Свои первые джинсы я купил в 76-м. Это был «Левис». Фарцовщик Желтый набивал цену, говорил, что это «Левис» юбилейный, трется звездами – я и повелся. Отдал целых 200 рублей, хотя тот же «Рой Роджерс» можно было купить на тридцатку дешевле, но так хотелось посмотреть на звезды…
Вот уже сорок лет, как не меняю марку. Какими только фирмами не соблазняли, какими фасонами не удивляли – нет, ребята только «Левис», родился в нем - в нем и умру. Пусть и выгляжу перезрелым хиппи. А сейчас даже модно стало – стиль 70-х… винтаж. Вот так идешь по времени не спеша, шлепаешь по лужам «адидасом», обтянутый в «левис» в «каплях» на носу, вроде и мода давно обогнала… хе… а она вот, сзади бежит, старается. Ну и стоило так гнаться? Как говориться, «не стоит прогибаться под изменчивый мир».
Да … ностальгия. Короленко. Те же дома и те же витрины, в которых, кажется, видишь себя семнадцатилетним. Немного отвлекает реклама, но ее не замечаешь, потому что смотришь памятью. Лет двадцать не был в этих местах, и каждый камень на фасаде напоминает о том времени, легком, беззаботном… Кто-то скажет: «Как, какая легкость?! Какая беззаботность?! Совок, Брежнев, КГБ…». Не знаю, просто молодость. Испаряются страхи – остается память, как твердый каменный осадок, который уже не разбить, не растворить.
Выйти на «Розу», пройти мимо «Восточных сладостей», а потом на Пушкинскую? Или может здесь свернуть, на «Букинисте», мимо «Кофейни»? Идешь и вспоминаешь, а что тут было? «Ткани»… сумасшедший был костюм, сшитый у Муслима… А тут «Культтовары» ... Прибежали с Джимом послушать, купленную в «Мелодии» гибкую пластинку за пять рублей. «Жучок» клялся, что там «Дип Пепл ин рок», брат на студии записал – а там Богатиков. Ха-ха! Обидно, развели, как сказали бы сейчас. А вспоминаешь с теплотой и улыбкой.
Тренькнул сзади трамвай, обернулся – «пятерочка». Как-то внутри закололо, приятно, тревожно. Сесть? Да нет, говорили по Пушкинской уже трамвай не ходит. Тут мужичок, тоже пытается сесть.
- Скажите, а как сейчас «Пятерка» ходит?
- Да так, как и ходила …- удивился мужичок и как-то недобро взглянул на меня.
- По Пушкинской?! - обрадовался я.
- Ну да…
Вот еще один артефакт моей юности. Сколько было этих поездок … сел и уткнулся в окно. Трамвай загремел, громко стукнул дверями и тронулся. Вагон почти пуст, люди не выразительные. Но больше занимало, что было за окном. Трамвай действительно выкатился на «Розу» повернул, немного проехал и свернул на Пушкинскую. Вот трепло Саня – убрали рельсы… Сам тут был, небось, давно и пьяным.
- Прокомпостируйте, пожалуйста, - две молоденькие студентки протянули талончики. Взял, машинально клацнул и передал. Смотрят, как на диковинку. Ну длинные волосы, да и те седые. Глупые какие-то, девчонки.
- Что вы на меня так смотрите, девочки? – спросил я, как можно приветливей. Они испуганно переглянулись и убежали в конец вагона. Надо же, талончики вернулись… себе что ли купить, а то еще оштрафуют. А… сколько той жизни. Так даже будет интересней.
Гиршмана… сердце сжалось… Политех, гастроном, «ментовская столовка». Я сейчас выскочу! Заорать бы… «Тут был я!!!»… не поймут. Да и так смотрят все подозрительно, будто живого Хендрикса встретили. Ну и черт с вами. Боже! Сколько еще старых советских каракатиц – «Жигулей», «Волг», «Москвичей»! Проехал уже остановки три-четыре, ни одна иномарка не обогнала, все какой-то раритет едет. Когда-то, в те годы Антон рассказывал, как сидел в «Мерседесе»… дверцу бум-м, нет, не так - бац, именно бум, мягко, плотно, надежно, второй раз закрывать не надо. Сразу тишина, запах заграницы… Интересно, на какой сейчас машине он ездит? Быстро мы привыкли к комфорту и попробуй, что не так. Как, нет кондиционера?! Нет усилителя руля?! На механике?! Фу-фу-фу!!! А вот едут. Кондиционер – правильно повернутая форточка, а усилитель – твоя физическая подготовка. Коробка-автомат? Ее придумали ленивые неумехи! Вот стоишь ты на подъеме, а чтобы тронуться, нужны сразу три ноги, потому как ручник не работал даже на новой и холостые пропадают. Вот где проверяется сноровка.
Нет, народ какой-то, определенно дикий.
- Что вы на мне увидели, бабушка?! Что вы смотрите?! Вы думаете, что я ваш родственник, умерший позапрошлом году? Нет?…
- Вот в милицию сообщить, пусть тебя там спросят, откуда ты такой! Тунеядец!
- Почему, сразу, тунеядец? Я довольно много работаю, что за претензии?
- Знаю я вас работников … «билтусы»!
Дура ты, бабка, прицепилась, аж настроение пропало. Маккартни сейчас старше тебя, а ты все, как пятьдесят лет назад партийные мракобесы, рассуждаешь …
Парк Горького ! Все по-прежнему! Трамвай со скрежетом вписался в кольцо, остановился. Напротив окна на синем лотке продавали газводу с сиропом в длинных цилиндрах. Вот молодцы! Это хороший маркетинговый ход, сделать такие акценты, ностальгические, а такие динозавры, как я, заплатят больше, чем за обычную бутылку. Но вряд ли они повторят вкус того крюшона или крем-соды, а пломбир? Нет… забыть и детям не рассказывать – не поймут.
- Приготовьте талоны, выход через переднюю дверь! - прокричала упитанная молодуха в прозрачной бледно-голубой нейлоновой блузке, которая безуспешно пыталась скрыть под собой огромный розовый лифчик. Ну вот, теперь совсем, как в юности. Сейчас начнут стыдить, столько лет, а денег на трамвай нет… В принципе я могу сойти за пенсионера… точно, это вариант.
- Пенсионный, - сказал я уверенно и для того чтобы не видели растерянного взгляда опустил очки со лба на нос.
- Шо?! – вся суть отношения к пассажиру сразу угадывалась в этом звуке – выдохе.
- Пенсионный, - глупо и уже не так уверенно повторил я.
- Какой еще пенсионный, гражданин, вы что перегрелись?! Талончик, где ваш?!
- А… я сразу сказала – тунеядец! – подковыляла добрая бабушка, противница «Битлз», - он мне сразу подозрительным показался, вон во всем заграничном!
- Вы бабуля, последний человек на этой планете кого еще можно удивить джинсами! Девочки, я просто забыл, увлекся, знаете ностальгия, двадцать лет не был в этом городе, скажите штраф – ради бога, сколько?
Взгляд контролерши стал беспокойным и не таким высокомерным.
- Штраф - рубль, - напряглась молодуха.
- Да хоть пять!
Я вынул из кармана джинсов сложенные вдвое мелкие гривны и отсчитал две бумажки по две и одну гривну, затем увидел пятерку и протянул контролерше.
- Вы шо, мужчина, издеваетесь?! - отшатнулась от пятерки контролерша.
- Не понял…
Я начал было вытаскивать еще одну пятерку.
- Галя, та пусть идет, - выглядывала из-за спины вторая контролерша, с каким-то сочувствующим взглядом, - верующий или…, - она покрутила у виска пальцем.
- Послушайте, я вас, по-моему, ничем не оскорбил, - возмутился я, - что за жесты?! Я вам даю деньги – вы шарахаетесь. Кто из нас не в себе?
Контролерши переглянулись, молча освободили выход.
- Идите уже мужчина, идите, - брезгливо сказала упитанная.
Я подумал, что доказывать свое психическое состояние сейчас не тот случай и не спеша вышел, только сзади услышал в полголоса:
- Ты что не видишь он с «тридцать шестой»… не долечили наверное, какие-то фантики сует, а прикинут по фирме…
Ладно, не буду я на вас, куриц, тратить свои силы и настроение, пойду выпью пару стаканов крем-соды или крюшона… или и того и того… и по два.
Я оглянулся, контролерши провожали меня тревожным взглядом. Я подошел к лотку со снисходительной улыбкой, мол, что косим под СССР?
- Какой сироп у вас?
- Крюшон и крем-сода, - ответила тетенька за лотком и стала меня внимательно разглядывать.
- Дайте стакан с крюшоном и стакан с крем-содой, - повеселел я.
- Восемь копеек…
Меня как будто дернуло током. Я оглянулся на, все еще стоявших и смотревших на меня, контролерш, на тетку, протянувшую за деньгами руку, потом мой взгляд начал цепляться за каждую деталь вокруг. Я смотрел на прохожих, длинноволосых ребят в приталенных рубашках, с высокими воротниками и брюками клёш, девушек в коротких кремпленовых платьях. Потом мой взгляд упал на плакат, на котором были профили Ленина, Карла Маркса и Энгельса, сурово смотрящие на надпись: «Решения XXV съезда – в жизнь»… Кровь отхлынула от мозга и у меня потемнело в глазах.
- Долго я ждать буду?! – тетка трясла раскрытой ладонью.
- Я… я… кажется, деньги потерял, - пробормотал я и для вида постучал по карманам.
- Так, а чо ж ты заказываешь, раз не знаешь, есть у тебя деньги или нет?! – бурчала тетка.
Подбежала детвора и отвлекла ее внимание. Две девчонки звенели медяками и спорили, что лучше купить мороженое или воду. Тетка быстро рассудила их спор, протянув им два «моих» стакана. Я проглотил слюну. Девочки теперь стали спорить, кому достанется крем-сода.
Я отошел, подальше, воспользовавшись детской суетой и озираясь, пошел в парк. Контролерши все так же пристально наблюдали за мной, что-то говоря друг другу при этом. Я спрятал крест под футболку, застегнул джинсовую куртку на все пуговицы, чтобы зеваки не пялились на моего Джимми Моррисона , нагло выглядывающего из под куртки.
Зайдя в парк, я свернул с центральной аллеи и сел на ближайшую скамейку, что бы собрать свои мысли разбегающиеся, как мыши при появлении в амбаре хозяина. Я начал с простого. Я сплю? Нет. Я больно щипал себя за уши, хватал за нос. Не сплю. У меня галлюцинации? Нет. Ты подожди, не торопись. Если это галлюцинации, тогда то, что я вижу, я не могу пощупать, так? А что я вижу? Ходят люди, да одежда у них, прямо скажем, не совсем современная, никто не говорит по мобилке… стоп. А где моя мобилка? Я нащупал в кармане телефон и на душе как-то просветлело. Вынул, на экране горело 14-25. А дата? Все нормально – 6 июля 20... А что если позвонить? Мысль еще не успела додумать, кому первому позвонить, как телефон погас. Черт, разрядился! Ну хорошо, давай включим логику и подумаем что делать. Если допустить, пусть, самое невероятное, каким-то образом произошел провал во времени. Боже, какую чушь я несу! Хорошо, хорошо – время провалилось, как только я сел в трамвай… или раньше? Нет, я не замечал, все началось с трамвая… вот, он меня привез в 76-ой год… Дальше логика буксовала, а причинно-следственные связи безвольно болтались, как оборванные провода на ветру. Страх неизвестности и глупости положения заполнил все тело.
Сколько раз возникали мысли, как было бы интересно вернуться во время заката хард-рока, «докторской» по два десять, волнений на вступительных экзаменах, первой любви, танцев на танцплощадке… Ну вот, вернулся… ты счастлив? И что теперь с этим счастьем делать? Нет, я хотел как-то по-другому... Как по-другому? Это даже не другая страна, это какая-то вражеская территория и никому, ведь, не объяснишь, что я просто случайно тут оказался и никому не хочу ничего плохого.
Потом я стал уговаривать себя, что худшее, что может стать со мной, это то, что ты никогда не вернешься в настоящее и не увидишь ни друзей, ни родных, ни любимой работы – ты без вести пропавший, испарившийся. Я судорожно цеплялся за возможные варианты, как выбраться из этой ситуации. Вспоминались различные фильмы, но во всех них происходило какое-то событие, угроза жизни, погоня, но мне не хотелось ни убегать, ни рисковать.
Ну в самом деле, если я буду вести себя незаметно, то никто и ничего не увидит. Одежда ведь тоже не самая выдающаяся, подумаешь, джинсовый костюм и кроссовки. Ну вон парень пошел в джинсах, вон еще один. Подумаешь, волосы длинные…
Тревога немного улеглась, хотелось пить. Я вспомнил о крем-соде. Главное не доставать деньги, мобилку и не вступать в спор. И можно погулять, собраться с мыслями и подумать, что делать. Я встал и не спеша побрел вглубь парка. Стало возвращаться то щемящее чувство ностальгии. Теперь осознанно разглядывал все вокруг и отмечал каждый штрих, узнавая и сравнивая увиденное с образами памяти.
Вот ты помнишь, каким было кафе – мороженое? Вот оно – выкрашенное белой краской, восьмиугольный павильон, с тюлевыми занавесками… также шумно, очередь. Напротив тир, слышны выстрелы по три копейки… Опять лоток с водой, а вон бочка с квасом. Я, проходя мимо воды, заметил блестящий кругляшек, лежащий на асфальте… да, это же двадцать копеек! Внутри ликовало так, как если бы в настоящем времени я выиграл миллион, ну, может не миллион, а так тысяч сто… долларов. Я вспомнил, в детстве мы насобирали вот так возле касс магазинов, у прилавков около двух рублей. Это была идея! Я должен сесть на тот же трамвай и проехать на Короленко и тогда, может, захлопнется это окно времени и я попаду в настоящее! Я мог бы уже сразу вернуться, сесть и поехать, но теперь я хотел насладиться своим пребыванием здесь, у меня теперь был запасной выход и я точно знал, что делать. На душе стало спокойно и празднично.
Я твердо знал, что эти двадцать копеек я потрачу на мороженое. Непременно пломбир, непременно. Хрустящий вафельный стаканчик с нежным, маслянистым пломбиром, обволакивающим нёбо… или, наоборот, подтаявший мягкий, немного поджаристый… не отгрызая, а выдавливая содержимое губами, как из тюбика. Возможно, оно будет течь по рукам, а я облизывать со всех сторон, ловя места «прорывов» мороженого наружу.
Я с диким вожделением искал глазами тот заветный ящик, глотая слюну. Вот! Вот он! Была небольшая очередь, я крепко сжал в кулаке монетку, боясь упустить или положить в карман, смешав ее с современной мелочью.
- Пломбир! – объявил я торжественно, подойдя к продавщице, тоном Кисы Воробьянинова, делающего заказ в ресторане.
- А другого и нет, ни фруктового, ни молочного, - равнодушно ответила продавщица. Кто-то сзади огорченно промычал.
Эх, подумал я, знали бы вы, что никогда вам больше не попробовать этого пломбира, не «мычали» бы, а ели бы его три раза в день до тошноты, до боли в горле, чтобы только насытится памятью этого вкуса.
Продавщица вложила мне в ладонь копейку сдачи и достала заветный стаканчик. Я отошел и стал вертеть его в руках, с волнением предвкушая момент, когда первая влага и холод коснутся языка и, размышляя с какой стороны лучше начать…
- Гражданин! Предъявите ваши документы! - по сторонам от меня стояли два самых настоящих милиционера, с советскими кокардами на красных околышах, в сиренево – голубых рубашках. Внутри будто хлопнула массивная дверь, я чуть не выронил стаканчик. Два сержанта, младший и старший внимательно следили за моими движениями. Я сильно сглотнул, приготовившуюся к вожделенному стаканчику, слюну.
- Я сейчас… покажу…, - растянул я, перебирая в голове возможные отмазки и предлоги избавиться от них, - вот только мороженое доем.
- Гражданин, мороженое потом будете доедать, предъявите документы, - требовательно отчеканил старший из сержантов, - отойдемте в сторонку.
Я нехотя двинулся. Такого поворота я не ожидал. В голове вибрировала мысль, что это скорее контролерши навели. Вот же клуши! Ну ничего, пока я буду идти, решил я, съем мороженное. Я жадно стал запихивать его в рот, как пойманный с поличным резидент, ампулу с цианистым калием. Жаль, но вкусом пломбира я так и не насладился.
- Гражданин! Хватит паясничать, предъявите документы! – настаивал старший.
- Да я… не пая… я…у…у…у мугумумугму, - пытался оправдаться я с набитым ртом, в котором задеревенел от холода язык.
- Что –что?! Вы как будто никогда мороженное не ели, предъявлять будем?! - подключился младший.
Когда температура мороженого сравнялось с температурой тела, я все же уловил тот памятный вкус. Я продолжал жадно облизываться и когда последний рецептор проводил лакомство, я еще раз глотнул и теперь был готов к разговору. Только, что отвечать? Что показывать? Показать мобилку? Чтобы они растеряли челюсти и глаза на асфальте? Или вытащить гривны и объяснить, что ваш Советский Союз закончится через двадцать лет и будет полно мороженного, а вот такого никогда, нигде не найдешь, даже за большие деньги? Что вам сказать родные мои совочки? Вы же все равно ни за что не поверите. Посчитаете меня сумасшедшим, а еще хуже, повезете на Совнаркомовскую, 5, где какой-нибудь капитан, с оловянными глазами будет громко ими хлопать в тишине подвала, а в итоге все равно попаду в дурку-Сабурку? Нет, тут надо осторожно…
- Видите ли, граждане милиционеры… я паспорт отдал… в гостиницу на поселение… наш вокально-инструментальный ансамбль…, - понесло меня, - э-э-э… «Самоцветы» …на гастроли приехал….
- А, музыкант? - повеселел старший.
- Я «Самоцветов» всех знаю и на концерт ходил, в оцепление, а вас что-то не помню? - стал уточнять младший.
- Так я… не совсем музыкант… я… звукоинженер… ну, знаете? За пультом в зале сижу, видели? А?
- А… да… я видел… а… тогда понятно… - младший тоже принял положение «вольно».
- А в какую гостиницу поселили? – неожиданно заинтересовался старший.
Ишь ты какой бдительный, подумал я, все тебе знать нужно.
- Ф-ф-ф… в «Мир», на Павловом, - выпалил я.
- Какая? – напрягся младший
Черт, по-моему, ее еще тогда не было… «Штирлиц, как никогда раньше был близок к провалу». Я стал перебирать все гостиницы, какие помнил. С кинотеатрами было проще, разбуди ночью – расскажу.
- То есть, я хотел сказать «Харьков»… конечно, я немного путаю, я ведь не здешний…
- Тогда давайте уточним, пройдемте с нами, - взял за руку старший.
- Зачем? Вы мне не верите? – я попытался освободиться я, но вторую руку подхватил младший.
- Верим... но проверим… пройдемте, - старший указал в сторону остановки трамвая.
Меня повели по алее, под многочисленными взглядами зевак.
- А как вы будете проверять? – поинтересовался я, и мысленно сам себе ответил – по компьютеру.
- Сейчас позвоним в гостиницу, и проверим, когда это «Самоцветы» приехали, а мы еще не знаем.
- Они еще не приехали, музыканты… приехал только технический персонал, а они потом приедут…, - пытался я построить логическую связь
- Ничего, мы и их подождем, - неумолимо вел старший.
Бежать? Как? Был бы по моложе, убежал, а сейчас ноги уже не те, да и держат крепко – так просто не вырвешься. А что если начнут шмонать по карманам, как им сказать, что я не инопланетянин? Просто заблудился во времени? С гривнами еще черт с ним, а мобилка, карточки? А если разденут? У меня на руке наколка «Семнадцатая гвардейская – 1984-1986»? Как я им объясню ее содержание? Вот это влип. Остается верить в то, что все сценарии заканчивались удачно и люди возвращались в настоящее.
Напротив выхода из парка стоял милицейский «бобик». Меня подвели к задней дверце. Младший распахнул ее передо мной.
- Все так серьезно? Прямо какого-то диверсанта задержали… шпиона, - попытался пошутить я.
Сержанты серьезно переглянулись и посмотрели на меня.
- А черт его знает…, - задумался старший.
Дверца захлопнулась, глухо, плотно, как в «мерседесе», правда, заграницей не пахло . А я еще хотел насобирать мелочи… насобирал… Тут меня осенило - нужно избавиться от всех атрибутов настоящего. Нужно незаметно, выбросить или оставить здесь, в машине. Я вытащил бумажник, денег было довольно много, но что делать, мобилку, мелочь по карманам, крест… нет крест не надо. Нужно придумать легенду, где я живу, работаю, родственники. Что тут думать, начнут проверять и опять куча вопросов. Голова пухла от вариантов и «легенд», но ничего толкового в голову не шло. А как все хорошо началось, правдоподобно – ВИА «Самоцветы»… вот с гостиницей я прокололся. Ну, всего не упомнишь.
Машина остановилась возле какого-то здания. Я напрягся. Подумал, а если начнут бить? Нет, тогда надо точно притвориться сумасшедшим. Оба сержанта вышли из машины. Я засунул телефон и бумажник под сиденье. Еще раз мысленно оплакал деньги, телефон и приготовился к худшему.
На улице кто-то громко отчитывал, доносился голос незнакомого мужчины и одного из сержантов, повторяющего «так точно, товарищ майор» и «никак нет, товарищ майор». Голоса приближались.
- Кто там у вас? – спрашивал незнакомый мужской голос.
- Какой-то музыкант, - отвечали ему.
- Пьяный? - уточнял голос.
- Никак нет, трезвый, товарищ майор…
- Так какого черта вы его катаете?!
- Подозрительный … товарищ майор…
- Они все, мать их, подозрительные! Открывай!
Дверца распахнулась и в глаза ударил яркий свет.
- Здравствуйте, - как можно почтительней поздоровался я.
- Здрасте, - резко бросил майор, пузатенький, невысокого роста, с какой-то кислой гримасой, ничего хорошего не обещающей, - и правда, подозрительный. Музыкант, говоришь?
- Да, в некотором роде…
- Фарцовщик…, – постановил майор.
- Да нет… какой фарцовщик, я…
- Вам сколько лет, - презрительно спросил майор.
У меня чуть было не сорвалось, ответить сразу, но я замешкался, представил, какого года я должен быть и мне сделалось нехорошо. По идее я должен быть участником войны. Теперь до меня стало доходить вся нелепость моего вида. Нет, ну в самом деле… участник войны в образе Джонни Винтера – это что-то… Нужно было притвориться глухонемым, хотя…
- Что вы молчите, глазами хлопаете? Лет сколько, спрашиваю? – не дождался моих расчетов майор.
Я продолжал смотреть на майора и думал, что его, по сути, уже нет. Либо он дряхлый старик, а я с ним разговариваю, и он еще спрашивает мой возраст. Но отвечать что-то нужно. И я тут решил сказать всю правду. А была – не была…
- Я расскажу… все расскажу, но только вам одному, пойдемте, - я спрыгнул на землю.
Майор замер от удивления и пренебрежительно – кислая физиономия засветилась интересом. Он сдвинул фуражку на затылок, обнажив лысину.
- Так-так, это уже лучше… чистосердечное признание…
- Облегчает меру ответственности! – выпалил старший сержант.
- Правильно, Сергиенко, и сокращает наш рабочий день… гы-гы..., - добавил майор.
- Скажите еще, что вор должен сидеть в тюрьме, - съязвил я.
- Точно… это вы здорово сказали, - майор аж щелкнул пальцами от удовольствия.
- Вообще-то это не я сказал, вернее, скажет… - осекся я на полуслове.
- Вы все какими-то загадками говорите. Ну, пойдем, пойдем… - майор шагнул вперед, сержанты сомкнулись в образовавшуюся пустоту и выжидательно смотрели на меня, - Сергиенко, а вы давайте на маршрут…
Сержанты беспрекословно подчинились.
Ну вот и все. Я сейчас ему все расскажу... вот только, как начать, что бы сразу не вызвал санитаров. Увлечь надо… может фильм ему рассказать, как люди из настоящего попадают в прошлое, а там перевести разговор на мою ситуацию… да, видимо это будет лучшим вариантом. Я даже немного приободрился. Фильм нужно было бы вспомнить, который мог видеть майор, а вспоминались только те, какие вышли гораздо позже.
- Садитесь, - скомандовал майор, когда я зашел в кабинет. Он сорвал с головы фуражку и швырнул ее на стол, - фу, жарище…ну-ну…
Майор протянул руку к кнопке вентилятора, несколько раз нажал на нее – вентилятор молчал.
- Вот черт…, - майор потряс вентилятор и тот, лениво разгоняясь, завращался, - о! Другое дело… ну-ну…
- Вот… собственно…, - собирался я с мыслями, - вы, наверняка, читали «Янки из Коннектикута»…
- Так, началось… вы мне баки-то не забивайте всякими там американцами, вы по существу – кто такой, место и цель рождения, где и с кем проживаете, где работаете, почему в таком виде в общественном месте и какой пример подаете молодежи… а то… начитаются книжек иностранных, наслушаются радиоголосов и думают, как бы развалить нашу Советскую Родину! - начал распаляться майор.
- Я рассказываю для того, чтобы вы поняли дальнейший мой рассказ…
- Я еще раз спрашиваю, кто вы такой?! Фамилия, имя, отчество, где прописаны, где работаете?! Мне не нужно ничего понимать! Пока я в хорошем настроении!
- Вот скажите, вы когда на пенсию выходите? – попытался я перевести разговор.
- При чем тут моя пенсия! Ну… еще десять лет…
- В 86-ом?
- Ну… в 86-ом и что?
- А то, что в 86 будет Чернобыльская катастрофа…
- А… Вольф Мессинг?! Тогда мы поступим иначе… Сергиенко! – майор встал, открыл дверь кабинета и еще раз прокричал в коридор, - Сергиенко!
- А в 82 умрет Брежнев, - продолжал я, - а в 91-ом…
- Хватит! – заорал майор, будто предчувствуя печальное предсказание 91-го , - Сергиенко, где тебя носит?!
- Я хочу вам объяснить, что я… ну как же вам это объяснить…
Майор в дверях все еще ждал появления Сергиенко, раскраснелся и сердито сопел.
- Сергиенко!
- Он же на маршруте, - напомнил я майору.
Майор немного присел и медленно повернулся ко мне.
- Откуда вы знаете? – тихо протянул майор.
- Вы же сами ему… им сказали… возвращайтесь на маршрут…
Майор находился в некотором замешательстве.
- А… как это у вас получается?
- Что получается? – не понял я вопроса.
- Ну… вот это… угадывать, мысли читать?
Да! Можно было бы прикинуться ясновидящим, «предсказать» те события, произошедшие в 76-м, которые я помню, но, думаю, это не произвело на майора никакого впечатления. Тут же нужно, чтобы было подтверждение моего предсказания. Кто же будет ждать до сентября, чтобы проверить угонят самолет в Японию или до зимы – пройдет ли выставка США в Москве?… Нет. Майора можно было бы удивить тем, позвонят ли ему через три минуты или кого следующего приведет Сергиенко. А такие далекие предсказания неинтересны.
- Да, нет, товарищ майор, какие мысли… вы же при мне их на маршрут отправили.
- Да?... А… ну-ну, - майор даже повеселел.
Из коридора послышались шаги и голоса сержантов.
- Сейчас расскажешь, где ты взял и чьё это у тебя…
- Что такое?! Сергиенко, кого ты опять тащишь? - произнес майор, пятясь в кабинет.
Два сержанта ввели невзрачного мужичка, несколько помятого и слегка трезвого.
- У меня тут что, вытрезвитель?! Вы зачем его сюда волочите?!
- Начальник, это не мое! Я нашел! – бил свободной рукой в грудь мужик.
- Товарищ майор, подозрительный тип… - начал Сергиенко.
- Опять подозрительный?! Сергиенко, ты уже план по подозрительным типам перевыполнил!
- Товарищ майор, тут особый случай, - в руках Сергиенко был мой бумажник и мобилка. Он подошел к столу и положил на него трофей, - вот! Мы этого субъекта только взяли , открываем будку - сидит, в руках держит, мы вытаскивать – орет, молится… не моё, кричит, а чьё же? Если он там один был?
- Начальник! Нашел я, не моё!
- А ну тихо! – замахнулся на мужика майор.
Майор первым делом взял бумажник и вытащил из него деньги. По памяти могу сказать, что там было около двух тысяч гривнами, две сотни долларов и еще несколько мелких гривен и две банковские карточки. Майор недоуменно рассматривал купюры, а когда увидел доллары, даже немного присвистнул. С каким-то вопросительным взглядом посмотрел на меня.
- Вот я и говорю, начитаются всякой мути заграничной… наслушаются…
- Начальник, не моё это! Я в «воронке» нашел, из-под сидения выскочило, зуб за сто даю, не моё! – орал мужик.
- Фу-у-у, - майор выпустил воздух и взял телефон, - эт что за хреновина?
Я старался сделать обескураженное, удивленное лицо, заинтересованно привстав с места.
- Я так понимаю… не наш это клиент… а ну давай-ка его грузи и поехали…, - майор потянулся за фуражкой, сгреб в нее со стола бумажник, карточки, деньги, телефон.
- Ваш я клиент, начальник, ваш я! - стонал мужик, предчувствуя нехорошее, - родненькие, вы чего мне шьете! Гадом буду, не моё это!
Сержанты крепко схватили мужика и поволокли в коридор. Когда майор взглянул на меня, я нерешительно привстал.
- Видали?! А вы про «янки»…, - майор рванул к двери, затем задержался, взглянул на меня, - ну чего вы сидите?! На выход!
- А… и мне…, - я не совсем понимал, какая меня ждет участь.
- Ну… приведите себя в порядок, ну… приличный человек, а выглядите, как последний стиляга… постригитесь, побрейтесь…
Я шел за майором, а он продолжал давать ценные советы. Майор вскочил в «бобик», тот рванул с места, а я остался стоять, не понимая до конца, что я свободен. Я свободен. Внутри, во всю орал Кипелов. Я посмотрел вслед удаляющемуся «бобику», сунул руку в карман и обнаружил одну копейку 68 года – сдачу от мороженого. Мысленно переиграл сюжет, если бы я не стал выбрасывать бумажник и телефон, как бы все пошло? А… теперь у тебя азарт игры прорезался, а десять минут сидел и мычал что-то не членораздельное… «Янки из Коннектикута…». Немного стало жалко мужика. Подумал, что зря я его подставил.
Я побрел опять в сторону парка, рассуждая и споря сам с собой, что это должно быть то место, где произошел «провал». Нужно проехать на трамвае назад, на Короленко и там, по идее, должно произойти возврат в настоящее. Почему я так уверен в этом? Кто мне сказал, что это игра или кино с определенными правилами или сюжетом? Все может быть значительно печальней. А что если приехать домой, где я жил? Увидеть отца с матерью, себя молодым? Зачем? Нет, ну надо подумать, что делать на случай, если вернуться мне не удастся. Можно вернуться в гостиницу… нет… тоже нет… какая гостиница? Там ее еще в помине нет! И вещи и паспорт… да какие вещи, какой паспорт. Меня начала душить паника. А что делать, если я останусь? Где жить? Работать? Бомжем, собирать бутылки? Вагоны разгружать? Нет, твоего радикулита на вагон не хватит, да и сколько ты заработаешь? Десять рублей? А ведь сколько можно было бы сделать открытий: компьютер, ксерокс, вообще, цифровая технология… Успокойся, еще час-два, жрать захочешь, до открытий тебе будет? Я опять покрутил копейкой в руках и подумал, что хорошо бы выпить воды, хоть и без сиропа.
Автоматы «газвода» стояли аккуратным строем и выдавали жаждущей публике прохладные напитки за три копейки с сиропом и за одну без него. Уверенным движением нажал на стакан, прокрутил его, ополоснув, подставил под носик. Затем взял копейку и резко, с толчком, закинул ее в приемник с надписью «Без сиропа -1 коп.». Монета со звоном проскочила по внутренностям автомата и остановилась в его утробе. Не дожидаясь пока он подумает, я ударил в район монетоприемника, внутри что-то щелкнуло и в стакан, с шипением, ударила струя воды. Я сделал два больших жадных глотка, газ ударил в нос и у меня выступили слезы. Вода мне казалась необыкновенно вкусной, сладковатой, приятно холодной и пощипывала язык десятком батареек «Крона». Я сильно зажмурился, что бы промокнуть слезы, подождал пока уйдет газ и с наслаждением стал отхлебывать, размышляя о своем положении и о том, что хорошо бы где-то найти деньги на проезд.
Глаза невольно сами стали всматриваться в предметы на земле. Я пошарил возле автоматов, прошел к киоску «Союзпечать», в надежде на оброненные кем-нибудь три копейки. Прохожие, глядя на меня. тоже пристальней стали всматриваться под ноги. Но нет – нигде ничего. Меня осенила мысль - телефон-автомат. Бывало, проскочит монетка, свалится, про нее и забыли… вот если бы…
Телефонных будок стояло штук шесть, две были заняты. Я заскочил в первую, делая вид, что звоню, а сам, вставив пальцы в окошко для отбракованной мелочи, нащупывал содержимое. Даже для приличия долбанул по автомату – ни звука, ни звона. Такой же успех был и другими четырьмя свободными автоматами. В двух оставшихся люди, похоже, связывались со Смольным. В одном, орал мужик, пытаясь, видимо, сообщить какой-то шифр:
- Восемьсот тринадцать! Во… во… семьсот! Да не семь! Восемь! Во-семь-сот! Черт! А дальше смотри… тринадцать! Три! Чертова, чертова дюжина! Понимаешь?!
В другом, тетка, видимо, абсолютно оглохшая от мужика говорила только вопросительными словами:
- Что?!... Когда?!... Что-что?!... Где?!... А он?!... Что?!
Я почему-то твердо был уверен, что в одном из этих автоматов должны быть заветные монетки, и от этой мысли просто терялось терпение. Я стал гадать, кому первому предложить покинуть кабинку. Орущий мужик раздражал больше, и я решил прекратить свои мучения раньше. Костяшкой пальца я уверенно постучал в стекло.
- Мужчина, вы же не один!
Мужик ненадолго замолк, озираясь на меня и часто кивая головой, показывая, что осталось совсем чуть-чуть объяснить слово из трех цифр. У тетки сразу прорезался слух:
- А… ну понятно, сейчас хорошо слышу. Да-да… ну конечно…
Мужик еще несколько раз, для закрепления, повторил заветное число, повесил трубку и вышел. Я влетел в будку, словно в ней меня ждало целое состояние. Я вставил пальцы в окошко… и… о чудо! Я нащупал двушку! Бережно вытащив ее и положив в карман, я, для верности, ударил по автомату в надежде выдоить из него хотя бы еще одну монетку. Но он был уже не платежеспособен. Я вышел из автомата томимый ожиданием, что в последнем, «теткином», автомате меня ждет окончательный успех. Но тетка заканчивать не планировала. Все выспрашивала у того конца провода все новые подробности, сопровождая полученное, непременным «ну конечно». Я стучать не стал, а только выразительно вскидывал руку, будто смотрю на часы и всем телом демонстрировал дикое нетерпение.
В конце концов информация была полностью получена и тетка, уже даже приоткрыла дверь, пятый раз прощаясь с собеседником, а потом, снова ее закрыла, увлекшись новыми подробностями.
- А эти не работают? – неожиданно спросил подошедший парень.
- А… я… а попробуйте, может у меня плохо получилось, - я не сразу нашелся, что ответить.
Парень зашел в автомат, недолго поговорил и вышел.
- Работает, нормально…
- Спасибо, - проводил я его деланной улыбкой. Потом, вдруг, я подумал, что ведь можно попросить двушку и окликнул его, - молодой человек! Молодой человек! Вы не выручите? Очень нужно позвонить, а моя монетка, наверное бракованная…
- Конечно…, - парень пошарил в кармане и вытащил несколько медяков, - вот, возьмите…
- Спасибо!
Спасибо, брат. Ты не представляешь, как ты меня выручил. Я помчался к будке, где продавали талончики, сунув в крошечное окошко две монеты, получил заветный талончик и копейку сдачи. Мне показалось, что моя эпопея подходит к счастливому концу и остается сесть в трамвай, как все закончится. Где-то в глубине души мне было жаль расставаться с этим временем, где можно было бы поностальгировать, побродить по городу, зайти в гастроном, вспомнить запахи времени… Жаль, скомкано все как-то вышло и понял, что невозможно встроить в прошлое себя нынешнего, невозможно, но малюсенькое «а вдруг» сковывало мою решимость. Я вертел в руке копейку уже 73-го года и подумал, а не позволить ли решить все случаю – «орел- решка»? Я подбросил монету, поймал ее и накрыл ладонью. Открывать стало отчего-то тревожно. Я постоял так несколько секунд, раздумывая, правильно ли я поступаю, поскольку на все сто процентов был уверен, что монета меня оставит здесь. И уже начал было открывать ладонь, как боковым зрением увидел двух сержантов и майора, решительно шедших в мою сторону. Нет! Сомнений не было, они идут ко мне. Видно в компетентных органах разобрались, что бумажник и телефон не мог принадлежать тому несчастному и тут гадание на копейке излишне, я останусь здесь… надолго.
Стоящий и дремавший на кольце трамвай открыл двери и я в несколько прыжков заскочил в него. Двери захлопнулись и трамвай тронулся. Я увидел, как сорвались в галоп сержанты, оставив машущего и орущего майора позади, но трамвай набрал скорость, выехал на прямую и понес меня в настоящее. Я нащупал в кармане талон, преодолевая дрожь в руках, вставил его в щель компостера и щелкнул рычагом. Все! Экскурсия в юность закончилась. Я почувствовал дикую усталость и бухнулся на сидение и закрыл глаза.
***
Меня разбудили голоса и особенно часто повторяющееся - «оплачиваем проезд». Я машинально полез за талончиком. По вагону шла пожилая упитанная тетка и обилечивала пассажиров.
- Кто еще не оплатил проезд?! – вещала она до боли знакомым голосом.
Поравнявшись со мной, она выжидательно остановилась возле меня. Я протянул талон.
- Вы что, мужчина, перегрелись?! Оплачиваем проезд! Что вы мене талон суете?! У нас такие не ходят!
Я оглянулся по сторонам. Парень, с наушниками на голове дробно тряс головой как больной паркинсоном, девица болтала по телефону, за окном мчались современный машины…
- Будем оплачивать или выходить?! – настаивала упитанная тетка.
Я улыбнулся ей.
- А вы почти не изменились! Ну немного…
Тетка сделала такое лицо, что казалось, напрягла всю свою память.
- А я вас не помню…, - не стала она мучиться воспоминаниями.
- Да и ладно… выйду я, выйду.
Я вышел на ближайшей остановке. Постоял, осмысливая происшедшее, и пошел в сторону гостиницы, вдыхая теплый июльский вечер и сжимая в руке копейку 73-го года.
Может быть и впрямь перегрелся…
Апрель, 2015