слезы девушек. Горе их было так велико , что и сегодня ручейки слёз текут по дну ущелья.
Не знаю, слышал ли А.С.Пушкин эту легенду, но  его строчки из «Фонтана Бахчисарайского дворца» так и просятся к ручьям, вытекающим из полуобвалившейся пещеры!

«Твоя серебряная пыль
Меня кропит, росою хладной:
Ах, лейся, лейся ключ отрадный!
Журчи, журчи свою мне быль.»
Автобус проскакивает местечко Белые воды, названное так по имени протекающей реки. Действительно, вода в ней белая, но в стакане она бесцветная и прозрачная.. Во время дождей в горах речка становится злой и бурной, выходит из берегов, захватывает частицы асбеста, которого много в этих краях, последний оседает на дне тончайшим слоем отчего вода кажется белой.
У въезда в селение Женешке  встречаем стадо необычных коров. Это не те гладкошерстные «бурёнушки», к которым мы привыкли. На этих длинная свисающая шерсть до земли. Что-то  отдалённо напоминающее памирских яков. Поездив по свету, приходилось видеть разные породы коров, но таких ещё нет. Московский зоопарк посчитал бы за честь иметь у себя  парочку таких экземпляров!
Проезжаем разлившуюся мелкую речушку, которую переходит большое стадо коров  и баранов без пастуха. Стадо растянулось метров на 50.
Впереди гордо выступает вожак- большой козёл  с крутыми  завитыми рогами и длинной бородой.
Козёл влево – стадо влево, козёл вправо – стадо за ним.
Выше поднимается солнце, становится жарко, открываем окна, включаем вентиляторы. Все начинают постепенно снимать «теплые доспехи».Вдоль дороги потянулись хлопковые поля, белые коробочки создают иллюзию снежного поля, совсем как в России, только очень жарко. На столбах гордо сидят степные орлы и беркуты, не обращая на проезжающих никакого внимания.
Остановки следуют одна за другой, их много и все они неповторимы. Общее для них лишь то, что деревья все стоят без листьев, а под ними кучи засохших скрюченных от жары листьев, хрустящих под ногами, да у въезда в каждый аул горы жёлтых душистых дынь, которыми бойко торгуют даже мальчишки.
На одной из остановок -  чудо гастрономии: молодая узбечка предлагает какой-то  непонятный  напиток в эмалированных вёдрах. Заглянул в одно – кислое молоко, в котором плавают куски льда, нарезанные крупные ломти красного и зеленого перца, много какой-то травы. Грязная замузганная узбечка, весело поблескивая глазами, хватает за руки, предлагая попробовать её товар.
Использованные кружки и стаканы «моются» тут же в маленьком ведерке, вода в котором от частого ополаскивания посуды стала белой и практически не отличается уже от продаваемого товара.
Выпить? Не выпить?
Решаю рискнуть, когда ещё удастся попробовать невиданный напиток.
Господи благослови! Беру кису, пробую. Холодный айран с  приятным привкусом трав и перца хорошо утоляет жажду. Зря боялся!
Спрашиваю у торговки:
-Как называется этот напиток?
- Чалоп , - отвечает она, помешивая деревянной ложкой в ведре.
Тут же на базарном «пятачке» ларёк, торгующий газированной водой.
На двери объявление: «Вода привозная, без сиропа не продается.»
 Отведал «привозной воды», хотя и везли её издалека, но она холодная и свежая.
А может быть, ниоткуда её не везли, а набрали из артезианской скважины за углом – Восток дело тонкое!
На прощанье купил в дорогу кисть винограда, которая потянула 4 кг.
Проехав ещё с десяток километров по мосту, переезжаем Сырь-Дарью.
В этом месте это мощная широкая река с быстрым течением , местами ширина достигает 100 метров, а глубина более пяти. Мутная вода кружит в омутах «воронки», гнёт прибрежные камыши и кусты. Неужели вся эта вода расходится и  разбирается по полям и не может напоить усыхающий Арал?
На первой же остановке на берегу идёт бойкая торговля рыбой – горы вяленых судаков, сомов, сазанов.
На прилавках метровые судаки, только что вытащенные из воды и ещё хлопающие жабрами. В плетёных корзинах хвостами бьют красавцы сазаны.
В углу базара лавчонка, обитая фанерой, жестью, картоном, где  жарят свежую рыбу, живые, трепещущие рыбные тушки рубят топором на крупные куски, затем бросают в большую кастрюлю с мучной болтушкой, а потом в здоровенный казан, в котором кипит хлопковое масло.
На местном базарчике народ разноплеменный, пёстрый, много семиреченских казаков с жёлтыми лампасами, их поселение рядом на берегу в камышах. Народ независимый, с хитрецой. Один, увидев что я разглядываю, как торгуют кислым молоком, подмигивает мне и задаёт загадку:
- Не солоно, не варено, между ног болтается, на ужин полагается?
Я сдаюсь, он весело хохочет:
- Молоко у коровы!
Пора ехать. Снова дорога бежит по бескрайней выжженной степи, за автобусом тянется шлейф густой серой пыли. Проскакиваем пыльный ветренный  Чимкент с печально известным в округе пивзаводом. Наш путь лежит через Ташкент. В центре Ташкента остановка. Все наши пилигримы как сумасшедшие бросаются по магазинам.
Для себя решаю, что каждый восточный город начинается с базара, поэтому отправляюсь туда. Ташкентский базар – это муравейник из тюбетеек, халатов, чапанов, малахаев, белых рубашек и ярких шёлковых платьев. Торгуют с рядов, с арб, с автомашин, с земли. Тут целые торговые улицы. Какого ширпотреба  тут только нет – паласы , ковры , шёлковые ткани , колёса для арб, упряжь для ослов, шубы , детские кроватки , сапоги – ичинги, галоши и т.д. Шум, гам!
Во всю процветают  кооператоры, которые торгуют восточными сладостями, шерстью, каракулем, овчинными шкурами, книгами, майками, посудой. У одного вижу в руках томик Ладинского « Путь Мономаха».
- Сколько стоит?
- 10 рублей!
Смотрю на обороте - государственная цена 3 рубля.
Во втором базарном дворе горы жёлтых дынь, запах которых стоит над толпой. Здесь же торгуют белыми и красными пушистыми персиками, луком , виноградом , арбузами , зеленью. Высятся горы красных и желтых гранатов. У одного продавца реклама:
«Граната сладкий 5 руб. кг». Через пару человек у другого! «Гранаты очень сладкие 5 руб.». В конце ряда: « Гранат необыкновенно сладкий 5 руб.».
Попадаю в ряды, где идёт бойкая торговля пловом, мантами , лагманом, шашлыками. «Обеденный зал» тут же рядом с мангалами, котлами, кастрюлями на корточках, либо расстелив в уголке газету прямо на земле. Авиценна со своей  антисептикой сюда ещё не дошёл.
С трудом пробираюсь сквозь толпу.
Вокруг постоянно слышатся автомобильные гудки, рёв ишаков, крики людей.
Как в этом  муравейнике  ещё никого не задавили машины и арбы уму непостижимо.
Протискиваюсь сквозь базарное столпотворение, где мне всё же торговцы сумели «всучить» две плитки сушёной дыни. Жарко, пыльно, душно. Иногда налетает холодный ветерок с гор, приносящий облегчение и тучи пыли – всё же на дворе сентябрь, идущий на убыль.
Побродив по улицам Ташкента, забираюсь в душный автобус, куда «любознательные» туристы стаскивают добычу своего набега по магазинам.
Боже, и чего только не тянут их трудовые руки – пластмассовые тазы, самовары, корыта, швабры, рулоны обоев, пачки клея, кетмени, какие-то пакеты. Автобус постепенно превращается в передвижную автолавку и трогается в путь.
С каждым десятком километров степь убегает назад, дорога становится гористее, и вот перед нами пологий затянувшийся перевал.
Натружно ревёт уставший мотор. Становится прохладно, опять закрывают окна, потихоньку тянут на себя кофточки, куртки, пледы.
Дорога идёт всё в горы и в горы. Справа монолитные скалы закрывают небо над головой, слева глубокое крутое ущелье, на дне которого кудрявятся деревья. Не дай бог  слетим  туда – костей не соберёшь. На одном из пологих склонов большая скульптура льва, преследующего лань, высеченная из камня. Повыбивали живых, теперь любуемся каменными.
Солнце садится за горы. Быстро сгущаются фиолетовые сумерки. Наконец перевал позади, дорога выскакивает на степную равнину и вьется  по берегу реки с сотнями отмелей из гальки  и песка, на которых маячат одинокие рыбаки с удочками. Кое- где по берегам темными пятнами в сгущающихся сумерках виднеются одинокие вётлы.
Дальше пошли бесконечные виноградники, которым не видно конца.
Быстро темнеет. На одном из отлогих холмов замечаю людей и какие-то параллельно идущие широкие полосы, сбегающие с вершины холма.
Длина этих полос до 50-80 метров, ширина до 2-х метров. Что это?
Первое впечатление , что кто-то пашет холм, но не подряд , а через полосицу. На краю «вспаханного» поля две юрты, горит костёр.
Теряюсь в догадках, пока, едущие со мной аборигены не пояснили, что так сушат изюм и курагу. Тот самый изюм,  который потом развозится поездами и разлетается самолетами по всем базарам. Караваны сегодня не ходят!
Давно уже темно. На  небе  замерцали редкие синие звёзды. Сзади нас темнеет бесформенной громадой горы, по придорожным лощинам мелькают виноградники, сады, одинокие белые домики, которых становится всё больше и больше. Чувствуется приближение большого города.
И вот впереди необозримой долины замерцали сотни огней.Мы на пороге Самарканда, который Александр Македонский назвал Римом Востока.
Дорога пошла вниз в долину, в свете фар замелькало старое кладбище, а справа нас встречает пятиколонная мечеть Хазрет - Хызр, она как бы нависает над городом и сторожит его.
Когда-то тут был главный въезд в Самаркандскую крепость, здесь располагались железные ворота, дневала и ночевала стража, взимающая пошлину за въезд в город.
По восточной легенде, когда арабы захватили Самарканд, они решили затопить древнюю крепость, для чего перекрыли речку Арзас плотиной. Вода стала быстро прибывать, затопляя крепость – Калу.
Но тут прилетела большая белая птица, села на плотину и стала её расклёвывать. Вода бросилась в пролом плотины. Арабские воины в страхе разбежались, ужас объял  их предводителя и войско покинуло город. Самарканд был спасён. На месте железных ворот, где была плотина, была поставлена мечеть Хазрет – Хызр, которая является покровительницей путешественников. Именно к подножию этой мечети складывали богатые подарки путешествующие купцы, счастливо одолевшие Великий шёлковый путь от Китая и Индии, славя Аллаха, что сохранили их в здравии, а товары в неприкосновенности.
У этих же ворот Ходжа Насреддин заплатил стражникам за въезд в город одну таньга за себя и полтаньги за осла.
Сегодня мы менее благодарны, чем наши предки, поэтому скромно прошмыгиваем мимо  мечети, не складывая у её стен никаких даров.
По узким асфальтированным  полутемным улочкам направляемся к гостинице «Интурист». Это  одна из лучших гостиниц Самарканда, её 15 этажей, несущихся в небо, впитали в себя современные архитектурные формы в сочетании с  национальным колоритом отделки.
Нас размещают в номерах,   они разбросаны по разным этажам, но похожи друг на  друга, как близнецы братья. В комнатах по два человека и, хотя номера  считаются «полулюксами», мерила удобства и комфорта на Востоке отличаются от таковых на Западе. В комнатах по ночам холодно, неуютно, из щелей окна дует, потолочный свет слабый, всего одна небольшая  горелка лампы дневного света, настольного света нет. Читать или писать при таком освещении можно, если ты обладаешь зрением орла. Стулья засалены, грязные и скрипучие, штукатурка у дверных косяков поотбивалась, телевизора, телефона нет, радио  то молчит, то хрипит, что и не понять на каком языке. То нет горячей воды, то холодной, то никакой. Звукопроводимость между комнатами отличная. Лифт выделывает «чудеса техники». Нажимаешь кнопку «9 этаж», он летит на 12 без остановки. В общем, настоящий «полулюкс».
Поужинав, уставшие, с массой дорожных впечатлений все рано укладываются спать. С трудом борюсь со сном, раздираю глаза и за скрипучим столом пишу эти записки, стараясь сохранить аромат и пыль дороги.
Наиболее преданные «нукеры» старины, начинают поиски спиртного, чтобы отметить прибытие в Самарканд. Всё взятое  с собой уже выпито давно, но покой в душе не наступает. Наконец, купив у водителя автобуса бутылку водки за 20 рублей и, посетовав на дороговизну, затихают и самые «стойкие».
Утром с 9-го этажа гостиницы открывается чудесная панорама города, утопающего в зелени, и окружённого цепью далёких гор. Высоких домов очень мало, сказывается сейсмическая опасность. Почти все постройки закрыты деревьями , кругом клумбы и цветы, цветы, цветы.
Сероголубое, выгоревшее, как ситец на солнце, небо. Ещё рано, но уже становится жарко. Быстро завтракаем в ресторане гостиницы. Узбекский завтрак отличается от русского. На столе  шесть блюд: 3 шпротины, полстакана сметаны, 2 тонких кусочка сыра, мелко нарезанные сладкие помидоры с луком, небольшая баранья отбивная с горкой тушёных овощей, свежие лепёшки, чай в заварном чайнике и мелкоколотый  кусковой сахар. На столе ваза с яблоками, виноградом и персиками. Этого добра - бери сколько хочешь.
По узким улочкам Самарканда едем  к обсерватории Улугбека, внука Великого и  непобедимого Тимура. Проезжаем уже знакомую мечеть Хазрет- Хызр , у железных ворот сворачиваем направо , и вот мы у цели.
Это самое высокое место над городом. Здесь на большой площадке  располагалась  обсерватория Улугбека, виднейшего мирового учёного, просветителя, правителя города.
От центра площадки по радиусу склона идёт траншея глубиной до 40 метров, по дну её проходят две параллельные дуги из белокаменной кладки. Дуги разделены на градусы и секунды. Чтобы сохранилась обсерватория от разрушения,  она укрыта перекрытием в виде полусферы.
Сумрачно и сыро. Из глубины траншеи веет холодом веков. Даже не верится, что именно здесь Улугбек первый в мире рассчитал ход планет, составил карту звёздного неба; без телескопа, путём математических расчётов, указал расположение многих сотен звёзд.
Сегодня при проверке его данных с помощью самых мощных телескопов, компьютеров и спутников сделана поправка к его расчётам всего в 2 – 3 секунды. Не в градусах, а всего в секундах  ошибся великий Улугбек.
В обсерватории он собрал  крупнейшую библиотеку с трудами греков, арабов, китайцев. Улугбек был горячий сторонник  просвещения. Это его трудами вознеслись минареты медресе Улугбека, которое стало кузницей просвещения на Востоке.
Недовольное духовенство стало настраивать его старшего сына против отца, обещая сделать его правителем Самарканда. Одержимый жаждой власти, старший сын Улугбека нанимает наёмных убийц.
В 1449 году им удалось заманить Улугбека в западню, где  кровник со второго удара отрубил ему голову. Правителем Самарканда стал сын - убийца. Поневоле на память приходит историческая параллель – убийство Павла и царствование его сына Александра.
На площадке , рядом с обсерваторией, располагается музей памяти Улугбека.
По фронтону арабская вязь  его фирмана: «Учёный и мыслитель – гордость человечества. Мы не придумываем науку, она появляется как результат наших ощущений, наблюдений и размышлений о созданном для нас мире»
 У  входа портрет Улугбека, восстановленный Герасимовым по его черепу. Как и всякий парадный портрет он немного приукрашен. Рядом, под стеклом, древняя гравюра из Европы портрета Улугбека, где уже в то время его знали и восхищались его трудами.
Художник не знал его лично, поэтому Улугбек изображён на гравюре в костюме польского шляхтича и больше смахивает на «пана Домбровского» или  «пана Валишевского», и чтобы не принять его за такового, художник над головой изображённого написал – «Мирза Улугбек».
Здесь же поэт Омар Хаям, старик  с длинной бородой, с хитрым прищуром глаз, с улыбкой насмешника. Он был большой учёный, издал второй по точности астрономический календарь, заложил основы изучения ряда чисел, лёгших через столетие в решение бинома Ньютона, предвосхитивший труды Евклида и его геометрии.
Но до нас его имя дошло не как имя учёного, а как имя поэта, написавшего более двух тысяч рубаи и переведённые на все языки мира. Как учёный он оказался для нас потерян. Откуда такая неблагодарность?
Всему виной пристрастие Омара Хаяма к вину. Когда он выпускал свои труды, переписчики, по приказу духовенства, делали к его имени приписку «Хаям – пьяница».
« Я стар.Любовь моя к тебе – дурман,
С утра вином из фиников я пьян
Где роза дней? Ощипана жестоко.
Унижен я любовью, жизнью пьян!»   Хаям – пьяница
На Востоке вино было не в почёте.
Между  обсерваторией и музеем Улугбека могила В.П.Вяткина, ленинградского археолога, открывшего для нас сокровищницу  Улугбека, и похороненного рядом со своим  детищем в 1932 году.
Спускаемся с холма. У подножия его возвышается памятник Улугбеку из серого гранита. Он стоит в полный рост,  задумавшись и взявшись за подбородок.
Взгляд его устремлён вниз на солнечные часы, по циферблату которых в чеканке выполнены  знаки зодиака планет, ход которых он рассчитал.
Садимся в автобус и пылим по узкой улочке. По мосту переехали Чёрную речку. И здесь Чёрная речка, моя боль и рана. Кстати, слово «Самарканд» переводится на  русский язык как «город на Чёрной реке».
Вода кажется абсолютно черной от ила с большой примесью закиси железа. В стакане вода светлая, как слеза.
Путь наш лежит в «мертвый город» Шахи - Зинда. Это вереница изящных, сверкающих голубыми красками усыпальниц, которые поднимаются вверх от подножия холма Афрасиаба.
Через красочный мозаичный портал входим в узкую улочку, вымощенную шестиугольными каменными плитами. Ширина улочки 4 – 5 шагов.
В город идут каменные ступени, слева и справа, как дома на улице, стоят мечети, уходящие в небо голубыми куполами. Между мечетями глухой глиняный дувал. Есть мечети в отличном состоянии, только что отреставрированы, настоящие жемчужины древней архитектуры, есть  в  аварийном состоянии и взывающие о помощи.
На некоторых леса реставрационных работ. В мечетях ажурные, словно кружева, двери  светло-коричневого цвета. Каждая из них подлинное произведение искусства. Сделаны они из карагача – железного дерева, чем дольше такая дверь стоит, тем она темнее и прочнее.   Века идут карагачу на пользу. В «мертвом городе» есть мечети ещё до монгольского нашествия. А это ХI век! Внутри многих мечетей сохранилась дорогая мозаичная роспись – это голубая, зеленая, жёлтая, чёрная, синяя  майолика и терракота, есть росписи золотом.
Иду по улице «мёртвого города» вверх, дохожу до каскада  широких каменных ступеней. По ним надо подняться к мечети «живого Царя»!
Правоверному следовало подниматься медленно и считать про себя ступени. ( их всего сорок). Причём на каждой ступени следует не просто считать, но ещё и прибавлять к счёту сумму  пройденных ступеней.
Например: 1+2 = 3, делаешь шаг – 4, считаешь 3 + 4 = 7, ещё шаг – 5, про себя 5 + 7 = 12 и т.д. до самого верха. Сосчитав все ступени , правоверный должен был полученную сумму разделить на 40, и если в ответе получалось сорок, то это означало, что он «отмолил» свои грехи и может  спокойно идти молиться у надгробья «живого Царя». Попробовав считать, я сразу сбился.
В каждом закоулке ансамбля Шахи – Зинда торгуют сувенирами, фотографиями, значками, но всё  сделано аляповато, грубо, без вкуса и явно уступает ушедшим мастерам Шахи- Зинда. Спускаюсь вниз по склону Афрасиаба, еле  поспевая за сухопарым , высушенным  самаркандским солнцем экскурсоводом.
Садимся в автобус, впереди нас ждёт мечеть Биби – Ханум. В её строительстве были использованы  захваченные в Индии сокровища и труд лучших мастеров из покорённых стран.
Если Самарканд – это жемчужина Востока, то мечеть Биби – Ханум – жемчужина Самарканда.
Проезжаем мимо знаменитого Самаркандского базара. Базар – это визитная карточка любого восточного города. Если  хочешь сказать, что видел город – посети базар. Поэтому автобус наш редеет, для некоторых экскурсия кончается у ворот базара.

Шумный, грязный, пестрый базар Самарканда мало чем отличается от своих собратьев в Таразе или Ташкенте. Тут продают всё – от дынь и винограда до змей. Правда последними торгуют из-под полы. Они давно занесены в Красную книгу. Цены на них высокие:
Гюрза                -  100 рублей
Кобра                -  500 рублей
Степная гадюка  -  15 рублей.
При «закрытых на замок» границах Союза, базар бойко торговал кардамоном, зернами черного перца, корой корицы, мускатным орехом, имбирем, шафраном, ванилью, розмарином, харисом, гуру. А ведь всё это на территории Союза не росло. Союз был за железным занавесом, а не на замке.
Зря Магеллан и Марко Поло искали пути в Индию. Им бы следовало обратиться к первому торговцу пряностями на самаркандском или таразском базаре, и он за умеренную плату указал бы контрабандные тропы через ледяные перевалы Памира и Тянь – Шаня, которые «работают» ещё со времён царя Турана. Открыты они и сегодня.
Один из наших паломников покупает гюрзу. Она должна вылечить его от язвы желудка, в чём он глубоко уверен.Запомните рецепт:
Сварить гюрзу, съесть её, затем выпить бульон – «шурпу» - и ты здоров!
Блажен, кто верует!
Так мы и едем дальше: мы в автобусе, полутораметровая гюрза в бидоне из-под молока, горловина которого завязана марлечкой для техники безопасности.
Автобус подходит к мечети Биби – Ханум.
Вернувшись из победоносного индийского похода в 1399 году, Тимур начал строительство соборной мечети. Жена его Биби – Ханум, желая утвердить своё влияние на окружающих и доказать всем, что она не только старшая жена Повелителя Вселенной, но и любимая его жена, упросила Тимура разрешить построить напротив его мечети свою. Так началось строительство двух мечетей – одна против другой.
Вскоре Тимур опять уходит в поход. Воспользовавшись отсутствием хозяина, жена постепенно перетащила на строительство своей мечети не только мастеров, но и строительные материалы. Когда до Биби – Ханум дошла весть, что Повелитель возвращается из похода, она вызвала к себе своего архитектора.
- Проси, что хочешь, но закончи мечеть до возвращения Тимура!
- Твой поцелуй, Ханум, сделает меня счастливым из счастливейших и поможет вовремя закончить строительство
Жена Тимура отказалась от такой платы. Она предложила архитектору в жёны самую красивую наложницу, обещала сыграть ханскую свадьбу, предлагала золото и драгоценности, табун лучших арабских скакунов – но всё напрасно. Архитектор просил за свой труд только поцелуй Ханум.. И та вынуждена была уступить, пообещав расплатиться с архитектором после  завершения работы.
Закипело строительство мечети и вскоре голубые минареты и купола достигли небес. Архитектор  пришёл к Ханум за обещанной наградой, жена Тимура  подставила ему для поцелуя щёку, но, когда губы влюблённого были готовы коснуться бархата её щеки, она неожиданно подставила ладонь и поцелуй пришёлся в неё.Но так горяч был он, что прожёг ладонь и оставил след  на её щеке. Никакие белила  и румяна не могли скрыть его!
Когда Тимур вернулся из похода, и увидел след на её щеке, он потребовал объяснений, и Ханум вынуждена была во всём признаться. Тимур приказал привести архитектора. Последний, узнав, что его вызывает Повелитель Вселенной, не стал испытывать судьбу, сделал себе деревянные крылья, залез на минарет мечети Биби – Ханум и прыгнул вниз. Крылья подхватили его и понесли в Иран.Но, когда он делал прощальный круг над мечетью, то нечаянно задел её крыльями и часть портала обрушилась. Уже шесть веков стоят руины портала мечети Биби – Ханум.
И вот эти развалины передо мною:
Снесена верхушка минарета, разрушена монументальная арка портала, которая по замыслу архитектора повторяла Млечный Путь. На ликвидацию последствий неудачного полёта сегодня отпущено 3 млн. рублей, и уже начали возводить строительные леса.
Во дворе мечети стоит белокаменная многотонная подставка для Корана. Она отдалённо напоминает раскрытую книгу, стоящую на  маленьких каменных ножках. Расстояние от земли до края подставки не более 60 см, это просто широкая щель. Подставка служила не только вместилищем Корана. Если у женщин не было детей, они шли молиться в мечеть Биби – Ханум. После молитвы мулла раздевал женщину и она обнажённой должна была на коленях проползти через узкую щель подставки для Корана.
Мулла при этом помогал ей, толкая в зад. Уж как он помогал, это осталось тайной, но женщины были довольны. Многие после этой процедуры  становились счастливыми матерями.
Осмотрев мечеть Биби – Ханум, по зелёным  пыльным улочкам отправляюсь к сердцу Самарканда – Регистану.
Все основные магистрали города, а их шесть, сходятся на площади Регистан,  в переводе « Песчаная площадь». Сегодня это большая площадь, уложенная каменными плитами, как кольцом, обрамленная тремя великолепными мечетями-медресе: слева медресе  Улугбека, справа – медресе Шир Дор, между ними, как бы соединяя их, -медресе Тили-Кара. Когда-то на ее месте был караван-сарай, но позже его разрушили, а на фундаменте построили медресе. Это одна из богатейших медресе, недаром она называется – «Позолоченная». Среди этих архитектурных громад на площади человек чувствует себя муравьем, как бы задавленный тысячелетней историей Самарканда. Подумать только, вот здесь, где я, стою, может быть стоял Александр Македонский, а на Песчаной площади – маршировали его легионеры и пролетали боевые колесницы, сотни раз проезжал хромой Тимур со своей конницей, а его внук Улугбек строил вот это самое медресе, что стоит слева на площади.
От таких мыслей дух захватывает, а седая тысячелетняя старина становится ближе, и ее даже можно потрогать руками.
Портал медресе Улугбека украшен большими звездами из керамической золото-синей мозаики, повторяющей звездный ковер.
Стоящий напротив портал медресе Шир-Дор ощетинился золотыми тиграми, бросающимися на золотистых ланей на фоне двух громадных солнечных ликов.
Стройные минареты( по два у каждого портала) устремляются в голубое небо. Затейливые геометрические узоры из цветной мозаики блестят на солнце, повторяя узоры змеи, будто шесть громадных кобр встали на хвост и приготовились к прыжку.
Медресе Шир-Дор было задумано как зеркальное отражение медресе Улугбека, но вышло более помпезным, ибо честолюбивый Правитель Самарканда Бахадур пожелал затмить славу Улугбека. Медресе строилось 17 лет. Наверху под минаретом белой мозаикой вкруговую идет хвастливая надпись:
«Веками не достигнет верха его запретных минаретов искусный акробат  мысли по канату фантазии».
Над входом в медресе поверх главного портала в большом круге из черных терракотовых плит выложена фашистская свастика. Наличие этого знака вызывает массу вопросов у туристов, ниже я вернусь к этому.
В 1922 году правый минарет медресе Улугбека наклонился и стал падать, став «пизанской башней Востока». Верхняя часть минарета отклонилась от основания на 1,5 метра. Но шедевр был спасен инженером Шуховым В.Г.,  создателем десятков инженерных конструкций, отличавшихся смелостью решения, новизной, практичностью и неповторимостью. Всего через 3 месяца с помощью 13 рабочих махина минарета выпрямилась и ушла своею иглой в небо.
Так она и сегодня стоит, украшая Регистан своим присутствием.
У входа в Шир-Дор замечаю какую-то гробницу из белого камня. Интересно, что за святой похоронен у стены медресе, чем он прославил Самаркандское  Ханство?
Оказывается, что это простой мясник города, бесплатно снабжавший мясом строителей мечети на протяжении целых 17-ти лет! За этот «подвиг» он выторговал себе право быть похороненным у входа, что и было сделано, когда он умер. От гробницы мясника до «жемчужины» Самарканда 15 шагов: от великого до смешного – один шаг!
Все три медресе отличаются друг от друга богатством отделки, но по планировке это близнецы – братья.
Входишь через главный портал и попадешь в закрытый дворик, вымощенный плиткой. По окружности дворика 2-х этажная крытая галерея, украшенная богатыми изразцами, которые составляют неповторимый волшебный орнамент. Здесь жили ученики медресе, I этаж отводился для учёбы, II этаж – жилые комнаты – кельи.
В каждом из трёх медресе училось одновременно до 60-ти учеников. Принимались сюда дети богатых родителей в возрасте 10-11 лет, учёба продолжалась 15-17 лет.
Физические наказания за провинности запрещались. Воспитание основывалось на убеждении и молитвах, а не на розгах.
Учебная неделя имела такой расклад :
- 4 дня учёбы,
- 2 дня работы в доме или в поле своего учителя;
- 1 день выходной.
После окончания медресе ученики получали звания шейха или пирра.
Вхожу в медресе Тилли-Кара. От восхищения захватывает дыхание. Первое впечатление, что где- то подобное уже видел. Где? Наконец, вспомнил! Золотая угловая комната на II этаже Эрмитажа, где обычно размещается выставка резьбы по полудрагоценным камням. Что-то есть схожее между ними. Но что? И только потом приходит прозрение. Золото!
Стены и купол мечети расписаны золотом. Через ажурные решётки венецианских окон падают лучи света, которые играют на золотой росписи, отражаются от одной стенки и падают отраженным светом на противоположную. В лучах света воздух кажется золотисто-медовым. Зрелище удивительное. Кажется, ты плывешь по золотому воздуху, как по воде. По стенкам на фоне золота изречения Карана, строчки из рубаи и газели поэтов, выполненные в цветной мозаике.
Представьте, на золотом фоне тёмно-синие письмена!
На отделку стен и потолка пошло 2,5 кг сусального золота.
Зачарованный выхожу из Тилли-Кара на площадь Регистан, как пьяный, брожу между тремя архитектурными жемчужинами и не устаю восхищаться  творением рук человеческих и разума.
Недаром Регистан находится под охраной «ЮНЕСКО». В 1989 центральный Банк СССР выпустил юбилейную монету «Регистан»
От этой красоты не хочется уходить. Узнаю, что вечером на площади по вторникам, четвергам и субботам проводится музыкальное представление. Сегодня как раз вторник, считай – повезло. Решаю однозначно – вечером буду здесь.
Сажусь в автобус и следую к последней цели путешествия мавзолею Гур-Эмира («могила Эмира»)
Здесь похоронен Великий Тимур, Улугбек, сыновья и внуки Тимура – это семейная усыпальница Тимуридов.
Через мозаичный портал вхожу  в большой двор, вымощенный плитками.
Мавзолей высится голубым ребристым куполом, который украшен  цветной мозаикой.
В 1403 году скончался любимый внук Тимура , и Великий Хромой приказал возвести парадный Мавзолей с погребальным склепом.
Когда Мавзолей был возведён, он позвал к себе строителя и спросил его:
- «Смог бы ты создать ещё такой Мавзолей для меня?»
Строитель поклонился и , не смея  перечить Тимуру, ответил:
- «Это очень  трудно, Повелитель, почти невозможно, но с помощью Аллаха  я    постараюсь».
Тимур  усмехнулся и приказал отрубить строителю голову.
- «Во Вселенной не должно быть второго подобного чуда!» - заявил он испуганным придворным.
Тимур перехитрил строителя. Над входом в усыпальницу он велел начертать:
«Счастлив, кто  отречётся от мира раньше, чем  мир от него».
У  входа в Мавзолей во дворе лежит прямоугольный 2-х метровый камень из римского мрамора, украшенный  по бокам резным растительным узором. Это тронный камень, над которым короновали всех  чингизидов.
Мечеть Тимура блестит на солнце своим голубым куполом. Обливные изразцы всего спектра  цвета от красного до фиолетового плетут затейливые узоры на стенах и легко взлетают вверх по минаретам.
Поражает высота и объем мечети. Это выше 12-ти этажного современного дома, но что удивительно, несмотря на внушительный размер в мечети могло одновременно молиться не более 100 человек.
Приходит сравнение с Исаакиевским собором в Питере, который по площади уступает Мавзолею Тимура, но в котором одновременно молилось 9000 человек(!) Монферан перещеголял самаркандского строителя.
Внутри Мавзолея стены и ажурные решётки на окнах расписаны золотом. При реставрации пошло 2,8 кг золота, но полностью восстановить роспись ещё не удалось.
В центре зала каменная решётка, ограждающая захоронения. Их четыре, все надгробья из белого прозрачного камня пропускающего лучи света («лунный камень»), лишь у Тимура из чёрно-зелёного нефрита, на котором вырезано генеалогическое древо Великого Правителя, прославляющего его как потомка Чингизхана.
Слева от Тимура лежит его внук Улугбек. Два Правителя. Завоеватель и Просветитель. Великий Полководец и Великий Астроном. Сжигающий книги и Писавший их. Дед и внук.
Рядом с ними захоронения внука и двух правнуков Тимура.
За решёткой в углу могила духовного наставника Тимура – Шейха. Над его надгробьем висит хвост яка – символ духовной власти.
Во времена правления тимуридов на стенах Мавзолея висело дорогое оружие, надгробья были покрыты красными бархатными покрывалами, расшитые бисером., золотой и серебряной нитью, сверху на золотой цепи спускалась золотая люстра,по углам стояли массивные серебряные светильники. Сегодня всего этого нет.
После 1917 года часть богатств тимуриды увезли в Иран, Афганистан, это удалось сохранить для потомков, часть растащили и разграбили местные «революционеры- ленинцы», так что и концов не найти.
Над входом в Мавзолей ,выбитый в стене четырёхугольник 60 см х 60 см.
Здесь что-то было. Спрашиваю у экскурсовода, и он поясняет:
- « После захоронения Тимура здесь была прикреплена каменная доска с резными изречениями и надписью, что здесь похоронен Тимур. После революции эта плита оказалась почему-то в Стамбуле. Пока наше правительство раскачивалось, доска перекочевала  в Германию. Долго наши дипломаты вели тяжбу с правительством ФРГ, пока, наконец, не выкупили плиту за 60 000 марок. Сегодня она хранится в Эрмитаже, а у нас над входом  в усыпальницу Тимура пустое место».
Действительно, почему в Эрмитаже, а не здесь, где ей положено быть по статусу?
У могилы железного Хромого узнаю много интересного.
По преданию над могилой Тимура тяготело проклятие. Тому, кто тронет захоронение, придётся пережить такую кровавую войну, перед которой походы Тимура будут  смотреться как  уличная драка мальчишек. 12 июня 1941 года началось вскрытие захоронений, а 13 июня над Самаркандом  разразилась гроза.
Великий ТЭНГЕ, хозяин голубого неба, послал на ослушников  проливной ливень. Это даже был не ливень, а Всемирный потоп. В этих краях капля дождя в апреле уже дар божий, но чтобы в разгар лета был такой ливень и гроза, не помнили даже столетние аксакалы. Все приходили к мысли, что это было предупреждение Тимура за ослушание. Ждать пришлось недолго., через неделю грянула война, забравшая десятки миллионов жизней. Проклятие Тимура  сработало!
Перед учёными, проводившими вскрытие, стояли задачи: во-первых, удостовериться, есть ли в могилах останки или нет, не пустые ли могилы; во-вторых, если есть и состояние останков позволяет, то с помощью академика Герасимова попытаться воссоздать их облик.
Надгробья были сдвинуты, под ними в полу открылась глубокая ниша, а в ней останки тимуридов. Все останки лежали завёрнутыми в белые материи, один Тимур лежал в большом деревянном ящике. Что это – гроб? Но мусульмане не хоронили в гробах. Объяснялось все просто. Ведь Тимур  умер в походе , в феврале 1405 года. Его тело забальзамировали, положили в деревянный ящик, который залили густым белым мёдом из верблюжьей колючки и на верблюдах через горы и пустыни доставили в Мавзолей Гур-Эмир, где и похоронили вместе с ящиком.
Когда сняли доски, то в нос ударил резкий гнилостный запах. Останки Тимура хорошо сохранились. Стало ясно, почему его называли Великим Хромым.
 Кости правой ноги были тоньше левой, надколенная чашечка справа отсутствовала, а коленный сустав хранил следы туберкулёза.  Диагноз костно-суставной туберкулёз правого коленного сустава сомнения не вызывал. Хорошо сохранились рыжие волосы Правителя и череп.
У Улугбека  голова лежала отдельно, рядом с туловищем по левую руку.
Наёмный убийца со второго удара отсёк ему голову. На III шейном позвонке осталась глубокая зарубина от первого удара. У убийцы дрогнула рука.
Черепа Тимура, Улугбека, внука и сына  Тимура были доставлены в Ташкент, где было восстановлено их портретное сходство.
После этого был составлен Акт на 4-х языках: русском, таджикском, персидском и английском. Один экземпляр вложили Тимуру, один в гробницу тимуридов, один отправили в Москву, один остался в Ташкенте. Останки захоронений вместе с черепами сложили в гробницу, как они и лежали, сверху поставили надгробья.
До окончания Великой Отечественной войны оставалось ещё три с половиной года.
Ещё раз, полюбовавшись росписью и мозаикой Мавзолея, я вышел на воздух. От солнца зажмурился и закрыл глаза, в Мавзолее всё же темновато.
Пока все идут к автобусу, беседую с экскурсоводом, сам он русский, свободно говорит по  узбекски, по-таджикски. Когда-то давно закончил педагогический институт в Пензе, по- профессии филолог, всю жизнь преподавал русский язык и литературу в Самарканде, давно «прилип и прикипел» к этом городу. Сейчас на пенсии, водит экскурсии, любимая тема «Древний Самарканд». Зарабатывает 140 рублей, больше нельзя, так как пенсия 120 рублей. Коллеги его зарабатывают по 240 рублей, ведь тут сходятся все туристические тропы, так что работы хватает.
- «Скажите, пострадал ли древний Самарканд от Ташкентского землетрясения?»
-   «Техника строительства древних мастеров была так высока, что Ашхабадское и Ташкентское землетрясения, разрушившие эти города до основания, ничего не могли сделать с древними мечетями. Кроме небольших трещин, разрушений никаких не было, а ведь мы находились почти в эпицентре , и у нас было 6 баллов!»
-  «Почему реставрационные работы ведутся русскими специалистами, а где же хозяева этих богатств, почему их не видно?»
-  «У нас тут 67% составляют узбеки и таджики, 17% русские и украинцы. Реставрационными работами руководят русские, а рабочими и мастерами остаются узбеки с таджиками, которые и сегодня не растеряли своего мастерства.»
-  «Какой у Вас климат?»
-   «Зимой бывает минус 30, правда очень редко, летом плюс 50, это чаще. Дождей почти нет, в марте-апреле пару дождичков – и всё. В году 300 мм осадков. Нас выручают речки, которые летом пересыхают и артезианские колодцы.
-  «Как у Вас идёт перестройка?»
-  «Нашу перестройку Вы сами видели в «мёртвом городе» Шахи-Зинда. Ведь рядом расположено действующее кладбище, так нет , каждый старается быть похороненным поближе к мечетям, хотя там охранная зона. Лезут прямо в XI век!
А какие надгробья! Скоро самого Тимура забьют. А на какие деньги?»
Сразу приходит на ум нашумевшее «узбекское дело» и «рашидовщина», гонение и преследование следователей Генеральной прокуратуры Гдляна и Иванова.
Тепло прощаюсь с экскурсоводом. На моё «до свидания», он разражается длинной витиеватой узбекской речью, приложив правую руку к сердцу.
Возвращаемся в гостиницу, после обеда я занимаюсь записями, а коллеги мои, получив свободное время, ринулись штурмовать самаркандские торговые лавки.
Что делать, торговля на древнем Востоке всегда была основой жизни.
Быстро спускаются сумерки. Пора ехать на площадь Регистан. На удивление собирается много желающих. И вот опять  пыльный «Икарус» везёт нас на сказочную площадь.
Уже темно, небо над городом чёрно-бархатное и на его бархате мерцают  голубые звёзды. Многие считают, что звёзды над Самаркандом самые крупные в мире. На фоне чёрного неба темнеют громады медресе Улугбека, Шир-Дор и Тили-Кара.
Все зрители рассаживаются на низких деревянных скамейках. Много французов, немцев, японцев, англичан. По рядам ходит тихий разноязычный говор.
Ровно в 19 часов,  словно по чьей-то команде наступает тишина.
Медленно вспыхивают прожектора, направленные на голубые купола. В центре площади, там где фонтан, образуется большое пульсирующее бледно- зелёное пятно, которое начинает упруго биться. 60 ударов в минуту!
Над затихшей площадью раздаются медленно- растянутые, торжественно печальные слова:
« Я – Регистан, я – сердце Самарканда …» По коже пробегают мурашки.
Синхронно с текстом меняется подсветка на медресе- мечетей и фонтана, то лирически зеленовато-голубая, то тревожно- кровавая, то фиолетово- синяя, то нейтральная. Лучи света играют в цветных изразцах минаретов , выхватывая из тьмы то одно медресе, то все три сразу.
Через динамики звучит текст на  фоне музыки. Такое ощущение, что слышишь, как летят кони железного Тимура, пылает и рушится город, дрожит земля под ногами боевых слонов Македонского, как бегут хвалёные римские легионы под ударами нукеров.
Музыка, стихи, голос диктора- ведущего, световое оформление создают такой эмоционально – психологический фон, что ты сам становишься участником прошедших событий. За 30 минут перед тобой пролетает вся тысячелетняя история Самарканда.
Музыка постепенно умолкает, над Регистаном в тишине слышно только упругое биение сердца. Тот же торжественный голос звучит с минаретов:
« Я  - Регистан, я – сердце Самарканда». Тишина. Ансамбль медресе застывает огромными тёмными глыбами на звёздном небе. Не хочется разговаривать, одно желание - побыть с самим собой. Но надо идти. Ждёт автобус. Утром рано вставать.
В пять утра по холодку мы должны отправиться дальше по Великому  шёлковому Пути. Нас зовёт и манит Бухара.
Утром , когда город только стал просыпаться, мы уже были на перевале.
На первой остановке провожу социологическое исследование. У шести человек спрашиваю, могут ли они назвать хотя бы две мечети в Самарканде. В ответ молчание или какое-то «бэ-мэ».Но зато все запомнили цены  самаркандского базара.
Тысячу раз прав А.С.Пушкин: «Мы ленивы , и не любопытны».
Сразу за Самаркандом по обе стороны дороги раскинулись виноградники, сады и хлопок, хлопок, хлопок… Осенние хлопковые поля покрыты снегом своих коробочек, уборку «белого золота» только-только начинают.
Каждый правоверный в жизни хоть раз должен посетить Бухару, а если это сделает трижды, то ему это будет засчитано как одно посещение Мекки
За окном автобуса мелькают глинобитные узбекские дома с плоскими крышами, «предбухарье» незаметно переходит в город, так что ,где начинается Бухара, я даже не заметил.
Город делится на старый и новый. Новый – это обычные безликие коробки в 3-4 этажа, но зато вокруг них много зелени, цветов, пирамидальных тополей, разлапистых карагачей, серебристой джиды. Старый город – это глинобитные низкие мазанки, придавленные к земле, узкие пыльные улочки, на которых с трудом может проехать арба с ишаком. Есть улочки шириной менее 2-х метров, на них с трудом протискиваются два человека, идущие рядом. Окна все смотрят во двор, ни одно из них не глядит на улицу. Зато на улицу выходят все двери, украшенные таким  тонким вычурным орнаментом, будто вологодские кружева. Хоть снимай любую такую дверь и тащи в музей.
Направление улицы невозможно предугадать, она иногда так лихо поворачивает под острым углом в сторону, что кажется, что идёшь назад.
На улице мягкая тёплая пыль по щиколотку, редко где у дома увидишь дерево.
В Старом городе много полуразрушенных глиняных мечетей, ворота их на больших висячих замках. Заглядываю во дворики, как правило они вымазаны глиной, чисто подметены, политы.
Бухарцы говорят, что городу более 2 500 лет, но пока в Самарканде будет располагаться Институт археологии Средней Азии, пальму первенства древности будет держать Самарканд, а не Бухара. Но зато бухарцы не отдают Самарканду место рождения Хаджи Насреддина и считают его истинным бухарцем.
Перед древним медресе в сквере поставлен памятник Возмутителю спокойствия. Это первый памятник мудрецу в Средней Азии. Ходжа Насреддин сидит на осле, на лице его застыла улыбка хитреца, правая рука приподнята в обращении к аллаху, призывающая его в свидетели, а левая прижата к сердцу.
Перед памятником четырехугольный пруд, глубиной до 6-ти метров.
Именно в этом пруду , по легенде, Хаджа Насреддин спас когда-то ростовщика Джафара.
Молодой гид, историк по образованию, Карим Ибрагимов, с жаром рассказал мне за пиалой зеленого чая:
- « Люди уверены, что и сегодня нет-нет , да и заглядывает сюда на огонёк Хаджа Насреддин и рассказывает свои истории. Клянусь, я сам слышал такую историю:
«Однажды Эмир Бухары спросил у Насреддина:
- Скажи, сколько останется, если из 12 отнять 4?
- Ничего  не останется!
- Как это ничего , - удивился Эмир.
- А так, если из 12 месяцев вычесть 4 времени года, что же останется? Ничего!»
У водоёма есть ещё одно название – Бассейн насилия. По преданию на этом месте стоял дом юной красавицы Зухры. Эмир Бухары полюбил её, но сердце её было давно отдано бедному юноше- воину. Она отвергла любовь Эмира. Разгневанный Эмир приказал разрушить дом, на его месте выкопать самую глубокую яму и закопать в ней обоих влюблённых. Два дня десять воинов рыли яму, а на третий из ямы ударил фонтан воды и заполнил яму. Поднялась паника, влюблённые воспользовались этим, вскочили на коней и ускакали в Иран.
Сегодня вокруг водоёма расположена чайхана. Уютные узбекские столики и кушетки окружают его , на вытертых коврах и цветных паласах гости чайханы полулёжа, либо сидя, поджав под себя ноги по-узбекски пьют кок-чай. Тут же жарят шашлыки и чебуреки. Справа , в углу водоёма , на берегу раскинулось громадное тутовое дерево, которому 514 лет, но оно и сегодня плодоносит.
Если хочешь, чтобы девушка полюбила тебя, съешь ягоду с этого дерева.
За спиной  Хаджи Насреддина  расположено медресе. Фасад его украшен цветной майоликой, сбоку от входа витиевато вьется изречение из Корана:
«Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет его пророк».
Резные ореховые и карагачёвые двери своими тонкими неповторимыми узорами вызывают восхищение. Во всей Бухаре не найдёшь двух  одинаковых дверей.
Внутри медресе бойко торгуют чёрным кофе, портретами Высоцкого и железными расписными банками для чая. На фасаде портала две летящих Птицы Счастья, а ниже их какие-то животные, напоминающие свинью и носорога вместе.
Когда-то древний художник действительно изобразил здесь свиней, но муллы подняли  шум, и свиньям пришлось пририсовать на лбу по одному рогу и сегодня мы можем  лицезреть этот гибрид свиньи и носорога.
В старом городе всюду видны купола мечетей. В древней Бухаре их было 217 и 170 медресе. Сегодня их значительно меньше, называют самые различные цифры от 10 до 100. Древние мастера при строительстве использовали камыш, верблюжье молоко, овечью шерсть, клей из рогов коров – всё это добавляли в глину, поэтому и стоят мечети сотни лет , не боясь ни землетрясений, ни ветров, ни жары.
Украшены снаружи мечети очень бедно – это не Самарканд!
В старом городе располагались торговые ряды. Сюда сходились дороги от всех 11 ворот  из Индии, Туркестана, Ирана, Самарканда, Турции .На многих городских воротах – арабские изречения типа «Что было – больше нет, что будет – ещё нет».
Местами город окаймляют остатки глинобитных крепостных стен высотой с 5-ти этажный дом.
Торговые ряды спрятались под куполом мечети, от которой в разные стороны лучами расходятся лавки горшечников, медников, ткачей, чеканщиков,  камнерезов. Наружу  выстоят только часть рядов, они как бы в квадратной яме. Это сняли культурный слой на глубину 5 метров и обнаружили, что фундамент мечети уходит  в глубину ещё на 5 метров.
Рядом с торговыми рядами были бани. Сегодня из 18 бань работают только две. Особенность их в том, что в каждом из помещений и бассейнов поддерживается определенная температура от +20; до + 100;. Выбирай на любой вкус!
Я решил искупаться в бассейне одной из бань и вошёл внутрь. Широкие мраморные ступени вели куда-то вниз, откуда поднимались клубы тумана и облака пара. Когда глаза привыкли к туману, я увидел в бассейне  купающихся голых мужчин и женщин. И это на Востоке, где почитается целомудрие! Как ошпаренный я выскочил на улицу. Молодой гид вежливо объяснил мне, что ничего особенного не происходит, это отголоски легенды, уходящей в далёкие времена.
Бедный юноша полюбил дочь султана , зная, что султан никогда не отдаст дочь  за бедного нукера, тот спрятал красавицу в бухарской бане, рассчитав, что разгневанный отец не догадается искать женщину в мужской бане. Год жила девушка в бане, а когда отец умер, молодые сыграли свадьбу. С тех пор женщины Бухары знают, где спрятаться от гнева отца или ревнивого мужа.
Вход в бухарские мечети очень низкий.
Это сделано с умыслом; мусульманин, еще не приступивший к молитве, но входящий в мечеть, должен нести смирение и покорность. Если он об этом случайно забудет, то ударится лбом о дверную перекладину, и сразу вспомнит, зачем он пришёл сюда.
Молельная ниша должна располагаться  в восточной стене, то есть там, где находится Мекка. Если ниши нет, то мусульманин молится на все четыре стороны света в расчёте на то, что одна из них будет обязательно восточная и молитва долетит до Аллаха.
Коран  запрещал изображать человека, но мусульмане находили обходные тропы и нарушали заповеди Аллаха.
В мечети, в молельной нише, кирпичи и мозаика расположена так, что присмотревшись, можно различить человека  в чалме , творящего молитву.
В Бухаре, в этом году (1989г.) было летом + 57;, но в мечетях прохладно. Эту прохладу создают купола мечети. Они же обеспечивают идеальную акустику, как в мечети, так и во дворе. Площадь внутреннего двора мечети Калям 100м х 100 м, встать в центре двора и хлопнуть в ладони, то хлопок может быть услышан в самом  дальнем уголке.
Портал и купол мечети Калям украшены нежно голубыми изразцами. По периметру дворика – 208 колонн, и над каждой наверху голубой купол. У входа во двор растёт старый тутовник, четверо мужчин , взявшись за руки, с трудом охватывают его ствол.
Сегодня здесь работают реставраторы, поэтому по углам кучи песка, гравия, досок.
На узкой пыльной площади, друг против друга, три медресе, одно из них медресе Улугбека. Бухарцы утверждают, что Улугбек построил первое медресе в Бухаре, а не в Самарканде. В древности стремление к знаниям было священной обязанностью каждого мусульманина, говорят, что при Улугбеке в медресе принимали даже девушек.
Рядом с медресе Улугбека стоит медресе Абдулазид-Хана, на портале его цветы, геометрические фигуры. И хотя человека и животных изображать было запрещено, искусный мастер замаскировал под цветочными вазами ползущих кобр.
Во внутреннем дворе медресе  множество широких скамеек , напоминающие двуспальные кровати, на них расстелены ковры, паласы, подушки, цветные ватные одеяла. Здесь по вечерам  выступает фольклорный ансамбль, гвоздь выступления – «танец живота», исполняемый профессионалками – узбечками.
На столбах медресе вырезаны гирлянды из фашистской свастики. Пожилой гид, узбек в белых брюках  и в белой вышитой русской рубашке, пояснил, что ничего тут крамольного нет. Знак  свастики у древних китайцев означал иероглиф « здравствуй тысячу лет». Его то и заимствовали арабы себе, а фашисты у них, превратив свастику в свою партийную символику, а заодно и древнее  арабское приветствие – поднятая вверх рука с открытой ладонью: «моя ладонь чиста, как и твои помыслы». У фашистов это приветствие превратилось в «Хайль!»
Позже арабский жест претерпел изменение: рука сгибалась в локте, а ладонь прикладывалась к сердцу, что к продолжению старого приветствия значило  - «себе же мира и здоровья , как и тебе».
Вечером, когда зажглись звёзды, к медресе Абдулазид-Хана стали подъезжать «Икарусы», подвозя немцев, японцев, англичан, французов, всех потянула сюда восточная экзотика. Наших соотечественников  очень мало, их можно пересчитать по пальцам. Все гости  рассаживаются на кроватях- скамейках, кто прямо с ногами, кто полулёжа на подушках. На маленькой площадке, имитирующей эстраду, рассаживаются шесть музыкантов с национальными инструментами , и концерт начался.
К микрофону, в ярких халатах, подходят двое мужчин и женщина, и начинают петь узбекские песни.  Но все ждут «танец живота». Наконец выходят стройные танцовщицы, которые начинают танцевать национальные танцы, сменяя и подменяя друг друга. Эта танцевальная «сюита» длится около 30 минут. Народ ждёт. И вот появляется солистка, ради её танца и собрались сюда все. Арабский «танец живота»  под звёздами Бухары, в стенах  тысячелетнего медресе! Согласитесь, не каждому так повезёт в жизни.
Танцовщица, крупная женщина лет тридцати, в легком газовом нежно-зеленом наряде , больше раздета, чем одета, начинает выделывать животом и бёдрами такие «па», что позавидовала бы и Шахерезада.
Её  окружает кольцом «национальная гвардия» - охрана из местных амбалов, готовая пресечь малейшие сексуальные поползновения.
Разгорячённая танцовщица в кольце охраны спускается с эстрады  во двор и приглашает гостей к танцу. Довольные немцы и французы неуклюже прыгают около неё,
стараясь подражать её движениями, но быстро выдыхаются и валятся на кровати- скамейки потные и довольные.
Не унимается только один японец, который быстро перехватил танцевальный ритм своей «учительницы» и лихо отплясывал, позволяя себе  немыслимые импровизации.
Охрана незаметно уводит «приму», выпуская к японцу двух молоденьких девушек-танцовщиц. Не прерываясь, танец продолжается 5 минут…10…15… зрители ревут от восторга, японец весь  «в мыле», но продолжает держаться. Уставшие девушки убегают на эстраду, охрана сдвигает ряды и только тогда японец в изнеможении валится на землю под аплодисменты и восторги зрителей. Концерт окончен.
Довольные иностранцы расходятся по своим «Икарусам», а мне предстоит долгий и тревожный путь по незнакомым улочкам и тупикам старой Бухары, в поисках  какого-нибудь транспорта, идущего в Новый город. Но, с первого шага, мне повезло. Неизвестные люди машут из окна «Икаруса» и приглашают в автобус. С радостью вскакиваю на подножку.
- Куда идёт автобус?
- В гостиницу «Зеравшан».
Я спасён. Это центр Нового города, оттуда я уже  свободно доберусь до своей турбазы «Бухара».
Рано утром , за пиалой зеленого чая, беседую с чайханщиком. Это молодой парень, закончил в Самарканде институт, работает в чайхане и на судьбу не сетует. Он рассказал мне много интересного, о чем не пишут в книгах.
Почти у каждого мусульманина на поясе завязано четыре платка. Их функция различна- один платок для моления, другой является сумкой-кошельком, третий – носовой платок и полотенце, четвертый – для укрепления мышц спины.
По Корану мусульманин может иметь четыре жены, если сумеет их обеспечить материально и физически. В Бухаре шутят, что каждый бухарец может иметь четыре жены по Корану и одну по светским законам, итого пять!
У мечети Джума возвышается минарет Калян, построенный  ещё в 1121 году. Высота его – 46,5 метров, фундамент уходит в землю на 10 метров.
Наверху -  крыша , подобная мексиканской широкополой шляпе. Фигурная кладка идёт поясами, один из них украшен голубой  майоликой.
Наверху венецианские окна, низ которых закрыт кладкой.
Раньше этот минарет был виден отовсюду и не только в городе. По ночам, наверху зажигали факелы, которые служили маяком для припозднившихся караванов.
Напротив минарета Калям  расположена медресе- мечеть. Учатся здесь пять лет, изучают Коран, ислам, арабский язык, каллиграфию, риторику.
 Сегодня здесь 80 студентов, но в 1990 году ожидается принять  двести человек. Во дворе медресе волейбольная площадка, столы для пинг-понга.
Студенты выглядят подвижными, общительными, с озабоченными лицами бегают по двору с книжками под мышками, совсем как студенты обычного университета.
Когда, уставшая от жары, пыльная Бухара засыпает, над тёмным глиняным городом возвышается громада мечети, застывшая высоко в небе чёрным пятном рядом с голубыми звёздами. И где-то там наверху за решётчатыми окнами , рядом со звёздами горит желтоватый свет – это будущие имамы творят вечерний намаз во имя Аллаха. На портале медресе выложены мозаичным узором пятиконечные звёзды. Гид поясняет: «Бухарцы были большими провидцами, ещё 2000 лет назад они знали, что в Бухару придёт советская власть!» Гид хитро улыбается. « А, если серьезно, то звёзды пятиконечные у нас означают соединение и единение пяти  заповедей ислама: молиться Аллаху пять раз в день, подать милостыню страждущему, сходить на поклонение в Мекку, сделать обрезание и проводить брата в последний путь.
В мечети Джума одновременно могли молиться  10 000 человек. Это самая большая мечеть на Востоке , с идеальной акустикой. Мечеть находится под охраной ЮНЕСКО. Здесь шли съемки фильмов «Али-баба и сорок разбойников», «Огненные дороги», « Насреддин в Бухаре». Двор мечети выстлан плитами песчаника.
В Бухаре преобладает серый цвет- глина, песок, пыль, камни, в то время как в Самарканде – голубой- цвет неба от искусно подобранных изразцов куполов и минаретов, уходящих в небо и повторяющие его цвет.
Люди говорят: «Если вы не видели Мавзолей Саманидов, вы не видели Бухару». Я был у Мавзолея утром, в обед, поздно вечером, но он так и остался для меня загадкой. В небольшом парке расположено кубическое здание с четырьмя узорчатыми порталами, наверху купол с маленькой башенкой в центре, по углам ещё четыре небольших купола. Ни одного изразца или плитки майолики, ни одного резного камня, или резьбы по дереву. Всё сделано из глины, простой серой глины, но такая художественная работа, что Мавзолей напоминает хрупкую плетёную корзину из соломы.
Невероятно! В разное время суток солнце по – разному окрашивает это глиняное строение, в этом необъяснимая загадка природы. То Мавзолей – фиолетовый, то – нежно розовый, то- серый, по ночам- серебристый. Я осторожно колупал пальцем его стену, пытаясь разгадать загадку, но всякий раз убеждался, что это была просто глина, обычная глина.
США предлагала нашему правительству продать за большие деньги им Мавзолей- Хамелеон. Они даже разработали, как перевезти такую махину за океан, для  чего были сделаны специальные пилы, которые должны были распилить его на кубы, и на специально сделанных платформах вывезти в Вашингтон, где была уже подготовлена площадка для сборки Мавзолея-Хамелеона
Но правительство отказало американцам, боясь волны возмущения не только Бухары, но и всего Востока. В Мавзолее похоронены бухарские ханы, эмиры, правители Бухары. Многих из них считают бессмертными и верят, что их души приходят сюда по ночам молиться. Бухарцы даже пишут им письма , советуются, просят исполнить заветное желание. Здесь вам расскажут, как одна девушка очень хотела выйти замуж,но женихи обходили стороной её дом. Тогда она написала письмо умершему хану и получила ответ «Жди!» А через месяц в её ворота постучались сваты и она вышла замуж за богатого самаркандского купца и родила ему пятерых сыновей.
Вокруг Мавзолея сняли культурный слой, и он как бы в глубоком  сухом бассейне. Рядом каменное надгробье- это собрали останки всех захороненных вокруг Мавзолея менее знатных людей, и похоронили в «братской» могиле. На надгробье следы от горящих свеч. Гид пояснил, что это следы огнепоклонников из Индии.
Парк у Мавзолея интересен Деревом любви. Это раскидистая смоковница, у которой практически нет ствола, высота его всего 20 см. Толстые ветви смоковницы почти
Стелются над землей. По легенде, стоит привести под тень Дерева любви самую красивую девушку Бухары и она тут же  даст согласие на брак.
В этом же парке стоит полуразрушенная мечеть. Когда-то на этом месте был целебный источник. Бесплодные женщины, искупавшись в источнике, становились матерями. Однажды жена Правителя Бухары, посетившая мечеть и искупавшаяся в источнике, родила сына, который ничем не был похож на Правителя. Разгневанный супруг приказал закрыть мечеть, а источник засыпать. Сейчас от всего былого остались полуразрушенные стены, да пудовый ржавый замок на дверях.
Если в Самарканде – Регистан – сердце города, то в Бухаре – это всего слабая тень самаркандского Регистана. Площадь окружает высокая серая глинобитная стена высотой около 20 метров,  на площадь смотрит мечеть Обхона. Вход в мечеть идёт по наклонной вверх. Внутри мечети расположены 25 узких ниш., где до суда содержались узники, что-то вроде современного КПЗ. Здесь когда-то сидел автора романа «Бухара» - Айни. Рядом с заключенными жил начальник тайной полиции, который находился здесь безвыездно, и покидал своё место только если его лично вызывал эмир.
В глубине Регистана поднимается вверх ханская мечеть Джами. Перед входом каменная стена высотой более 2 метров, длиной более 5 метров. Она как экран закрывает тронное место Эмира, отстоящее от экрана на 50 метров. Вошедший не мог видеть Эмира, он только слышал его голос. Уходя, он не смел повернуться спиной к Эмиру, а пятился назад, как рак. Каменный трон Эмира сделан из розового итальянского мрамора, украшенного тонкой резьбой растительного характера.
По правую руку Эмира в стенах и подвалах хранилась казна в больших кожаных мешках. В каждом  - 10 000 таньга, 1 таньга – 4 рубля 25 копеек золотом.
Но основное богатство – алмазы, аметисты, рубины, топазы, изумруды, слитки золота и серебра, Эмир хранил в другом тайнике за городом, которое знало лишь два человека: он и первый визирь.
В одном из помещений Регистана расположен музей, где хранились ключи от ворот Бухары, громадная камча, которая была прибита к воротам для устрашения непокорных,  - золотой халат Эмира, который он одевал один раз в жизни , при коронации
(нечто вроде нашей шапки Мономаха).
Рядом с халатом – чалма, украшенная золотыми проволочками, на которых качаются бриллианты и бусинки алмазов. В комнате – огромный медный самовар на 100 литров – подарок из Тулы. Вода закипала в нём за сорок минут. Иногда в самовар наливали 10 ящиков шампанского. Под потолком висит громадный двуглавый орёл – герб Российской империи, тоже подарок хану. Только недавно разглядели, что в центре орла герб города Москвы. (Георгий Победоносец побеждает змея). Хан об этом не знал.
Последний хранитель Бухары  - Алимхан в 20-х годах бежал в Афганистан, где и скончался. Сын его ещё жив, живёт в Москве, дослужился до генерала.
Во дворике музея – глубокая сырая яма, закрытая деревянной решёткой- зиндом (тюрьма). Рядом ханские конюшни, так что на головы заключённых лились все нечистоты, особенно после дождя. Посаженный в зиндом  преступник сидел в яме до самой смерти, наверх его никогда не поднимали.
Спрашиваю у гида:
- А где находился ханский гарем?
- Нам запрещено говорить на эротические темы.
Запрещено, так  запрещено, я не настаиваю.
«Гаремы наши молчаливы
Непроницаемы стоят», - писал А.С.Пушкин.
Над воротами Обхона  располагается открытая веранда – барабанная.
Когда собирались кого-нибудь казнить, то били в барабаны, собирая народ на  площадь. Эмир выходил на городскую стену, где слева от ворот у него была маленькая башенка (по типу Царской башни в Кремле), и отсюда смотрел на казнь. Голову обречённому не отрубали топором, а отрезали ножом, как барану, чтобы продлить его мучения. У палача не было на лице маски, все его знали и он считался в городе уважаемым человеком. Когда казнь свершалась, то все зрители с Эмиром начинали молиться вместе с муллой под вопли:
« О Аллах! Прими его душу, пусть он найдёт место в раю, он был хорошим человеком!»
Эмир заламывал руки, изображая горе, и орал громче всех.
В Бухаре было 220 кварталов, в каждом по мечети. Мулла так громко молился, что без всяких усилителей было слышно от минарета до минарета, а это 10 км. Религию в  городе уважали.
«Творцу молитесь. Он могучий:
Он правит ветром, в знойный день
На небо посылает тучи,
Даёт земле древесну сень.
Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран…»
                ( А.С.Пушкин)
Только свежий ветерок тронул верхушки карагачей, я уже был на бухарском базаре.
Базар ещё не ложился спать, он работает и по ночам, в это время идёт самая бойкая торговля, которая затихает в полдень, когда термометр показывает +45; и выше. Здесь от голода не помрёшь, а вот от обжорства - запросто.
Взяв «на пробу» два шампура сочного шашлыка и горячую лепёшку , я получил в награду от торговца бесплатно пиалу холодного гранатового сока. Свою щедрость он объяснил по-восточному очень просто:
«Любезнейший, вы первый покупатель у меня сегодня, поэтому мой гость. Угощайтесь!»
Прохожу между горами ароматных дынь. Торговля не зависит от веса дыни, цена единая – 1 рубль штука.
Под навесами пушистые персики – белые, красные, жёлтые, круглые, продолговатые. Рядом красные, жёлтые и чёрные помидоры – 30 копеек килограмм. Есть экземпляры, которые тянут на 1,5 кг!
Кисти винограда неповторимых сортов – «воловье ухо», «дамские пальчики», «поцелуй красавицы», «ночной аромат». Цена от 30 копеек до 1 рубля, всё зависит от того, сколько берёшь, оптовикам скидка.
Виноград такой сладкий, что есть невозможно, от сахара слипаются губы и пальцы, после 3-4 ягод хочется пить. Беру на пробу самые «зеленые» пару ягод, всё равно невозможно есть от приторной сладости.
Ласкают глаз ряды «болгарского» перца своей палитрой – тут и красный, и жёлтый , и зелёный Отдельные экземпляры размером как два моих кулака.
Проходя мимо гор яблок и груш, я увидел пожилого узбека в ярко- красном потёртом халате, торгующего инжиром. Вокруг него стояли вёдра, старые кастрюли, подносы, на которых лежал белый и синий инжир.
- «Сколько стоит килограмм синего?» - поинтересовался я.
- « Зачем килограмм? Он нежный, как щёки красавицы, начнёшь перекладывать, взвешивать – всё помнёшь, как есть будешь? Бери ведро!»
-« Что я буду делать с ведром инжира?»
- «Разве у тебя нет друзей! Давай 5 рублей и бери вместе с ведром».
Я «осилил» только верхний слой инжира, да и то не полностью из-за его приторной сладости. Если услышите сравнение «сладкий, как мёд» не верьте, надо говорить «сладкий, как инжир». Это будет правильнее.
В тени под развесистой ветлой притулилась маленькая чайхана, куда я зашёл промочить горло после инжира. Готовить так, как это делают узбеки, никто не может. В меню этой крохотной базарной чайханы блюда, которые могут потягаться с московским «Метрополем».
Тут и шашлыки, и огненные от красного перца манты, сабза с рубленой бараниной и луком, сабза с тыквой, лик-лик-студень из говяжьих ножек с множеством пряностей и «травы», плов по-фергански, «ивитма палов» - плов из замоченного риса, гороха и изюма. По праздникам готовят «байрам палови» - плов с айвой, горохом, изюмом, гранатами и перепелиными яйцами.
Если ты уважаешь своих гостей, то в твоей чайхане в меню должно быть не менее двух различных пловов, и тогда к хозяину будут обращаться не «Эй, Али!», а «уважаемый Али!»
Цены в чайхане вполне приемлемые. Тарелка лагмана, рассчитана на аппетит голодного мужчины- 40 копеек, палочка шашлыка – 60 копеек.
Целый ряд занят под восточные сладости. Тут и бухарская халва, сладкая «вата», молочные конфеты, щербет, рахат-лукум и много других сладостей, названия которых не запомнил. Торговцы настойчиво зазывают покупателей, суют «на пробу» такие куски, что после неприлично отказываться и обязательно купишь. Покупаю и я три вида бухарской халвы, в награду за покупку получаю «презент» - кусок молочного сахара. Расстаёмся довольные друг другом.
Перепробовав все блюда на базаре, отправляюсь отдыхать, так как предстоит после обеда посещение летней резиденции Эмира Бухары.
Летняя резиденция – понятие чисто условное, лето в Бухаре длится 11 месяцев, так что практически это основная резиденция Эмира.
Десять минут езды на автобусе и вот перед  нами большие арочные деревянные ворота, красочно и ярко  раскрашенные в бело-голубые и сине-красные тона. Входим во внутренний дворик. Так вот где жила Шахерезада! Весь дворик покрыт мелкозелёной травой и цветами «лилипутами»: анютины глазки, ромашки, душистый горошек – македонский газон. Узкие садовые дорожки выложены плитками, по бокам дорожек маленькие журчащие фонтанчики, смягчающие жару.
Множество цветущих кустов роз неповторимой расцветки. Между фонтанчиками причудливо подстрижены декоративные кусты и кустики. В центре большой беломраморный фонтан, вокруг него стройные тёмно-зелёные туи, испускающие на солнце нежный аромат смолы.
Проходим через чудо-дворик, который кажется не настоящим, а каким-то миниатюрно сказочным. В углу дворика бревенчатое перекрытие. Проходим под ним и попадаем в большой тенистый сад. Справа от входа  Дворец Амилхана.
Это двухэтажное здание, окрашенное в нежные бело-голубые тона, высокие венецианские окна, богатая лепнина по карнизам. Литые чугунные крылечки, которые сторожат каменные львы. Напротив них открытая веранда-айвани. В мире подобных шедевров только два, второй в Индии. Веранду окружают высокие деревянные столбы, украшенные тонкой кружевной резьбой.
В центре дворцового дворика беломраморный бассейн, в котором плавают золотые рыбки.
Вхожу во Дворец, состоящий из анфилады комнат. Самый богатый зал – это Белый зал для торжественных приемов. Высота его более 10 метров.
Карнизы, потолок, оконные проёмы заполнены мелкой гипсовой лепниной. На стенах двухметровые зеркала в позолоченных рамах, которые тоже украшены изящным растительным орнаментом из гипса.
Свет из высоких восточных окон падает на зеркала и, отражаясь, ложится на громадный белоснежный ковёр во всю залу 40,0 х 50,0 метров.
Во множественных нишах зала большие голубые китайские вазы, расписанные золотом, тут и змеи, и драконы, и сказочные птицы.
Резные двери из тёмного дерева ласкают взгляд загадочностью и неповторимостью резьбы.
Напротив Белого зала Шахматная комната. В стенах зеркала, по краям позолоченные кружева.
Два больших окна с цветными стёклами – красное и жёлтое. В углу камин из тёмно-зелёной майолики, на полу светло-зелёный ковёр, низкие, резные из чёрного дерева, столики, на них шахматы, вырезанные из белой и розовой  слоновой кости, филигранной работы. Фигуры изображают римское войско, всадников хромого Тимура, индийских солдат с боевыми слонами.
Из шахматной комнаты двери ведут в столовую. Это громадный зал с большими окнами, на потолке  два больших прямоугольных окна с цветными стёклами – красное и жёлтое. Солнце бьёт через мозаику  на противоположную стену большими цветными пятнами и, когда  человек идёт по комнате , его окраска меняется от красной до синей, жёлтой, зелёной. Стены, потолок расписаны яркими фантастическими орнаментами. В углу большой камин из розового мрамора, привезённый Эмиром из Германии.
На стенах шёлковые цветные обои, с расшитыми золотом и серебром птицами, змеями и растениями. Четыре раза в год, во времена Эмира, шёлковые обои менялись в зависимости от времен года.
Из столовой вход в секретарскую комнату. Здесь была канцелярия Эмира. Стены, потолок расписаны восточными узорами, но они значительно скромнее, тут нет ни зеркал, ни ваз, ни золота.
Из секретарской прохожу на большую стеклянную  веранду- чайную комнату. Потолки по своему архитектурному исполнению напоминают пчелиные соты, расписанные цветными узорами. Нет ни одного сантиметра, которого пропустила бы кисть художника.
В стенах множество фигурных ниш от 20 см высотой до 1,5 метров, и во всех стоят дорогие расписные сервизы, золотые китайские и индийские вазы, чайники, пиалы.
Их расписывали лучшие художники Индии и Китая, но никто из них не вернулся домой после завершения работ. Всех их тайно казнили в песках Бухары по приказу Эмира. По карнизу под потолком опять  цветные стёкла, поэтому комнату сверху как бы пересекают цветные лучи прожекторов, от чего она кажется сказочной. На окнах узорные переплёты, оплетённые диковинными растениями и цветами. На весь пол пушистый пурпурный ковёр с диковинными узорами. Раньше ковры здесь меняли каждый месяц, в зависимости от погоды и настроения Эмира.
Из летнего Дворца выхожу в сад.
Тут царство цветов и деревьев, кажется, что идёшь по зелёному туннелю, сквозь листья которого с трудом прибиваются лучики света. Много плакучих ив, ореховых и гранатовых деревьев, туй, карагачей, яблонь и персиков. Но главная жемчужина сада - это розы. Их здесь сотни – тёмно-красные, рубиновые, белоснежные, нежно-жёлтые, синие(!), чёрные(!) , всевозможных  оттенков и размеров от головы новорождённого до пятикопеечной монеты. Кругом в саду ощущаешь их аромат. Вдоль аллей деревянные желоба- канавки, по которым течёт розовая вода, усиливая прохладу и запах роз.
В саду есть редчайший экземпляр белоснежной розы с большими острыми шипами длиной до 8 см. Края белоснежных лепестков окрашены в красный цвет.
Предание гласит, что Аллах дал эту розу людям, чтобы они любовались её непорочной белизной и вдыхали волшебный аромат. Соловей увидел новую царицу роз, и был так пленён её красотой и одурманен запахом, что забыл про всё и прижал розу к груди. Но острые шипы , словно кинжалы, вонзились ему в сердце, тёплая алая кровь брызнула из любящей груди несчастного и оросила нежные края лепестков розы в алый цвет.
На Востоке  роза - любимый цветок, не зря Омар Хаям, Навои , Тахир, Фирдоуси, Руми  воспевали её в своих рубаи и газелях.
Королём певцов розы на Востоке считают Хафиза, отдавая дань его таланту. Он даже похоронен под Бухарой, в местечке Кессер, где прошло его детство. Всё местечко
Кессер представляет самый большой в мире сад роз.
«Красавица! Прими букет душистых роз!
За то, что свежестью и царственной красою
Осмелились они соперничать с тобою,-
Связав преступниц, я к ногам твоим принёс!»     (Хафиз)
Розы  Хафиза прекрасны, но мне ближе к сердцу розы Омара Хаяма, в них слышно биение влюблённого сердца, аромат его роз пропитан любовью, в них видна судьба женщины.
«Разорвался у розы подол на ветру,
Соловей наслаждался в саду поутру.
Наслаждайся и ты, ибо роза мгновенна,
Шепчет юная роза: «Любуйся! Умру!»            (Омар Хаям)
Правитель Бухары Алимхан кончил в своё время пажеский и кадетский корпус в Петербурге ,  где  у него осталось много друзей и знакомых среди Высшего офицерского корпуса и царского окружения. Для них он построил в саду Гостевой домик, сегодня в одном из его залов находится музей одежды для гостей.
Но подлинным украшением Гостевого домика является Банкетный зал. Узкая продолговатая комната вся расписана золотом, местами проскакивают дорогие росписи цветов, птиц, кобр, выполненных мастерами из Индии и Китая. В больших нишах расписанные золотом китайские вазы., потолок в золотом убранстве, сверху спускается громадная  позолоченная хрустальная люстра.
Всюду золото…золото…золото…
Из банкетного зала в столовую ведёт золотом расписанная дверь. Она по интерьеру как бы повторяет Банкетный зал, но не похожа на него.
Восьмигранная комната не имеет окон, но в потолке жёлтое стекло, пропускающее свет. Стены все в золоте, потолок в виде пчелиных сот и тоже расписан золотом . От золота, от жёлтого потолочного цвета, льющегося сверху, впечатление будто ты купаешься в золотом мёде.
Из Гостевого дворика выхожу в сад. По саду гуляют павлины, распустив веером хвосты. В дальней части сада, в розовых кустах, возвышается двухэтажный Дворец Ситорак-Мохи-Хоя или просто Нуль-Хосан.
Здесь располагались три ханских гарема, в каждом из которых было по 40 жён. Это  были и узбечки, и таджички, китаянки, немки, дунганки. Многих присылали хану в подарок, других он приводил полонянками из походов.
В дворцовых книгах дошло до нас имя человека, поставляющего хану жён для гарема – Хаджи Немат. В женских банях у него было скрытое от глаз тайное место, он следил за обнажёнными купающимися девушками, выбирал самых красивых, и когда после бани красавица шла домой, Хаджи Немат крался тайно за ней и ставил на воротах  условный знак. Ночью стражники приходили и забирали её в ханский дворец. Но красавицу сразу  не подпускали к хану, а поручали специальным служительницам  «воспитать» избранницу науке сладострастия и только после учёбы она допускалась к хану.
До нас дошли легенды, что самые красивые женщины были в гаремах у султанов, ханов, восточных принцев. Посетив гарем бухарского хана, я усомнился в этом утверждении. Поэты сильно преувеличивали, описывая красоту избранниц Эмиров и султанов, желая польстить о мудрейшему из мудрейших!
Лесть всегда была в моде на Востоке.
Даже А.С.Пушкин поддался этому соблазну и чарам  Софьи Потоцкой, писал в  «Бахчисарайском фонтане»:
«Дыханье роз, фонтанов шум
Влекли к невольному забвенью,
Невольно предавался ум
Неизъяснимому волненью
И по двору летучей тенью
Мелькала дева предо мной!
Что тень о други видел я?
Скажите мне, чей образ нежный
Всегда преследовал меня
Неотразимый, неизбежный?»
В прихожей гарема на стенах я увидел фотографии и « парадные портреты» жён последнего правителя Бухары Эмира Амильхана. Ни одного красивого лица, «луноликие» черты , как по трафарету. Мерилом красивого лица считались маленький разрез глаз, маленький нос, а лицо должно быть «гладким и круглым как солёное озеро»
У всех жён короткие кривоватые ноги наездницы, рост где-то 160 см и ниже (особенно у китаянок), толстые, низко поставленные зады, как «курдюк гесарской овцы».
На головах у жён многоэтажные тюрбаны, широкие «шальвары», заправленные в грубые сапоги, некоторые на лошадях, на которые не села бы ни одна российская фрейлина. Все далеко не «девы», а неприбранные грубые кочевницы из заброшенного аула или сборщицы хлопка из кишлака.
И опять вспоминаю и спорю с А.С.Пушкиным:
«О жёны чистые пророка,
От всех вы жён отличены:
Страшна для вас и тень порока,
Под сладкой тенью тишины,
Живите скромно; вам пристало
Безбрачной девы покрывало
Храните верные сердца
Для нег законных и стыдливых,
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица.»                /«Подражание Корану»/
 В Испании отбор невест знатными кавалерами- идальго был очень тщателен, требования были значительно выше, чем у бухарского Эмира.
В трактате Сьёр де Брант ещё в 1560 году  писал, что женщина должна быть многоопытной в любви и иметь к сему тридцать признаков:
«Три вещи белых: кожа, зубы, и руки ;
-Три вещи чёрных: глаза , брови и ресницы;
- Три розовых: уста, щёки и ногти;
- Три длинных: талия, волосы, руки;
- Три невеликих: зубы , уши ,ступни;
- Три широких: груди, лоб и переносицу;
- Три узких: губы ( и те и другие), талия и щиколотки;
-Три полных: плечи, икры и бёдра;
- Три тонких: пальцы, волосы, губы;
Три маленьких: соски, нос и голова.
Всего тридцать.»   («Эстетика ренессанса».
Т.I,  Москва,  изд-во “Искусство», 1981г.)
В России отбор девушек в свиту Императрицы был ещё строже.
Полковник Квадри в книге «История государевой свиты» писал, что девушка, претендующая на место фрейлины, помимо знатного рода должна обладать 32-мя соответствующими параметрами, где учитывались: рост, талия, длина шеи, форма носа, линия кисти, высота груди, ширина ареолы соска, высота соска (обладательница втянутого соска тут же получала отказ- ведьма!), объём бёдер, бархатистость кожи, длина ресниц, длина ног и т.д.
Не зря свита российской Императрицы блистала по всей Европе.
Ознакомившись с фотодокументами бухарского гарема, я не верю ни Пушкину, ни Байрону («Гяур»).
Поэтическая фантазия унесла их далеко от восточного гарема и приблизила к российским красавицам.
«Ланит её румянец ясный
С цветком граната спорить мог,
И волосы до самых ног
Душистой падали волною
Когда блистая красотою
Лейла(?) распускала их
Среди прислужниц молодых, А ножки белые стояли
На белом мраморе… Блистали
Они, как чистый снег в горах»           (Байрон, «Гяур»)
В углу сада здание гарема. Оно отличается от остальных строений и выглядит «белой вороной». В нём отсутствуют восточные архитектурные мотивы, оно представляет собой типичное строение классицизма александровской эпохи- прямые строгие линии, никаких излишеств, завершение форм, даже строгая окраска стен напоминает окраску дворцов Петербурга. Высокие прямоугольные окна и двери выходят на галереи – балконы.
Рядом с гаремом большой глубокий 5-ти метровый бассейн с голубоватой зелёной водой, в который сбегают мраморные ступеньки.
Во времена Эмира перед купанием жён в него высыпали корзины с лепестками роз, собранных в саду.
Напротив гарема, на берегу бассейна высится 2-х этажная беседка. Деревянная лестница ведёт наверх в расписной шатёр, украшенный резьбой и аляповатой яркой росписью. Венчает шатёр высокий деревянный шпиль, не адмиралтейская игла, но всё же.
Здесь, наверху, любил сидеть Эмир в одиночестве, наблюдать за купающимися жёнами и выбирать себе избранницу на ночь. Никаких купальников на них не было , они запрещались Кораном, Эмир должен был выбирать голую натуру.
Вспоминаю фотографии и портреты в гареме. Боже! Из чего ему бедному было выбирать? Хрен редьки не слаще.
Был  и другой метод выбора жены для проведения ночи. Эмир бросал в бассейн яблоко. Та из купающихся, которая его ловила, получала в награду ночь.
Гид поясняет мне, что дед Алимхана за ночь ласкал пять жён, об этом есть запись в старых дворцовых книгах.
Обычно за очерёдностью жён следил Главный евнух, который говорил кому, когда и куда идти к Эмиру.
Часто жёны подкупали Главного  евнуха, чтобы получить внеочередное свидание.
Спрашиваю гида:
- «Можно ли посмотреть комнаты жён?»
Ожидаю самаркандский ответ: « Не положено!»
 Но гид равнодушно пожимает плечами:
«А что там смотреть? Обычное женское общежитие. Эмир никогда не ходил к ним. Это их водили к нему. Там и раньше было бедновато, а сегодня, кроме старых ковров, поеденных молью, да выцветших паласов, ничего нет. Правда, есть ещё рассохшиеся деревянные кровати- топчаны на 2-х человек. В комнате жили по 5-6 человек. Не жировали бабоньки!»
Слушая молодого студента гида, прокручиваю в памяти злополучные фотографии. Какого чёрта они попали мне на глаза и испортили всё настроение. Да , жена на Востоке, даже ханская, это не фрейлина в Петербурге.
- «Так вам открыть двери, или нет?»- напоминает услужливый гид.
Я махнул рукой:
-« Не стоит!»
С меня хватит, я уже когда-то видел пыльные потёртые ковры в «апартаментах» жён султана Давлат Гирея в Бахчисарае.
Мой романтизм, навеянный сказками и любимыми поэтами, улетучился.
Обхожу вокруг бассейна и под крики павлинов направляюсь к выходу. Сегодня две третьих территории ханской резиденции отобрали под детский почечный санаторий, но и та, сохранившаяся треть,- где-то около семи гектаров -, очаровывает и восхищает.
Садимся в автобус и отправляемся к себе на турбазу «Бухара».
Хотя на улице разгар осени, очень жарко, хочется пить. Заглядываю в чайхану. Услужливый чайханщик несет зелёный чай, мелкоколотый голубой сахар (не рафинад!) и горячую лепёшку, ставит рядом на столик шахматы. Все удовольствие 50 копеек. С ногами залезаю на узбекскую кровать- веранду и с удовольствием растягиваюсь на ковре. Ноги гудят, и приятная истома наполняет их. Чай особенно кажется вкусным. Жаль, что нет партнёра. Расставляю фигуры и пытаюсь играть сам с собой. На соседних столиках  редкие посетители пьют чай и играют в шахматы. Под потолком тихо гудит вентилятор, навевая дремоту и прохладу….
…….Утром в пять часов наш «Икарус» бежит уже к Самарканду в обратный путь. Мне крупно повезло, - я видел «Сказки 1001 ночи».

1988 год