Всю ночь бухту лихорадило. Временами совсем близко на песок выбрасывались какие-то растерзанные существа, вернее, остатки существ, но тут же скатывались обратно, точно их засасывала черная бездна ночной воды.
Спали урывками. Хотелось пить. Даже во сне. На рассвете всех разбудило громкое щелканье. Ник с трудом разлепил веки и от неожиданности чуть не потерял сознание: почти в упор на него глядели огромные человечьи глаза, помещенные на окровавленном тупом обрубке акульего рыла. Вот громадный кархародон, словно позевывая, раскрыл пасть и, щелкнув треугольными зубами, захлопнул её. При этом выражение его глаз ничуть не изменилось. Так же точно он продолжал глядеть и минутой позже, когда любезные родичи за хвост стаскивали его в воду, чтобы тут же на отмели неряшливо разодрать на куски и утащить добычу в темную глубину.
Придя, наконец, в себя Ник вскочил на ноги. Лагуна уже приняла обычный вид, лишь кое-где, большей частью возле прохода между скалами, ещё продолжались начавшиеся вчера схватки. По-видимому, за ночь акулья карусель постепенно выкатилась в океан. Пищевая лихорадка прошла. Ведь и ранний визит кархародона при всей его некоторой бесцеремонности и скоротечности закончился довольно мирной трапезой. По крайней мере, ни один из конкурентов не был ранен при дележе. Значит, акульи страсти и аппетит пошли на убыль, и скоро почти все едоки уберутся из бухты.
Кархародон (лат. Carcharodon carcharias) - также известна как белая акула, белая смерть, акула-людоед.
Немного успокоенные, друзья опять улеглись на прохладном песке. Потом всем троим снились ручьи и деревья над головой, но почему-то вода, стоило к ней наклониться, как ящерка, забивалась под камни, а ветки всё время упархивали куда-то вверх и никак нельзя было спрятать в их тень хотя бы голову. А немного погодя запели птицы. Монотонными, костяными голосами. Звук нарастал и нарастал.
Вот уже в самые уши бьётся и сверлит перепонки костяная песня. Когда же друзья всё-таки пробудились, обнаружилось, что у них снова гости – на этот раз депутация из трех самых крупных черепах. Вытягивая шеи и приподнимаясь на передних лапах, черепахи старательно выводили приветственную песню, состоявшую из цвиканья и щелчков. На самых высоких тонах черепашьи дипломаты даже прикрывали глаза от усердия, а крайний слева посланец при этом вскидывал лапу и прижимал её к желтой костяной груди.
Не описать, как обрадовался Тиль. Как обнимал он эти толстые бородавчатые шеи. А Билл даже прослезился, когда самая большая черепаха торкнулась ему в грудь своим яйцевидным лбом.
- Ах, вы, плавучие сундуки, ах, подлизы-подмазы! – бормотал старик, - вчера, небось, полеживали, посматривали: мол, знать не знаем, ведать не ведаем, а нынче, нате вам, - приковыляли. Ну, ладно, ладно, - потрепал он черепаху по пластинчатому затылку, - вижу, что стыдно тебе, потому и прощаю.
Как ни странно, хижина уцелела. Разве что крыша съехала набок. В воде вокруг свай и вдоль берега змей не было видно. Наверно, все они пошли на корм акулам.
А, может, именно змеи привлекли в лагуну акульи орды. У Тиля мурашки побежали по коже, когда он вспомнил, как всё это было. Ночь. Ревущее море, красные звезды в разрывах неведомо откуда взявшегося тумана. Гигантский клубок шипящих змей на милю вокруг хижины. И тысячи акульих челюстей, жадно хватающих это колышущееся черное месиво.
Но все воспоминания и фантазии пришлось оставить на потом. Едва подплыли поближе, обнаружилось новое несчастье: с настила там и тут свешивались черные веревки черных змей. Для лучшего обзора Тиль взобрался на плечи Билла и глянул поверх настила. Так и есть. Хижина превратилась в змеиное гнездо.
Причалили к берегу. Подкрепились сырыми мучными корневищами из болота, полежали на песке, но ничего дельного так и не придумали. Кто-то предложил забросать настил горящими тростниковыми связками. И сам же сразу же отказался от этой затеи: змеи, наверняка, не уйдут. А хижина сгорит. Много ли ей надо.
Время тянулось медленно. Даже ездовые черепахи – Алиса, Кармен и Буцефал – сползли в воду, а потом и вовсе пропали, не ожидая скорой работы. Кажется, не оставалось ничего другого, как заняться постройкой новой хижины. Ох, как трудно смириться с этой мыслью! Будь они прокляты, эти змеи! Будь проклято болото, где они расплодились!
С моря задул свежий ветерок. Тростники заколыхались, зашумели. Немного погодя в это мягкое шуршание незаметно вплелся скребущий посторонний звук.
- Право, взбесились наши черепахи, - заворчал Билл, - нет-нет, ты только послушай…
Ник повернул голову на звук. В полутора кабельтовых от них на песок выползла здоровенная лута и теперь, сотрясаясь от натуги, верещала на всю лагуну.
- Что-то у них неладно. Кажется, кличут на помощь болотную родню, - прошептал Тиль, напряженно вслушиваясь в черепашью песню.
- Во-во, именно на помощь, опять какая-то беда. Я и не упомню, чтобы Нателла так надсаживалась, - подтвердил Билл и пояснил, обращаясь к Нику, - Нателла здесь в бухте – самая горластая, вроде боцмана, только без свистка на шее.
А из тростников уже начали выползать странные существа. Для ящериц они были чересчур бронированы и большеголовы, а для черепах – слишком подвижны. На спине у каждого черепахоящера красовалось по небольшому круглому щиту. Щелкая внушительными челюстями, отряд щитоносцев собрался возле Нателлы. Здесь же у самого носа огромной луты ползала маленькая черепашка, подстать той, что наведывалась в бассейн дядюшки Гердта.
- Смотри, смотри, - воскликнул Тиль, - да ведь это же Анни. И правда, что-то у них случилось нешуточное.
Ник мало что понимал в происходящем, но сообразил: Анни здесь не последняя спица в колеснице. Впрочем, ни удивиться черепашьим порядкам, ни посмеяться над ними он не успел: дальше пошло что-то совсем уж невообразимое. Из воды показалось около полусотни плотно сдвинутых панцирей морских черепах, как будто отмель мгновенно осушили и вымостили огромными буро-зелеными булыганами. Слабо цвикнула Анни. Каймановые черепахи (Ник вспомнил, как называются эти большеголовые чудища с круглыми щитами) быстро-быстро в идеальном порядке взобрались на спины морских родственниц. Проверещала Нателла – и вся армада во главе с крохотной Анни медленно поплыла в сторону хижины.
Это был самый настоящий морской десант! Тяжелые черепахи, как десантные баржи, притормаживали у хижины, и тут же вверх по корявым сваям начинали карабкаться морские пехотинцы со щитами на спине. Вот первый из десантников выбрался на настил, за ним другой – и оба пропали в черном лесу вставших на хвосты гремучих змей.
А «баржи» все подходили и подходили. И костяные «ком;ндос» всё лезли и лезли вверх по изъеденным солью сваям.
Ребят словно ветром сдуло с песчаной дюны. К воде, к воде! Ездовые черепахи едва успели вынырнуть, как на них запрыгнули Тиль и Ник. Какие там вывихи и обмороки!
- Ну, куда вы, куда? – замахал руками старый Билл. – Разве они сами не разберутся? Вот взяли на абордаж, теперь пошла рукопашная – кто кого, значит.
Замахать-то замахал, а сам туда же: кряхтя и поругиваясь, взгромоздился на спину Алисы.
Бой был в разгаре. Сваи тряслись, как тростинки. Настил прогибался и трещал. Но с одного края змеиный лес заметно поредел и отодвинулся к стене хижины. Значит, десантники не только захватили плацдарм, но и закрепились на нём.
Булыганы – здесь имеется в виду крупные камни, булыжники.
Каймановая черепаха (Chelydra serpentina) или кусающаяся это крупная, агрессивная, но неприхотливая черепаха. Выглядит кайманова черепаха просто угрожающе: огромная шипастая голова с выпученными глазами, острые мощные челюсти, щелкающие, как медвежий капкан. Пилообразный ряд зубцов на хвосте, мшистый бурый панцирь и длинные кривые когти на лапах. Пойманное животное отчаянно обороняется: угрожающе шипит, кусается, сильно бьет покрытым шипами длинным хвостом и рвет острыми когтями все, что под них попадает. Растут каймановые черепахи размером до 45 см по карапаксу (верхняя половина панциря), весят в среднем 15-30 кг. Они очень быстро атакуют, а челюсти мощные и довольно острые. Пожирает болотные растения, птичьи яйца, трупы утонувших животных, и охотится на все живое - от больной рыбы до ядовитых змей, уток и переплывающих реки собак. Очень быстрый пловец и активный исследователь своего кормового участка. Может далеко уходить по суше от водоема и иногда делает переходы из одного озера в другое на 2-5 километра. Как она при этом узнает, ГДЕ находится второе озеро - совершенно не понятно.
С высоты могучих Билловых плеч, Тиль хорошо видел, как происходило сражение. Змеи стояли насмерть. Вцепившись хвостами в настил, они нервно покачивались перед вражеской шеренгой. Время от времени то одна, то другая змея мгновенно, словно кнут, выстреливала в сторону ближайшего щитоносца, пытаясь ужалить его.
Это была тактика снайперского боя. Змеи избрали её не случайно. Каймановая черепаха в бою со змеёй почти неуязвима. Ужалить её можно только в глаз, в трубчатые ноздри, выступающие мягким хоботком, да ещё в узенькие светлые полоски между щитом и бронированными лапами. Потому змеям ничего не оставалось, как ждать, когда противник не поостережется и откроет незащищённое место. В этот миг и выстреливал змеиный кнут, но, кажется, всегда напрасно.
Каймановые черепахи вели бой иначе. Прикрыв глаза ороговевшей складкой кожи и втянув ноздри, они все глубже вползали в змеиный строй. При этом их лапы почти не двигались, чтобы не обнажить уязвимые подпанцирные мышцы. Внезапно весь отряд останавливался и словно впадал в оцепенение. Но это было уловкой, для усыпления бдительности змей. Затем следовал рывок, и пасть черепахоящера с костяным стуком перекусывала ближайшую змею, словно садовый секатор, подстригающий сорную поросль.
Жуткое зрелище! Слаженность действий каймановых черепах напоминало работу какого-то настроенного на убийство механизма или конвейера. И наползание, и пауза, и рывок – всё это черепахи выполняли разом, до жути синхронно, без малейшего разнобоя в движениях, хотя общий темп наступления щитоносцев всё время менялся, потому-то змеи каждый раз и не успевали изготовиться к моменту вражеского броска.
Но кто же командовал десантной операцией? Немного погодя ребята выяснили и это. Под настилом между сваями лежала, как ребристый плот, сонная лута. На её спине находилась всего одна каймановая черепаха инвалидной внешности. Один глаз её был выбит, хоботки ноздрей наполовину обкусаны, вместо хвоста – костяной обрубок. Эта черепаха, на первый взгляд, сама себя забавляла игрой в войну. То она медленно ползла к голове луты, отталкиваясь обрубком хвоста, то замирала, а потом рывком подавалась вперёд и щёлкала челюстями.
Ребята сперва даже расхохотались, глядя на эти прыжки и ужимки, но скоро заметили, что щитоносный десант на настиле в точности, только с чуть заметным запаздыванием, выполняет каждое движение своего изувеченного в боях ветерана. Одно лишь обстоятельство осталось загадкой для ребят, каким образом этот военачальник передавал свои команды, ведь он за всё сражение не издал ни звука.
Несмотря на несомненный успех операции, «полководца» что-то не устраивало в действиях десанта. Приподнявшись на передних лапах, он вдруг полез на продольный гребень луты. По этому сигналу на настиле произошла коренная перегруппировка сил. Свежее пополнение двинулось по спинам товарищей вперед, а измотанные в бою передовые бойцы отползли на тыловые рубежи.
- Каков стратег! – кивнул в сторону каймановых черепах папаша Билл. – Вылитый наш кэп – Саймон-моряк. У того, бывало, тоже не моги пикнуть. Все по струнке ходили. И такой же был страхолюдный на вид. Ах, времечко, времечко. Всё было, всё…
Примерно через полчаса первые десантники захватили плацдарм перед входом в хижину. Здесь они опять произвели перестроение и свежими силами, со щитов передовой шеренги, ворвались внутрь помещения. Что тут началось! Плетёные из тонкого гибкого тростника стены то раздувались, то опадали. Наверное, так же выглядит мешок, набитый дерущимися котами. По крайней мере, именно эта мысль возникла у Ника, и он дал себе слово при случае обязательно провести кошачий эксперимент.
Неизвестно, что там произошло, но из хижины вдруг донеслась целая серия коротких хлопков, почти взрывов, от которых съехавшая во время землетрясения крыша не удержалась и, сломав перила, рухнула в воду. От удара по воде старая лута под настилом проснулась и на всякий случай нырнула в глубину вместе со своим именитым пассажиром. В тот же миг на настиле и в хижине все замерло, лишь изредка оттуда доносилось что-то вроде шелеста, как будто продавец, нахваливая тончайшую ткань, с силой продергивает её через кольцо.
Как ни стара была лута, она скоро поняла, в чём дело. Из глубины опять показалась её необъятная спина со стекающими вдоль гребней потоками воды и вцепившимся в костяной бугор мокрым пассажиром.
Подобно великим полководцам древности ветеран был своенравен и крут. Придя в себя, он с досадой топнул лапой и, кстати, поступил не очень мудро, потому что наверху точно так же, но с удесятеренной боевым духом силой топнуло всё его войско. И что же? Настил в нескольких местах проломился, не меньше дюжины десантников свалились в воду, откуда их выловили морские черепахи.
Ошибки ошибками, а дело делом. Конец операции щитоносцы провели блестяще. Победа! Первые ратники с извивающимися в пастях змеями спускаются по сваям! Это добыча – полководцу!
Ветеран принимал дары без всяких церемоний. Он просто выхватывал лакомое угощение из пасти своих героических воинов, кромсал его на куски и тут же заглатывал. В невероятном темпе было съедено полдюжины гремучих змей, после чего лапы героя разъехались и он с костяным стуком плюхнулся на брюхо. Щитки сомкнулись вокруг единственного генеральского глаза, пасть судорожно зевнула и великий стратег блаженно заснул среди своего победоносного войска.
Перебазирование десантников не заняло много времени. Последней к песчаному пляжу пристала флагманская лута. Ближайшие соратники подняли своего предводителя и на щитах унесли его в родные тростниковые заросли. Гибкие стебли сомкнулись. Всё закончилось: ни змей, ни акул, ни землетрясений! А, может, ничего этого и не было? Не сон ли всё случившееся за последние дни? Или бред? Или какая-то чертовщина, вроде того самого Александра Македонского с обкусанными ноздрями?…