Хобби

Александр Сих
     Владилен Францискович открыл глаза и зевнул. Сквозь матовое стекло межкомнатной двери пробивался тусклый свет. Значит, дочь уже хозяйничает на кухне и скоро придет его будить. Он глянул на стоявшие напротив электронные часы, которые красным цветом высвечивали цифры 5.57. Ещё три минуты. Он опять закрыл глаза.
     В эту ночь Владилену Францисковичу никто не приснился, что было событием редкостным. Может, даже, - аномальным, так как на протяжении где-то последнего года сны были неотъемлемой частью существования бывшего историка, а ныне почётного пенсионера - Вашкевича В.Ф.
     Кто ему только не снился! Какие только исторические личности не приходили к нему по ночам побеседовать. И далеко не всегда с миролюбивыми намерениями. Ладно бы, ещё какие-нибудь варвары с древних времён, вроде Аттилы или Чингисхана, а то умные, цивилизованные люди. Почти современники, по историческим временным критериям.
     Например, Лев Троцкий,тут же, не сходя с места, хотел поставить испуганного историка к стенке, рядом с книжным шкафом, и сильно сокрушался, что конфисковали, черти, всё оружие, кроме ледоруба. Да и тот, сволочи, брать не разрешают. Ранее сильно почитаемый Ульянов-Ленин просто обозвал проституткой, без прилагательного - политическая. Он робко пытался оправдаться перед вождём тем, что носит в сокращённом виде его имя и кличку. На что тот только сплюнул и сказал: "Поздно оправдываться, батенька! Такие как вы предали моё дело". Владилен Францискович долго переживал, что чем-то обидел вождя международного пролетариата. Видно, не понравилось слово - кличка. Эх, дурак, надо было сказать - подпольный псевдоним!
     После этого ему дали время для размышлений, и приходили сплошь писатели и философы. И если с Марксом и Энгельсом он вёл беседы, что называется, на равных, досконально в своё время изучив их труды и весь диалектический материализм, то вот с философами ранних эпох он терялся и, глупо улыбаясь, приводил доводы, что он их учения знает крайне слабо, поскольку в его бытность изучали их поверхностно. На такое заявление Платон, Кант и Спиноза обиделись и пообещали больше не беспокоить его своим присутствием. Обиделись, но культурно, без оскорблений и угроз. Без фанатичной ненависти.
     Но больше всего Владилен Францискович переживал разлад отношений с Карлом Марксом, чьи лекции он особенно любил слушать. Маркс, зная всё и вся о мировом капитале, и будучи в каком-то особом, благостном расположении духа, однажды попытался научить бывшего работника ГОРОНО, как зарабатывать этот самый капитал. И чем больше историк слушал, тем сильнее приходил в ужас. Карл рассказывал дикие вещи: как устранять конкурентов, не брезгуя никакими средствами, и утверждать монополию; как производить рейдерские захваты предприятий; и, наконец, как ограбить небольшой банк на Диком Западе, или, на худой конец, остановить почтовый поезд, перевозящий крупную сумму, и плюнуть, тем самым, на авторитет Джона Рокфеллера, контролирующего эту сферу бизнеса.
     Даже во сне Владилен Францискович от подобных планов впал в прострацию, и эта трусость не укрылась от пронзительного взгляда бородача. Тот зло обозвал пенсионера слабаком, наговорил массу нелицеприятных, судя по интонации, выражений на немецком, а после на чистом русском вежливо посоветовал обратиться в поликлинику или, если пожелает клиент, он пришлёт Зигмунда Фрейда, так как лично с ним знаком. И ушёл не попрощавшись. А Владилен Францискович долго гадал проснувшись: откуда Марксу известно про поликлинику?
     Очень любил советских писателей, но не каких-нибудь отщепенцев, называвших себя диссидентами, а настоящих, идеологически правильных. Да первые и не знали о его существовании, а потому никогда в гости не приходили. Зато со вторыми за чаркой подолгу горевали над ушедшей эпохой, сожалели, что не довели дело до конца, а только страну. Вспоминали дешёвую водку, кильку в томате и морскую капусту. Потом, обнявшись, плакали и до конца сна спели гимн СССР. А на утро, почему-то, ощущалась страшная сухость во рту, будто и вправду всю ночь водку лакал.
     Но потом, после такой передышки, за дело - видимо то, которое не довели до конца - вновь брались всевозможные деспоты, тираны и ловкие авантюристы. Одним словом - демократические лидеры.
     Но как бы ему не было трудно, Владилен Францискович твёрдо знал, что жестокая чёрная полоса пройдёт и вновь засияет свет. И его надежды оправдывались: пришёл как-то Леонид Ильич и долго взасос целовал. Затем подарил свою книгу "Малая земля" и одну звезду Героя Советского Союза, шёпотом сообщив, что они, звёзды, там ему на хрен не нужны. Но больше дать не может, потому что уже все раздарил глупым, но преданным партии людям. Это был лучший сон.
     А в последнее время очень часто стала навещать жена. Она горько плакала, сокрушалась и говорила, что все эти ночные посетители до добра не доведут. Что все они хитрые и коварные бестии, и надо от них как можно скорее избавиться. Призывала и умоляла его посещать церковь, обрести новую веру - истинную. А он всё думал - откуда она о них знает? Очень много в снах непонятного: Маркс знает о поликлинике, жена о Марксе? Проще всего было всё списать на плод больного воображения, да и дело с концом. Но это значило: подойти к зеркалу, посмотреть в глаза и смело заявить - дед, у тебя на старость здорово прохудилась крыша! Ни один здравомыслящий человек, а тем более сумасшедший, на это не пойдёт.
 - Папа, вставай, - приоткрыв дверь, тихо сказала дочь и ушла.
    "Да и жизнь, едрёна вошь, странная штука, - подумал Владилен Францискович. - Большую её часть прожил со слепой верой в светлые идеалы, а потом в один миг их разбили, как фарфоровую чашку. И получается, что прошла она понапрасну: не тем верил, не то изучал, не то преподавал. И не будь дочки и сына с их чадами, то хоть в запой уходи, насколько хватит пенсии. Или здоровья".
     Он встал, натянул спортивные брюки, сунул ноги в мягкие тапочки и пошёл в туалет. В свои 75 он выглядел ещё очень даже ничего, да и на здоровье особо не жаловался. Правда, после дурных снов иногда щемило сердце и поднималось кровяное давление - от эмоционального потрясения и исторического разочарования. Зато после светлых снов молодел лет на двадцать.
     Но это всё физиология. А вот с психологией дело обстояло несколько иначе. Мысли о смерти всё чаще посещали его цепкий, не подверженный склерозу и маразму, ум, и ему, почему-то, становилось по-настоящему страшно. И страшно не от самой мысли о смерти, нет, после ухода жены Владилен Францискович её, смерти, уже не боялся. Он боялся совершенно противоположного - жизни после смерти. Если все эти материалисты, а точнее - безбожники, врали, и душа, после омертвения тела, получает статус свободной субстанции, то... Ха! Свободной! Если бы! В том-то и суть, что не свободной. Куда и по каким инстанциям её направят - неизвестно, а неизвестность пугает больше, чем небытие. А что же тогда получается? Свободы не существует вовсе? И что, вообще, означает это сладкое, желанное слово - свобода?
 - Доброе утро, Оля, - поздоровался посвежевший отец, присаживаясь на кухне к столу.
 - Олимпиада Владиленовна, будьте любезны! - ответила дочь, и это означало, что она не в духе.
 - Что случилось? Кого ждём? - улыбаясь, спросил Владилен Францискович и отхлебнул приготовленный горячий чай.
 - Только что звонила Катя. Завтра со всем семейством приезжают в гости. Ставят перед фактом в последнюю минуту.
 - Последняя минута была бы завтра, когда позвонили бы в  домофон, - ответил отец и воскликнул с энтузиазмом. - Так это хорошо! Радоваться надо!
 - А я и радуюсь. Радуюсь, что чем-то надо встретить, надо детям купить подарки, надо что-то дать с собой. Радуюсь, что не знаю, где взять денег. Цены растут, зарплаты падают, но благосостояние повышается. Только чьё?
 - Теперь очень сложная политическая обстановка. Идёт война олигархических кланов за новый передел мира, что неминуемо сказывается на экономическом положении многих государств и на благосостоянии простого народа.
 - А не простому народу наплевать, потому что простой народ всегда крайний. И сколько может идти эта война? Она длится тысячи лет и конца её нет и не будет. Вот так! Всё, папа, я прошу, не надо мне читать политэкономию. Мне тоже наплевать на все эти кланы! Как иностранные, так и отечественные! Мне надо встретить дочь, зятя и внуков! - в запале ответила дочь, и по своему она была права. Но это было не всё. - Я уже не говорю о себе. На всём приходится экономить. Я забыла, что я женщина и мне всего полтинник! Про это ничего у Кара Маркса не написано?
     Вопрос был задан в тот самый момент, когда почётный историк совершал очередной глоток цейлонского чая. Перед его мысленным взором мгновенно возникла картина, на которой немецкий философ убеждает его ограбить поезд Рокфеллера или обчистить банк Моргана. Не выдержав наплыва столь красочных эмоций, Владилен Францискович, дабы не поперхнуться, выплеснул содержимое рта на пол и громко засмеялся. Дочь поняла это по своему.
 - Что, Маркс поперёк горла стал? - и пошла за половой тряпкой.
 - Ты не далека от истины, но дело не в нём.
 - А в ком?
 - В самом человеке. Времена меняются, политическая власть меняется, экономические структуры меняются, но человек неизменен. У него те же амбиции, а вокруг плавают всё те же три кита - Власть, Нажива, Тщеславие. Этого не изменить. Так уж мы устроены.
 - Но простому человеку от этого не легче.
       Владилен Францискович вздохнул.
 - А так ли уж хорош, этот простой человек?
 - Да, люди, конечно, разные - и завистливые, и подлые, и жадные, но не все же?! Это несправедливо.
 - А где и когда ты на Земле видела справедливость? Это я спрашиваю как историк. Никогда и нигде! Я очень долго верил, что мы действительно строим самое гуманное и справедливое общество в мире. Вера рухнула - и там оказался обман. Может быть, справедливость была до грехопадения Адама и Евы, если верить этой легенде? Может быть. Но после - уже не было. Никогда! Мир всегда делился на классы: на ведущих и ведомых, на хозяев и слуг, на высших и низших. Это закон нашего земного существования.
 - Неправильный закон, - как-то по-детски тихо сказала Оля и пошла помыть чашку из-под кофе.
 - Согласен. Только лучшего, видимо, мы не заслуживаем, а человеку изменить его не дано.
 - Почему?
 - Ну, доченька, это элементарно. Об этом говорили многие философы и писатели. Я с недавнего времени изучаю тех, кого нам когда-то запрещали изучать. Только трудно с литературой. Так вот, потому что, в первую очередь, надо изменить себя. А себя человек менять не собирается. Это самое трудное. Это тебе не Бастилию разрушить или Зимний взять?! - Он нежно посмотрел на спину дочери. - Не переживай, Олимпиадочка, возьмём кредит.
 - Издеваешься? Мы ещё не выплатили за стиральную и плазменный телевизор.
 - Возьмём беспроцентный кредит из моих гробовых. Я потом тихонько возмещу. Авось никто не заметит!
       Олимпиада засмеялась:
 - Папа, ты у меня - золото! Мы тебе отдадим.
 - Никак ты меня обидеть норовишь? Это же моя внучка и мои правнуки. Чтобы я больше подобного не слышал, Олимпиада!
Дочь мгновенно нашла обоснование компромиссному решению.
 - Не буду - ни говорить, ни отдавать. Это компенсация за Олимпиаду. Почему не назвать просто Ольгой? А то не поймёшь, кто я. То Оля, то Олимпиада. Для друзей - Оля, официально - Олимпиада Владиленовна! Какой-то Янус!
      Разговор перетёк в шутливый тон.
 - Не говори чепухи, дочурка. Ты вслушайся как звучит - Олимпиада Владиленовна! Сила!
 - Пятьдесят лет вслушиваюсь.
 - И получаешь удовольствие. Это же не какая-нибудь Даздраперма!
 - Ещё чего не хватало! Этого я вам точно не простила бы!
 - Вот у меня уже немножко не то, хотя тоже не плохо.
 - Раньше ты так не считал. Ты гордился именем и отчеством. Ты пересмотрел свои взгляды?
       Владилен Францискович хлопнул ладонями по коленям:
 - Да! Не люблю, когда обзывают и плюют. Ладно, пойду собираться. Сегодня схожу, а там два дня выходных, тем более ждём гостей.
       Дочь не уточняла, кто обзывает и кто плюёт, посчитав это не существенным. Её больше интересовало другое:
 - Папа, всё равно почти каждый день там шляешься, сходи на кардиограмму, запишись на УЗИ.
 - У меня всё нормально, и раньше времени я не умру. А придёт время - не поможет ни УЗИ, ни кардиограмма, ни удары по грудной клетке.
       И он пошёл собираться. Оля вдогонку крикнула:
 - И не забудь ключи! Володя после ночной может спать! Не надо лишний раз тревожить - у него тяжёлая работа!
 - Я знаю. А ключи у меня всегда с собой. А если, всё-таки, невзначай, и забуду, то почти тёзка, я думаю, сильно не осерчает. Я ему пива куплю.
       Путь от дома до поликлиники занимал минут двадцать ровным, спокойным шагом. Вот Владилен Францискович пересёк перекрёсток возле "Дома торговли", медленно, скорбно покачав головой, прошёл мимо длинного здания, носившего гордое звание - "Книжный мир". Теперь для книг во всём здании отведён один небольшой отсек, всё остальное пространство занимает всевозможная бытовая и электро-техника. Ведь даже ребёнку в детском садике известно, что компьютер, телевизор и даже пылесос куда важнее и нужнее книги.
       Войдя в вестибюль поликлиники, и не заходя в регистратуру, он пошёл по коридору первого этажа, внимательно вглядываясь в лица посетителей, будто искал знакомого. Пройдя до конца и, видимо, не найдя того кого искал, пошёл в обратном направлении. У двери, ведущей на вышестоящие этажи, он остановился. Эта дверь разделяла коридор на две равные части. Историк насупил брови и глубоко задумался. Со стороны могло показаться, что человека внезапно озарила гениальная мысль, и он боится пошевелиться, чтобы её не отпугнуть, а осознать и запомнить. Но людям с добрым сердцем кажется и другое.
 - Дедушка, вам плохо? - спросила девушка лет двадцати.
      Владилен Францискович всегда любил пошутить и с юмором жил в тесной дружбе, который частенько выручал:
 - Пока - да, но если вы, милое создание, подскажете, к какому врачу мне обратиться, то сразу полегчает.
      Юмора девушка не уловила, поэтому спросила серьёзно:
 - А что у вас болит?
      Надо ещё раз пошутить, чтобы она поняла, что это шутка:
 - Если бы мне что-то болело, то я бы и сам знал. А вот когда ничего не болит, но всё равно как-то хреново, то к какому лучше сходить?
      Поняла она юмор или не поняла, но ответила правильно:
 - Я советую вам посетить психиатра.
    "Точно! - крикнул он мысленно. - Только не к психиатру, а к невропатологу. В этом месяце возле него ещё не крутился".
 - Спасибо, красавица!
 - Ну что вы! Мне это доставило огромное удовольствие, - и помахала на прощание ручкой.
      А Владилен Францискович направился к лифту, где стояли две санитарки. На третьем этаже вышел, посмотрел направо, потом налево, увидел медленно идущую молодую медсестру и, уже нисколько не сомневаясь, уверенно пошёл налево. Видимо, так заложено природой, вне зависимости от возраста, мужчин неодолимо тянет хоть изредка сходить налево.
      Возле кабинета невропатолога сидели две женщины: одна - лет тридцати, вторая - бальзаковского возраста, который смутно известно когда начинается, но абсолютно точно известно, что никогда не заканчивается. По крайней мере, так думают все женщины. И они правы.
 - Кто последний? - спросил Владилен Францискович и скромно присел рядом с той женщиной, возраст которой не поддается определению. Хотя, чего там скрывать, очень хотелось расположиться поближе к молодости, но сделать этого не позволил здравый смысл. Всё-таки, тему для разговора проще найти с дамой, которая стоит на более высокой возрастной ступеньке, а значит - ближе к нему.
 - У меня талончик на 8.40, поэтому сейчас пойду я, - ответила женщина помоложе, которая запросто подпадает под категорию - девушка.
 - А у меня на 9 часов, - ответила рядом сидящая. "Удачно, - подумал он. - Интуиция меня не подвела". - А у вас?
      Владилен Францискович ответил фразой, которую произносил бесчисленное количество раз по всей территории поликлиники:
 - Вы знаете, я сегодня немного опоздал и, к сожалению, талонов уже не было. Может быть, кто-нибудь не придёт и, как говорят в школе, получится форточка. Вот я и проскочу.
 - А что вас беспокоит?
      Он хотел сказать, что его беспокоит утренняя тоска, когда дочь уходит на работу, а зять, придя с работы, ложится спать, но побоялся быть непонятым.
 - Бессонница покоя не даёт, - озвучил неожиданно пришедшую мысль. Хотя имел сон, которому мог позавидовать даже младенец. Он не проснулся даже тогда, когда его Лев Давидович пытался поставить к стенке.
 - Да? Надо же, какое совпадение! Моя мама долгое время страдала этим недугом. И вот, что я вам скажу - зачем вам этот врач? - Владилен Францискович был полностью с ней согласен. - Ничего хорошего он вам не даст! Снотворное? Чтобы посадить сердце?
 - Ваша мать посадила? И умерла?
 - Типун вам на язык, - беззлобно сказала женщина и постучала о боковую спинку кушетки.
 - Извините, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Значит, излечилась? Дай Бог ей долгих лет жизни.
 - Владилен Францискович редко, почти никогда, не упоминал имя Господа, а тут, разволновавшись от неловкости за сказанную фразу, не просто сказал, а как бы искренне этого пожелал. Он сам себя поймал на этой мысли и вспомнил жену, которая просила его посещать церковь.
 - Спасибо. Мы с мамой не обиделись. Излечиться от чего-либо в преклонном возрасте практически невозможно. Просто, вместо того, чтобы всю оставшуюся жизнь глотать пилюли, тем самым укорачивая её срок, она принимает совершенно другие средства. И на данный момент чувствует себя, если не превосходно, то очень хорошо. А ей 76 лет.
 - О! Так мы с ней почти ровесники. Мне - 75.
       Женщина оценивающе посмотрела, будто совершала очень дорогую покупку и боялась ошибиться.
 - Вы прекрасно выглядите! И даже не похоже, что у вас бессонница. Здоровый цвет лица, кожа гладкая, никаких мешков под глазами, осмысленный, даже лучезарный взгляд. И вообще, от вас исходит энергия.
 - Спасибо, - поблагодарил Владилен Францискович и ему стало неловко за обман. Пусть мелкий, но обман. Пока он искал нужные слова, чтобы правдоподобно выпутаться из сложившейся ситуации, женщина сама подсказала выход.
 - Видимо, бессонница совсем недавно стала причинять вам некоторые неудобства?
      "Зачем так мудрёно строить фразу?" - подумал он, а вслух быстренько согласился:
 - Да, недавно. Буквально, на этой неделе начала причинять.
       Собеседница этому очень обрадовалась:
 - Так это же прекрасно! Ну, не в смысле, конечно, что у вас бессонница, а что недавно. Этому горю легко помочь, не прибегая к кардинальным мерам, коими являются посещение наших врачей. Хотите жить дольше - к врачам ходите реже. Шутка. Вы часто здесь бываете?
      Этот незатейливый вопрос поставил Владилена Францисковича в совершеннейший тупик. Любой однозначный ответ не раскрывал истинное положение вещей. Он действительно ходил в поликлинику очень часто, и мог без запинки сказать какой врач в каком кабинете обитает. Это как. Но с врачами он не встречался. Потому что на приём к ним не ходил. Точнее, в поликлинику он вовсе не к ним приходил. Владилен Францискович приходил сюда поговорить. Отвести душу с совершенно незнакомыми людьми. Чем не место? Тепло, сухо, светло - и в любое время года. И где ещё узнаешь все новости региона во всех подробностях?! Не из газет же! Он, как историк, знал им цену. Вот такое хобби было у бывшего работника просвещения.
      Женщина, не дождавшись ответа, посчитала его утвердительным и взяла инициативу в свои руки:
 - Значит, часто. И совершенно зря! Мы сейчас все ваши недуги излечим. Я на эту тему могу прочесть целую лекцию о народном врачевании, но, исходя из стеснённых временных рамок, ограничимся кратким экскурсом в сие недомогание. Бессонницу могут вызвать самые разнообразные причины. Чаще всего ею страдают люди с неустойчивой нервной системой. Вы не страдаете нервными расстройствами?
      Владилен Францискович вяло ответил, что не страдает, но заскучал. Не в то русло пошёл разговор. Но теперь делать было нечего - оставалось напрячь всю свою крепкую нервную систему и слушать.
      А дама разошлась не на шутку:
 - Это хорошо. Бессонницу на нервной почве мы можем отбросить, но потенциальное лечение будем иметь ввиду. Дальше идёт физическая усталость и умственное переутомление. Вы грузчик?
      Историк опешил:
 - Нет.
 - Вы - учёный?
 - Да как-то не дотянул до учёного.
 - Вот видите, как всё легко.
 - Что - легко? - он ничего не понимал.
 - Как легко я вас вывела на чистую воду. У вас бессонница на нервной почве, хоть вы это и отрицаете. Ни физического, ни умственного переутомления у вас не наблюдается, отсюда вывод - нервы.
       Владилен Францискович капитулировал перед железной логикой:
 - Пожалуй, вы правы, иногда пошаливают нервишки.
 - Этого стесняться не следует. Вон, молодые - половина нервных! Ускорение технологий больно бьёт по неокрепшей, не сформировавшейся психике. Ладно, переходим к рецептам. Сейчас я буду вам перечислять народные средства лечения, а вы внимательно слушайте и запоминайте.
      Перед сном полезно принять тёплую ванну или сделать горячую ванну для ног. Выпить на ночь стакан горячей сладкой воды, или горячего молока, или горячего настоя валерианового корня. Или вот такой метод: снотворный напиток из семян укропа, сваренного на кагоре или портвейне. 50 грамм семян варят 5-10 минут на малом огне на бутылку вина. - Тут она заулыбалась. - Но предупреждаю, выпивать не всё сразу. По рюмочке перед сном. А можно просто размешать столовую ложку мёда в стакане воды и выпить за час до сна.
      Он понял, что надо остановить этот поток информации и перевести разговор на любую другую тему:
 - Вот, пожалуй, на кагоре с портвейном и остановимся. Ну и мёд пойдёт на закуску. Спасибо вам... простите?
 - Мария Алексеевна.
 - А меня - Владилен Францискович. Да, вот такое редкое имя-отчество. Спасибо, Мария Алексеевна. Вы настоящий кладезь полезной лечебной информации. Ну и зачем мне теперь этот доктор? Ни к чему.
 - Совершенно ни к чему! Другое дело, если бы у вас прищемило нерв, как у меня. А такие пустяки, как бессонница, надо лечить только народной мудростью. И никакой химии!
       В это время из кабинета вышел мужчина и зашла девушка, у которой талон был на 8.40.
      Владилен Францискович понял, что как минимум двадцать минут ему предстоит вести беседу с любительницей трав и кагора. Он решил форсировать события, и даже не подозревая, какой интересный оборот примет их беседа.
 - Вы вчера "Вести" не читали случайно? - спросил на всякий случай.
      Мария Алексеевна почему-то улыбнулась:
 - Случайно не читала, а читала закономерно, так как регулярно её покупаю. Если уж вы перевели разговор в другую сферу, а именно - на данную газету, в которой большую половину занимает реклама, то я могу даже предположить, какая тема привлекла ваше пристальное внимание.
       Он усмехнулся в ответ:
 - Попробуйте, мисс Марпл.
 - А тут не надо быть ни мисс Марпл, ни Шерлоком Холмсом, ни комиссаром Мегрэ. Статья называлась: "Как сын с отцом завод обворовали". Так?
 - Абсолютно точное попадание!
 - Ну и как?
 - Что - как?
 - Каково ваше впечатление, Владилен Францискович?
      Историк поёрзал на кушетке и по-старчески крякнул, чего раньше за ним не наблюдалось:
 - Двоякое впечатление. Большей частью - негативное. И не от самого факта воровства - оно имеется, наверняка, на всех предприятиях, а от тех этических причин, по которым зашифровали не только фамилии фигурантов этого дела, но и само предприятие. Дабы, видимо, не нанести ущерба его репутации? Хотя, если в таком масштабе воровали трактористы, то что говорить о более высоких должностях, и всей репутации завода в целом?
 - Ну, здесь как раз-таки всё просто. Когда в верхах договариваются, то пишут то, что с верху им скажут.
 - Я это понимаю, - согласился историк. - Но меня возмутило до глубины души другое. Почему этические причины распространяются на крупных воров, а не касаются граждан, не заплативших коммунальные услуги? Последних, как вы помните, публиковали, да и сейчас публикуют, из номера в номер с настоящими фамилиями, инициалами и их адресами. Несправедливо. - Тут он вспомнил утренний разговор о справедливости с дочерью. - Страна должна знать в лицо всех своих "героев"!
 - Эх, Владилен Францискович, вы всё понимаете, но в душе вы романтик и утопист.
 - Социалист-утопист. Ведь, согласитесь, идея-то была хороша?
 - Идея прекрасно выглядит в теории, потому что создают её похожие на вас романтики, но когда за дело берутся практики, то идея для них становится ширмой своих честолюбивых планов. И как следствие, - бедой для народа. В нашем мире все этические нормы определяются политической и финансовой выгодой. Так и здесь, основные организаторы этого дела остались за кадром. Крайних сделали этих двух, которые, конечно, тоже имели свою долю.
 - И кто же главный организатор?
      Женщина пристально посмотрела в глаза собеседнику и, не прочитав никакого подвоха, посчитала, что с этим человеком можно поделиться секретной информацией. Наклонившись почти к самому уху, она зашептала тоном полной нелегальности:
 - Начальник охраны, кто же ещё! Как можно устроить на территории завода, на пустыре, целый схрон, чтобы охрана ничего не заподозрила? Но у этого полковника в отставке большие связи, и к тому же жена - судья! А чтобы они не потянули его за собой, пришлось подсобить и им. За такое преступление условный срок, когда за украденную колбасу могут посадить в тюрьму.
 - А вы, я вижу, знаете гораздо больше написанного?
      Но от этого вопроса дама дипломатично уклонилась:
 - Скажем так: из источника, заслуживающего доверие.
      Чтобы показать хоть какую-то реакцию, Владилен Францискович тяжело вздохнул и сказал:
 - Да, такие времена.
 - О времена, о нравы! - иронично усмехнулась Мария Алексеевна. - Времена меняются - нравы остаются. Вперёд движется только технический прогресс, человек застыл в своём развитии. Если не хуже. Самое коварное изобретение человечества - деньги! Умное, но коварное.
 - Не могу с вами не согласиться, - сказал историк, вспомнив дочь и актуальную денежную проблему. - Но они, всё-таки, нужны, хотя и не должны становиться самоцелью. Нельзя, чтобы деньги становились целью жизни.
      Старая, избитая до синевы, тема. Вместо ответа она спросила:
 - Вы кем работали до пенсии?
 - Преподавателем истории.
      Мария Алексеевна добродушно улыбнулась:
 - Вам повезло в жизни! Вы счастливый человек! Как историк, вы прекрасно понимаете всю значимую роль денег в истории человечества: войны, революции, колонизации. Власть и деньги - синонимы, а идеи - ширма. А как человек - вы не соприкоснулись с пагубным, тлетворным влиянием больших денег. Ведь всё, смею вас уверить, начинается с малого, а потом так засасывает, что и головы не видно.
 - Вы извините, Мария Алексеевна, за бестактный вопрос?
      Владилен Францискович умолк, ожидая разрешения.
 - Валяйте, чего уж там.
 - Вы соприкоснулись и вас засасывало?
      Женщина захохотала:
 - Меня, как и вас, эта страшная напасть миновала - прошла стороной. Как-то привыкла всю жизнь жить на зарплату, и потом... не предоставлялся шанс подпасть под искушение. Ну, и я, видимо, никому не давала повода его мне предоставлять. Знаете, как в анекдоте:"Вы взятки берёте?" "Ну что вы! Ни в коем случае!" "Боитесь, или по этическим причинам?" "Да какое там! Никто не даёт!" Вот, приблизительно так. Ну, а теперь, я уже эти соблазны переросла.
 - Вы случайно по образованию не психолог? - Владилен Францискович решил перейти на личное.
 - Нет. Я химик-технолог, а психология и социология - моё хобби. - "Вот это хобби! - подумал бывший педагог. - Не то что у меня". - Меня всегда интересовало не столько само историческое событие, как сами персонажи тех событий. Что каждого из них двигало? Какие истинные цели каждый из них преследовал? Какие страсти бушевали в их душах? И где та грань, между человечностью и амбициями? И в какой момент личность эту грань перешагивает? Вот поэтому, даже в юности, я предпочитала читать не столько Дюма и Скотта, сколько Цвейга и Роллана.
 - Я вынужден признать, Мария Алексеевна, что вы намного более пытливый историк, нежели я. Хотя всю жизнь посвятил этому предмету.
 - В этом ваша беда. Вы всегда историю считали только предметом, в котором отражаются события и идеи, их определяющие. Но за всеми идеями всегда стоит человек, который почти всегда скрывает свои истинные цели. А это уже психология.
      Мария Алексеевна умолкла. Молчал и Владилен Францискович. Пауза затягивалась. Наконец, женщина спросила:
 - Я вас чем-то расстроила?
 - Есть такое чувство, не скрою. Но оно скорее положительного заряда, чем отрицательного. Я, конечно, всегда догадывался, а может  и знал то, что вы сказали, но никогда не хотел в этом глубоко копаться, опасаясь разочароваться в людях, несущих благородные идеи в массы.
 - "Благими намерениями устлана дорога в Ад!"
      Он переваривал услышанное:
 - Как вы сейчас умно сказали.
 - Это не я - это Публий Сир. Кажется.
 - Не важно. Главное, я знаю чем займусь в оставшееся мне время! Буду читать классиков, доселе не удостоенных моего внимания. И хватит попусту таскаться в поликлинику! Занятие нашёл!
 - Правильное решение. По таким пустякам, как у вас, действительно, таскаться не следует. Лучше за это время узнать что-то интересное и полезное. Например, очень интересно, пойдёт ли на пользу декрет против тунеядства? Если да, то кому? Что вы думаете по этому поводу?
      Откровенно говоря, Владилен Францискович, почему-то, очень захотел домой. Но воспитание не позволяло бестактно встать, попрощаться и уйти. Можно, конечно, было найти массу причин для невежливого ухода, но ему это казалось низостью. Он посмотрел по сторонам и сказал.
 - Я не думаю, что сей декрет, по сути своей, направлен именно против тунеядства. Здесь чиновники меньше всего заботились о человеке и об обществе в целом. Цель преследовалась совершенно иная и абсолютно не благородная.
 - Но вы же не станете отрицать, что безработица и бродяжничество раковая опухоль на теле социума?
 - Несомненно. Только здесь речь идёт не об искоренении опухоли, а чтобы опухоль приносила доход.
 - Вот именно! - чересчур эмоционально воскликнула Мария Алексеевна, и тут же успокоилась. - Ведь лицемерие этого закона настолько очевидно, что даже не самый умный человек это отчётливо видит. Главная цель - не предоставить человеку работу, а содрать с него деньги. Заплати, сколько надо, и, пожалуйста, дальше гуляй. И совершенно безразлично - откуда он их возьмёт. Чиновники озабочены постоянным вопросом - из каких ресурсов пополнять бюджет? Из своих сбережений они же ничего не отдадут: ни одного дома, ни одной дачи, ни одной машины. Не покажут ни одного банковского счёта. Потому что, это их кровное, заработанное непосильным трудом! И им хочется ещё больше. Это всемирный закон денежного тяготения. И он неизменен. Ему могут противостоять отдельные личности, но не общество в целом. Поэтому чиновники готовы на любую подлость и пакость, даже снять с нищего последнюю рубаху, лишь бы отвести угрозу от себя и своего паразитического существования.
 - Ну, Мария Алексеевна, вы перегибаете палку! В любом государстве чиновники необходимы.
 - Если они работают на государство, а не на себя! А государство - это люди. Все без исключения. А этот закон направлен против бедных людей.
 - Я думаю, что он будет пересмотрен. Иначе, так скоро и за воздух, которым мы дышим, придётся платить ежегодный налог. Вот если бы...
      Но в это время открылась дверь кабинета, из которого вышла девушка переходного возраста, и "вот если бы" повисло в воздухе.
 - Извините, моя очередь, - сказала Мария Алексеевна, а затем спросила. - Вы будете ждать?
 - Вас?
      Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
 - Меня ждать не стоит. И очереди к врачу - тоже.
 - Конечно. С такими рецептами, какие вы мне дали, особенно с кагором и портвейном, никакие врачи не нужны!
 - В таком случае, приятного лечения, Владилен Францискович! Отчество у вас - шикарное! Приятно было побеседовать.
 - Взаимно. Передавайте привет вашей маме.
     Дверь закрылась. Пришёл очередной больной, мужчина лет пятидесяти, но начинать с ним беседу не хотелось. Ему  показалось настолько глупым это занятие - ходить в поликлинику поболтать, что сделалось стыдно даже перед самим собой.
     И Владилен Францискович пошёл к выходу. Уже спускаясь по ступеням, он вновь вспомнил жену и её просьбу.
     "Схожу-ка я в церковь, - решил он, - и поставлю свечку за упокой души жены моей - Екатерины Ивановны".